Критик и автор разбираемого произведения

Одним из важных инструментов критической реализации является общение критика и автора произведения, которое привлекло его внимание. Коррелятивное соотношение, принципиальная координация двух этих сторон художественного процесса издавна играла существенную роль. Как утверждает О.А. Кривцун, «деятельность критика направлена на своеобразное продолжение и завершение бытия художественного произведения. Это не значит, что произведение, по мнению романтиков, считалось незаконченным, имеется в виду, что критик должен ввести то или иное произведение в контекст художественного процесса, определить его место в панораме всеобщей художественной традиции»[266]. Таким образом, функции критика расширяются до сотворчества, положения его на равных с автором разбираемого сочинения. Общение между ними продолжается и углубляется, становится разновидностью взаимополезного и многоаспектного сотрудничества. Правда, автор может не понимать или не принимать этого критического вмешательства: порой ему представляется, что критик намерен навредить ему, исказить смысл произведения, наделить его не тем смыслами, которые он хотел выразить. Справедливости ради надо признать, что несправедливый, тенденциозный, негативно мыслящий аналитик действительно способен нанести некий когнитивный урон. Но это уже нюансы, а суть состоит в том, что две стороны вступают здесь в непосредственное соприкосновение.

Самым простым, элементарным способом установления подобной коммуникативной связи является личное общение двух собеседников. Осуществление это насущной потребности значительно облегчается, если оба они принадлежат к общему кругу знакомств или имеют общих друзей, для которых нет проблем, чтобы представить их друг другу. Непосредственная встреча писателя и компетентного, профессионального читателя зачастую придаёт их отношениям дополнительный эмоциональный и интеллектуальный импульс.

Дело в том, что знать человека по его книгам и вступить в непосредственный контакт – это далеко не одно и то же. Живой проникновенный диалог не заменить и не восполнить никакими другими каналами. С одной стороны, высказывания критика «не для печати» могут быть более прямыми и принципиальными, особенно если разговор происходит наедине. Но, с другой, высказать резкую оценку, глядя человеку в глаза, это – поступок, требующий определённого мужества. Заочно обвинить автора в просчётах всегда легче, чем при непосредственном общении. Иначе говоря, критик, вероятнее всего, будет несколько корректировать и смягчать свои оценки. Правда, в таких ситуациях может реализоваться бесконечное количество сюжетов. Общаясь в неформальной обстановке, писатель и его критик могут взвинтить тональность разговора и в сердцах наговорить лишнего. Предвидеть такое развитие отношений непросто, и потому от критика требуется знание человеческой психологии, деликатность, воспитанность и чувство такта. Испортить отношения легко, но конфликт, как правило, не идёт на пользу ни аналитику, ни автору разбираемого произведения (вспомним запальчивую переписку Белинского и Гоголя).

Для критика при любых условиях желательно сохранять спокойствие и не обострять отношений без необходимости. Надо постоянно помнить о том, что основной, повседневной функцией критики является не разящая сатира, не убийственный сарказм, не чёрная ирония, а, по возможности, оказание помощи писателю в его дальнейшей работе. К сожалению, взрывной человеческий темперамент способен привнести в критический отзыв не плодотворные и облагораживающие нотки, а подорвать в способном человеке веру в его творческие силы.

Именно это имел в виду А.В. Дружининв уже упоминавшейся статье, оценивая не всегда утешительные результаты манифестации критики гоголевского периода русской литература, а если говорить более персонифицировано – некоторые излишне резкие суждения Белинского: «… критик, по званию своему обязанный развивать и создавать писателей, с каким-то диким смехом уничтожал всю его деятельность… Марлинский ещё нуждается в хладнокровной оценке, до сих пор ценители, истинно признающие в нём, при всех его недостатках, и дарование, и силу истинной поэзии, ещё не могут решиться поднять свои голоса в защиту лучших вещей Марлинского. Так силён был удар, ему нанесённый, так полезны были последствия этого удара для дела упрощения русского повествовательного слога!.. признавая важность и пользу той статьи о повестях Марлинского, мы не можем не читать её с самым тяжёлым чувством… слышится озлобленный голос нетерпимости…»[267]. Впрочем, обвинения Марлинскому были выражены «неистовым Виссарионом» в письменной форме.

Когда непосредственное общение критика с автором затруднено, например, из-за того, что они живут далеко друг от друга, то на помощь в прежние времена приходила эпистолярная форма общения (переписка), а сегодня возможны телефонные контакты, общение при помощи электронной почты и социальных сетей, в формате скайп и других он-лайн режимов. Можно не сомневаться, что использование этих средств коммуникации будет расширяться и углубляться.

В общении критика с писателем не стоит заранее ожидать положительной реакции, благодарности и полного взаимопонимания. Авторское самолюбие обладает такой спецификой, что срабатывает мгновенно, подобно реле, и нередко отключает автора от дальнейшего восприятия: следуют обиды, проявления комплексов и ответные резкие заявления. Не говоря уж о том, что и критик вполне может ошибаться: автору нет нужды принимать все его доводы и аргументы. Высказывая свои претензии, следует проявить терпение: вполне вероятно, что со временем автор не только благодарно признает вашу правоту, но и сумеет плодотворно использовать дельные советы и рекомендации в работе над последующими сочинениями.

