КОНФЛІКТОЛОГІЯ: ЩО ТА ЯК ВИВЧАТИ? 8 страница

Дорога была прекрасная, легкий мороз, лошади прекрасные и через несколько минут были уже в Лоттине. Но заведующий Конным заводом, эсаул Копылов, жил в 3-х километрах от стоянки Конного завода на фольварке в Гогенгольце, в доме одного немецкого помещика. Их ожидали и никто не ложился спать. Встретили их казаки и эсаул Копылов торжественно и с речами, но в виду того, что приехавшие очень сильно утомились в дороге, они сейчас-же улеглись спать, оставив всякие разговоры до следующего дня. [129]

Следующий, целый день, провели в разговорах с Копыловым и казаками. Они жаловались друг на друга.

На другой день, г. Адмиралов познакомился с немецким начальником, сержантом Нюрингом. Это был молодой, типичный немец, эс-эсовец, культурный, но грубый.

25-го декабря была устроена елка у эсаула Копылова для всех казаков и калмыков. Вечер прошел оживленно, но у всех было настроение подавленное в связи со слухами, что дела немцев катастрофические. Г. Адмиралов много разговаривал с казаками и калмыками, работавшими на Конном заводе. Взаимоотношения их с Копыловым были просто ужасные. Копылов был очень требовательный начальник, но очень грубый и дерзкий в обращении со служащими. Он очень часто прибегал к нагайке, с которой не разставался, а когда был пьяным, то становился «зверем». С приездом г. Адмиралова, Копылов старался удерживать себя от грубостей, а про нагайку ему пришлось совершенно забыть. Он старался убедить г. Адмиралова, что все служащие Конного завода лентяи, лодыри и воры. Он любил выслушивать доносы и сплетни от своих любимцев, а эти старались выслуживаться и заискивать перед ним. Особенно плохо обращался он с калмыками. Но г. Адмиралов взял их под свою защиту и старался не давать их в обиду.

В Конном заводе г. Адмиралов встретил бывшего своего ученика, Власа Ивановича Агапова с супругой, Викторией Васильевной, а также познакомился с очень милым молодым человеком, Качевским, служившим в Конном заводе переводчиком. С этими лицами г. Адмиралов только и имел возможность вести дружеские беседы и они помогали ему налаживать взаимоотношения Копылова с казаками.

Конный завод все время двигался по лесам, выбирая подходящий корм, хотя немцы и давали зерно для подкормки лошадей, но такую массу лошадей прокормить было очень трудно. [130] Люди сильно пообносились и ни откуда ни одного раза не получали обмундирования.

В начале, во главе Конного завода стоял немецкий майор №, старый, ненавидевший Копылова и казаков. С ним у Копылова были постоянные столкновения. Он также любил употреблять плеть и бил казаков без всяких уважительных причин. Не смотря на жалобы немецкому командованию и просьбы о его увольнении с завода, немецкое начальство на просьбы не обращало никакого внимания, майор был партиец-нацист, имел в немецком Штабе связи, продавал лошадей и делился со своим немецким начальством, потому его и оставляли в Конном заводе. Незадолго, перед приездом г. Адмиралова, его, все-же, уволили и на его место назначили молодого сержанта Нюринга. Но майор еще долго не уезжал и оставался в Конном заводе, мешая работе Нюринга, внося дезорганизацию и делая различные гадости казакам.

После долгих усилий, г. Адмиралов наладил свою работу на Конном заводе, распределив обязанности между 5-ью фельдшерами и наладив взаимоотношения с Нюрингом, Копыловым и казаками.

1-го января 1945-го года была устроена встреча Нового Года. Все задумывались над вопросом: «Что принесет этот Новый Год?»

В общежитии казаков опять была зажжена елка и накрыт стол для ужина. Вечер прошел оживленно и весело.

