ГЛАВА 10 КОНТРОЛЬНО-ИЗМЕРИТЕЛЬНЫЕ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ КАК СРЕДСТВО УПРАВЛЕНИЯ КАЧЕСТВОМ ПРОДУКЦИИ 7 страница

Поскольку закон действительно имеет такой инструкционный характер, орган подчиненного управления, превышая власть или бездействуя, нарушает свои обязанности по отношению к верхов­ ной власти, но никаких обязанностей в отношении к подданному он не нарушает, ибо подданный не имеет никаких прав по отношению к нему. Надзаконный характер правительственной власти влечет за собою в абсолютном государстве бесправие подвластных. Произвол и бесправие коррелятивны друг дру­гу. Самая идея субъективного публичного права, права, которому соответствует обязанность госу­дарственной власти, остается совершенно неизвестной и чуждой старому режиму. По отношению к надзаконной правительственной власти у подданного нет и не может быть прав. У надзаконной власти подданный может просить милости, а не требовать права. Против незаконных распоряжений вла­сти у него имеется одно только средство защиты, жалоба по начальству, а не судебный иск. Отноше­ние между индивидом и государством является отношением власти, а не права.

В абсолютном государстве индивид — объект власти; в государстве конституционном — субъ­ект прав. Там он — подданный; здесь — гражданин; как гражданин, каждый индивид является правовым субъектом, субъектом публичных обязанностей и прав.

Субъективные публичные права индивида современною теорией сводятся к трем категориям.

Прежде всего так называемые права свободы. Правовое государство признает за индивидом определенную сферу свободы — сферу, за пределы которой вмешательство государственной власти не имеет и не может иметь места. Обязанности «невмешательства» государственной власти соответ­ствует право на такое невмешательство индивида; право это, как всякое субъективное право, защи­щается судебным или судебно-административным иском; наличностью правопритязания фактиче­ская свобода превращается в право свободы. Отдельные проявления этого права бесконечно разно­образны и многочисленны: все. что не запрещено индивиду, ему дозволено: и наоборот, все, что не дозволено власти, ей запрещено. Само собою разумеется, что не всякое проявление права свободы нуждается в специальном законодательном признании и защите. Дело однако в том, что в государст­вах старого режима некоторые такие проявления, признаваемые неотъемлемым атрибутом человече­ской личности, являлись объектом наиболее энергичных административных воздействий; именно такие проявления берутся современными конституциями под свою защиту, объявляют неотъемле­мым правом человека и гражданина. В этом — значение и смысл так называемой декларации прав, составляющей интегральную часть огромного большинства конституций. Постоянное вторжение нетерпимого абсолютизма в область религиозных убеждений влечет за собою признание религиоз­ной свободы; цензурный режим абсолютизма, систематическое противодействие, оказываемое им естественному стремлению людей к объединению, к совместной и организованной деятельности, влечет за собою признание свободы слова, права союзов и собраний и т. д. и т. д. Таким образом, возникает каталог политических свобод: свобода вероисповедания, печати, свобода личности, союзов и собраний, передвижения, свобода промыслов и занятий и т. д. Каждая такая «свобода» является частичным проявлением, особо гарантированным конституцией, одного и единого права, права об­щегражданской свободы.

Вторую категорию субъективных публичных прав образуют так называемые положительные публичные права индивида. К этой категории относятся все вообще права индивида на положитель­ные действия государства в его интересах — права на услуги государственной власти. Типичным примером подобного права является право на судебную защиту — право иска. Административная деятельность государства, в свою очередь, является источником бесконечного множества положи­тельных публичных прав. Укажем для примера право на общественное призрение, где такое призре­ние обязательно; право на первоначальное обучение, где обучение всеобще и т. д. и т. д.

