Отличительные черты классической и неклассической философии. Неклассическая философия и неклассическая наука первой половины XX в.

(Вопрос № 17 канд. экз.)

Авторский текст // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 332-340.

1. Каковы социокультурные условия формирования неклассической философии второй половины XIX – начала XX веков?

Дальнейшее развитие европейской философии XIX в. было предопреде­лено следующими социокультурными обстоятельствами.

1. Промышленный переворот, который начался в Англии в конце XVIII в. и продолжился в передовых странах Западной Европы в XIX в., сделал про­цесс техногенного развития западноевропейского общества необратимым. В результате одна из главных задач, которая стояла перед западноевропей­ской философией Нового времени (идейная подготовка великих проектов модернизации общества как в направлении материально-технического и социально-политического развития, так и в направлении духовного обнов­ления), казалось, была окончательно решена. Поэтому отпала необходимость в широких философских системах, которые с предельной смелостью и, в то же время, часто весьма абстрактно (в отрыве от реальности исторического процесса) обосновывали идеи модернизации.

Кроме того, техногенный путь развития во много раз ускорил темпы со­циального и политического развития европейского общества. В этот период времени требовались не абстрактные модели социально-экономической модернизации и духовного развития, а конкретные концепции управления реальным процессом исторического развития. Но, в свою очередь, эти кон­цепции могли возникнуть только на основе конкретного анализа движущих сил развития общества, материально-технических и социальных источников этого развития. Поэтому общей чертой различных направлений философии второй половины Х1Х-ХХ в. был поиск внерациональных источников самого разума, сколь ни отличались бы друг от друга эти направления.

Все это приводило самих философов к пересмотру значения философии в развитии общества. Поскольку в классический период развития европейской философии само понятие философии отождествлялось с понятием разума, то, развенчивая притязания этого разума на абсолютную истину, постиже­ние которой осуществлялось спекулятивным рациональным мышлением, представители неклассической философской мысли постепенно приходили к идее о том, что сама философия выполнила свою функцию и в будущем должна быть упразднена.

2. К концу XIX в. наука (особенно в области естествознания) превратилась в непосредственную производительную силу общества, поскольку с помощью научных открытий и создаваемой на их основе техники, общество начинает контролировать и превращать все более мощные космические силы природы в силы человечества. Увеличивается соответственно и темп развития научного знания. От науки требуется создание не всеобъемлющих моделей природы' (поскольку эти модели очень быстро устаревают), а все новых и новых научных теорий, на базе которых создаются новые технологии, увеличивающие мощь человеческого общества.

Поскольку философия с самого начала своего развития была тесно связана с наукой и рассматривалась (наиболее ярко в Новое время) как итог и синтез научного знания, то переориентация самой науки, сделала излишней эту функцию философии. Среди представителей частных научных дисциплин нарастают бунтарские настроения против притязаний классической филосо­фии на то, чтобы быть основой и итогом научного мышления. Вместе с тем, представители неклассической философской мысли усматривают внерацио­нальные основы самой философии как рационалистической спекуляции. Тем самым они делают акцент на отдельные научные дисциплины, кото­рые специально изучают эти внерациональные феномены, определяющие прогресс самого разума (социология, политэкономия, психоанализ и т.д.). Именно поэтому отдельным направлениям философии второй половины XIX—XX в. присуща сциентистская ориентация.

3. Ускорение темпов социально-экономического развития общества, бурный рост научного знания и усиление его значения для этого развития делают большинство направлений неклассической философии привержен­ными идее прогресса, т.е. поступательного хода развития общества. Этим особенно отличаются социально-политические концепции марксизма и позитивизма.

2. В чем заключаются особенности неклассического типа философствования?

философия, если она вообще должна продолжить существование, обязана заниматься либо логикой и методологией наук, либо анализом обыденного языка. Ведь очевидно, что она не может конкурировать с науками на их собственной территории. Чтобы иметь собственную об­ласть, отличную от анализа языка наук или обыденного языка, она должна рассматривать сущее просто как сущее. (+Текст Фуко с 340 в 3.7)

3. Каковы основные направления неклассической философии?

