Риторика 10 страница
Например, все будут согласны с тем, что живопись — это «изобразительное искусство» или «создание художественных образов красками» [С.И. Ожегов 1987: 166]. Данное определение Правильно, общепринято и общепонятно. Впрочем, и оно может быть оспорено придирчивым критиком, который расширит средства создания образов — ведь рисовать можно не только красками. Однако объяснять общеизвестные истины требуется только в том случае, если необходимо первичное уяснение вопроса. Поэтому желательно, чтобы правильность не представала банальностью или ходячим мнением, всем известным и не сообщающим новую информацию.
Так, сравнивая живопись с фотографией, скажем: «Живопись — это остановленное мгновение жизни, это жизнь, рассматриваемая в мгновенье».
Назовем такие определения контекстуальными, или метафорическими, поскольку они создают неожиданный перенос смысла от одного слова к другому. Такие определения обычно фиксируют какое-то неожиданное свойство явления или предмета, показывающее его природу с одной из сущностных сторон. Впрочем, в таких метафорических определениях следует не переходить меру в сложности и аллегоричности образов, которые могут быть непонятны аудитории.
Вот еще один пример со словом «музыка»:
Музыка — искусство, в котором переживания, чувства и идеи выражаются ритмически и интонационно организованными звуками [Ожегов 1987: 313].Метафорические (контекстуальные) определения:
> Музыка — источник радости мудрых людей... (Сюнь-цзы)
> Музыка — единственное искусство, проникающее в сердце человека так глубоко, что может изображать переживания этих душ. (Стендаль)
> Есть минуты, в которые вполне чувствуешь недостаток земного языка, хотел бы высказаться какою-то гармониею, музыкой. Музыка — невещественная дочь вещественных звуков, она одна может перенести трепет одной души в другую, перелить сладостное, безотчетное томление... (А.И. Герцен) Попытки создавать определения в виде повторяющихся конструкций (фигур речи) предпринимаются достаточно часто в художественной и публицистической литературе. Существуют тексты, которые построены только на одних определениях. Эти определения именно метафоричны, т.е. построены по принципу сравнения, уподобления одного предмета другому. Вот определения, данные России писателем Всеволодом Ивановым в письме Николаю Рериху (1925 год):
«Россия не только государство. Она... океан, стихия, которая еще не оформилась, не влегла в свои, предназначенные ей берега, не засверкала еще в отточенных и ограненных понятиях, в своем своеобразии, как начинает в бриллианте сверкать сырой алмаз. Она вся в предчувствиях, в брожениях, в бесконечных органических возможностях.
Россия — это океан земель, размахнувшийся на целую шестую часть света и держащий в касаниях своих крыльев Запад и Восток.
Россия — это семь синих морей; горы, увенчанные белыми льдами; Россия — меховая щетина бесконечных лугов, ветреных и цветущих.
Россия — это бесконечные снега, над которыми поют серебряные метели, но на которых так ярки платки русских женщин, снега, из-под которых нежными веснами выходят темные фиалки, синие подснежники.
Россия — страна развертывающегося индустриализма, нового, невиданного на земле типа... Россия — страна неслыханных, богатейших сокровищ, которые до времени таятся в ее
глухих недрах.
Россия — не единая раса, и в этом ее сила. Россия — это объединение рас, объединение народов, говорящих на ста сорока языках, это — свободная соборность, единство в разности, полихромия, полифония...
Россия — могучий хрустальный водопад, дугою вьющийся из бездны времен в бездну времен, неохваченный доселе морозом узкого опыта, сверкающий на солнце радугами сознания...
Россия грандиозна. Неповторима. Россия — полярна. Россия — мессия новых времен...»