3-го января в Конный завод приехал представитель Калмыцкого Управления, Шаманов, чтобы урегулировать взаимоотношения Копылова с калмыками, которые еще до приезда г. Адмиралова, подали жалобу на Копылова. Многие калмыки хотели уехать с Конного завода из-за грубого обращения Копылова. Но, т. к. калмыки были хорошими специалистами-коневодами, то он уговорил их остаться в Конном заводе, дав им обещание, изменить свое с ними обращение. [131]

В виду усиливавшихся слухов о наступлении на севере большевиков, 22-го января, при морозе в 20ть градусов по Цельсию и при снежной мятели, выехали из Лоттина в направлении на Ганновер. Проехали г. Нойштеттин и остановились на ночлег в придорожном немецком отеле, а табуны лошадей шли в стороне от дороги и остановились в соседнем лесу. На утро, двинулись на г. Штеттин. Около г. Штутгарта (на севере) остановились в одном селе, думая отдохнуть, но к ужасу своему узнали, что большевики обошли Конный завод и их передовые части, думая отрезать завод, стояли впереди его. Нюринг и Копылов, оказывается, знали об этом, но не хотели верить. Вскоре, стали доноситься очень близко орудийные залпы. В панике, был отдан приказ спешно продвигаться дальше в обход большевиков.

Проехали через Штутгарт и ночью двинулись без остановки дальше на Штеттин. Приэтом, нужно представить себе передвижение огромных табунов диких лошадей. Конские табуны растянулись на несколько километров, всего было около 3.500 лошадей и огромнейший при Конном заводе обоз. Только такие, замечательные специалисты-коневоды как калмыки могли управиться с такими дикими лошадьми.

Шли в полной темноте. Вдали слышались орудийные залпы и вспышки огня. Жена г. Адмиралова, сидя в экипаже, в испуге, спросила кучера Казьмина, что это за огни. Тот спокойно ответил, что это наверное станция (железно-дорожная), а жене г. Адмиралова показалось, что кучер сказал «танки». Она, вскрикнув в ужасе «танки», бросилась из экипажа и ее едва успели подхватить, а кучер, повернувшись, спокойно и невозмутимо, сказал: «Господь с тобой! Сергеевна, полковница, какие там «танки», это станция!» Все разсмеялись и она успокоилась. Но, через несколько минут выяснилось, что это была не станция, а огни немецких автомобильных фонарей, которые не применяли затемнения их, а всегда ездили при освещении. [132]

Поздно ночью, очень быстро проехали через г. Штеттин, не останавливаясь здесь. Город представлял собой сплошные развалины, т. к. англичане бомбили его по несколько раз в день. Проехав через г. Штеттин, нужно было «вброд» переезжать реку Одэр. Это была широкая и быстрая река. Около 2-х часов ночи, в полной темноте, прискакал вестовой и предупредил, чтобы приготовились к переправе в довольно глубоком месте, так-что подводам, может-быть, придется «плавать». Проехав немного, действительно, ничего не видя в темноте, почувствовали, как постепенно въезжали в реку и погружались в ледяную воду. Как не подбирали ноги, но вода, постепенно, поднималась все выше и выше и их подвода поплыла. Они окунулись по пояс в воду. Но опытный кучер, Казьмин, не растерялся, ударил по лошадям, те рванули и вскоре почувствовали под ногами дно реки. Только Бог спас их от гибели и их подвода не перевернулась. Подвода была с крытым верхом и, если-бы она перевернулась, то скоро из нее не выбрались-бы и могли легко захлебнуться. Только на утро, по морозу, добрались, обледеневшие до какого-то села, где могли обсушиться и обогреться, с ужасом вспоминая кошмарную ночь. И Господь миловал, никакой простуды не было, такими-же здоровыми поехали и дальше. Но отъехали не особенно далеко. Около г. Фюрстен-бэрг остановились в селе Айхово. Здесь жили недолго.

