ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА__________ 15 страница

– О, Платт! – воскликнула она, заливаясь слезами, – ты будешь свободен, ты уедешь далеко отсюда, и мы тебя больше никогда не увидим. Ты так часто избавлял меня от кнута, Платт; я рада, что ты будешь свободным – но, о Боже мой, Боже мой! Что со мною станется?

Высвободившись из ее объятий, я сел в экипаж. Возница щелкнул кнутом, и мы покатили прочь. Я оглядывался назад и видел Пэтси с поникшей головой, осевшую на землю; миссис Эппс на веранде; дядюшку Абрама, и Боба, и Уайли, и тетушку Фебу, которые стояли у ворот, глядя мне вслед. Я махал им рукой, но тут экипаж завернул за поворот байю, скрывая их от моих глаз навсегда.

Мы остановились ненадолго на сахарной мануфактуре Кэри, где трудилось огромное число рабов, поскольку такое предприятие было диковинкой для северянина. Мимо нас во весь опор проскакал верхом Эппс – направляясь, как мы узнали на следующий день, в «Сосновые Леса», чтобы повидаться с Уильямом Фордом, который привез меня в эти края.

Во вторник, 4 января, все мы – Нортап, Уоддилл, судья, шериф Авойеля, Эппс и его поверенный, преподобный Г. Тейлор, а также я сам – встретились в зале гостиницы в Марксвиле. Мистер Нортап изложил факты, касающиеся меня, и продемонстрировал свою письменную доверенность вместе с приложенными к ней аффидевитами. Шериф рассказал о сцене на хлопковом поле. Меня снова подвергли долгому допросу. Наконец мистер Тейлор заверил своего клиента, что он удовлетворен и что затягивание дела не только дорого обойдется, но и совершенно бесполезно. В соответствии с его советом были составлены и подписаны всеми сторонами бумаги, в которых Эппс заверял, что удовлетворен доказательствами моих прав на свободу и формально передавал меня властям штата Нью-Йорк. Кроме того, постановили, что запись об этом деле будет внесена в архив Авойеля[105].

Мы с мистером Нортапом сразу поспешили на пристань и сели на первый же прибывший пароход. И вскоре мы уже плыли по Ред-Ривер, по которой двенадцать лет назад меня везли сюда со столь мрачными мыслями.

Глава XXII

Прибытие в Новый Орлеан – Мимолетная встреча с Фриманом – Архивариус Женуа – Его описание Соломона – Добрались до Чарлстона – Остановлены таможенниками – Проезжаем через Ричмонд – Прибытие в Вашингтон – Берч арестован – Шекелс и Торн – Их показания – Берч оправдан – Арест Соломона – Берч отзывает жалобу – Отъезд из Вашингтона – Прибытие в Сэнди-Хилл – Старые друзья и знакомые картины – Следуем в Гленс-Фоллс – Встреча с Энни, Маргарет и Элизабет – Соломон Нортап Стонтон – Происшествия – Заключение

Пока пароход скользил по воде к Новому Орлеану, возможно, я не был вне себя от счастья – возможно, мне совсем не трудно было удержаться от того, чтобы пуститься в пляс по палубе – возможно, я не чувствовал благодарности к человеку, который проделал столько сотен миль ради меня, возможно, я не подносил огня к его трубке, не ждал и не следил за каждым его словом, не бежал выполнять малейшее его желание… Если же все было не так – что ж, это неважно.

Мы задержались в Новом Орлеане на два дня. Здесь я указал местонахождение невольничьего загона Фримана и того помещения, где меня купил Форд. На улице мы случайно встретили самого Теофилуса Фримана, но я решил, что не стоит возобновлять наше с ним старое знакомство. От уважаемых граждан мы узнали, что он сделался низким, жалким неудачником – человеком без репутации, с которым все было кончено.

