Введение в Пятикнижие

Составление этого обширного собрания книг приписывалось — по меньшей мере, с начала нашего летоисчисления — Моисею. Об этом свидетельствовали и Сам Иисус, и апостолы (Ин 1:45; 5:45-47; Рим 10:5). Однако древнейшая традиция нигде не утверждает с достаточной убедительностью, что Моисей был автором всего Пятикнижия. Если в самом Пятикнижии и говорится изредка “Моисей написал”, то эта формула относится к ограниченному фрагменту. В действительности же ни стилистические различия, ни повторы и перерывы в изложении не позволяют, по мнению современных исследователей, рассматривать Пятикнижие как произведение одного автора. После долгого и тщательного рассмотрения в конце XIX в. — прежде всего под влиянием исследований Графа и Вельхаузена — начала приобретать все большее число сторонников теория, согласно которой Пятикнижие составлено из четырех изначальных писаний, различных по датировке и авторству, но позднее рассматривавшихся как принадлежащие Моисею. Согласно этой теории, изначальными были две повествовательные книги: книга Ягвиста (Я), где в Шестодневе употреблено имя Ягве, которое Бог открыл Моисею, и книга Элогиста (Э), в которой Бог называется общепринятым именем Элохим. Далее, считается, что Ягвист писал в IX в. в Иудее, а Элогист — несколько позднее в Израиле и что после падения Северного царства обе версии слились в одну (ЯЭ); что Иосия прибавил к ней Второзаконие (ЯЭВ); что Священническая версия (С), которая наряду с некоторыми повествовательными фрагментами содержит в основном законы, была присоединена к основному корпусу в послепленную эпоху и послужила ему обрамлением и связующими звеньями (ЯЭВС).

Эта классическая гипотеза о возникновении Пятикнижия, связанная к тому же и с эволюционистскими взглядами на религиозные представления Израиля, часто оспаривается. Многие исследователи все еще отвергают ее полностью, другие признают ее с учетом существенных модификаций, и не найдется двух таких ученых, которые были бы полностью согласны друг с другом в вопросах точного разделения текста в соответствии с различными его “источниками”. В настоящее время наибольшее согласие установилось в вопросе о том, что одна лишь литературная критика для прояснения композиции Пятикнижия недостаточна. Ее следует дополнить исследованием литературных форм, устной либо письменной традиции, которая предшествовала редакции источников. Каждое из изначальных писаний, даже самое позднее (С), содержит в себе очень древние фрагменты. Открытие мертвых письменностей Древнего Востока и успехи археологии и исторической науки в познании культур народов, составлявших окружение Израиля, показали, что для многих законов или установлений Пятикнижия существуют внебиблейские параллели, которые гораздо древнее того времени, которое принято при датировке “источников”, и что многие повествования подразумевают существование иной, более архаичной социальной среды, нежели та, которая существовала во время предполагаемого возникновения этих источников. Некоторые фрагменты традиционного предания сохранились на святынях или в устной передаче. Эта сокровищница предания была упорядочена, расположена по циклам, а затем по инициативе соответственно образованных кругов или выдающейся личности зафиксирована письменно. Но такие письменные фиксации не были конечными вариантами. Их перерабатывали, дополняли и, наконец, соединили в том виде, в котором и предстоит перед нами Пятикнижие. Письменные “источники” Пятикнижия — это всего лишь выделенные “моменты” долгого развития, точки кристаллизации в потоке предания, начало которого уходит в древнейшие времена, а дальнейшее существование отнюдь не исчерпывается письменной фиксацией.

То, что таких потоков предания было несколько — установленный факт; это видно по повествовательным параллелям, повторам, внутренним несоответствиям, которые бросаются в глаза читателю с первых же страниц Книги Бытия: две истории творения (Быт 1-2:4а и 2:4б); две генеалогии Каина-Каинана (Быт. 4:17 и сл. и 5:12-17); две переплетающихся между собой истории потопа (Быт. 6-8). В истории патриархов — два описания завета с Авраамом (Быт. 15 и 17); два изгнания Агари (Быт. 16 и 21); три рассказа о затруднительной ситуации с женой патриарха в чужой земле (Быт. 12:10-20; 20; 26:1-11); две сплетенных истории Иосифа и его братьев в последних главах. Далее мы претыкаемся о два сообщения о призвании Моисея (Исх. 3:1-4:17 и 6:2-7:7); о два чуда с водой Меривы (Исх. 17:1-7 и Чис. 20:1-13); о две версии Декалога (Исх. 20:1-17 и Втор. 5:6-21); о четыре календаря праздников (Исх. 23:14-19; 34:18-23; Лев 23; Втор. 16:1-16); можно было бы привести и еще множество примеров. Тексты дают возможность разделить их на параллельные структуры исходя из языка, стиля, мира идей; эти параллели пронизывают все Пятикнижие и соответствуют четырем потокам предания.