Спустя некоторое время, сюда приехал из Берлина полк. С. Н. Краснов, произведенный, незадолго перед этим, в генералы. С ним прихали: Начальник Главного Каз. Управления, полк. С. Н. Гусев и адъютант ген. П. Н. Краснова, полк. Моргунов. Все были рады видеть нового генерала, С. Н. Краснова, который пользовался большим уважением у всех казаков. Он был человек простой в обращении с казаками, не гордый, приветливый и всегда готовый оказать всем помощь.

По случаю его приезда, была устроена торжественная встреча, обед, ужин и конные скачки. [133]

Несколько раз сюда приезжал председатель Калмыцкого Комитета, Шаманов. Это был культурный и образованный калмык, писатель, старый эмигрант. Он пользовался большим почетом и уважением не только среди калмыков, но и среди казаков. Однажды, на Конном заводе, в Айхове, разыгралась очень неприятная семейная сцена, характеризующая эсаула Копылова. Он сильно побил и хотел застрелить свою жену и дочь. Женщины едва успели выскочить во двор, но Копылов, не стесняясь казаков и немцев, стал гоняться за ними и во дворе. Сцена была безобразная. Копылов почти каждый день был пьян, а напившись, становился невменяемым, дерзким, грубым, ко всем придирался и бил ногайкой. Казаки знали его «бусорный» и ужасно тяжелый характер и старались, в это время, не попадаться ему на глаза. Но за то казаки, иногда, намеренно, напаивали до безчувствия и били его «до полусмерти».

В Айхово простояли около месяца. Но настало время уходить и отсюда. Направились на г. Виттшток (в направлении на г. Цэлле). Не останавливаясь, проехали: Виттшток, Прецвал, Пэрлеберг и др. города. У г. Виттенберга, в 6ть часов утра переехали по мосту реку Эльбу. Здесь, видели над мостом, по которому должны были переезжать, очень красивую картину. Окола моста висели огромные, привязные, воздушные шары, с которых немцы производили наблюдения, а по берегам стояли скрытые аппараты для производства искусственных туманов, защищающих переправы и мосты, при налетах английских бомбардировщиков. Так в искусственном тумане и перегнали, в течении нескольких часов, с большим трудом, своих диких лошадей и огромное количество подвод. Приехали в Бельцен. Остановились вдали от города, в лесу. Здесь, пришлось пережить жуткое время. Недалеко от остановки Конного завода находился очень большой концентрационный немецкий лагерь для военнопленных и остарбейтеров (насильно угнанных на работы в Германию из России и других стран мужчин и женщин). [134] Проходя мимо остановки Конного завода, они всегда смеялись и издевались над казаками, считая их друзьями немцев. Это были несчастные страдальцы. Кроме тяжелой работы, которую они выполняли у немцев, над ними немцы производили всевозможные пытки и ужасные опыты. Смертность в лагере была огромная от различных болезней. Здесь-же функционировали и известные, ужасные, газовые печи, в которых немцы сжигали мертвых и часто живых людей. Но, т. к. трупов было очень много, то в печах немцы не успевали сжигать их и сжигали на кострах, разложенных во дворе лагеря, на виду у всех. Все это пришлось казакам видеть собственными глазами. Вокруг, стоял ужасный запах трупного и горелого мяса. Воздух был убийственный. Все это производило кошмарное впечатление. Люди и даже лошади не могли принимать пищу. Но немецкое начальство, как будто-бы ничего не видело, не замечало и не обращало никакого внимания на протесты и требования казаков о переводе Конного завода на другое место. Казалось, как будто-бы намеренно, людей ставили в такие ужасные условия. Копылов был, конечно, безсильным и безвольным орудием в руках немцев.

Кроме того, Конный завод находился недалеко от железной дороги, которую ежедневно бомбардировали англичане. Все переживали ужасные минуты. Порой казалось, что спасения нет. Англичане видели табуны лошадей с аэропланов, да и невозможно было спрятать такую массу, но не бомбили Конный завод, надеясь, повидимо-му, взять его как военную добычу.