Марксизм усматривает источник развития разума в материально-экономической сфере общества; философия жизни видит основу бытия не в разуме, а в воле; ранний позитивизм стремится ограничить притязания разума достижениями опытного позитивного научного знания; ранний прагматизм превращает разум в орудие практической деятельности человека; психоана­литическая концепция 3. Фрейдапоказывает, насколько разум и кажущееся всецело рациональным поведение людей зависит и определяется некими подсознательными психологическими импульсами.

Именно поэтому названные философские направления не претендуют на подведение итогов всего прежнего развития духовной жизни европейского общества и создание некой законченной метафизической системы, раз и на­всегда разрешающей с помощью Разума величайшие вопросы человеческой жизни и истории; они стремятся вновь поднять эти вопросы и направить интеллектуальные силы общества на их разрешение. Это и позволяет объ­единить данные направления философии одним термином — неклассическая философия.

В рамках неклассической философии окончательно сложились харак­терные особенности новой культуро-исторической парадигмы социального знания, доминирующей в социальной мысли до середины XX в.

Ф. Коплстон // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 333-339.

1. Каковы основные направления развития философии XIX — первой половины XX в.?

Философия, если она вообще должна продолжить существование, обязана заниматься либо логикой и методологией наук, либо анализом обыденного языка. Ведь очевидно, что она не может конкурировать с науками на их собственной территории. Чтобы иметь собственную об­ласть, отличную от анализа языка наук или обыденного языка, она должна рассматривать сущее просто как сущее.

В эволюции философской мысли расходящиеся установки или тенденции возвращаются, принимая различные исторические и исторически объяснимые формы. Так, немецкий идеализм был одной из исторически обусловленных форм метафизической тенденции или стремления. Индуктивная метафизика была другой. И мы можем видеть, как та же самая фундаментальная тенденция вновь утверждает себя раз­личными путями в философских учениях Ясперса и Хайдеггера.

Ф. Коплстон рассматривает развитие философии второй половины XIX - начала XX в. как реакцию на априористическую метафизику представителей немецкой классической философии.

В результате этой реакции в философской мысли второй полови­ны XIX в. сложились несколько направлений. Ряд мыслителей (так назы­ваемые вульгарные материалисты Фогт, Бюхнер, Молешотт, а также Гербарт Больцано и др.), вследствие краха притязаний представителей немецкой классической философии на построение метафизики нового типа (по вы­ражению Н.А. Бердяева «метафизики субъекта»), возвращаются к старым типам докантовской метафизики («метафизики объекта»). Другие пыта­ются совместить метафизические притязания собственных философских концепций с результатами научных исследований второй половины XIX в. (так называемые эмпирические метафизики и большая часть неокантиан­цев). Однако, как показывает Ф. Коплстон, данные попытки терпят крах вследствие несовместимости притязаний метафизики на абсолютную исти­ну и динамики развития науки, приведшей в начале XX в. к новой научной Революции, которая радикально изменила и научную картину мира, и сами идеалы, и нормы научного знания.

Таким образом, лишь представители третьего направления сумели выдвинуть идеи, необходимые для нового этапа (или новой парадигмы) развития социального знания. Одни из них отказываются от рационализма немецкой классической философии (философия жизни в лице А. Шопенгауэра и Ф. Ницше, религиозная философия С. Кьеркегора), а другие — от ее метафизических притязаний (классики марксизма и позитивизма). Несмотря на принципиальные философские разногласия между позитивизмом, мар­ксизмом, философией жизни (а позже к ним присоединяется классический фрейдизм и прагматизм), их объединяет общая критическая направленность по отношению к классическим образцам рационалистической метафизики, которая была характерна и для представителей априористической метафи­зики послекантовской немецкой философии первой половины XIX в., и для представителей эмпирической метафизики второй половины XIX — начала XX в. Так, марксизм усматривает источник развития разума в материально-экономической сфере общества; философия жизни видит основу бытия не в разуме, а в воле; ранний позитивизм стремится ограничить притязания разума достижениями опытного позитивного научного знания; ранний прагматизм превращает разум в орудие практической деятельности человека; психоана­литическая концепция 3. Фрейдапоказывает, насколько разум и кажущееся всецело рациональным поведение людей зависит и определяется некими подсознательными психологическими импульсами.