“Ягвистская” традиция, названная так потому, что в ней, начиная с истории творения, употребляется имя Божие Ягве, характеризуется живостью и яркостью стиля. Она образно и с ярко выраженным повествовательным даром дает глубокие ответы на трудные вопросы, встающие перед каждым человеком, а тот тип антропоморфизмов, который применяется в ней, когда она повествует о Боге, свидетельствует о весьма высоком уровне развития понятия Божественного. В качестве пролога к истории праотцев Израиля в ней предстает изложение истории человечества, начиная с первой пары людей. Традиция эта — иудейского происхождения и, очевидно, была зафиксирована в основных чертах уже ко времени царствования Соломона. Из всего комплекса включаемых в нее текстов некоторые исследователи выделяют параллельную традицию того же происхождения, но передающую отчасти более архаичные, а отчасти — несколько разнящиеся представления; ее обозначают либо как Я1 (“старший Ягвист”), либо как Си (“светский источник”) или Н (“номадский слой источника”). Такое различение представляется оправданным, но трудно решить, имеем ли мы дело с независимым потоком предания или с элементами, которые внесены Ягвистом под влиянием собственной индивидуальности.

“Элогистская” традиция (Э), в которой Бог называется общепринятым именем Элохим, отличается от ягвистской большей приземленностью и прозаичностью стиля, более высокими моральными требованиями, большим подчеркиванием дистанции между Богом и человеком; в ней отсутствует рассказ о первоистории — она начинается только с Авраама. Вероятно, она моложе ягвистской; ее принято приписывать северным племенам. Некоторые ученые не признают существования независимого элогистского предания; они считают удовлетворительной ту гипотезу, согласно которой произведение Ягвиста было всего-навсего дополнено или обработано. Однако различие происхождения, а также совокупность параллельных мест и отклонений от ягвистской традиции, начиная с истории Авраама и до повествования о смерти Моисея (не говоря уже об особенностях стиля и учения) говорят скорее в пользу гипотезы об изначально независимой традиции и фиксации.

При этом следует принимать во внимание следующий важный факт. Несмотря на отдельные различия, ягвистское и элогистское повествования рассказывают одну и ту же историю по существу; обе традиции обязаны своим существованием одному и тому же источнику. У племен юга и севера была одна и та же традиция, сохранившая воспоминания народа о его истории и упорядочившая череду трех патриархов — Авраама, Исаака и Иакова — и исход из Египта в связи с Богооткровением на Синае, а заключение Завета на Синае — с поселением в восточные земли Иорданья, последним этапом завоевания Земли Обетованной. Это общее предание формировалось (в устной, а возможно, уже и в письменной форме) с эпохи судей, то есть с начала становления народа Израиля. В ягвистской и элогистской традиции лишь немного текстов законов; самый значительный из них — книга Завета, о которой еще следует говорить. Напротив, законы — это основное содержание “священнической” традиции (С), в которой выявляется особое пристрастие к описаниям устройства святилища, жертвоприношений и праздников, к личности и служению Аарона и его сыновей. Кроме текстов законов и описаний устройства ритуала, она содержит также и повествовательные фрагменты, в которых учтены все подробности, когда дело касается выражения законнического духа или культово-ритуальных интересов. Эта версия питает слабость к перечислениям и родословным; ее легко опознать по стилю, в основном, несколько абстрактному и обстоятельному, а также по особенностям словаря. Это традиция священников Иерусалимского храма; в ней сохранились древние элементы, хотя возникла она во время вавилонского плена и распространилась уже только после возвращения. В ней можно различить несколько слоев фиксации. Вообще же, сложно решить, существовала ли некогда письменная форма священнической традиции независимо, как самостоятельное литературное произведение, или же — что более вероятно — один или несколько редакторов, носителей этой традиции, вплели наследие священнического предания в предание, уже существующее, сформировав окончательно корпус Пятикнижия.