Начальство Конного завода совсем потеряло голову и, чтобы отвлечь внимание казаков от ужасного положения и близости концентрационного лагеря, приказало рубить лес и делать конюшни, неизестно для какой цели, под выстрелами наступающего неприятеля. Казаки отказывались приводить в исполнение приказ, и, выходя на рубку леса, сидели и ничего не делали. [135]

Действительно, через несколько дней, был отдан приказ: сворачиваться и спешно уходить. Оказалось, что следом за Конным заводом наступали не большевики, а англичане. Когда казаки узнали об этом, то многие тайно оставались на местах, чтобы попасть к ним в плен. Настроение у всех было отчаянное. Дорога шла по очаровательным местам, но никто не видел этой красоты. Все окончательно выбились из сил, мерзли и кормили собственным телом паразитов, т. к. более месяца ели и спали, не раздеваясь на подводах, или-же под подводами прямо на мерзлой земле.

Наконец, остановились в лесу, на месте пересечения Гамбурго-Любэкского шоссе. Неуспели расположиться, как поднялась сильная бомбардировка шоссе, недалеко от стоянки Конного завода. Ночью, с аэропланов были развешены в воздухе светящиеся фонари и бомбежка шла при полном освещении. Поднялась паника. Начали быстро выезжать по освещенной дороге, но, к счастью, все окончилось благополучно и англичане Конный завод не тронули.

7-го апреля подъехали к г. Ульцену и остановились лагерем в лесу. Простояв один день, ночью переехали мост через реку Эльбу у г. Люненбурга, и остановились около г. Шварцвальда. Место опять оказалось очень опасное: с одной стороны – железная дорога, а с другой – шоссе. Аэропланы летали безпрерывно и сбрасывали бомбы. Все-же вынуждены были простоять здесь под обстрелом около 7-ми дней, а затем, двинулись дальше и расположились в лесу, в прекрасном и спокойном месте у озера.

Здесь, в Конный завод, случайно, приехал полк. Ольховик, из Власовского Комитета (РОА). Это был культурный, образованный и интеллигентный человек. Он, по его словам, был послан от Власовского Комитета на север Германии и в Данию с целью пропаганды. На всех он произвел приятное впечатление. Он имел большие связи в Дании и мог устроить отъезд туда казаков. Стали вести переговоры по этому поводу с немецким шефом, Нюрингом, который еще возглавлял Конный завод. [136] Но он был против отправки Конного завода из Германии, имея в виду, в критический момент, роздать лошадей немецкому населению. Но это было не в интересах казаков, которые скорее склонны были передать Конный завод, в полном составе с сотрудниками, англичанам.

18-я глава

Последняя остановка Донского Конного завода в Германии. Бегство казаков с Конного завода и отъезд его в СССР.

Конный завод двигался по направлению к г. Фленсбургу, который был почти на границе с Данией. Недалеко от Фленсбурга остановились в лесу, около села Кляйн-Вольструп. Здесь узнали, что 6-го мая 1945 года Германия капитулировала. Сюда подтянули весь Конный завод. Немецкий шеф, Нюринг, скрылся. В Кляйн-Вольструпе стали готовиться к встрече с англичанами (это была их зона), чтобы не попасть в руки большевиков. Но... »Бог судил иначе!»

В Конный завод стали приходить какие-то подозрительные личности. Они называли себя военнопленными, бежавшими из концентрационных лагерей. Может это было и так, но проверить было невозможно. Никто никуда не выходил, боясь попасть на глаза агентов большевиков, которые начали уже ловить русских беженцев. Заведующий Конным заводом, эсаул Копылов, вступал с приходившими в Конный завод лицами в различные разговоры и некоторым разрешал оставаться в заводе, хотя его и предупреждали быть с ними осторожнее, т. к. они могли быть провокаторами. Копылов давал им различные поручения по части разведок. Они приносили ему различные сплетни, но делали свое дело. Они связались в одном лагере с одной большевитской ячейкой и там сообщили, что в лесу стоит большой Конный завод из лошадей, угнанных из сов. союза. Этим они хотели выслужиться и спасти себя от суда в сов. союзе, куда они намерены были возвращаться. [137]

