Редакторская и корректорская функции

Профессия редактора, в наше время несколько ушедшая в тень, на самом деле крайне важна и ответственна. Ведь редактор является вторым после рецензента человеком, которому поручено определять судьбу будущей книги. Разумеется, он должен обладать широкой эрудицией, тонким художественным вкусом, иметь доброжелательный, но в то же время требовательный характер. В работе над рукописью, как врач, он должен в первую очередь исходить из незыблемого постулата «не навреди». Готовя книгу к печати, ему необходимо максимально сохранить авторский текст со всеми его достоинствами, а вместе с тем избавить его от недостатков и шероховатостей, безжалостно искореняя всё чуждое и эстетически несостоятельное подобно тому, как хирург вычищает рану от нагноений.

Но разве талантливый писатель может допускать в своих сочинениях, предлагаемых к публикации такого рода несовершенства? К сожалению, это случается и нередко. В этом случае редактор должен протянуть руку помощи и совместными усилиями донести интересное произведение до читателя.

Рассказывают, что однажды А.И. Куприн принёс в провинциальную газету рассказ и требовал побыстрее напечатать, так как нуждался в деньгах. Сотрудники редакции обрадовались возможности увидеть на страницах своего скромного издания опус маститого писателя. Когда же Куприн ушёл, и рассказ был прочитан, журналисты пришли в ужас: сочинение было явно сырым, необработанным и публиковать его не было никакой возможности. Но и отказать знаменитости (известно, что гордый Куприн не терпел правки своей прозы) было нельзя. Тогда в дело вмешался пожилой редактор, взял листы к себе и привёл текст в порядок: выправил опечатки, расставил знаки препинания, устранил несогласования и элементарные просчёты, выставил красные строки, поправил композицию – работа пошла в печать. Когда номер вышел в свет, автор примчался в редакцию, которая в трепете ожидала его гнева. «Кто правил мой текст?» – порывисто спросил писатель. Ему молча указали на испуганного редактора, ожидая худшего. Куприн подошёл к тому, крепко пожал руку, обнял и едва ли не расцеловал за профессионально выполненные обязанности.

Работа корректора представляет собой особую сферу и требует от сотрудника издательства или редакции профессиональной квалификации. Это ремесло требует повышенного внимания, совершенного знания правил русского языка и умения пользоваться специальной литературой: словарями, справочниками, интернет-ресурсами. Многие люди легкомысленно представляют себе корректорский труд и без раздумий берутся за это ответственное дело: учителя школ и преподаватели вузов, филологи и литературоведы, журналисты и писатели, любой, кто считает себя грамотным, – все готовы принять на себя исполнение этих функций. Как правило, за этим самоуверенным подходом следуют плачевные последствия: обилие пропущенных ошибок, не замеченные несогласования в разных разделах рукописи, неумело и непонятно для наборщика выставленные корректорские знаки, прочие ляпы. В этой связи и критик, разумеется, по большому счёту, не способен решать задачи вычитки и правки. Не говоря уж о том, что и корректор с многолетним опытом работы тоже допускает погрешности – человек по природе своей не является автоматом, да и у автомата возможны сбои или погрешности программы. Но всё-таки в процентном соотношении работа профессионала на порядок совершеннее и добротнее.

Почему же тогда поставлен вопрос об отношении критики к редакторской и корректорской функциям? В этой проблеме важно выделить, по крайней мере, три самостоятельных аспекта.

Первый состоит в том, что по роду своей деятельности критик обычно весьма глубоко вовлечён в редакционно-издательские процессы. Он бывает в местах, где готовятся к выпуску книги, журналы и газеты. На всех стадиях редакторской подготовки и корректирования он способен подключиться к прохождению рукописи и приложить своё внимание. Разумеется, обычно у него нет времени и возможности досконально ознакомиться с текстом, находящемся в производстве. Но даже беглый его взгляд на печатный полуфабрикат способен принести реальную пользу.

В данном случае срабатывает то обстоятельство, что он смотрит на осуществляемый проект как бы со стороны, новыми глазами. В журналистике, особенно, газетной, есть понятие «свежая голова». Исполнять эти обязанности обычно призываются те члены коллектива, которые накануне были освобождены от срочной работы; им предписано явиться на место незадолго до того, как номер будет подписан в печать, и свежим взглядом насквозь просмотреть подготовленный макет. Именно на этой стадии могут вскрыться самые невероятные опечатки, оплошности и несоответствия. Особое внимание нужно уделить заголовкам, рубрикации, именам собственным, сноскам, выходным данным, подписям к снимкам и проч. Беда в том, что у сотрудников, уделивших много времени подготовке текста, глаз, что называется, замыливается: часто он видит не то, что реально набрано, а то, что предполагалось, не замечая очевидных ошибок и неточностей.