2. Как формируется проблематика позитивизма и материализма?

Неопозитивисты Венского кружка и их единомышленники в 20-е гг. XX столетия, разра­батывли критерий осмысленности, так называемый принцип верифи­кации, который эффективно исключил бы метафизические проблемы и утверждения из класса осмысленных проблем и утверждений.

В «Материализме и эмпириокритицизме» (1909) Ленин утверж­дал, что феноменализм Маха и Авенариуса неизбежно ведет к идеализму и, стало быть, к фидеизму. Ведь если вещи сводятся к ощущениям или чувственным данным, они должны зависеть от сознания. И поскольку они едва ли могут зависеть просто от индивидуального человеческого сознания, они должны относиться к божественному сознанию.

Исторически феноменализм Маха и Авенариуса был частью той линии мысли, которая вылилась в неопозитивизм Венского кружка в 20-е гг. XX в. Вряд ли можно сказать, что она вела к возрождению идеа­лизма, а тем более теизма. Из этого, однако, не следует, что точка зрения Ленина совершенно безосновательна.

Критика сама по себе в любом случае неадекватна. Мы не можем изменить общество, просто философствуя о нем. Мысль должна перетекать в действие, т.е. всоциальную революцию. Ибо философская критика поднимает проблемы, которые могут быть решены только таким путем.

3. В чем заключается эпигонский характер стремлений сохранить старую метафизику?

Были и философы, пришедшие в философию из той или иной области эмпирической науки и убежденные, что научная картина мира требует завершения в метафизической рефлексии. Они не считали, что действенная система метафизики может быть выработана априори или безотносительно к нашему научному знанию. И на метафизичес­кие теории они обычно смотрели как на гипотетические и обладающие большей или меньшей степенью вероятности. Поэтому в их случае мы можем говорить об индуктивной метафизике.

Конечно, индуктивная метафизика имеет своих заметных представи­телей. Прежде всего, возможно, это Анри Бергсон. Но, вероятно, лишь немногие будут готовы утверждать, что немецкие индуктивные метафизики второй половины XIX столетия были на одном уровне с великими идеалистами. И одним из слабых мест индуктивной метафизики вообще является то, что она обычно оставляет неисследованными и неустановленными базисные принципы, на которых она основывается.

4. Каковы характерные черты философии жизни?

философия жизни видит основу бытия не в разуме, а в воле;

5. Каковы основные идеи философии С. Кьеркегора? Как он повлиял на формирование философии экзистенциализма?

Кьеркегор отказывается признать, что в этой жизни может быть более высокая точка зрения, чем позиция веры. Хвастливое превращение веры в спекулятивное знание — иллюзия.

Кьеркегор был прежде всего и главным образом религиозным мыслителем. И хотя для его современников он во многом был гласом вопиющего в пустыне, его представление о христианской религии оказало мощное воздействие на влиятельные движения современной протестантской теологии.

С другой стороны, можно представить себе возможность того, чтобы его сочинения вообще способствовали отходу людей от христи­анства. Вообразим, как человек говорит: «Да, я понимаю, о чем идет речь. Кьеркегор совершенно прав. Я и в самом деле не христианин. И, кстати говоря, не хочу им быть. Прыжки, страстное объятие объективных недостоверностей - это не для меня».