Создать такую цепь определений может только истинный художник слова. Опасность состоит в том, что метафорические определения могут увести от истинной сущности предмета, увлекая красотой и необыкновенностью образов. По-видимому, именно такое состояние было свойственно многим художникам слова в эпоху русского символизма, когда творились новые мифологемы XX века. Художник слова при этом сам начинает верить в то, что он пишет, будучи увлечен собственной фантазией. Не в этом ли причина многих мифологем XX столетия, которые творились на основе яркой художественной фантазии, стилистически яркой и риторически убедительной, но уводящей в конце концов от сути предмета? Поэтому так важна истинность и точность научной речи, где подобные фантазии ограничиваются необходимостью рассуждать строго, логично, кратко, безотносительно к сиюминутным, индивидуальным, публицистическим пристрастиям участников речи.
В заключение описания данного топоса приведем попытку построить цепь образных определений с возвращением к началу рассуждения в учебной речи на семинаре по риторике:
Бодрость — это свежесть ума, свежесть ума — это здравый смысл, здравый смысл — это благоразумие, благоразумие - это рассудительность, рассудительность — это обдуманность, обдуманность — это мудрость, мудрость — это осмотрительность, осмотрительность — это осторожность, осторожность - это предусмотрительность, предусмотрительность — это дальновидность, дальновидность — это умное решение, умное решение — это правильный выбор, правильный выбор — это достойный выход из ситуации, выход из ситуации — это разрешение проблемы, разрешение проблемы — это оперативность, оперативность — это скорость, скорость — это энергичность, энергичность — это полнота сил, полнота сил — это бодрость. (Ануш Лалаян)
2.Топос целое — части. Каждый предмет может быть определен как целое и рассмотрен в его частях. Рассмотрение предмета по частям — возможный прием построения многих текстов: как научных рассуждений, деловых описаний, так и художественных рассказов.
Топос определения целостного предмета нередко переходит в описание частей предмета или явления. Поэтому переход к составным частям — один из наиболее простых приемов продолжения повествования. Требования при этом: привлекать для характеристики сущностные качества предмета, исчерпать основные свойства.
Вдохновляя царскосельских учеников к писанию сочинений, Н.Ф. Кошанский ставил перед ними розу и предлагал описывать ее части: сам цветок-бутон, стебель, шипы, капельки росы на листьях. Позднее в «Общей реторике» он писал об этом способе развивать свою мысль:
«Ц е л о е. Все в мире состоит из частей, а части все вместе составляют целое. Если предмет ваш есть часть какого-нибудь целого, то можете начать рассуждением о целом. Например: Вы хотите говорить о Москве, скажите ж прежде что-нибудь о России. — Хотите описывать беседку, пруд — обратите же взор наш сперва на целый сад.
Части. — один из прекрасных и обильнейших источников. Ваш предмет есть целое, разделите его на части — и сколько мыслей!» [Кошанский 1834: 6].
Эти законы распространяются на большинство ситуаций современной речевой жизни. Всякое обращение к коллективу предполагает затрагивание деятельности каждого или большинства работающих или учащихся в нем, разных областей деятельности, по которым восстанавливается картина целого. Всякая презентация использует топ целое — части, поскольку требуется говорить о разных составляющих подразделениях предприятия. Всякая политическая компания обращается к разным слоям населения (молодежи, пенсионерам, военным, учителям). Всякий учебник иностранного языка использует топ целое — части, когда говорится об описании комнаты, города, частей тела человека. Примеры могут быть продолжены.
Каждый вид речи предписывает свои приемы для достижения цели высказывания. Так, если в учебнике иностранного языка на начальном этапе требуется дать элементарные сведения (лексику), относящуюся к описанию частей тела человека, то творческая задача составителя учебника состоит в том, чтобы найти способ наиболее занимательной и выразительной подачи материала. Описание портрета героя в любом художественном произведении строится как выразительное нахождение ярких и своеобразных характеристик.