Наконец, к третьей категории субъективных публичных прав относятся так называемые поли­тические права — права на осуществление государственной власти, на участие в образовании госу­дарственной воли. Наиболее важным политическим правом является, конечно, избирательное пра­во— право избирать членов и быть избираемым членом представительных собраний. Само собою понятно, что в абсолютных монархиях избирательное право признается исключительно в области местного самоуправления. В области законодательства избирательное право — важнейшее право гражданина — впервые создается конституционным режимом. Наряду с избирательным правом су­ществуют, конечно, и другие политические права — напр. наследственное право быть членом верхней палаты, право избранного быть членом палаты депутатов, право быть присяжным заседателем и т. д.

Необходимо заметить, что и в абсолютной монархии возникают и складываются отдельные категории субъективных публичных прав. И в абсолютной монархии судебная власть успевает, до из­вестной степени, обособиться от законодательной и тем самым приобрести подзаконный характер; и здесь, таким образом, признается за индивидом так наз. право иска — право, которому соответствует обязанность судебной власти оказать потерпевшему от правонарушения судебную защиту. Некоторые права, по-видимому, принадлежат подвластным и в области административного законодательства. Независимо, однако, от крайней бедности своего содержания, права эти — уже в силу надзаконного характера правительственной власти — по необходимости лишены и достаточной определенно­сти, и твердых гарантий. Не будучи правопритязаниями, они являются скорее рефлексом объективного права, чем субъективными правами в собственном смысле этого слова.

Только в правовом государстве субъективное публичное право аналогично субъективному ча­стному праву, ибо только здесь право это находит свое основание в законе, равно обязательном и для подвластных, и для власти. Обязательность закона для власти обставлена в правовом государстве системой гарантий, не оставляющих места административному произволу. Ответственность минист­ров пред народным представительством, уголовная и частноправнад, ответственность должностных лиц пред судом, административная юстиция — таковы институты, гарантирующие незыблемость правительства и неприкосновенность прав в правовом государстве.

Ниже мы остановимся на этих институтах подробнее; здесь достаточно о них упомянуть для полноты характеристики правового государства.

Знакомство с его характеристикой приводит нас к следующим выводам.

В основе организации правового государства лежит начало обособления властей. Этим нача­лом определяется, с одной стороны, господство законодательной власти и, с другой, подзаконность властей правительственной и судебной. Благодаря подзаконности этих властей, отношение между индивидом и государством является правоотношением, отношением гражданства. Государство, в лице своей правительственной власти, является правовым субъектом; и точно также правовым субъ­ектом является гражданин. Субъективные публичные права гражданина обеспечиваются системой юридических гарантий, осуществляющих на практике идею правового государства.

Начало обособления властей остается чуждым государственному строю абсолютных монархий. Последовательное и полное осуществление этого начала возможно не иначе, как в условиях консти­туционного государственного строя.

Только конституционное государство является государством правовым. [...]

Текст печатается по изд.: К реформе государственного строя России.— Спб.: Издание Н. Гла­голева.— С. 11—28.

B. H. ЧИЧЕРИН ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО

[...] Гражданское общество есть совокупность частных отношений между лицами, управляемых гражданским или частным правом. Кроме отдельных лиц, сюда входят и образуемые ими частные союзы. С этой точки зрения семейство входит в состав гражданского общества, хотя оно имеет, как мы видели, свои собственные, специально ему свойственные начала.

Но и тут право устраивает только формальную сторону общежития. Содержание его составля­ют определяемые правом интересы, материальные и духовные. Мы видели, что понятие об интересе к праву неприложимо. Интерес есть цель, которую ставит себе человек; правом же определяется об­ласть его свободы, то есть возможность преследования этих целей совместно с свободою других. Правом установляются границы, в которые интерес вносит жизненное содержание. При общении людей из этого возникает живое взаимодействие интересов, которые, соединяясь и разделяясь, обра­зуют бесконечно разнообразное сплетение частных отношений. Совокупность их и есть то, что назы­вается гражданским обществом, или просто обществом, в отличие от государства. Последнее назва­ние обозначает не столько юридическую, сколько жизненную сторону этих отношений. Однако оно употребляется и юристами. В Германии слово Gesellchaft, в отличие от государства, Staat, получил полное право гражданства.