Сравнительно просто проследить три нити предания — ягвистскую, элогистскую и священническую — в книге Бытия. В дальнейшем отчетливо выступает священническая линия предания, особенно в конце книги Исход, во всей книге Левит и в большей части книги Чисел, однако разделить остальное на ягвистский и элогистский слои труднее. После книги Чисел и вплоть до самых последних глав книги Второзаконие (глл. 31 и 34) три линии предания исчезают, на их месте выступает одна-единственная, — линия Второзакония. Для нее характерны своеобразный подробный гомилетический стиль, при котором многократно повторяются одни и те же отточенные формулировки, а также постоянно высказываемые убеждение и учение: Бог из чистого милосердия избрал Израиль среди всех народов, но это избранничество и завет, его закрепляющий, предполагают, что верность вменяется Израилю как закон от Бога его и в предмет культа, для которого ему указано его единственное святилище. Второзаконие являет собой конечную стадию традиции, родственной элогистскому слою предания и пророческому движению (голос, которой мы различаем уже в относительно древних текстах). Возможно, что в основе Второзакония лежит передача правовых определений северных израильтян, переселенных левитами в Иудею после разрушения Самарии. Эта книга законов, которая, очевидно, уже при составлении была оформлена как речь Моисея, хранилась в Иерусалимском храме. Найденная при Иосии и преданная гласности, она послужила основой религиозной реформы. Обновленная и обработанная версия была создана к началу эпохи плена.

Имея в основе эти различные версии предания, Пятикнижие формировалось, проходя несколько стадий; однако определение их временных пределов остается затруднительным. Ягвистская и элогистская версии были соединены в Иудее приблизительно в конце эпохи царей, возможно, при правлении Езекии, поскольку из Притч 25:1 мы знаем, что тогда-то и были собраны воедино древние писания. Перед концом эпохи плена Второзаконие, рассматривавшееся как закон, данный Моисеем в Моаве, было включено в корпус между заключением книги Чисел и повествованием о введении в служение Иисуса Навина и о смерти Моисея (Втор. 31 и 34). Возможно, что немного позже было осуществлено и включение священнического предания либо работа первых его редакторов. В любом случае представляется, что тот “Закон Моисеев”, который Эзра принес из Вавилона, уже был Пятикнижием в его почти завершенном облике.

Относительно связи Пятикнижия с последующими книгами Библии были сформированы противоречивые гипотезы. Уже давно некоторые исследователи говорят о “Шестикнижии” (Hexateuch), о произведении из шести книг, в которое включают дополнительно еще и книгу Иисуса Навина и начало книги Судей. В этом корпусе они видят продолжение трех источников Пятикнижия (Я, Э, С) и придерживаются мнения, что если мотив обетования так часто встречается в повествовании Пятикнижия, то должно быть и повествование об осуществлении этого обетования, о завоевании Земли Обетованной. Согласно этой гипотезе, книга Иисуса Навина была позднее вычленена из корпуса и поставлена в начало исторических книг. Более современные авторы, напротив, говорят о “Четырехкнижии” (Tetrateuch), о корпусе из четырех книг, исключая Второзаконие, которое, согласно их мнению, является введением к большому “второзаконническому историческому повествованию”, сюжет которого доходит до конца эпохи Царств. Тем самым Второзаконие рассматривается как вычлененное уже тогда, когда все, связанное с личностью и делами Моисея, было решено представить в виде единого изложения — нашего Пятикнижия. Это воззрение — с определенной степенью осторожности — используется нами во введении к историческим книгам и в ряде примечаний. Однако следует иметь в виду, что здесь — как, впрочем, и в случае с конкурирующей концепцией “Шестикнижия” — мы имеем дело всего лишь с гипотезой.

Как уже стало очевидным, та же неопределенность царит во многих вопросах, связанных с формированием корпуса Пятикнижия. Процесс его письменной фиксации занимает как минимум шесть столетий и отражает изменения в государственной и религиозной жизни Израиля, но, тем не менее, невзирая на все отклонения, предстает как некое конечное единство. Мы уже говорили, что истоки повествовательной части предания прослеживаются до тех времен, когда народ Израиля только начинал объединяться. Подобные же наблюдения — с определенными уточнениями — справедливы и относительно корпуса законов, содержащего гражданское и религиозное право, которое развивалось вместе с руководствовавшимся им обществом, но истоки права совпадают с истоками народа. Эта связь покоится на религиозном основании: вера в Ягве была основой единства народа, и та же вера послужила причиной единства в становлении традиции. Но для начал этой веры определяющей была фигура Моисея, основателя религии и первого законодателя Израиля. Древнейшая часть предания, возводимая к нему, и воспоминания о событиях, происходивших под его водительством, стали народным эпосом. Религия Моисея навсегда определила собой верования и учение народа, его Закон стал нормой. Все изменения, которых потребовало меняющееся время, осуществлялись в его духе и под покровом его авторитета. Тот факт, что мы не могли бы с уверенностью приписать ему авторство какого-либо фрагмента Пятикнижия, не имеет большого значения. Моисей остается центральной фигурой первых пяти книг Библии, и иудейская традиция с полным правом называет Пятикнижие Законом Моисеевым.