Мы также посетили архивариуса, г-на Женуа, которому было адресовано письмо сенатора Соула, и нашли, что этот человек в полной мере заслуживает своей почетной репутации. Он весьма великодушно снабдил нас своего рода законным пропуском за своей подписью и официальной печатью. В нем содержалось сделанное архивариусом описание моей наружности, и поэтому я приведу его здесь.

Вот его копия:

«Штат Луизиана – город Новый Орлеан

Контора архивариуса, второй округ

Всем, кому будет предъявлено нижеследующее:

Сим удостоверяется, что Генри Нортап, эсквайр, из графства Вашингтон, штат Нью-Йорк, предъявил мне надлежащие доказательства вольного положения Соломона, мулата, в возрасте около сорока двух лет, ростом пять футов, семь дюймов и шесть линий[106], с курчавыми волосами и каштановыми глазами, уроженца штата Нью-Йорк. Поскольку означенный Нортап собирается доставить означенного Соломона на его родину, двигаясь по южным дорогам, гражданские власти просят пропустить означенного цветного Соломона и не чинить ему препятствий, буде он станет вести себя смирно и подобающе.

Выдано под моею подписью и скреплено печатью города Новый Орлеан сего 7 января 1853 года.

Восьмого числа мы прибыли к озеру Поншартрен по железной дороге и в должное время, двигаясь обычным маршрутом, достигли Чарлстона. После того как мы в этом городе поднялись на борт парохода и оплатили проезд, мистера Нортапа подозвал к себе таможенный офицер, потребовав объяснить, почему тот не зарегистрировал своего слугу. Он ответил, что у него нет никаких слуг – что, будучи представителем штата Нью-Йорк, он сопровождает свободного гражданина этого штата из рабства на свободу и не желает и не намеревается никого регистрировать. Из речей и манеры Нортапа я заключил (хотя, может статься, и совершенно ошибочно), что мы сможем избежать любых препятствий, которые могут чинить нам власти Чарлстона. И действительно, через некоторое время нам было разрешено следовать дальше. Когда мы проплывали мимо Ричмонда (штат Виргиния), я мельком увидел невольничий загон Гудина. Наконец 17 января 1853 года мы прибыли в Вашингтон.

Мы удостоверились, что Берч и Рэдберн по-прежнему живут в этом городе. Немедленно была подана жалоба председателю полицейского суда Вашингтона против Джеймса Берча в связи с похищением и продажей меня в рабство. Он был арестован согласно ордеру, выписанному судьей Годдардом, и, представ перед судьей Мэнселом, был помещен под стражу с залогом в три тысячи долларов. Едва оказавшись под арестом, Берч весьма взволновался, демонстрируя крайний страх и тревогу. И еще прежде, чем добрался до кабинета судьи на Луизиана-авеню и узнал точное содержание жалобы, поданной на него, просил полицейских позволить ему посоветоваться с его бывшим партнером Бенджамином Шекелсом, занимавшимся работорговлей в течение 17 лет. Последний внес за него залог.

В десять часов утра 18 января обе стороны предстали перед полицейским судьей. Сенатор Чейз от штата Огайо, преподобный Орвилл Кларк из Сэнди-Хилл и мистер Нортап представляли сторону обвинения, а Джозеф Бредли – сторону защиты.

Генерал Орвилл Кларк был вызван свидетелем и принес присягу, а затем подтвердил, что знал меня с детства и что я – свободный человек, каким был и мой отец до меня. Затем то же самое подтвердил мистер Нортап и предъявил факты, связанные с его миссией в Авойеле.

Затем к присяге был приведен Эбинизер Рэдберн и засвидетельствовал, что ему 48 лет, что он житель Вашингтона и знает Берча 14 лет, что в 1841 году он был содержателем невольничьего загона Уильямса, что он помнит факт моего заключения в этом загоне в тот год. Тут адвокат ответчика признал, что я был помещен в загон Берчем весной 1841 года, и далее на это признание опиралось обвинение.