Приведем одно из описаний-определений человека, данное как риторическое задание написать «Слово о человеке». Мысль создателя речи, конечно, шла по пути определения природы человека и описания его «частей». В результате получилось философско-риторическое сочинение, отражающее сегодня как мировоззрение, так и художественное-стилистические принципы Вы- говской словесной школы начала XVIII века. Хотя стиль этой речи несомненно устарел, но современный читатель не может не оценить мыслительно-словесную изобретательность создателя такого текста (некоторые старинные слова заменены современными — текст опубликован в кн.: Аннушкин 2002):
Человек есть вещь дивная, великая и прекрасная, дивно от предивного Бога осуществленная, из души невещественной и плоти вещественной пречудносложенная. Человек — избраннейшее живущее: насколько добротою жизни, силою движения и благолепием чувствования изобильно украшенное, настолько же светлостью слов и ясностью разума пребогато сияющее. Человек — добрейшее долговечное создание, разумное и рассудительное, всякую науку и всякое художество удобно принимающее, видимое и невидимое; стольким богатством разума, смышления и мудрости изобильно кипящее, сугубое — видимое и невидимое, смертное и безсмертное, временное (и) вечное, (далее по частям тела. — Л.В.) выспреносная глава, горезрящее око, многобеседная уста, доброглаголивый язык, мудросокровищное сердце, быстролетающая мысль, пернатый помысл, крылатый небовосходный ум, всеизрядный Божий поклонник, второй Господнего славословия ангел и, что много говорить, со всяким созданием Божиим — всекрасный и благосочетанный союз».
Известная сентенция А.П. Чехова «в человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли» также построена как целое и части. Очевидно, что данные примеры можно продолжать бесконечно. Для того чтобы учиться риторике, важно наблюдать, как стилистически «скроен» такой текст, какие вдохновенные мысли и слова руководили создателем речи.
3.Топос род — вид. Общее место род — вид позволяет развивать мысль исходя из видовых характеристик предмета речи. Каждый предмет рассуждения может быть возведен к определенному роду и разделен в свою очередь на виды. Например, яблоня является видом дерева (как груша, слива, абрикос), но и сама может стать родовым понятием для видов различных яблонь: белый налив, антоновка, штрифель, гольден и т.д. Значит, говоря о яблонях, мы можем развить мысль как рассуждением о свойствах плодовых деревьев вообще, так и рассуждая о конкретных сортах отдельных яблок.
То же самое можно сказать о человеке. Человек является видом для «одушевленных» существ (родовая характеристика), его видовая характеристика — дар разума и слова, ума, чувств и воли. Человек как род может быть разделен на множество видов по разным критериям: а) по возрасту (старики, пожилые, среднего возраста, молодежь, юноши, подростки, дети, младенцы); б) но полу (мужчины, женщины); в) по профессиям; г) по уму (гениальные, умные, сообразительные, «серые», глупые и проч.); д) по красоте (красивые, уродливые, обаятельные, элегантные и проч.) и мн. др. Как видите, видовые характеристики таких общих объектов как «человек» максимально разнообразны и с трудом поддаются классификации. Точнее, каждая наука или сфера деятельности применит свою классификацию.
Родовидовые классификации выводят сразу к топосам свойства — качества — характеристики, поскольку видовая классификация нередко создается по качествам предмета.
4.Топос свойства — качества —характеристика. Описывая какой-то предмет, мы нередко называем его свойства, качества, признаки, характеристики. Свойством называется неизменно присущий признак предмета или человека. Свойство — то, что присуще («свойственно») только предмету (объекту, человеку) как родовому понятию. Строго говоря, свойство отличено от качества, а качество отличено от характеристики. Например, свойствами воды будет ее жидкое состояние, свойствами человека способность двигаться, думать, совершать обдуманные поступки и т.д. Качество предполагает включение в свойство определенной оценки, например, качество воды может быть хорошим или плохим. Также мы говорим о качествах образцового человека — и такие качества идеального оратора всегда описывались и в риториках, и в других сочинениях этико-философского характера. Характеристика обычно связана с конкретным характером рассматриваемого предмета (человека, явления), поэтому характеристика конкретна, выборочна, а применительно к человеку дает оценку его личности.