Не так уж удивительно поэтому, если в развитии современного экзис­тенциалистского движения мы обнаруживаем некоторые кьеркегоровские темы отделенными от их первоначального религиозного окружения и нашедшими применение в какой-нибудь атеистической системе. Известно, что так обстоит дело в философии Сартра. Конечно, у Карла Ясперса, который из всех философов, обычно классифицирующихся как экзистенциалисты, ближе всего Кьеркегору, религиозный контекст понятия существования во многом сохранен. Однако философия Сартра напоминает нам о том, что понятия подлинного существования, свобод­ной самореализации и страха могут быть изъяты из этого контекста.

5. Как проявляются метафизические черты в философии феноменологии и экзистенциализма?

Подлинным основателем феноменологического движения был Эдмунд Гуссерль (1859-1938). После получения докторской степени по математике Гуссерль посещал лекции Брентано в Вене (1884-1886), и именно влияние Брентано подвигло его тому, чтобы посвятить себя философии. Он стал профессором философии в Гёттингене, а впоследствии - во Фрейбурге, где одним из его учеников был Хайдеггер.

В своих «Логических исследованиях» Гуссерль четко заявил, что логика несводима к психологии. Мы должны проводить различие между сознанием как комплексом психических фактов, событий или переживаний и предметами сознания, которые имеются в виду или интендируются.

Феноменология в целом есть описательный анализ сущностей или идеальных структур. Может существовать, к примеру, феноменология ценностей. Но может быть и феноменологический анализ фундаменталь­ных структур сознания, допуская, конечно, что эти структуры «сведены» к сущностям.

Гуссерль настаивает на воздержании от суждений относительно онтологического или экзистенциального статуса или соотнесения объектов сознания. Утверждается, что посредством этого воздержания существование «заключается в скобки».

В поздних сочинениях Хайдеггера мы много слышим об откры­тости человека бытию и о необходимости ее сохранения, но едва ли мож­но сказать, что он преуспел в раскрытии бытия. Да он и не претендовал на то, что сделал это. По сути, хотя Хайдеггер заявляет, что мир в целом и философы в частности забыли бытие, он, кажется, не способен внятно объяснить, что именно они забыли или почему это забвение должно быть столь гибельным, как он об этом говорит.

Высказывания Хайдеггера о бытии, сделанные вне рамок его экзис-тенционального анализа человека, настолько напоминают пророчества, что не могут быть причислены к науке о бытии.

М. Фуко // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 340-343.

1. Чем, с точки зрения М. Фуко, принципиально отличается классическое мышление XVIII в. от социально-гуманитарного знания XIX - первой половины XX в.?

Классический порядок распределял в непрерывном пространстве тождества и неколичественные различия, которые разъединяли и объединяли вещи; этот порядок властвовал безраздельно (но каждый раз в несколько иных формах и по несколько иным законам) над речью людей, таблицей естественных существ и обменом богатств. Начиная с XIX века История развертывается во временном ряде аналогий, сближающих различные организованности друг с другом. Именно эта История последовательно диктует свои законы анализу производства, живым организмам и, наконец, лингвистическим группам. История дает место аналогичным организациям, тогда как Порядок открывает путь последовательным тождествам и различиям.

2. Как отличаются друг от друга классическая и современные эпистемы социально-гуманитарного знания в области теории познания?

Подобно тому как Поря­док для классической мысли не был лишь видимой гармонией вещей, их слаженностью, их законосообразностью или же их установленной симметрией, но пространством их собственного бытия, тем, что еще до всякого действительного познания устанавливает вещи в пространстве знания, подобно этому История, начиная с XIX века, определяет то место рождения всего эмпирического, из которого, вне всякой установ­ленной хронологии, оно черпает свое собственное бытие. Несомненно, что именно поэтому История так рано раздваивается, в непреодолимой двусмысленности, на эмпирическую науку о событиях и коренной способ бытия, предписывающий судьбу и всем вообще эмпирическим сущест­вам, и нам самим во всей нашей специфике.