Контрольные вопросы:

1. Посредством чего стал сообщать человечеству Свою волю Господь после грехопадения? Почему Он избрал именно этот способ?

2. Когда появилась первая каноническая книга Ветхого завета? Каким способом до появления первой священной книги – Бытия, человечество получало знания о возникновении мира и его истории?

3. Назовите имена писателей Священных Книг Ветхого Завета.

4. Проследите цепь передачи Священных Книг Ветхого Завета от одного писателя к другому.

5. Как пополнялся канон Священных Книг Ветхого Завета в период Царств и вавилонского плена?

6. Расскажите о роли соферов в формировании ветхозаветного канона Священных Книг.

7. Расскажите о роли масоретов в формировании ветхозаветного канона Священных Книг.

8. Какие священные книги были включены в ветхозаветный канон последними? Почему включение их в канон вызвало столько споров?

9. На какие условные три части был разделен иудеями Ветхи Завет? В каком году и где был утвержден полный состав Кетувим?

10. Расшифруйте понятие римо-католической библеистики: «Второканонические книги».

11. Отношение протестантской библеистики к неканоническим книгам.

12. Перечислите книги Ветхого Завета, которые в православной традиции относятся к историческим, а в еврейской традиции к пророческим.

13. Поясните прямопропорциональную связь экзегетики Ветхого и Нового Заветов.

14. Приведите примеры трех подсмыслов таинственного смысла Священного Писания из текстов Ветхого Завета.

15. Из каких трех или четырех изначальных писаний выло составлено Пятикнижие?

16. Докажите примером из Священного Писания, что Моисей имел в наличии несколько источников для составления Торы?

ЛЕКЦИЯ 2

Разбиpая вопрос о том, что понимал Моисей под “началом”,

в котором был сотворен мир, блаженный Августин говорит:

“Все смыслы имел в виду Моисей, которому Бог дал составить книги так,

чтобы множество людей увидело в них истину в разном облике.

Что касается меня, то я смело провозглашаю из глубины сердца:

если бы я писал книгу высшей непреложности, я предпочел бы написать ее так,

чтобы каждый нашел в моих словах отзвук той истины,

которая ему доступна: я не вложил бы в них единой отчетливой мысли,

исключающей все другие, ошибочность которых не могла бы меня смутить”.

КНИГА БЫТИЯ

Время и место написания книги Бытия.

Книга Бытия, содержащая в себе повествование о проис­хождении мира и человека, и историю Церкви первобытной и патриархальной до смерти патриарха Иосифа в Египте, была написана после призвания Моисея при Хориве.

Название и главный предмет книги.

Книга Бытия в еврейской Библии, как все книги Пятикни­жия, озаглавливается первым словом, с которого она начинается: «Бер (е)шит». В греческом переводе 70-ти толковников книга называется «Генезис» («Происхождение»). Название это заимствовано из самой книги (2:4; 5:1) и указывает на ее содер­жание, заключающее в себе повествование о происхождении ми­ра (2:4), человека (5:1) и главных родов патриархального человечества.

Главный предмет книги - история происхождения мира и человека, история ветхозаветной Церкви в патриархальный период. Начинаясь повествованием о творении мира, книга Бытия заканчивается рассказом о смерти патриарха Иосифа, в Египте, т.е. охватывает период в 3799 лет.

Богослужебное употребление книги Бытия

Из книги Бытия берется 35 паремий. Они, большей частью, рядовые, т.е. такие, которые берутся подряд и читаются непрерывно во все дни Четыредесятницы, исключая субботы и воскресенья. Таким образом, в шесть недель Великого поста вычитывается почти вся книга Бытия. Этим чтением Церковь хо­чет возбудить в молящихся дух покаяния, соответствующий вре­мени Великого поста через воспоминание о невинном, блаженном состоянии прародителей в раю и о грехопадении, через воспоминание Божьего милосердия к падшим, через примеры страшного и грозного суда Божия. В Великую или Страстную седмицу берется чтение о жертвоприношении Исаака (Быт. 22); в праздники Бого­родичные - о лестнице, виденной Иаковом (Быт. 28:10-17) и пр.