В реальной речевой практике нередко смешиваются категории свойств, качеств, характеристик, и, в сущности, подчас трудно разделить, что в конкретном тексте описывается. Например, под именем свойств может рассматриваться то, что «свойственно» данному человеку («ему не свойственно пугаться трудных ситуаций»). Поэтому, рассуждая о топе свойства — качества — характеристика, ритору следует иметь в виду, что он дает в данном случае описательную оценку тех или иных качеств или свойств.
Практическое описание свойств или качеств предполагает ответ на вопрос: каков этот объект? В таком случае следует качественная характеристика, обычно осуществляемая качественными прилагательными, точными эпитетами и т.д. Например, Аристотель описывает следующие свойства (качества) прекрасного в человеке: мужество, справедливость, мудрость, бескорыстие, великодушие, скромность [Аристотель 1978:43—441. М.В. Ломоносов перечисляет «свойства жизненные», которыми названы противопоставляемые друг другу положительные и отрицательные «свойства» — «добродетели и пороки»: мудрость — безумие, благочестие — нечестие, воздержание — роскошь, чистота — нечистота, милость — лютость и мн. др. Эти качества (свойства) любопытно анализировать и сопоставлять с тем, какие качества (свойства) человека ценятся сегодня — ведь культура не исчезает, а только принимает более развитые формы. Историко-культурные ценности приходят в данном случае в противоречие с новыми стилевыми тенденциями: нельзя остаться целиком на старых консервативных позициях, в то же время необходимо учесть исторический опыт, чтобы не «стать Иванами, не помнящими родства».
Выделение отличительных свойств — задача всякого писателя или рассказчика. Вот об ораторском языке и нраве Ломоносова пишет известный писатель и журналист Н.И. Новиков: «Слог Ломоносова был великолепен, чист, тверд, громок и приятен. Нрав он имел веселый, говорил коротко и остроумно и любил в разговорах употреблять веселые шутки».
Всякий образ ритора складывается из внешних и внутренних характеристик субъекта. Внешняя характеристика обычно является отражением внутренних свойств человека. Поэтому, передавая впечатление от внутренних качеств человека, желательно хорошо знать, о каких внутренних свойствах человеческого характера может идти речь. Например, готовя поздравление тому или иному человеку в поздравительной речи, мы перебираем в уме его качества и ищем точную словесную характеристику этого человека. Желательно хорошо представлять слова, называющие свойства человека.
В качестве употребления топа как риторического приема для создания целого текста приведем одно из учебных сочинений, автор которого, отвечая на вопрос «Что есть счастье?», построил весь текст на топе «свойство — качество — характеристика», переходящем в видовые характеристики счастья (какое же оно, т.е. каковы его виды).
Уважаемый мною читатель,
Драгоценная аудитория,
Вы за вольность меня уж простите,
Я с великими мира поспорила.
Был вопрос дан о счастье, но что это?
Лишь удача, успех иль везение?
Может быть, это чувство какое-то?
Может быть, это просто видение?
И без горя, увы, невозможное,
Без несчастья оно не встречается.
Счастье, бурное, буйное, сложное,
Лишь мерещится, не замечается.
Так какое же счастье? Великое?
Золотое, могучее, твердое?
Без лица оно иль многоликое?
Светозарное, легкое, доброе?
Аккуратное, райское, вечное?
Беспокойное, кем-то забытое?
Беззаботное, иль быстротечное?
Невозможное или разбитое?
Безмятежное, шаткое, детское?
Непорочное, просто огромное?
Иль семейное, ясное, женское?
Часто тихое, мирное, скромное?
Горделивое, чистое, кроткое?
Лучезарное, призрачно-долгое?
Долгожданное или короткое?
Очень часто шальное и гордое?
Бесконечное, быстрое, зыбкое?
Долговечное, хрупкое, тайное?
Мы его принимаем с улыбкою,
Всюду ищем его, не случайно ли?
Молодое, мятежное, сладкое?
Нет для счастья, увы, объяснения,
И всегда остается загадкою,
Почему оно сеет сомнение.