Затем в качестве свидетеля со стороны заключенного был вызван Бенджамин Шекелс. Это крупный человек с грубыми чертами лица. Читатель, вероятно, сможет получить довольно верное представление о Шекелсе, прочтя его собственные слова, которыми он воспользовался, отвечая на первый вопрос адвоката обвиняемого. Шекелса спросили о месте рождения, и ответ его, высказанный довольно задиристым тоном, состоял из следующих слов:

– Я родился в графстве Онтарио, штат Нью-Йорк, и весил 14 фунтов![107]

Воистину Бенджамин был дитя, развитое не по годам. Далее он засвидетельствовал, что владел гостиницей «Пароход» в Вашингтоне в 1841 году и видел меня там весной того же года. Он начал было пересказывать разговор, слышанный им, между некими двумя мужчинами, но сенатор Чейз выдвинул возражение, поскольку изложение того, что говорили третьи лица, считалось ненадлежащим доказательством. Однако возражение сенатора было отвергнуто судьей, и Шекелс продолжал. Он утверждал, будто два человека пришли в его гостиницу и заявили, что у них есть цветной на продажу. Они переговорили с Берчем; они заявили, будто приехали из Джорджии, но из какого графства – он не помнит. Они изложили полную историю этого «боя», сказав, что он каменщик и играет на скрипке. Берч ответил, что купит его, если они придут к соглашению. Они вышли и затем привели боя, и я был тем самым боем. Далее Шекелс засвидетельствовал – совершенно невозмутимо, как если бы это было чистой правдой, – что я сказал ему, будто родился и вырос в Джорджии; что один из молодых людей, пришедших со мной, был моим хозяином; что, расставаясь с ним, я высказал немало сожалений и, как ему показалось, «даже прослезился». Но при этом я будто бы говорил, что мой хозяин имеет право продать меня; что он должен продать меня, поскольку он «спустил все в азартных играх и кутежах».

Шекелс продолжал следующими словами, которые я скопировал из протокола допроса: «Берч расспросил боя в обычной манере, сказал ему, что если купит его, то отошлет на Юг. Бой сказал, что у него нет никаких возражений, что на самом деле он хотел бы поехать на Юг. Насколько мне известно, Берч уплатил за него 650 долларов. Не знаю, какое имя ему было дано, но думаю, что не Соломон. Имена этих двух мужчин мне неизвестны. Они пробыли в моей таверне два или три часа, в течение какового времени бой играл на скрипке. Соглашение о продаже было подписано в моем буфете. Это был печатный бланк, заполненный Берчем. До 1838 года Берч был моим партнером. Наш бизнес состоял в купле-продаже рабов. Затем он стал партнером Теофилуса Фримана из Нового Орлеана. Берч покупал здесь, а Фриман там продавал».

Перед своим допросом Шекелс слышал мой рассказ об обстоятельствах, связанных с поездкой в Вашингтон с Брауном и Гамильтоном, и, несомненно, именно поэтому заговорил о «двух мужчинах» и о том, что я играл на скрипке. Таковы были его домыслы, совершенно лживые. И все же в Вашингтоне нашелся человек, который вызвался подтвердить их.

Бенджамин Торн засвидетельствовал, что он жил у Шекелса в 1841 году и видел цветного боя, игравшего на скрипке. «Шекелс сказал, что это бой на продажу. Слышал, как его хозяин сказал ему, что должен его продать. Бой подтвердил мне, что он невольник. При передаче денег я не присутствовал. Не берусь утверждать под присягой, что это тот же бой. Хозяин его едва не слезы лил; а бой так и впрямь разрыдался! Я занят в этом бизнесе двадцать лет, отвожу рабов на Юг и возвращаюсь обратно. Когда не могу заниматься этим, занимаюсь чем-нибудь другим».