Установление понятия о гражданском обществе было одною из самых плодотворных мыслей Гегеля. Этим обозначался целый ряд явлений, имеющих свой специальный характер и управляемых особыми нормами права. Поэтому выдающиеся юристы, как Роберт Моль, Штейн и другие, усвоила себе эту мысль и принялись за разработку этого понятия. Пошли споры о том, что такое общество и в чем состоит его отличие от государства: следует ли понимать под этим именем только частные сою­зы или, что вернее, всю совокупность частных отношений между людьми? Но каково бы ни было различие взглядов относительно подробностей, самое понятие об обществе, как самостоятельной системе отношений, существенно отличной от государства, можно считать прочно установленным в науке. В этом могут сомневаться только те, которые не успели вдуматься в эти явления или мало знакомы с юридическою литературой. В настоящее время в особенности, когда на первый план вы­двинулись именно общественные отношения, которые в борьбе классов приняли угрожающий харак­тер, самостоятельное значение этой области есть факт, кидающийся в глаза. Отличие общества от государства сделалось ходячей истиной, признаваемой всеми.

Для юриста, в особенности, это отличие составляет, можно сказать, азбуку его науки, без кото­рой нельзя сделать в ней ни единого шага. Признать, что общество есть только часть государства, а не самостоятельная область явлений, — значит признать, что гражданское право есть часть государ стзенного, чего, конечно, ни один юрист допустить не может. Если же общество есть самостоятельная область явлений, управляемых особыми нормами права, то нет сомнения, что эти явления должны быть предметом самостоятельного изучения, а потому и отдельной отраслью науки. Находясь в государстве и подчиняясь ему внешним образом, общество состоит с ним в постоянном взаимодействии. Оно влияет на государство, также как последнее, со своей стороны, влияет на него. Но общество не поглощается государством, также как и семейство им не поглощается, хотя и оно в нем находится и состоит у него в подчинении. Для человеческой личности, для ее свободы и прав, это признание самостоятельности гражданского общества имеет в высшей степени важное значение, ибо этим оно ограждается от поглощения целым. Этим разрешается вместе с тем и вечно продолжающийся спор между индивидуализмом и централизмом в общественной жизни. На индивидуализме зиждется гражданское общество, централизм составляет принадлежность государства. Разделение этих двух областей дает каждому из этих начал подобающее ему место.

Интересы, входящие в состав гражданского общества, двоякого рода: материальные и духов­ные. Но первые составляют далеко большую часть отношений, определяемых правом. Последние, по самой своей природе, осуществляются главным образом путем свободного обмена мыслей и чувств. Только внешнею и всего более имущественною своею стороной они подлежат юридическим опреде­лениям. Таковы постановления о литературной и художественной собственности. С другой стороны, этот обмен мыслей, касаясь нередко существенных интересов целого, подлежит контролю государства, которое может полагать ему границы. Но это относится уже к другому порядку отношений, в котором люди являются членами высшего целого. В области гражданской духовный обмен становится предметом права лишь настолько, насколько он касается личности и имущества граждан, что составляет весьма малую часть его содержания. Напротив, материальный обмен совершается главным образом путем договоров, имеющих юридическую обязательную силу. Вследствие этого происходит довольно понятное смешение гражданского общества с экономическим обществом, между тем как последнее составляет только часть первого.