Проблема усугубляется тем, что редакционно-редакторское дело – это труд коллективный, а полной слаженности усилий добиться не так легко. Допустим, корректор внёс свою правку, компьютерщик учёл эти замечания, а у автора или начальствующего лица появились новейшие соображения о том, как можно улучшить публикацию. Эти пожелания учитываются, но в тех поправках, которые делаются в последний момент, корректор уже не участвует; и вот в печать идёт материал или книга с очевидными ляпами и промашками.

Критик, будучи по натуре своей человеком любознательным и пристальным, обратив часть своего внимания на практически законченную вёрстку способен предотвратить досадные, а то и катастрофические упущения. Любой опытный сотрудник печати приведёт примеры таких невероятных опечаток, что это покажется просто невероятным. Со стороны они кажутся смешными и курьёзными, тогда как для ответственных журналистов было отнюдь не до смеха.

Второй аспект редакторско-корректорской части критической работы состоит в том, что в уже готовой печатной продукции, при внимательном прочтении он может найти (и часто находит) серьёзные или же мелкие несообразности. Рядовой читатель может ничего этого не заметить. Автор вообще зачастую не перечитывает опубликованных сочинений. К тому же есть такое профессиональное понятие, как авторская глухота, притупляющая внимание к собственному произведению. Такая ситуация возникает, когда он мельком пробегает готовый текст и не видит очевидных нелепостей.

Разумеется, в рецензии, статье, обзоре критик не обязан указывать на мелкие погрешности (на профессиональном языке это иногда называется «ловлей блох») в разбираемом произведении. Но, несмотря на нормы этики и вежливости, у него есть возможность намекнуть на то, что книга или публикация в СМИ выглядит неряшливо. В конце концов, рано или поздно у него может появиться шанс указать на это автору при личной встрече. Не стоит ожидать, что такого рода замечания вызовут у того мгновенное чувство удовлетворения, но со временем он будет благодарен за эти поправки и ликвидирует свои просчёты при переиздании.

Самолюбие автора, скорее всего не позволит ему сразу принять критические замечания, но по более спокойному и вдумчивому размышлению он, несомненно, учтёт свои недоработки и редакторский недосмотр, постарается избежать досадных оплошностей при переиздании и подготовке следующих публикаций. Тем самым процесс повышения общей издательской культуры и улучшения выпуска периодических изданий будет продолжаться, и критика сыграет в этом благом деле весьма существенную роль.

В-третьих, занимаясь редакторской работой, критик вступает в непосредственную коммуникативную связь с автором: он в обязательном порядке согласовывает с ним правку и внесённые изменения. Случаи редакторского своеволия тут случаются, но они редки (чаще всего причиной служит дефицит времени), а по возможности должны и вовсе быть исключены из профессионального обихода. Бывают ситуации, когда бесцеремонное обращение с редактируемым текстом радикально портит человеческие отношения, наносит авторскому самолюбию серьёзную травму. Известен казус, когда авторское название ранней повести Л.Н. Толстого «Детство» (1852) было изменено сотрудниками некрасовского «Современника» на «Историю моего детства». Прозаик-дебютант был глубоко возмущён своеволием редакции, так как считал напечатанный вариант гораздо более локальным, сужающим авторскую задачу, ведь многим читателям, по его мнению, нет никакого дела до чьего-то частного детства, амбициозной писательской целью было описать детство как таковое: процесс начального становления человеческой души и личности.

Однако чаще всё же редакторское соучастие в подготовке публикации способно принести ощутимую пользу. Так, например, мастер американской прозы ХХ века Томас Вулф испытывал определённые сложности в области композиционно-структурного решения своих романов. Из огромной массы написанных фрагментов ему с трудом удавалось отобрать действительно нужное и избавиться от лишнего. Трудности были и с архитектоникой прозы. Биографы рассказывают, что обычно писатель появлялся в издательстве с увесистым чемоданом рукописей. Сотрудникам редакции требовалось приложить титанические усилия, для того чтобы скомпоновать из огромной массы талантливого, но не обработанного материала художественное целое. Имена Максвелла Перкинса («Скрибнерс») и Эдварда Эсуэла («Харперс») вошли в историю литературы США как образцы двух редакторов-подвижников, благодаря которым была осуществлена и представлена читателю масштабная тетралогия Т. Вулфа. Первый из них, кстати, был описан романистом в образе Лиса Эдвардса, а второму приходилось доводить до издания книги уже после смерти писателя. Стоит ли говорить, что для исполнения этих профессиональных и творческих обязанностей от них потребовались не только редакторские, но и литературно-критические способности!