Затем в качестве свидетеля был вызван я, но был внесен протест, и суд решил, что мое свидетельство недопустимо. Оно было отвергнуто исключительно на том основании, что я цветной, – тот факт, что я свободный гражданин Нью-Йорка, не обсуждался.

Поскольку Шекелс засвидетельствовал, что была выписана купчая, обвинение потребовало, чтобы Берч ее предъявил – такой документ подтвердил бы свидетельские показания Торна и Шекелса. Адвокат обвиняемого настаивал на некоем обоснованном объяснении ее непредъявления, причем в качестве свидетеля в свою пользу предложил самого Берча. Со стороны адвоката штата был подан протест на подобное свидетельство – оно противоречит всем правилам дачи свидетельских показаний, и если его позволить, то это повредит целям правосудия. Однако такое свидетельство было принято судом. Берч поклялся, что таковая купчая была составлена и подписана, но он ее потерял и не знает, что с нею сталось! После этого судье была подана просьба отрядить полицейского офицера к месту жительства Берча с указанием доставить в суд его бухгалтерские книги, содержащие сведения о продажах за 1841 год. Просьба была удовлетворена, и прежде чем кто-либо успел принять меры, дабы помешать этому, офицер получил указанные книги и доставил их в суд. Были найдены продажи за 1841 год и тщательно изучены, но записи о продаже меня под каким бы то ни было именем там не оказалось.

На основании этого свидетельства суд счел установленным тот факт, что Берч в отношении меня невиновен, и он был соответственно освобожден из-под стражи.

Затем Берч и его приспешники сделали попытку выдвинуть против меня обвинение в том, что я сговорился с двумя белыми обманом выудить из него деньги – насколько успешной была их попытка, явствует выдержка из статьи в газете «Нью-Йорк таймс», опубликованной через день или два после судебного заседания.

«Адвокат обвиняемого, перед тем как обвиняемый был освобожден, составил подписанный Берчем аффидевит и заручился предписанием против чернокожего, обвиняемого в сговоре с двумя вышеупомянутыми белыми, дабы обманом заставить Берча уплатить 650 долларов[108]. Предписание было исполнено, и чернокожего арестовали и привели на суд судьи Годдарда. Берч и его свидетели явились в суд, и Генри Нортап выступил как адвокат чернокожего, заявив, что готов быть поверенным обвиняемого и не просит никакой отсрочки. Однако Берч, после недолгой приватной консультации с Шекелсом, заявил судье, что желает отозвать жалобу, поскольку не собирается давать ей хода. Адвокат обвиняемого заверил судью, что если жалоба была отозвана, то это сделано без требований или согласия обвиняемого. Затем Берч попросил судью позволить ему забрать жалобу и предписание, и взял их. Адвокат обвиняемого возражал против получения им этих документов и настаивал, что они должны остаться частью судебного дела и что суд должен подтвердить осуществляемые процедуры. Берч отдал документы обратно, и суд вынес решение о прекращении дела по требованию обвинения и отправил дело в архив».

Наверно, кто-то может поверить утверждениям работорговца – те, в чьих мыслях его беспочвенные обвинения будут весомее рассказа какого-то цветного. Да, я простой представитель забитой, униженной расы, на чей смиренный голос угнетатели могут не обращать внимания. Но, зная истину и с полным чувством своей ответственности, я торжественно заявляю перед людьми и Богом, что любые обвинения или утверждения о том, что я прямо или косвенно сговаривался с кем-то о своей продаже; что любой иной рассказ о моем посещении Вашингтона, моей поимке и заключении в невольничьем загоне Уильямса, отличающийся от изложенного на этих страницах, – это полная и абсолютная ложь. Я никогда не играл на скрипке в Вашингтоне. Я никогда не был в гостинице «Пароход» и ни разу, насколько мне известно, не видел ни Торна, ни Шекелса вплоть до прошлого января.