3. Почему философию И. Канта можно считать одним из идейных источ­ников современной эпистемы социального знания?

В противоположность Идеологии кантовская критика означает, напротив, порог современной эпохи, она вопрошает представление, ис­ходя уже не из бесконечного движения, которое строит из простейших элементов все возможные их комбинации, но исходя из его законных границ. Таким образом, она впервые санкционирует важное событие европейской культуры конца XVIII века: уход знания и мысли за пределы пространства представления. Оно оспаривается в самой своей основе, в своем первоначале, в своих границах; безграничное поле представления, которое установила классическая мысль и которое Идеология стремилась шаг за шагом обойти с помощью научной дискурсии, обернулось теперь метафизикой — но такой метафизикой, которая никогда не вышла бы за свои собственные рамки, которая выступала бы в качестве неискушен­ного догматизма, которая никогда не ставила бы прямо вопроса о своих правах.

4. Чем отличается классическая и современная эпистемы в области ан­тропологии?

Когда классическая дискуссия, в которой находили свое общее место бытие и представление, исчезает вовсе, тогда в глубине этого археологического изменения появляется человек в его двусмыслен­ном положении познаваемого объекта и познающего субъекта; разом и властитель и подданный, наблюдатель и наблюдаемый, он возникает в том самом предуказанном ему в «Менинах» королевском месте, где его реальное присутствие столь долго было невозможно.

Человек в своем собственном бытии, со своей способностью образовывать представления возникает во впадине, оставленной живыми существами, предметами обмена и словами, когда, покинув представление, которое доселе было их исконным местом, они отступают в глубину вещей, замыкаются на самих себя по законам жизни, производства, языка. Посреди них, замкнутый в образованном ими круге, и намечает­ся - более того, требуется — человек, поскольку именно человек говорит, поскольку именно он определяет свое место среди других животных причем место не только особое, но даже господствующее над совокупностью, которую они образуют: даже если человек и не венец эволюции, о он крайняя точка длинного эволюционного ряда), поскольку, наконец, о отношение потребностей человека и средств их удовлетворения непременно требует, чтобы он сам был основой и средством всякого производства. Однако это гордое слово имеет и другой смысл. В извес­тной мере человек подчинен труду, жизни и языку: ими определяется его конкретное существование, добраться до него можно лишь через посредство его слов, его организма, производимых им предметов, будто прежде всего в них (быть может, только в них) и содержится истина. При этом сам человек, который мыслит, предстает собственному взгляду лишь в облике существа, которое в толще подосновы, в неустранимой изна­чальное™ выступает как живой организм, как средство производства, как носитель слов, предшествующих ему.

О. Конт // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 344-345.

1. Какие стадии проходит развитие духовной жизни человека и общества? Каковы характеристики позитивной стадии?

Человеческий разум в силу своей природы в каждом из своих исследований пользуется последовательно тремя методами мышления, характер которых существенно различен и даже прямо противоположен: сначала методом теологическим, затем метафизическим и, наконец, позитивным. Отсюда возникают три вза­имно исключающих друг друга вида философии, или три общие систе­мы воззрений на совокупность явлений; первая есть необходимый от­правной пункт человеческого ума; третья - его определенное и оконча­тельное состояние; вторая предназначена служить только переходной ступенью.

Наконец, в позитивном состоянии человеческий разум, при­знав невозможность достигнуть абсолютных знаний, отказывается от исследования происхождения и назначения Вселенной и от познания внутренних причин явлений и всецело сосредоточивается, правильно комбинируя рассуждение и наблюдение, на изучении их действительных законов, т.е. неизменных отношений последовательности и пособия.

2. Каково, с точки зрения Конта, состояние социальных наук его вре­мени? В чем заключаются задачи позитивной философии в области социальных наук?