1-я глава:

Земля, упомянутая в первом стихе книги Бытия, это не наша планета, а весь будущий космос в первозданном состоянии. Эта та материальная основа, которая устраивается Божественными словами в последующие шесть дней и из которой возникает весь видимый мир. Безвидность и неустроенность «земли» указывает на неразделенность ее элементов. Она представляла собой бездонную, безжизненную, темную и мрачную бездну, что подтверждают и последующие слова Писа­ния: «...и Дух Божий носился над водою» (Быт. 1:2). Праматерия пребывала в некоем текучем состоянии. По замечанию святителя Василия Великого (и других отцов), под Духом Божьим нельзя понимать просто воздух или ветер, потому что в Писании никакой дух не именуется Божьим, кроме Святого, восполняющего Собой Божественную Троицу. Выражение носился над водою в сирийском языке (родствен­ном еврейскому) означает: «Согревал и оживотворял водное естество»,- по подобию птицы, насиживающей яйца и сообщающей нагреваемому яйцу некоторую живительную силу. Иначе говоря, Святой Дух приготав­ливал первовещество к последующим этапам творения. Если первовещество было сотворено «из ничего» (это так называемое «первичное творение»), то впоследствии все сущее получает бытие из этой уже готовой материи и представляет собой «вторичное творение». Книга Премудрости Соломоновой говорит о всесильной руке Божией, создавшей мир из необразного вещества (Прем. 11:18), имея в виду вторичное творение. Является ли шестоднев действительной историей или же это некая аллегория (иносказание)? Божественное Откровение не ставит под сомнение историчность Моисеева повествования о миротворении. Прежде всего, сам автор поместил шестоднев в ис­торической книге Бытия. Кроме того, заповедь о субботнем покое (Исх. 20:8-11) основывается именно на том, что в шесть дней Господь сотворил небо и землю, море и все, что в них, а в седьмой день почил от дел Своих, поэтому благословил день седьмой (суббот­ний) и освятил его (т.е. выделил из прочих дней) (Быт. 2:3). Подлинность истории творения подтверждают другие священные писатели. Так, Псалмопевец пишет, что словом Господним небеса утвердишася и Духом уст Его вся сила их (Пс. 32:6). В согласии с Моисеевым сказанием, в котором Бог в первый день рассеивает первозданную тьму словами: «Да будет свет!»,– апостол также пишет, что Бог повелел из тьмы воссиять свету (2 Кор. 4:6).

Во второй день Бог отделил воду над твердью от воды под ней. Об этой воде, которая превыше небес, говорится в псалме 148 (ст. 4). Псалмопевец возвещает также, что Господь утвердил землю на водах и сотворил великие светила: солнце – для управления днем... луну и звезды – для управления ночью (Пс. 135:8-9). Апостол Петр пишет, что в начале словом Божьим небеса и земля составлены из воды и водою (2 Пет. 3:5). У пророка Иеремии Господь говорит: «Я сотворил землю, человека и животных, которые на лице земли» (Иер. 27:5). Наконец, Сам Спаситель подтверждает подлинность шестоднева, говоря о нерасторжимости брака как Божественного установления, о котором сообщается у Моисея в истории сотворения человека (Мф. 14:4; ср. Быт. 1:27).

Конечно, с естественнонаучной точки зрения, биб­лейские сведения о происхождении мира далеко не полны и слишком кратки, однако не следует забывать, что цель бытописателя состояла не в том, чтобы изобразить космогонию или геогонию во всех подробнос­тях, а в том, чтобы привести людей к вере в Бога, как истинного и единственного Творца Вселенной. Бог вдохновлял священных писателей, чтобы открыть исти­ны сверхъестественного порядка, потому что последние превосходят силу нашего разума, а поэтому мы нуждаемся в том, чтобы Он Сам преподал их нам. Что касается явлений окружающего мира, то Он предоставил их нашему исследованию. За познанием физических явлений нужно обращаться не к Библии, а к самой природе. Как хорошо заметил Василий Великий, Моисей писал, чтобы сделать нас более религиозными, а не более учеными. С этой точки зрения, краткое повествование пророка вполне соответствует поставлен­ной цели. Он не только возвещает о единственном всемогущем Творце невидимого и видимого мира, но и последовательно описывает на своеобразном языке того времени основные этапы возникновения космоса в целом и различных уровней жизни на нашей планете: растений, животных и человека. Так что создается целостное представление о Вселенной и ясное понимание того, что ничто из существующего не стало бы быть без воли Божьей. Все разнообразие тварного бытия возникает постепенно, в соответствии с предначертан­ным Божественным планом.