Я надеюсь, любимый мой слушатель,
Ты продолжишь мои изыскания.
Может быть,
Ты найдешь нечто лучшее.
Просто капельку нужно старания.
(Анастасия Соломонова)
5. Топос сравнение. Одним из ярких способов развить мысль о предмете является сопоставление (сравнение) его с другим предметом. Существуют три принципиальные возможности сопоставления (сравнения) и соответственно три топа: 1) уподобление (сходство, сравнение одинаковых свойств); 2) противопоставление; 3) количество (большее или меньшее).
Терминология сравнения и сопоставления подчас находит различные объяснения. А.К. Михальская в смысловой модели сопоставление выделяет топы сравнение и противопоставление. Она называет сравнение (аналогию) механизмом познания, вскрывающим природу предмета или явления. При этом «одно познается через другое, демонстрируется посредством другого, если имеет с ним нечто общее» [Михальская 1996: 144, 145]. А.А. Волков родовой категорией называет сравнение (как и все данные топы «сравнительными»), относя сравнение к общему «ходу мысли», который состоит в определении «сходства или различия двух или нескольких предметов» [Волков 2000: 126]. Видами сравнительных топосов являются, по А.А. Волкову, большее — меньшее, подобие, противное, правило справедливости, обратимость, транзитивность [Волков 2000: 127— 134].
Таким образом, сравнение может иметь два принципиальных толкования: строго говоря, риторический термин сравнение включает черты и сходства, и различия, но в обычной практике речи сравнением называют предметы сходные и похожие. Именно таково объяснение топосов сравнение — подобие — противное у Н.Ф. Кошанского. Сравнением он называет «сличение двух предметов, двух действий одного рода», а подобием — «уподобление одного действия другому иного рода» [ Кошанский 1834: 10]. Топос противное, по Н.Ф. Кошанскому, будет «мыслью совершенно противоположною» [там же: 13].
Топос сравнения осуществляется в тексте через поиск общего и противоположного в предметах и явлениях. Поиск общего приводит к уподоблению, поиск противоположного приводит к противопоставлению. Как показывают наблюдения, нередко такой поиск подсознательно задан риторической задачей, которую подчас имеет перед собой создатель речи.
Логическо-мыслительная операция сравнения состоит в том, чтобы выделить некоторые сходные черты двух объектов и либо уподобить их, либо противопоставить, либо сказать о большем / меньшем по какому-либо признаку. Творческая задача в операции сравнения состоит в том, чтобы найти сходные, похожие черты объектов. В принципе такая задача выполнима и сравнивать можно «все со всем». Например, человек может быть уподоблен большинству предметов внешнего мира и ограничением в данном случае может быть лишь некоторая уместная мера фантазии и воображения.
Самый простой способ сопоставления (сравнения) предметов или явлений — нахождение сходства по какому-то признаку, и это сходство обнаруживается прежде всего в предметах одного рода (человека сравнивают с человеком, сегодняшний день — с днем вчерашним и т.д.) — таково, по Н.Ф. Кошанскому, сравнение. Следующий ход мысли — уподобление предмета или явления другому иного рода: с кем или с чем можно сравнить человека (вообще или конкретную личность)? С цветком, с животньш с птицей, с машиной, с материалом (он — «вода», «огонь», «железо», «сталь») — потенциально человека можно уподобить чему, угодно... Таково, по Н.Ф. Кошанскому, подобие.