В это время полк. Ольховик довел до сведения англичан, что администрация Конного завода желает передать его им на некоторых условиях. От них стали часто приезжать в Конный завод представители и районный английский Комендант. Они любовались лошадьми и, успокаивая сотрудников завода, говорили, что считают завод своей военной добычей и потому большевикам не отдадут и отправят его со всеми сотрудниками в Англию или в Канаду. Казаки были этим очень довольны, получали от них полное содержание, продукты и корм для лошадей и стали ожидать отправки в Англию.

Но большевики не зевали и «втихомолку» вели свою работу, сообщив обо всем в Берлин, в главную ставку большевиков.

Из Кляйн-Вольструпа англичане перевели Конный завод в село Маргеруп. Вскоре, сюда явились агенты большевиков, сначала «на разведку» и для агитации за возвращение Конного завода и всех сотрудников его на Родину, которая их ждет, обещая всем полную амнистию и даже награду. Некоторые из сотрудников подпали под их влияние, и вошли с ними в соглашение, таковыми были: старший тренер завода, Стародуб, заведующий хозяйством, Ольховский и др., которые уже давно вели себя подозрительно и проводили провокаторскую работу. Сейчас-же они возглавили большевитскую администрацию в Конном заводе, надели красные звезды и, отстранив от управления заводом эсаула Копылова, стали вести агитацию за передачу завода с сотрудниками большевикам и о возвращении на Родину. Конный завод разделился на два противоположные лагеря: одни стремились к возвращению на Родину (таких было меньшинство), а другие – решили не возвращаться, уйти с Конного завода и скрываться у немцев, которые обещали таким свою помощь и прятали их у себя. [138] Обо всем, что делалось в Конном заводе, шпионы доводили до сведения большевиков. Однажды, в Конный завод приехали оффициальные представители большевиков: капитан и другие сов. офицеры. Они явились в канцелярию Конного завода и заявили, что желают устроить собрание и переговорить с сотрудниками завода, а пока, по указанию Обуховского, стали вызывать в канцелярию отдельных лиц и вести с ними переговоры о необходимости возвращения на Родину. Приэтом, они арестовали майора из РОА, который уже давно скрывался на заводе, а полк. Ольховик (тоже из РОА) успел скрыться и его большевики потом усиленно разыскивали, но безуспешно. Копылов, под влиянием жены, с самого начала, заявил, что желает возвращаться на Родину, т. к. у него остался в России сын, летчик в красной армии. За ним следом, выразил желание возвращаться и калмыцкий офицер, Мотоль. Все казаки удивлялись их желанию возвращаться и говорили им, что они идут на верную смерть, т. к. оба угнали из СССР по тысячи лошадей, а Мотоль был старый эмигрант, уже один раз возвращавшийся на Родину из Турции, был в ссылке около 5-ти лет, и потому ему теперь не будет прощения. Но он также, под влиянием жены, все-же, решил возвращаться.

Наконец, в канцелярию Конного завода вызвали для допроса и супругу г. Адмиралова, будто-бы, по медицинским делам. Она на допросе вела себя геройски и на их предложение возвращаться на Родину, заявила, что у нее сейчас Родины нет, она все потеряла, и потому возвращаться туда не намерена. После продолжительного допроса, ее отпустили и просили прислать в канцелярию для переговоров ее мужа. Узнав от нее об этом, г. Адмиралов решил, конечно, в канцелярию не идти, а с переводчиком завода г. К. скрыться. [139]

В это время, на его квартиру прибежал вестовой и сообщил, что у ворот остановилась советская машина и из нее вышли два сов. офицера и, повидимому, направляются сюда, на квартиру. Схватив цивильное пальто и фуражку, заранее приготовленные, вместе с переводчиком г. К. они выскочили через окно во двор. Только что они отошли от квартиры, как увидели, что к ним на встречу направляются два сов. офицера в сопровождении молодого калмыка, Бориса, который, сделав вид, что не знает их и даже, не поздоровавшись с ними, прошел мимо. Офицеры пошли на квартиру г. Адмиралова, а он с переводчиком бросились бежать через огороды и кустарники в ближайший город Гузьбы, где находился Начальник немецкой полиции этого района. Начальник был очень милый, молодой немецкий морской офицер, который хорошо относился к казакам и всегда помогал им всем, чем только мог.