Как воспринимали рассказ Моисея о поэтапном творении христианские писатели? Ранние александрийские писатели, такие как Ориген и Климент Александрийский, следуя в этом Филону Александрийскому, основателю Александрийской экзегетической школы, считали шестоднев чистой аллегорией. Так, Филон, современник Христа Спасителя, писал: «Сотворение света в первый день ничем не отличалось от покоя седьмого дня». Он допускал лишь мгновенное творение без всякого разделения на дни, или периоды. Он заявлял, что «было бы крайне наивно думать, что мир сотворен в шесть дней или даже, вообще, в некоторое время». Все было сотворено мгновенно. Моисей хотел лишь подчеркнуть совершенство мирового порядка, указав совершенное число «6» = 3x2. Исходя из каббалистических представлений, Филон считал, что в этом числе сочетаются вместе мужское и женское начала. Аллегоризм Филона был воспринят последую­щими христианскими писателями той же школы; однако они категорически отвергли его учение о том, что материя не была сотворена.

Климент Александрийский (185-254 гг.) также считал, что Вселенная сотворена сразу. Ориген видит в истории творения иносказание. «Какой человек, одаренный здравым смыслом, будет думать, что мог быть первый, второй, третий день, вечер и утро – без солнца, без луны и звезд?». Для него творение мгновенно. По его мнению, нелепо приписывать Богу последовательность в творении по дням. «Он сказал, – и сделалось. Он повелел, – и явилось» (Пс. 32:9), поэтому и сказано: «Вот история происхождения неба и земли, как они были сотворены в тот день, когда Бог сотворил небо и землю» (Быт. 2:4). Ориген во всем шестодневе видел только иносказание. Твердь – это тело; два великих светила — Христос и Церковь; звезды — патриархи и пророки; рыбы и пресмы­кающиеся – низкие и буйные мысли души; птицы – возвышенные мысли и проч. Нашему миру предшест­вовало и последует множество других миров. Земной рай в действительности никогда не существовал, а есть лишь возвышенное изображение Неба. Ориген впал в крайность, отрицая буквальный исторический смысл Писания.

После Оригена уже не было примеров такого безграничного аллегоризма в понимании истории творе­ния, однако его влияние еще долго ощущалось. Святитель Афанасий Великий, хотя и не занимался толкованием книги Бытия, пишет: «Все роды сотворены сразу, вместе, одним и тем же повелением» (Св. Афанасий Великий. Против ариан. Творения. Т. 2. 2. стр. 60.). Святитель Кирилл уже не отрицал и смысла буквального. Он не допускал ни вечного ряда творений, ни творения внезапного. В основном он, как и святой Анастасий Синаит, толкует Библию аллегорически. Таким образом, последние александрийцы оставили теорию внезапности творения.

Сирийские отцы были противниками крайнего алле­горизма александрийцев. Святой Ефрем Сирин (ок. 320-379 гг.), глава сирийской школы, отвергал мгно­венность творения. Он учил, что сначала Бог сотворил первовещество, а затем из него все прочее. О том же пишет святой Ипполит в толковании на книгу Бытия: «В первый день Бог сотворил, что творил, из несуществующего; в другие же дни – не из несуще­ствующего, но из того, что было сотворено в первый день, Бог преобразовал, как было Ему угодно».

Каппадокийские отцы – Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский – в данном вопросе примиряли мнения сирийцев и александрийцев. Они учили о мгновенном творении мира сначала в первоматерии, которая затем, по ходу творческих дней, произво­дит все существующее. Так, святитель Василий Великий пишет: «...Мы должны знать, что мир сотворен весь сразу, без времени, волей Божией, ибо сказано: в начале Бог сотворил, то есть сотворил совместно, все сразу и в краткое время (мгновенно)». Под небом и землей, по мысли Василия Великого, следует понимать «сущ­ность всей вселенной...». Если существуют посредствующие вещества, они также, несомненно, заключаются в этих пределах, хотя о них и не сказано (например, огонь, воздух). Безусловно, он признавал достоверность шестоднева, так как говорит о сотворении по дням.

Еще ближе к александрийской точке зрения святи­тель Григорий Нисский: «Все было сотворено в один миг и без всякого промежутка во времени. Ибо слово «начало» не позволяет разуметь промежутка. Как точка есть начало линии, атом – начало материи, так момент есть начало времени, то есть бытия. Моисей называет поэтому началом или суммой всего существующего совместное произведение всех вещей неизреченным Всемогуществом Божьим... Когда Моисей говорит, что мир сотворен в начале, этим самым он указывает на сотворение всех причин, всех начал и всех сил сразу, в один момент. При первом движении воли Божьей все уже существовало: сущность всех вещей, небо, эфир, звезды, огонь, воздух, море, животные, растения». Святой Григорий полагает, что все существовало сразу, хотя и в виде неразделенных еще стихий, семян и зародышей. Отдельные же творения сотворены уже в течение шести дней.