Именно этот специальный характер экономических отношений делает то, что они становятся предметом отдельной науки, получившей не совсем правильное название политической экономии. Тут есть особый разряд явлений, которые имеют свои специальные законы и которые поэтому должны быть изучаемы отдельно от других, хотя бы они и смешивались в действительной жизни. Такова именно была задача так называемой классической политической экономии, которая, стоя на строго научной почве, дала самые плодотворные результаты. Между тем в новейшее время такое специальное изучение экономических явлений считается односторонним. Утверждают, что в жизни с ними постоянно переплетаются и юридические, и нравственные начала, которые, при исследовании реаль­ных явлений, не могут быть от них отделены. Вследствие этого новейшая политическая экономия в Германии получила в значительной степени нравственный характер. Очевидно, однако, что такое сочетание экономических начал с юридическими и нравственными требует предварительного специ­ального изучения как права, так и нравственности. Строго научное исследование не может идти иным путем. Между тем современные морализующие экономисты избавляют себя от этой работы, которая им не по силам. Вследствие этого их экономические теории представляют странную смесь искаженных посторонними примесями экономических начал с вовсе не исследованными и плохо усвоенными юридическими и нравственными понятиями. Такой именно характер носит на себе большинство произведений социалистов кафедры и социалполитиков.

В общественной жизни экономические явления действительно сочетаются с юридическими и нравственными. Исследование этой связи составляет одну из важнейших задач науки об обществе. Но для этого требуется прежде всего разложить явления на части и изучить каждую сторону отдельно. Так поступают все науки, имеющие какое-нибудь притязание на точность. Математика изучает свои специальные отношения, физика свою область явлений, химия свою, хотя в действительности одни явления постоянно смешиваются с другими. Научный синтез возможен только на основании предварительного анализа. Поэтому и наука об обществе должна опираться на начала, выработан­ные, с одной стороны, политической экономией, с другой стороны — правом и нравственностью, Только пользуясь этими данными, она может прийти к достоверным и точным выводам.

Экономическая наука представляет нам общение людей путем разделения труда и соединения сил. Отсюда проистекает экономический оборот, или обмен произведений. Движущая пружина этого процесса есть личный интерес, то есть стремление к материальным благам и к удовлетворению материальных потребностей. Морализующие экономисты клеймят личный интерес под именем эгоизма, считая его недостойным нравственной природы человека. Но это ополчение против личного интереса в экономической области есть не более как декламация, не имеющая смысла. Говоря о нравственности, мы видели, что удовлетворение своих материальных потребностей, даже в широких размерах, не имеет в себе ничего беззаконного. Вся задача человека в покорении природы состоит в приобретении материальных благ и в удовлетворении материальных потребностей, и эта задача составляет одну из высоких целей человека на земле; в ней заключается необходимое условие самого духовного разви­тия. Личный интерес вытекает из природы лица как такового; он составляет неотъемлемое его право. С ним совместны и всякого рода нравственные цели. Человек может делать из приобретенного какое угодно употребление; он может работать не для себя только, а для семьи, что и есть самое обыкновенное явление. Но до экономической науки это не касается; она исследует не нравственную, а экономическую сторону отношений, и тут она справедливо утверждает, что личный интерес со­ставляет главную движущую пружину всякой плодотворной деятельности. В этом именно состоит существенное отличие свободного труда от крепостного. Самое удовлетворение личного интереса, при разделении труда, возможно только через удовлетворение чужого. Человек может работать для себя, только работая для других. Потребитель есть цель всего производства, и вся задача производства состоит в том, чтобы ему угодить. Таким образом, само собою, в силу взаимности, установляется общение интересов.

Вследствие этого действие личного интереса в экономической области не зависит вполне от человеческого произвола. Человек может достигнуть своих целей, только сообразуясь с чужими по­требностями и подчиняясь тем законам, которыми управляются эти отношения. Эти законы не суть произведения человеческой воли; они вытекают из природы вещей, из отношения человека к матери­альному миру и к другим свободным единицам. Выгоды разделения труда и соединения сил, значе­ние капитана, последствия конкуренции, условия оборота, установление цен — все это составляет область чисто экономических законов, существенно отличных как от законов материального мира, так и законов, определяющих отношения права и нравственности. И подобно тому как физическую природу человек может покорять себе, только подчиняясь ее законам, так и в экономической области он может достигать своих целей, только подчиняясь управляющим ею законам.