Очевидно, что социальные явления еще не вошли в сферу по­зитивной философии. Теологические и метафизические методы, кото­рыми при изучении других видов явлений никто теперь не пользуется ни как средством исследования, ни даже как приемом аргументации, до сих пор, напротив, исключительно употребляются в том и в другом отношении при изучении социальных явлений, хотя недостаточность этих методов вполне сознается всеми здравомыслящими людьми, утом­ленными бесконечной и пустой тяжбой между божественным правом и главенством народа.

Итак, вот крупный, но, очевидно, единственный пробел, который надо заполнить, чтобы завершить построение позитивной философии. Теперь, когда человеческий разум создал небесную физику и физику земную, механическую и химическую, а также и физику органическую. растительную и животную, ему остается для завершения системы наук наблюдения основать социальную физику. Такова ныне самая большая и самая настоятельная во многих существенных отношениях потребность нашего ума и такова, осмеливаюсь это сказать, главная и специальная цель этого.

Так как создание социальной физики завершает, наконец, систему естественных наук, то станет возможным и даже необходимым подвести итоги всем приобретенным знаниям, достигшим к этому вре­мени определенного и однородного состояния, чтобы согласовать их И представить как ветви одного дерева, вместо того чтобы продолжать рассматривать их как отдельные тела.

Позитивную философию можно рассматривать как единствен­ное прочное основание социального преобразования, долженствующего положить конец критическому состоянию, в котором так долго находятся самые цивилизованные нации.

3. Каковы движущие силы развития общества? В чем проявляются осо­бенности социальной эволюции?

Идеи управ­ляют и переворачивают мир или, другими словами, что весь социальный механизм покоится в конце концов на мнениях. Они хорошо знают, что великий политический и моральный кризис современного общества на самом деле обусловлен умственной анархией.

Порядок становится тогда неизменным условием прогресса, между тем как прогресс составляет беспрерывную цель порядка.

Наконец, путем более глубокой оценки позитивизм прямо представ­ляет человеческий прогресс как состоящий всегда в простом развитии основного порядка, который по необходимости содержит в себе заро­дыш всех возможных успехов. Здравая теория нашей индивидуальной или коллективной природы доказывает, что ход наших превращений совершается эволюционно, без участия какого-либо творчества. Этот общий принцип вполне подтверждается историческим исследованием, всегда вскрывающим уходящие вглубь корни каждого совершившегося изменения вплоть до наиболее глубокого первоначального состояния, зародыша всех будущих усовершенствований.

В силу этого основного тождества прогресс в свою очередь становится показателем порядка. Поэтому анализ идеи прогресса может достаточно характеризовать двойное понятие, на котором покоятся одновременно социальные науки и искусство.

Преобладание социологической точки зрения, далеко не препятствуя даже наиболее отвлеченным умозрениям, увеличивает их постоянство и их достоинство, указывая единственно соответствующее им направление.

Н. Орбел // Практикум по философии: Социальная философия. – Мн., 2007. – С. 350-353.

1. В чем заключается противоречивость философии Ницше? Почему эта философия являлась идеологией так называемых консервативных революций XX в.?

Самым ка­тегорическим и тревожащим образом превозносил войну и насилие. Безоговорочно ненавидел демократию, христианство, социализм, фе­минизм. С беспримерной страстью и аргументацией развенчивал все «добрые чувства» - сострадание, смирение, жертвенность - и громог­ласно провозгласил себя глашатаем философии зла.

В самом деле, Ницше не был ни германским националистом, ни социалистом, ни расистом.

Ницше первым провидчески предсказал, что тоталитаризм XX века (как в сталинской, так и в фашистской версиях) явится чудовищным взрывом ресентимента наиболее обездоленных масс, которые восстанут против всей тысячелетней системы ценностей, запретов и институтов, освящающих их угнетенное и подчиненное состояние. Пророческий дар этого мыслителя поражает; пройдет едва полтора десятилетия после его смерти, как история начнет точно следовать его прозрениям!