Согласно мнению святителя Григория Богослова, Бог «создал сначала материи вещей, а потом облек их в свои формы, предоставляя им свое место и придавая им свой образ и свои размеры... Все, что сотворено, упорядочено и устроено непреходящими словами произведено не все сразу...». «Все создано в начале, когда мир такой, каким он стал теперь, не существовал, когда он не имел этого порядка и своей деятельной формы; тогда все было смешано и спутано, ожидая руки и устрояющего Всемогущего».

Этого же мнения придерживались и западные отцы. Например, Блаженный Августин пишет: «Сначала создано вещество, смешанное и неустроенное, из которого произошло все, что являлось потом разделенным и устроенным. Это-то вещество, думаю, греки называют хаосом, как и в другом месте ...не невозможно было бы для всемогущей руки Твоей, создавшей мир из необразного вещества..». (Прем. 11:18).

Итак, для святых отцов общим является ут­верждение, что мир сотворен в два этапа: вначале сотворена первоматерия, а затем она была устроена и оформлена в течение шести дней. Таким образом, святые отцы признавали историчность библейского рассказа о миротворении.

– ст.1: Автор книги Бытия во всем повествовании о сотворении мира только три раза употребляет слово сотворил (древнееврейское бара). Во всех трех случаях речь идет о возникновении принципиально новой сущности.

Первое бара – сотворение неба и земли.

Второе бара – сотворение души живой, то есть того, что теперь в науке называется психикой.

Третье бара – сотворение человека. Человек, будучи одним из организмов земли, в то же время по своим духовным особенностям есть нечто принципиально новое в мироздании.

От сотворения автор книги Бытия отличает создание (библейское – аса) всех форм, которые наполняют мир. То, что создано, возникает не из небытия, а из предшествующей, ранее сотворенной основы, из того, что уже ранее хранит в себе возможность бытия того, что создается. Например, о происхождении тверди небесной, о происхождении солнца и прочих небесных светил говорится, что они не сотворены, а созданы, так как они суть разные формы уже ранее существующей материи. Возможность их возникновения (создания) уже имелась в недрах ранее сотворенного материального мира. Точно так же после того, как сказано о сотворении души живой, при описании появления множества живых существ уже не говорится, что они сотворены, но сообщается, что они только созданы. Таким словоупотреблением выражается мысль, что после сотворения души живой ни один из конкретных живых организмов не представляет собой ничего принципиально нового. При этом следует помнить, что еврейское бара и аса не являются соответственно в первом случае творением из ничего, а во втором творением из подручного материала – созданием, но бара имеет два значения: как полюбившееся нам значение, в противовес пантеистическим и дуалистическим космогониям, однозначного доказательства, что мир сотворен из ничего, так и значение… творения из подручного материала; как видим того же, что и буквальный перевод у слова аса. В этом случае нам могут помочь только доказательства фактического и логического плана. «Поскольку сказано, что земля была безвидна и пуста, и потом уже из этой неоформленной материи Бог в течение шести дней создавал мир, то следует признать, что в Бытие 1:1 этот глагол употреблен именно в значении творения «из ничего». Кроме того, Священное Писание нигде не говорит о совечности мира и Бога. Само наименование «вечный» в Священном Писании прилагается только к Самому Божеству или к Божественным свойствам, но никогда не прилагается к тому, что принадлежит миру сотворенному» (Давыденков Олег, иерей. Догматическое богословие. Издание Духовного училища Полтавской епархии. 2000 г. с.162).