Риторическое сравнение требует (как и в предыдущих топосах) не только правильности и истинности, но и новизны, оригинальности, своеобразия, неожиданности. Эти требования различны в разных видах словесности. В художественной литературе (особенно в поэзии) сравнение-уподобление выступает как один из ярких выразительных приемов распространения текста, причем нередко он, так же как в случае с определениями, тяготеет к бесконечности:
Мне тебя сравнить бы надо
С песней соловьиною,
С тихим утром,
С майским садом,
С гибкою рябиною,
С вишнею, черемухой,
Даль мою туманную,
Самую далекую,
Самую желанную. (А. Фатьянов)
Дальнейшая задача автора — продолжать сравнения, одинаково начиная и заканчивая каждую строфу (анафора и эпифора). Объем текста ограничивается мерою вкуса и законами художественной гармонии, например, для песни обычно достаточно три куплета (строфы) с неожиданными образами-сравнениями. Подобным образом выстроены многие классические произведения русской поэзии:
Я твердо, я так сладко знаю,
С искусством иноков знаком,
Что лик жены подобен раю,
Обетованному Творцом.
Нос — это древа ствол высокий;
Две тонкие дуги бровей
Над ним рассыпались, широки,
Изгибом пальмовых ветвей.
Два вещих сирина, два глаза,
Под ними сладостно поют,
Велеречивостью рассказа
Все тайны духа выдают.
Открытый лоб — как свод небесный,
И кудри — облака над ним,
Их, верно, с робостью прелестной
Касался нежный серафим.
И тут же, у подножья древа,
Уста — как некий райский цвет,
Из-за какого матерь Ева
Благой нарушила завет.
Все это кистью достохвальной
Андрей Рублев мне начертал,
И этой жизни труд печальный
Благословеньем божьим стал.
(Н.С. Гумилев)
Впрочем, черты сходства / несходства могут выявляться и так называемыми противоположными сравнениями. В ироническом стихотворении современного поэта, отрицающего свою принадлежность к «аристократам», образ поэта выражен в следующей самооценке:
Я похож на дворянина Как ружье на пианино, Как журавль на слона...
Сравнивая, мы можем говорить и о том, что некий предмет нашей речи может оцениваться по количеству или в сопоставлении с другим аналогичным предметом. Например, об уме говорят: «ум — хорошо, а два — лучше»; «не имей сто рублей, а имей сто друзей».
6.Топос противоположность (антитеза). Из предыдущего рассуждения следует, что топос противоположности относится к сравнительным топосам [ср.: Волков 2000: 130—131]. Однако не исключено, что с таким же успехом мыслеречевую операцию объяснения или доказательства исходя из противного можно отнести к определительным топосам. Так поступают тогда когда легче показать сущность предмета или явления через противоположное. Например, чтобы сказать о том, как важно знание, говорят о том, сколь пагубны незнание и невежество; чтобы показать, что такое дружба, говорят, как опасны вражда и ссоры война и всякое недружелюбие; утверждая идею добра, вспоминают зло («в жизни море зла, а добра — океан»); говоря о любви, осуждают ненависть и т.д. Схематично это выглядит так: на вопрос что такое А ? Следует ответ: А — это не Б.
Как известно, идея борьбы противоположностей пронизывает как диалектическую философию Запада, так и восточные учения Востока, где весь мир рассматривается с точки зрения противопоставляемых понятий (янь и инь). Каждое явление имеет свою противоположность, поэтому разбор любого явления может включать искусное применение топоса противоположности.
Топос противоположности используется во всех видах словесности. Например, общие места фольклора, концентрируя вековую народную мудрость, построены на анализе противоположных явлений:
Не узнав горя, не узнаешь и радости.
Было бы счастье, да одолело ненастье.
Глупому счастье, а умному ненастье.
Где гнев, там и милость.
И стар, да весел, и молод, да угрюм.
И стар, да петух, и молод, да протух.
Старик, да лучше семерых молодых.
Отвяжись, худая жизнь, привяжись хорошая! и т.д.
Каждая из приведенных пословиц может стать материалом для развертывания дальнейшей речи и утверждения положительной идеи через ее противоположность.
Большинство сюжетов в художественной литературе построены на столкновении противоположностей, поскольку основу конфликта оставляют противоположные взгляды, концепции, столкновение противоположных характеров и интересов. Скажем
более, отражая действительность, писатели как раз ищут такие конфликтные ситуации, столкновение противоположностей. Достаточно вспомнить контрастность характеров в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина, где о Ленском и Онегине сказано: «стихи и проза, лед и пламень»; о Татьяне: «она в семье своей родной казалась девочкой чужой». Подчеркиванием противоположности выделяется личность данного человека, специфика явления или предмета.