Г. Адмиралов с переводчиком прибежали к нему и сообщили, что сейчас большевики арестовывают на Конном заводе всех офицеров для отправки в СССР, а им удалось бежать.

Он выслушал их и спросил, чего они от него желают. Г. Адмиралов просил его доставить их во Фленсбург, где находился английский районный Комендант. Начальник полиции без всяких разговоров, сейчас-же, поехал с ними туда.

Английский Комендант знал г. Адмиралова, т. к. он часто приезжал в Конный завод, любовался лошадьми и, по его просьбе, ему всегда давали лошадей на прогулку. Комендант принял их и спросил, что случилось. Г. Адмиралов, через переводчика г. К. и Начальника полиции, сообщил ему о тех насилиях, какие делают сейчас большевики в Конном заводе. Комендант покачал головой и сказал: «Хоть и союзники наши, но бандиты!»

Он не знал, что, через некоторое время, они, англичане, поступят с казаками еще хуже.

Комендант сказал Начальнику полиции, чтобы тот спрятал их где-нибудь от большевиков на несколько дней, переменил им, из предосторожности, фамилии и выдал соответствующие документы, а также добавил, что сейчас идут переговоры об отправке Конного завода в Англию. [140] Начальник немецкой полиции спрятал г. Адмиралова в одной деревне и все время доставлял ему продукты для питания. Спустя некоторое время, были получены сведения, что англичане не могли договориться с большевиками и Конный завод вскоре должен был отправляться в СССР.

Г. Адмиралов посоветовал своей супруге, немедленно, покинуть Конный завод и устроиться, тайно от всех, под видом больной, в какую-нибудь немецкую больницу в г. Фленсбурге. Так она и сделала, а сам, г. Адмиралов продолжал скрываться в деревне, выжидая отъезда Конного завода в СССР.

Дальше

19-я глава

Лагерь для «невозвращенцев» в селе Вайхэ, около г. Фленсбурга. Коварная выдача англичанами всех, находящихся в этом лагере, большевикам на расправу.

Вскоре, г. Адмиралов получил известие от начальника немецкой полиции, что Конный завод вышел из села Маргеруппа на г. Любэк для перехода границы с СССР.

После этого, г. Адмиралов решил начать устраивать свое нелегальное положение. Он узнал, что половина сотрудников Конного завода разбежалась и скрывается у немцев, которые, из-за даровой рабочей силы, охотно скрывали у себя казаков. Не за долго перед этим, около г. Фленсбурга, в селе Вайхэ англичанами был организован украинский беженский лагерь для всех, не желавших возвращаться на Родину («невозвращенцев»). В этот лагерь принимали людей, всех национальностей, но для безопасности предлагали всем записываться украинцами. Там уже скрывались казаки, бежавшие с Конного завода и таких там было около 60-ти человек. В этот лагерь г. Адмиралов решил устроить и свою тетушку с вещами, т. к. он был уверен, что в самом непродолжительном времени, за нею явятся большевики. [141]

Прошло довольно продолжительное время, супруга г. Адмиралова скрывалась еще в больнице и никто ее там не безпокоил, а в украинский лагерь, Вайхэ, часто приезжали англичане и, успокаивая людей, говорили, чтобы они не безпокоились, т. к, все будут отправлены на работу в Англию или Канаду.