Через это, однако, он не делается членом высшего целого, обнимающего все эти отношения. Нередко эта взаимность интересов, управляемых общими законами, приводит исследователей к представлению экономического общества в виде организма, в котором различные отрасли производ­ства являются как бы органами и функциями совокупных потребностей. Но такое понятие есть не более как метафора. Потребности, которым призвано удовлетворять экономическое производство, суть главным образом потребности частные: потребности общества, как целого, составляют лишь весьма малую их часть. Точно также и производство, руководимое личным интересом, есть произ­водство частное, а не общественное. Нередко производство и потребление распределяются между разными странами, не имеющими никакой общей организации. Производитель в Англии работает на все страны мира и взамен того получает их произведения. Понятие об организме тут совершенно неприложимо. Никакой организм не удовлетворяет своим потребностям, удовлетворяя чужим. Желу­док не переваривает пищи для другой особи. В действительности во всем этом экономическом про­цессе, обнимающем все человечество, нет ничего, кроме взаимодействия свободных единиц; но из этого взаимодействия, в силу самопроизвольно установляющегося общения интересов, возникает целый мир самых разнообразных и сложных отношений, управляемых законами, вытекающими из природы вещей. Изучение этих законов составляет предмет экономической науки.

Спрашивается: в каком отношении состоят эти явления к праву и нравственности? Для науки об обществе это составляет коренной вопрос.

Отношение к нравственности определяется очень просто. Нравственный закон совершенно не­зависим от экономических отношений, и, в свою очередь, экономические законы независимы от нравственного. Разделение труда, капитал, оборот, определение ценности произведений — все это понятия и явления, принадлежащие к совершенно иной области. Мы видели, что по существу своем нравственный закон есть закон формальный, содержание дается ему извне. Оно коренится в системе влечений, которые в общественной сфере выражаются в экономических отношениях. Мы видели также, что приложение нравственного закона к системе влечений есть дело совести, то есть свобод­ного внутреннего самоопределения человека. Это вполне прилагается и к занимающему нас вопросу. Между экономическими отношениями и нравственными требованиями есть та общая черта, что те и другие суть явления свободы, вследствие чего эти две области остаются самостоятельными, а согла шение их предоставляется свободной воле лиц. Экономическая наука исследует, какого рода отношения возникают из взаимодействия свободных единиц при покорении внешней природы и обраще­нии ее на пользу человека и какими законами эти отношения управляются; но хорошо или дурно, нравственно или безнравственно человек пользуется приобретаемыми им благами, до этого ей нет дела. Это — задача моралиста; тут надобно действовать на человеческую совесть, которая одна явля­ется здесь судьею. Если же, вместо действия на совесть, хотят нравственные начала водворять в экономической области путем принудительного закона, то это ведет к извращению нравственности. Как уже было неоднократно замечено, принудительная нравственность есть безнравственность. Поэтому и политическая экономия, основанная на нравственных началах, есть не только не научная, но и безнравственная теория.

Принудительный закон есть закон юридический, а потому существенное значение имеет отно­шение экономических явлений не к нравственности, а к праву. Тут действительно связь самая тесная, ибо весь экономический оборот ограждается и обеспечивается правом. Спрашивается: какое же тут действует право, публичное или частное?

В этом, казалось бы, не может быть ни малейшего сомнения. Доселе всегда и везде, где только существуют свободные отношения между людьми, экономический оборот регулировался и регули­руется частным правом. Собственность и договор, на которых покоится весь экономический быт, суть определения частного права. Это — факт мировой, составляющий содержание и плод всей истории человечества. С развитием свободы в человеческих обществах более и более отпадают путы, на­лагаемые на человеческую деятельность государственными целями, и частный характер экономиче­ских отношений выступает с полною очевидностью. Однако вопреки этому мировому факту в на­
стоящее время высказывается мнение, что экономические отношения должны определяться не част­ным, а публичным правом. Такое воззрение очевидно коренится в социалистическом взгляде на эко­номический быт как на цельную систему, управляемую и направляемую государством. Утверждают, что распределение имуществ составляет самый существенный интерес государства и должно совер­шаться по общему плану. Лицо же является только складом товаров, размещаемых по разным цен­трам государственною властью: само по себе оно никакого значения не имеет.