История, сплетенная троицей работорговцев, – это фальсификация столь же абсурдная, сколь низкая и необоснованная. Будь она верна, я не стал бы сворачивать с дороги на обратном пути к свободе с целью привлечь к ответственности Берча. Я скорее избегал бы его, нежели искал. Ведь тогда такой шаг навлек бы на меня бесчестье. Если бы утверждения Берча и его сотоварищей о моей виновности содержали хотя бы крупицу истины, то как можно предполагать, что я (страстно желая увидеть семью после 12 лет разлуки) добровольно возбудил бы это судебное разбирательство, рискуя оказаться в тюрьме, прежде чем увижусь с женой и детьми?

Однако я взял на себя труд отыскать Берча и выступать против него в суде, обвиняя в преступном похищении. И единственным мотивом, побуждавшим меня сделать этот шаг, было жгучее чувство несправедливости, которую он навлек на меня, и желание предать его правосудию. Он был оправдан – притом в такой манере и такими средствами, какие были здесь описаны. Человеческий суд позволил ему уйти от ответственности; но есть иной – высший суд, где лжесвидетельство не восторжествует.

Мы выехали из Вашингтона 20 января и, проследовав через Филадельфию, Нью-Йорк и Олбани, вечером 21 числа достигли Сэнди-Хилл. Сердце мое переполняло счастье, когда я оглядывался по сторонам, видя вокруг знакомые пейзажи, когда я оказался посреди друзей былых дней. Утром в компании нескольких знакомых я отправился в Гленс-Фоллс, где жили Энни и наши дети.

Когда я вошел в их уютный домик, первой меня встретила Маргарет. Она меня не узнала. Когда я покинул дом, ей было всего семь лет, она была маленькой шаловливой девочкой, игравшей со своими игрушками. Теперь же она стала молодой женщиной – вышла замуж, и рядом с нею стоял ясноглазый мальчик. Не позабыв о его порабощенном, несчастном дедушке, она дала ребенку имя Соломон Нортап Стонтон. Когда я назвал себя, Маргарет испытала столь сильные чувства, что лишилась дара речи. Вскоре в комнату вошла Элизабет, а из гостиницы прибежала Энни, которой сообщили о моем прибытии. Они обняли меня и со слезами, струившимися по щекам, повисли у меня на шее. Но здесь я опущу занавес – эту сцену лучше воображать, нежели описывать.

Прибытие домой и первая встреча с женой и детьми

Когда буря наших чувств схлынула, превратившись в тихую радость духа, все семейство собралось вокруг камина, согревавшего комнату своим теплым и уютным потрескиванием. Мы стали беседовать о тысячах происшедших событий: о надеждах и страхах, радостях и печалях, испытаниях и бедах, которые каждый из нас претерпел за время долгой разлуки.

Алонсо был в отъезде, в западной части штата. Незадолго до нашей встречи мальчик написал матери о возможности получения достаточной суммы денег, чтобы выкупить меня на свободу. С юных лет то была главная цель его мыслей и стремлений. Они знали, что я в неволе. Письмо, написанное на борту брига, а также Клем Рэй снабдили их этими сведениями. Но где именно я находился – об этом вплоть до прибытия письма Басса оставалось только гадать.

Энни рассказала мне, как Элизабет и Маргарет однажды вернулись из школы, плача навзрыд. Расспрашивая детей о причинах их печали, она узнала, что, когда они занимались на уроке географии, их внимание привлекла картинка с изображением рабов, трудившихся на хлопковом поле, и надсмотрщика, который следовал за ними с кнутом. Это напомнило им о страданиях, которые, возможно испытывал (и действительно испытывал) их отец на Юге. Мне рассказали о многочисленных подобных случаях, показывающих, что они не переставали вспоминать меня; но, полагаю, пересказ всего этого будет не очень интересен читателю.