Использование топоса противоположность блестяще подчеркнута парадоксальным высказыванием великого театрального режиссера К.С. Станиславского: «Если хочешь сыграть доброго, ищи, где он злой». Таким образом, анализируя то или иное явление, создатель речи использует в доказательстве или описаний его противоположные свойства.
4.Топос имя. Топос «имя» необходимо осмыслить исходя из теории именования. Согласно этой теории, имя отражает свойства вещи, а называние вещи определенным именем предполагает дальнейшие удачные или неудачные (в зависимости от того, как дано имя) действия. Если имя дано удачно, существование предмета и действия с ним будут благополучными, если — нет, существование именованного объекта (предмета или человека) и действия с ним будут неблагополучными и затруднительными.
Главная ответственность в этом процессе ложится на ономатотэта — создателя имени, который должен выбрать (создать) удачное имя объекту именования. Создатель имени должен обладать не только интуицией, вкусом, аккумулировать предшествующий историко-культурный опыт, чтобы не ошибиться в создании имени, он должен представить наступающие последствия существования объекта с таким именем. Это относится не только к практике именования новорожденных (примеры «несчастного» существования людей с неудачными именами и фамилиями общеизвестны), но и к именованию новых терминов, нарождающихся явлений социальной жизни.
Создатель речи, обращающийся к имени предмета или явления, как бы вглядывается, всматривается в природу имени и комментирует сущность вещи исходя из свойств имени. В самом простом виде сущность вещи может быть комментирована через этимологию имени, что и делается в начале многих рассуждений.
С толкования имени начинается большинство вступительных объяснений к изучению разных наук. Например, филология означает «любовь к слову» (греч. filo — люблю + logos — слово), география — « землеописание» (греч. geo — земля + grafo — пишу) и т.д. В художественных произведениях топос имени используется при создании говорящих имен и фамилий. Существуют достаточно убедительные исследования, ясно доказывающие связь имени с характером и судьбой человека — см. прежде всего замечательную работу П.А. Флоренского «Имена» [Тайна имени 1995: 8-135].
Топос имени особенно важен, когда требуется объяснение значения вещи (предмета, явления). Приведем несколько примеров, показывающих важность правильного и оптимального именования и действия с именем. Например, демократические преобразования в России середины 80—90-х годов XX века предполагали создание нового стиля мысли и жизни. Однако языковая неподготовленность, выразившаяся в риторической неспособности изобретать правильные имена и находить объяснения событий и поступков, привела ко многим культурным противоречиям.
При намечавшихся экономических преобразованиях в России как назвать человека, занимающегося делом, производством? Если это бизнесмен, то возникает образ предприимчивого американца, прагматичного, общительного, живущего по своим этическим и философским законам. Экономическая перестройка в России начиналась вне мыслительных новаций и эмоционального настроя сделать нечто национально самостоятельное. Русское слово «дело» несло слишком много отрицательных коннотаций. Однако невозможно начинать реформы, не будучи уверенными в том, что уточнены смыслы слов: ведь если не будет слова, не будет и дела, поскольку в слове выражен смысл дела. Однако русские понятия дело, деловой человек, предприниматель не были реабилитированы в глазах общественности и не реабилитированы до сих пор. По-прежнему в глазах обывателя деловой человек — это ловкий делец, думающий только о своих выгодах. В сознании общественности не сложился положительный образ русского предпринимателя в связи с общим недоверием к словам. Все предыдущие хорошие понятия были объявлены «мифическими», а новые положительные понятия, по мнению реформаторов, имеются только на Западе. Поэтому так властно вместе с ослаблением русского общественного сознания вошли в наш язык все западные именования.
Дата добавления: 2014-12-21; просмотров: 1565;