Такой взгляд представляет полное извращение всех экономических и юридических понятий и отношений. Не только он противоречит всему, что есть в действительности, но он не имеет ни ма­лейшего теоретического основания, а потому лишен всякой возможности осуществиться даже в самом отдаленном будущем. Он весь основан на смешении общества с государством, свободного взаимодействия единичных сил с центральной организацией совокупного союза. Здесь с полною ясно­стью обнаруживается высокая важность различения этих понятий и этих явлений. Смешение их ведет ккоренному отрицанию человеческой свободы и к превращению лица в склад товаров, то есть к низведению его на степень бездушного орудия государственной власти. В действительности распреде­ление имуществ вовсе не есть дело государства. Оно совершается не по общему плану, а в силу прав, принадлежащих человеку, как разумно-свободному существу, и осуществляемых собственною его деятельностью. Как свободное лицо, человек сам приобретает имущество; как член семьи, он полу­ чает наследие родителей. Общий закон установляет только формы, в которых это совершается. Госу­дарство никому ничего не дает; оно определяет только возможность приобретения. Поэтому и рас­пределение имуществ зависит не от него, а от деятельности частных лиц и от их взаимных отноше­ний. Это составляет основание всякого гражданского быта, и это одно, что ограждает и обеспечивает человеческую деятельность. Отрицать это — значит подрывать все основы гражданского порядка. На место ясных и твердых определений права водворяется полный хаос понятий. Это и составляет отличи­тельную черту современного социализма кафедры.

Но если экономические отношения не только фактически, но и по самому существу дела управляются началами частного, а не публичного права, то спрашивается: в каком отношении нахо­дятся между собою эти два элемента? Право ли определяется экономическими отношениями или, наоборот, экономические отношения определяются правом?

Мы видели, что начала права совершенно независимы от экономического порядка. Они выте­кают из природы человеческой личности и определяют взаимные отношения свободы разумных су­ществ. Но и это начало, так же как нравственность, есть чисто формальное; содержание дается ему экономическими отношениями, которые по этому самому имеют свои собственные законы, незави­симые от законов юридических. Но здесь, в отличие от нравственности, приложение юридических законов не предоставляется свободе лиц, а сопровождается принуждением. Этого требует самое существо внешней свободы того же требуют и экономические отношения, которые тогда только поко­ятся на твердой почве, когда они ограждаются принудительными определениями права. Приобретен­ное человеком охраняется как собственность; исполнение взаимных обязательств обеспечивается юридическим договором. И тут, также как в отношении к нравственности, черта, общая обоим эле­ментам, состоит в том, что они определяются свободою; но здесь это свобода внешняя, а потому ог­раждаемая принуждением. Сочетание обоих начал совершается через то, что экономические отноше­ния движутся в формах, установленных правом, а право, с своей стороны, приспособляет свои формы к потребностям экономической жизни. Тут есть взаимодействие, в котором, однако, право является господствующим началом, ибо оно установляет обязательные формы. Поэтому движение экономиче­ской жизни существенно зависит от развития юридического сознания. Достаточно указать на тот коренной переворот, который производит во всех экономических отношениях отмена невольничества или крепостного права. Эта отмена происходит не в силу экономических соображений, а вследствие развития юридического сознания: законодатель приходит к убеждению, что человек не должен при­надлежать человеку. В хозяйственном отношении это может иногда быть даже невыгодно; но выс­шие юридические и нравственные требования делают эту меру необходимой, и экономический быт должен с этим сообразоваться. С другой стороны, если возросшие под охраной права экономические силы требуют свободы, а юридический закон полагает им всякого рода стеснения, то это обыкновен­но кончается тем, что юридический закон ниспровергается и заменяется новым, более приспособлен­ным к народившимся потребностям. Где есть взаимодействие двух элементов, там есть неизбежное и взаимное влияние их друг на друга. Но именно поэтому всякая односторонняя теория тут неуместна. Отсюда полная несостоятельность так называемого экономического материализма: пытаясь вывести все развитие человеческих обществ из экономических отношений, он упускает из вида самое важное и существенное — развитие юридического сознания, которое все-таки остается господствующим историческим фактором в гражданских отношениях, а еще более в государстве. Как уже было заме­чено, экономическая сторона человеческой жизни всегда имеет служебное значение. Не ею опреде­ляется развитие духа; она является только условием, видоизменяющим это развитие, ибо дух дейст­вует в материальной среде, а потому должен сообразоваться с ее свойствами.