Повествование мое подошло к концу. У меня нет желания давать какие-либо комментарии о предмете рабства. Тот, кто прочел эту книгу, может составить собственное мнение об этом своеобразном общественном институте. Не стану заявлять, что знаю, как обстоят дела в других штатах; но каково рабство в регионе Ред-Ривер – это правдиво и верно описано на сих страницах. Здесь нет ни вымысла, ни преувеличения. Если я в чем и погрешил против истины, так в том, что, может быть, слишком выделил светлые моменты описанных событий, связанные с моим освобождением. Однако я не сомневаюсь, что сотни свободных граждан были похищены и проданы в рабство. И они в настоящий момент по-прежнему страдают на плантациях Техаса и Луизианы.

Я воздерживаюсь от дальнейших рассуждений. Облагороженный и смиренный духом в результате перенесенных мною страданий, благодарный Всемилостивому Сущему, по милосердию которого я вернулся к счастью и свободе, надеюсь, отныне и впредь я буду вести честную, хоть и скромную жизнь и в конце концов упокоюсь на церковном кладбище, где почивает мой отец.

Бурная речка

Напев плантации Ред-Ривер’s creek androarin’ ribber,, my dear, we’ll live forebber;we’ll go to de Ingin nation,I want in dis creation,pretty little wife and big plantation..dat oak and down dat ribber,overseers and one little nigger.

Харперов ручей и бурная речка —

Здесь, моя милая, будем жить мы вечно;

Будем жить до самой смерти вместе,

Все, чего хочу я, верьте иль не верьте, —

Хорошенькая женушка да славное поместье.

Припев:

Ой, да вверх по дубу, вниз по ручейку – ой!

Два погонщика и один веселый бой.

Приложение А

Закон о более действенной защите свободных граждан этого штата от похищения или продажи в рабство

[принят 14 мая 1840 г.]

Народ штата Нью-Йорк, представленный в Сенате и Ассамблее, постановляет следующее:

§ 1. Буде губернатор этого штата получит убедительные для себя сведения о том, что какой-либо свободный гражданин или какой-либо житель этого штата был похищен или вывезен из штата в какой-либо иной штат либо местность на территории Соединенных Штатов с целью быть удерживаемым там в неволе; или что такой свободный гражданин неправомочно схвачен, заключен в тюрьму либо удерживается в рабстве в любом из штатов или территорий Соединенных Штатов по ложному обвинению либо утверждению, что этот человек – раб: из-за оттенка его кожи или на основе правила закона данного штата считается рабом и объявляется не имеющим права на личную гражданскую свободу – долг означенного губернатора состоит в принятии таких мер, какие он сочтет необходимыми для обеспечения восстановления свободы такого человека и возвращения его в этот штат. Сим законодательным актом губернатор наделяется правами назначить и нанять такого представителя или представителей, каких он сочтет необходимыми для осуществления восстановления в правах и возвращения такого человека; и обязуется снабдить означенного представителя всеми рекомендациями и инструкциями, какие с наибольшей вероятностью послужат достижению цели его назначения. Губернатор может определять компенсацию такому представителю за его услуги, помимо его необходимых расходов.

§ 2. Представитель губернатора должен приступить к сбору надлежащих доказательств, дабы установить право того человека на его свободу, и совершать по указанию губернатора такие поездки, принимать такие меры, устанавливать и содействовать исполнению таких процессуальных действий, каковые будут сочтены необходимыми для обеспечения возвращения гражданину его свободы и возвращения его в этот штат.

§ 3. Отчеты за все оказанные услуги и понесенные расходы по приведению этого закона в исполнение должны проверяться ревизором и оплачиваться казначеем по его представлению из денег, имеющихся в казне штата и не имеющих другого предназначения. Казначей по требованию ревизора может выдать упомянутому представителю сумму или суммы, которые губернатор сочтет обоснованными авансами, позволяющими представителю достигнуть цели его поручения, за каковой аванс представитель будет нести ответственность при заключительной ревизии его оправдательных документов.

§ 4. Этот закон вступает в силу немедленно.