Вскоре, в лагере было устроено венчание 15-ти пар молодежи. Английский Комендант Фленсбурга доставил для свадьбы много водки, вина, угощения, подарки для «молодых» и сам принимал участие на свадьбе в ужине и танцах. Все это успокаивало людей и они с нетерпением ожидали отправки в Канаду. Но, через несколько дней после свадьбы, в лагере разыгралась страшная трагедия, которую никто не ожидал. Лагерь был окружен советскими и английскими войсками и началась насильственная посадка в машины жителей лагеря для отправки в сов. союз. Вещи их были брошены в лагере и, потом, разграблены жителями соседнего, польского, лагеря. 5ть человек пытались бежать и были пристрелены на месте, но нескольким казакам все-же удалось скрыться.

Тетушка г. Адмиралова спаслась чудом. В это утро, она пошла в больницу проведать супругу г. Адмиралова, а он пришел в лагерь, чтобы вместо нее посторожить вещи. В это время и произошла выдача населения лагеря большевикам. Г. Адмиралова схватили и т. к. большевики давно охотились за ним, то были очень рады, поймав, по их заявлениям, такого «зверя», и посадили его отдельно в легковую машину под охраной 2-х часовых, сов. офицера и комиссара. В машине его тщательно обыскали, но оружия с ним не было и они, забрав только его документы, порвали их на его глазах.

По дороге, г. Адмиралов хотел бежать, но все ручки с дверей машины были предусмотрительно сняты, чтобы нельзя было открыть дверей изнутри. [142]

Повезли его через г. Фленсбург к советской границе, в направлении на г. Любэк. Но по пути, вдруг, машина повернула в лес и остановилась. Из машины вышел комиссар и сов. офицер и стали совещаться. Разговор их ясно доносился до г. Адмиралова, который оставался в машине с часовыми.

«Да что с ним возиться», сказал офицер. «Прикончим его здесь и бросим в кусты!»

«Нет», сказал комиссар. «Мы повезем его в СССР и там сделаем показательный суд над ним!»

Затем, комиссар подошел к машине и сказал: «Ну, выходи!» Г. Адмиралов думал, что они решили все-же его пристрелить здесь. Он вышел.

«Ну, говори, поедешь ты или нет на Родину?» Г. Адмиралов, конечно, ответил, что готов ехать, но не сейчас, т. к. он имеет больную жену, а без нее он не может сейчас ехать.

«Не безпокойся, мы доставим тебе ее. Садись в машину!»

Все уселись и поехали дальше. Приехали в г. Шлезвиг-Гольштейн, где находилась штаб-квартира большевиков этого района. Здесь, ему объявили, что эта машина дальше не пойдет, у них здесь есть дела, а потому он должен пересесть в другую, грузовую машину. Эта машина была немецкая большая, грузовая, с крытым верхом и дверь у нее открывалась сзади. В этой машине они везли больную казачью лошадь, которую они нашли в одной деревне.

Г. Адмиралова усадили рядом с шоффером, а с другой стороны сел часовой. Но внутри машины сидел еще один часовой, который потом оказался запасным шоффером. Машина тронулась и прошла уже довольно большой путь, как вдруг они заметили, что едут не на Любэк. Увидав на дороге группу немцев, они подъехали к ним и стали спрашивать, по какой дороге им нужно ехать на Любэк. [143] Те ответили, что они едут неправильно, им нужно вернуться немного обратно и потом повернуть в другую сторону. Тогда они стали ругать шоффера, что он взялся вести машину, а дороги не знает и поэтому приказали красноармейцу, сидящему внутри машины, садиться за руль, а г. Адмиралову, который оказался лишним в передней кабине машины, приказали садиться внутрь машины к больной лошади. Это было чудом Божиим, о котором г. Адмиралов не мог и мечтать, чтобы его оставили внутри машины одного с лошадью.