Развитие экономических отношений под охраной права естественно и неизбежно ведет к нера­венству. Сказанное выше о равенстве и неравенстве находит здесь фактическое приложение. Мы видели, что право, как формальное начало, установляет только формальное равенство: оно признает за каждым одинаковую с другими свободу преследовать свои цели и одинаково охраняет приобре­тенное; но самое употребление свободы при неравенстве способностей и положений естественно и необходимо ведет к неравенству. Мы видели, что таков общий закон всякого реального бытия, кото­рого полнота состоит в бесконечном разнообразии сил, условий и положений.

В экономической сфере это проявляется вполне. Различие способностей и условий, в которые поставлены люди, ведет к тому, что одни приобретают больше, а другие меньше. Эти различия могут быть весьма значительны, ибо экономическая деятельность не состоит только в совершении извест­ных механических передвижений: материальный труд и тут имеет служебное значение. Несравненно важнее духовные, руководящие начала деятельности: умение соображать цели и средства, пользо­ваться обстоятельствами, рассчитывать выгоды и невыгоды, руководить предприятием и изыскивать новые пути — одним словом, энергия, постоянство, расчетливость, изобретательность, которые разных людей неизмеримо различны, а потому приводят к далеко расходящимся результатам. Чем сложнее промышленный быт, тем большее значение имеют эти качества. Ими основываются и под­держиваются громадные состояния. И приобретенное таким образом становится источником новых приобретений. В промышленной области капитал играет преобладающую роль. Только с помощью его человек покоряет природу и делается царем земли. Капитал, передаваясь от поколения поколе­нию и увеличиваясь работою каждого из них, является источником и двигателем всего экономиче­ского развития; от него происходит все умножение богатства в человеческих обществах. Но это са­мое ведет к неизбежному неравенству, ибо приобретенное имущество, передаваясь от одного поко­ления другому, накопляется в руках его обладателей, которые получают таким образом привилегиро­ванное положение среди других. Таково естественное и необходимое последствие экономического развития. Капитал не принадлежит обществу, как утверждают социалисты. Общество есть не более как фиктивное лицо, которому ничего не принадлежит в действительности оно представляет только совокупность частных сил, которым поэтому и принадлежит то, что метафорически называется об­щественным достоянием. Столь же мало капитал принадлежит государству. Не оно его произвело, а потому оно не имеет на него ни малейшего права. Капитал производится и умножается работою и сбережениями частных лиц, которые поэтому являются законными его собственниками и, как таковые, передают его своему потомству. Как и вся экономическая деятельность, производство и накопление капитала есть дело частное, а не государственное. В качестве охранителя права государство призвано только устанавливать общие для всех условия его приобретения и ограждать его от посягательства со стороны других. Поэтому существование капиталистов составляет естественное и законное последствие, а вместе и необходимое условие всякого экономического развития. Капитализм не есть только преходящее явление: это — вся экономическая история человечества. Весь экономический прогресс состоит в накоплении капитала, и чем дальше идет человечество, тем большее он получает значение. Отсюда происходит различие общественных классов, явление в высшей степени важное для всего общественного быта и которого исследование принадлежит собственно науке об обществе. Для государства оно составляет данное, на которое оно может воздействовать, но с которым оно должно сообразоваться.