Приложение Б

Прошение Энни

Его Превосходительству губернатору штата Нью-Йорк

Прошение Энни Нортап, из деревни Гленс-Фоллс, что в графстве Уоррен вышеупомянутого штата, со всем уважением удостоверяет:

Что просительнице, в девичестве прозывавшейся Энни Хэмптон, исполнилось 44 года в 14-й день прошлого марта, и что она вышла замуж за Соломона Нортапа, тогда жителя Форт-Эдварда, графства Вашингтон вышеупомянутого штата, в 25-й день декабря месяца 1828 года от Р.Х. И брак был заключен Тимоти Эдди, бывшим тогда мировым судьей. Что означенный Соломон после заключения этого брака жил и вел хозяйство с просительницей в означенном городе до 1830 года, после чего переехал вместе с семьей в город Кингсберри в означенном графстве и оставался там около трех лет, а затем переехал в Саратога-Спрингс в означенном штате и продолжал жить в Саратога-Спрингс и соседнем городе до года 1841, когда означенный Соломон поехал в город Вашингтон в округе Колумбия, и с этого времени просительница ни разу не видела своего мужа.

Далее просительница заверяет, что в году 1841 она получила сведения – из письма, адресованного Генри Нортапу, эсквайру из Сэнди-Хилл, графство Вашингтон, штат Нью-Йорк, и отправленного из Нового Орлеана – о том, что означенный Соломон был похищен в Вашингтоне, доставлен на борт судна и затем на этом судне увезен в Новый Орлеан, но не мог рассказать, ни как он попал в такое положение, ни где после этого находился.

Что просительница с указанного времени не имела никаких возможностей получить какие бы то ни было сведения о том, где находится ее муж, вплоть до прошлого месяца сентября, когда от означенного Соломона было получено еще одно письмо, отосланное из Марксвиля, приход Авойель, штат Луизиана, где говорилось, что он удерживается там в качестве невольника, каковое утверждение просительница полагает верным.

Что означенный Соломон в настоящее время достиг возраста 44 лет и никогда не жил за пределами штата Нью-Йорк, в каковом родился, вплоть до того времени, когда поехал в город Вашингтон, как указано выше. Что означенный Соломон Нортап – свободный гражданин штата Нью-Йорк и несправедливо удерживается в рабстве в Марксвиле или его окрестностях, в приходе Авойель, штат Луизиана, одном из Соединенных Штатов Америки, по ложному утверждению или оговору в том, что означенный Соломон является рабом.

Далее просительница удостоверяет, что Минтус Нортап был уважаемым отцом означенного Соломона, и был негром, и умер в Форт-Эдварде в 22-й день месяца ноября 1829 года; что мать означенного Соломона была мулаткой, на три четверти белой, и умерла в графстве Освего, штат Нью-Йорк, насколько известно просительнице, около пяти или шести лет назад, и никогда не была рабыней.

Просительница и ее семья бедны и совершенно неспособны оплатить или возместить какую бы то ни было часть расходов по возвращению означенного Соломона на свободу.

Просительница нижайше умоляет Ваше Превосходительство назначить такого представителя или представителей, каких Вы сочтете необходимыми для восстановления в правах и возвращения означенного Соломона Нортапа, во исполнение законодательного акта штата Нью-Йорк, изданного 14 мая 1840 года и озаглавленного «Закон о более действенной защите свободных граждан этого штата от похищения или продажи в рабство». Просительница будет вечно молить Бога за Вас.

Штат Нью-Йорк:

Графство Вашингтон того же штата

Энни Нортап из деревни Гленс-Фолсс, что в графстве Уоррен означенного штата, будучи должным образом приведена к присяге, дает письменные показания и утверждает, что подписала вышеизложенное прошение и что изложенные в нем факты верны.