Выражение в начале – древнееврейское б(е)решит – происходит от корня реш, что значит: голова, основа, начало. Брешит можно перевести: в начале, в основе, во главе. В принципе, поэтому стоящее в русском переводе словосочетание в начале нельзя рассматривать как простое наречие, обозначающее обстоятельство времени и имеющее смысл сначала. Здесь смысл более глубокий – небо и земля сотворены во главе, то есть в основе всего мироздания. В силу такого идущего от самых ранних времен понимания Откровения, стоящее в библейском подлиннике слово брешит, в некоторых греческих текстах, переводится как ен кафалэо, то есть во главе, а в латинской Библии – ин приципио, то есть как принципиальное начало. Мир не есть нечто неподвижное, застывшее в своих формах. Мир сегодня не таков, каким он был миллиарды лет назад. Он не таков даже, каким был вчера. Но его сущность, его онтологическая основа, возникнув к бытию, в процессе тварного времени остается неизменной. Следовательно, выражение в начале означает, что небо и земля сотворены как два архетипа бытия, которые являются онтологически изначальными, лежащими во главе, в принципе всего мира. Они всегда в начале, всегда неизменны в процессе тварного времени, независимы от того, насколько меняются раскрывающие их формы. В качестве пояснения приведем следующий пример. Вода может находиться в разных состояниях – жидкости, снега, пара, льда, но сама молекула воды, состоящая из кислорода и водорода, всегда будет неизменной, всегда онтологически раньше всех этих состояний.

Между двумя одинаковыми выражениями в начале, с которых начинается и книга Бытия, и Евангелие от Иоанна, имеется большое различие. Пролог книги Бытия говорит о начале тварного мира: В начале сотворил Бог небо и землю… Пролог Евангелия говорит о превечном, домирном бытии абсолютного по своей природе Логоса – Творца мира. Евангельское в начале богословски более значимо, нежели в начале книги Бытия. Оно говорит о принципиальной безначальности и вневременности Творца, тогда как в начале книги Бытия – это онтологическое начало только тварного мира.

Выражение в начале имеет и тот смысл, что мир не безначален по своей сущности. Он имеет свое начало, то есть возник (из небытия). Было начало мира, а до этого начала, или, точнее сказать, без этого начала и самого времени не было. Намеренно подчеркиваем эти до или без, чтобы не могло возникнуть мысли о существовании такого времени, когда мира еще не было. Мир и время неразделимы. В философских творениях Отцов Церкви главным образом – Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского – часто встречаем объяснение выражения в начале в том смысле, что Бог творит мир из небытия, давая тем самым начало и времени.

«По мнению некоторых толковников, множественное число "Элогим" указывает на бесконечную полноту, величие, могу­щество и превосходство Божественного Существа, на совокупность Божественных совершенств» (Священное Писание Ветхого завета. Учебное пособие для 2-го класса Киевской Духовной семинарии. Киев. 1991. с.28). Именно так объясняют иудеи столь неопределенное множественное число от Элоах (Бог). Христианские же толкователи видят здесь указание на Троичность Лиц в Пресвятой Троице.

Если мы посмотрим на греческий текст: "Эн архи эпоэсон о феос тон уранон кэ тин гин", - то здесь для обозначения творения употребляется глагол "ипоэсон", - то есть глагол, который употребляется также для обозначения поэтического творчества: Бог здесь представляется как Творец, как сочинитель, как поэт, художник, который творит этот мир.

Если в Прологе говорится, чтонебо и земля сотворены в начале всего, а затемпри описании дней творения говорится, что видимое небо (твердь) создано во второй день,то это означает, что в прологе речь идет не о видимом небе и не о той земле, что под нашими ногами, но о двух основных изначальных планах бытия всего сотворенного мира. Слово небо (шаммаим) в том контексте и том смысле, как оно используется в Прологе, есть слово-символ, означающее высший, горний план бытия. В подлиннике это слово имеет окончание множественного числа, следовательно, более правильно было перевести – Небеса. «Некоторые толковники под "небом" 1-го стиха понимают мир ангелов или бесплотных духов. Мнение это, прежде всего, основывается на том, что бытописатель, называя ниже новосотворенную землю "невидимой неустроенной", ничего подобного не говорит о небе, представляя его, таким образом, благоустроенным, что можно сказать только о мире светлых ду­хов. С другой стороны, Господь в книге Иова говорит, что Он утвердил основание земли «при общем ликовании утренних звезд», когда все сыны Божии восклицали от радости" (Иов.38:7), указывая этим, что ангелы сотворены ранее видимого мира». Слово земля (арец) есть также слово-символ, обозначающее материальный план бытия – тот мир, в котором человек живет, реальность, непосредственно окружающая человека. Древний человек под словом земля мог понимать материальность существующего мира. Другого способа выражения материальности он не знал. Для человека наших дней слово земля также продолжает быть основной характеристикой всего материального. В дальнейшем Откровение будет говорить исключительно о земле, о небе же сказано немногое. Поэтому и мы, обсуждая проблему неба, ограничимся краткими замечаниями. Видимое небо, распростертое над землей, с древних времен и почти у всех народов неизменно служило символом всего возвышенного, духовного, близкого Богу.