Нередко получается, что критик и писатель становятся близкими друзьями, их связывает не только то, что один внимательно читает произведения другого и оперативно отзывается на его новые творения, но и многое другое. Главное, что они помогают друг другу, вместе участвуют в культурном процессе. Разумеется, в таких отношениях порой возникают всякого рода перекосы. Писатель может как бы «привыкнуть» к вниманию критика, получать ожидаемые похвалы и комплименты. И это естественно! Но что делать, если у самого писателя, как говорят, сбивается прицел, он переживает творческий кризис, впадает заблуждения и противоречит здравому смыслу, логике развития собственного дарования? Теоретически критик должен высказаться начистоту, отметить просчёты и тем более провалы писателя. Но в реальности это не только грозит размежеванием с давним товарищем, но и противоречием своим прежним суждениям: выходит, что аванс, выданный им, не оправдан, не возвращён.

Второй вариант прекращения долговременного сотрудничества – ошибочные мнения и заблуждения критика, который оказался не в состоянии воспринять писательской эволюции, неверно оценил и истолковал новые грани его таланта. Это наблюдалось в ходе развития пушкинского гения: он семимильными шагами шёл вперёд, а современная ему критика оказалась не в состоянии по достоинству оценить его «Бориса Годунова», прозу, позднюю лирику, сказки.

Но возможен житейски понятный и интеллектуально оправданный вариант: критик отходит от кропотливого анализа творческого пути ранее избранного им автора по той простой причине, что его заинтересовало нечто другое, ему захотелось расширить горизонт своего зрения, перейти в новую, неизведанную сферу. Даже академически настроенный М.М. Бахтин в своё время от Франсуа Рабле и смеховой культуры Средневековья перешёл к полифонии Ф.М. Достоевского, а в конце жизни признавался, что, будь его воля, он сосредоточился бы на изучении духовной литературы.

Если говорить о частных драматических моментах судьбы критика, то нужно добавить, что его принадлежность к профессиональному цеху часто препятствует собственным притязаниям в других родах литературы. Мир литературы ориентирован следующим образом: как герой братьев Вайнеров советский сыщик Глеб Жеглов был уверен, что вор должен сидеть в тюрьме, так и единственным назначением критика является написание статей о других писателях. Поэтому когда он заявляет о своих творческих поползновениях, то зачастую это воспринимается с оттенком раздражения, досады, и переломить такой вектор отношения бывает крайне трудно. Словом, положение критика в своей профессиональной писательской среде, как правило, сложно и неоднозначно.

С сожалением приходится отметить, что сотрудничество критика с автором не всегда носит бескорыстный характер. В прежние времена, когда в системе советской культуры бытовало такое понятие, как «секретарская литература», наблюдалось и такое явление, как обслуживающая её критика. Это значило, что влиятельные чиновники от литературы часто находили возможность приобрести себе, так сказать, карманного критика, который готов любую публикацию своего патрона оценить в самых превосходных степенях. Не всегда речь шла о конкретном денежном вознаграждении, имелись возможности получения от писательских союзов и государственных издательств бонусов в виде публикаций, гонораров, премий, улучшения жилищных условий, приобретения автомобилей, поездок за границу, путёвок в дома творчества и проч.

Примеры коррупции в писательской среде были описаны В.В. Войновичем в повести «Шапка», хотя и в несколько утрированном виде. Появилась плеяда критиков, из года в год сочинявших нужные отзывы об опусах вельможных литераторов. В профессиональной среде все прекрасно понимали истинную ценность этих хвалебных рецензий, но человеку, далёкому от литературы, порой было нелегко распознать, когда и какой критик высказывается начистоту, а где – выслуживается перед начальством.

После того как писательские союзы утратили былое влияние, «секретарская литература» и секретарская же критика пошли на убыль и, казалось бы, сошли на нет. Но на смену этому институту явилась другая структура: команда коммерциализированной критики. Когда у авторов появились широкие права издавать книги за свой счёт, они – при наличии достаточных средств – получили возможность заказывать соответствующие предисловия и рецензии. Естественно, что к объективной оценке подобные отзывы зачастую имели и имеют весьма отдалённое отношение. У некоторых критиков, по отзывам знатоков, появились своего рода «таксы» (определённые суммы) за написание текста в том или ином жанре. Одним из первых такого антигероя вывел на страницах повести «Козлёнок в молоке» (1995) Юрий Поляков. Его персонаж, критик Закусонский вёл переговоры с клиентами в буфете Дома литераторов со счётами на столе (калькуляторы тогда ещё были редкостью), чтобы можно было быстро подсчитать сумму его гонорара.

Критика, который идёт на такого рода сделку, по-человечески понять можно: работа представителей этой профессии сегодня далеко не всегда по достоинству оплачивается официальными структурами, а заботы о материальном существовании никто не отменял. Но, естественно, такую систему отношений «автор – критик» трудно охарактеризовать положительно и считать достижением литературной политики. Впрочем, об этих нюансах критической деятельности более подробно можно узнать в других разделах.