Как ни неприятно это звучит для либерал-демократов, приходится тем не менее признать, что Ницше, безусловно, выступил как подстрекатель масс, толкнувший их (пусть и, как мы увидим дольше, против своей воли, но вполне осознавая это) к восстанию. Это восста­ние было воспринято многими левыми и правыми интеллектуалами как проект свободы, а сам Ницше — как его идейный спонсор, как глашатай революционных движений XX в.

Демократия, как ложное - по Ницше - средство лечения ресентимента, всегда будет чревата тоталитаризмом. Именно это отрицание массовой демократии помешало увидеть антифашизм ницшеанства, воспринимающего фашизм как доведенную до пределов демократию, как ее высшую стадию.

Социальная революция, согласно Ницше, - совершенно бес­смысленна, ибо лишь по видимости пытается решить проблему ресентимента. На самом же деле она лишь вводит в заблуждение, поскольку проблема лежит в иной плоскости: в плоскости духовного усиления «группы одиночек».

Ницше решительно и бесповоротно отвергает предательство, трусость, любую низость. Его главный вопрос, обращенный к человечес­кой породе: «Можно ли сделать людей благородными?». Благородство по Ницше — это доблесть, храбрость, независимость, честность, верность. Все это качества, мало востребованные в «самую вульгарную эпоху» рыночных отношений.

2. Кто такой сверхчеловек?

Послушаем Заратустру: сверхчеловек - тот, чья воля к могуществу полностью очистилась от ресентимента и духа мщения. Это тот, кто могуч духом и волей настолько, чтобы не мстить. Как ра­дикально отличается ницшеанский сверхчеловек от тоталитарных масс, одержимых духом мести, будь то классовая или национальная! И как радикально отличается Ницше-философ освобождения и сверхчеловека от Ницше-идеолога

Цель Ницше — не рас­творение индивида в безликой массе, а демассификация индивида, развитие всех его способностей до уровня сверхчеловека. Но он лишь на первый взгляд рупор и «возгонщик» индивидуалистических тен­денций. Его форсирование индивидуализма имеет более высокую и тяжкую цель - преодоление индивидуализма. Но не через регрессию на уровень стада за счет нивелировки и деградации индивида. А, напротив, преодоление индивидуализма путем максимального личностного роста человека. Задача Ницше в том, чтобы человек вырос до масштабов Кос­моса. Вот его антропологическая революция. Вот его проект будущее Никак не меньше!

3. В чем заключается значение духовного наследия Ницше для будущего развития философии?

Ницшеанское понятие ресентимента, марксистская категории отчуждения и фрейдистская концепция невроза обозначают разнЫ^е модусы состояния утраты человеком собственной сущности. По-виД¹¹' мому, будущее социальной теории связано с интеграцией воедино эти" трех концепций.

Сегодня история подходит к крутому повороту, чреватому невидан­ными прежде катастрофами. Ибо внутренний потенциал напряжений, агрессивности и конфликтов, присущих человечеству, никуда не исчез. Напротив, он стремительно возрастает. В недрах нашей эпохи вновь слышен тектонический танец плит, раскалывающий основы цивили­зации, и в возникающих раздвигах закручивается тайфун чудовищной силы. Когда же он вырвется наружу и социальные ураганы вновь охватят планету, тогда Ницше выйдет из подполья, и нам придется дать этому тайфуну его имя.

Сегодня линия фронта между будущим и современностью про­легает по водоразделу между ницшеанством и нигилистическим пози­тивизмом, между дионисовской политикой новых перспектив жизни и аполлоновским морально-властным комплексом позднего капитализма, стремящегося увековечить наличный порядок вещей. Взрывной потен­циал ницшеанства к XXI веку вновь приближается к критической массе. В самой структуре ницшевской мысли изначально заложена неискоре­нимая непримиримость к любой действительности, препятствующей становлению сверхчеловека, свободного творца. «Воля к власти» — это настежь распахнутая дверь нашей планеты, через которую рвутся космические ветра, разгоняя протухший спертый воздух, превративший нас бледных и чахлых «последних людей».