Поставила подпись и приведена к присяге в моем присутствии

Мы рекомендуем губернатору назначить Генри Нортапа из деревни Сэнди-Хилл, графство Вашингтон, штат Нью-Йорк, в качестве одного из представителей для обеспечения восстановления в правах и возвращения Соломона Нортапа, поименованного в предшествующем прошении Энни Нортап.

Датировано в Сэнди-Хилл, графство Вашингтон, штат Нью-Йорк

Штат Нью-Йорк:

Графство Вашингтон того же штата

Джосайя Хэнд из деревни Сэнди-Хилл, что в означенном графстве, должным образом приведенный к присяге, говорит, что ему 57 лет и что он родился в означенной деревне и всегда жил там; что он знал Минтуса Нортапа и его сына Соломона, поименованных в прилагаемом к сему прошении Энни Нортап, с 1816 года; что Минтус Нортап тогда и до времени своей смерти фермерствовал в городах Кингсберри и Форт-Эдвард, с того времени, когда свидетель познакомился с ним, и до его смерти; что означенный Минтус и его жена, мать означенного Соломона Нортапа, считались свободными гражданами Нью-Йорка, и свидетель полагает, что они действительно были свободными; что означенный Соломон Нортап родился в означенном графстве Вашингтон, как полагает свидетель, и вступил в брак декабря 25 числа 1828 года в вышеуказанном Форт-Эдварде, и что его жена и трое детей – две дочери и один сын – ныне живут в Гленс-Фоллс, графство Уоррен в штате Нью-Йорк, и что означенный Соломон Нортап всегда жил в графстве Вашингтон и его непосредственных окрестностях вплоть до 1841 года, с какового времени свидетель его не видел, но был достоверно проинформирован и полагает, что сообщенные ему сведения верны, а именно, что означенный Соломон ныне неправомочно удерживается в рабстве в штате Луизиана. И далее свидетель говорит, что Энни Нортап, поименованная в означенном прошении, достойна доверия, и свидетель полагает, что утверждения, содержащиеся в ее прошении, верны.

Свидетель подписал показания и приведен к присяге в моем присутствии сего дня 19 месяца ноября 1852 г.

Штат Нью-Йорк:

Графство Вашингтон того же штата

Тимоти Эдди из Форт-Эдварда, что в означенном графстве, будучи должным образом приведен к присяге, говорит, что ныне ему __ лет и он был жителем этого города более __ лет, и что он хорошо знаком с Соломоном Нортапом, поименованным в приложенном к сему прошении Энни Нортап, а также с его отцом, Минтусом Нортапом, который был негром, – жена означенного Минтуса была мулаткой. Означенный Минтус Нортап, его жена и семейство, два сына – Джозеф и Соломон, жили в Форт-Эдварде несколько лет до наступления года 1828. И означенный Минтус умер в этом городе в году 1829 по Р.Х., как полагает свидетель. Далее свидетель говорит, что он был мировым судьей в том же городе в году 1828 и в качестве мирового судьи он в 25-й день месяца декабря 1828 года соединил узами брака означенного Соломона с Энни Хэмптон, которая и есть та самая женщина, что подписала приложенное к сему прошение. И свидетель с уверенностью заявляет, что означенный Соломон был свободным жителем штата Нью-Йорк и всегда жил в означенном штате вплоть до года 1840, с какового времени свидетель с ним не виделся, но не так давно был проинформирован (и эти сведения правдивы), что означенный Соломон Нортап неправомочно удерживается в рабстве в Марксвиле или его окрестностях, в приходе Авойель, в штате Луизиана. И далее свидетель заявляет, что означенный Минтус Нортап в момент смерти имел возраст почти шестьдесят лет и был в течение более чем тридцати лет до своей смерти свободным гражданином штата Нью-Йорк.

И этот свидетель далее заявляет, что Энни Нортап, жена означенного Соломона Нортапа, известна добрым нравом и репутацией, и что ее утверждения, содержащиеся в приложенном к сему прошении, достойны полного доверия.