Он влез внутрь машины и когда она тронулась, он немедленно, открыл дверь сзади машины и выпрыгнул из нее «находу». Несколько раз перевернулся, ободрался, но все это было далеко не похоже на смерть на виселице, которая ожидала его в СССР. В общем, прыжок прошел благополучно и его не заметили часовые. Машина поехала дальше, а г. Адмиралов ползком добрался до дождевой канавы, сбоку дороги, и лег в нее. Но у него, мгновенно, мелькнула мысль, что здесь оставаться нельзя, т. к. его, конечно, будут искать и легко здесь могут найти. Выбравшись из канавы, он отполз в кустарники, насаженные немцами по сторонам дороги, и за кустами и деревьями бросился бежать.

Спустя несколько минут, он услыхал, что машина остановилась. Он понял, что часовые на машине, наконец, заметили его побег, через маленькое оконце сзади кабины, и теперь начнут его искать. Бежать теперь было опасно и он, согнувшись, бросился в кусты и спрятался. Минут 30ть его искали, но т. к., в это время, хождение и езда по дорогам разрешалась англичанами только до 10-ти часов вечера, а было уже около 12-ти часов ночи и к тому-же им нужно было еще переехать границу, то они решили, не задерживаясь, ехать дальше, отложив поиски до следующего дня. Поискав его еще некоторое время, они сели в машину и поехали на г. Любэк.

Пролежав еще продолжительное время в кустах и осмотревшись, г. Адмиралов вышел из кустов. [144] На дороге он увидал немку из той группы немцев, у которых часовые спрашивали дорогу на Любэк. Эта немка сама подошла к нему и стала спрашивать, что с ним случилось. Он объяснил ей, что был насильственно схвачен большевиками и теперь его везли в СССР, чтобы там разстрелять и потому он решил бежать из машины. Немка объяснила г. Адмиралову, что часовые, после его бегства, подъехали к ним и спрашивали, куда он скрылся, но они, хотя и видели, но сказали, что не знают. Большевики выругали их и поехали дальше.

Немка стала плакать и говорить, что ее сын в плену у большевиков и наверное погиб. Она предложила г. Адмиралову пойти к ней на квартиру и перебыть у нее до утра. Но он хотел воспользоваться ночью и уйти от этого места подальше, зная наверняка, что большевики, рано утром, начнут опять его разыскивать, т. к. за его побег часовые понесут наказание. Он поблагодарил немку и пошел по направлению во Фленсбург, думая, что, если и будет арестован англичанами за позднее хождение, то с ними сумеет, как нибудь, договориться. Но, пройдя немного, он почувствовал полный упадок сил от нервного переживания. Все-же через силу добрался до одного придорожного немецкого отеля и попросил на ночлег. Но в отеле сказали, что, будто-бы, нет свободных номеров и ему предложили переночевать в сарае, в санитарной машине. Он был очень рад и этому. Войдя в сарай, он увидал санитарную машину и расположился в ней. Но спать от разстройства нервной системы, он не мог и рано утром, чуть забрезжил свет, вышел из сарая и по за кустами пошел в г. Фленсбург. Мимо него несколько раз проезжала сов. машина, но, на его счастье, сидевшие в ней, агенты его не замечали.

Зная, что его супруга, наверное уже получила от тетушки известие о похищении его большевиками и теперь все это переживает с ужасом, считая его погибшим, он старался, как можно скорее, добраться до больницы во Фленсбурге, и сообщить жене о своем чудесном спасении от смерти. [145]

Поздно вечером, с трудом и все время, скрываясь от большевиков, он дотащился до больницы. Вся больница уже знала о его похищении и все выражали его жене сочувствие, говоря, что ее они не дадут в обиду и не пустят большевиков, если они приедут за ней. Немцы не знали, что большевики, если-бы захотели ее взять, то не обратили-бы никакого внимания на больничную администрацию и взяли-бы насильно ее также, как и его. Когда он пришел в больницу, все обрадовались его возвращению и поздравляли его и жену его с чудесным спасением от смерти. Все старались чем-нибудь накормить его, т. к. почти два дня он ничего не ел.