Раздел 8. СТРУКТУРА КРИТИЧЕСКОГО ВЫСТУПЛЕНИЯ И ЕЁ ЭЛЕМЕНТЫ

Поиск оптимальной структуры и композиционного решения – принципиальная и актуальная задача для любого вида искусства, любого рода литературы, в том числе и – критики. В то же время, нужно отметить, что наряду с общими свойствами в этой сфере литературы обнаруживаются свои специфические черты.

Традиционная литературная композиция обычно содержит в себе следующие элементы: вступление (пролог, зачин); экспозицию (обозначение места и времени действия, знакомство с основными персонажами); завязку (начало действия, интриги); развитие действия; кульминацию (наивысший эмоциональный и энергетический пункт); понижение напряжения; концовку (развязку, финал); эпилог.

У критики свои законы и обязанности: в этой сфере практически отсутствует нарративное (повествовательное) начало, зато усилен интеллектуальный, эссеистский, культурологический и иной информативный элемент. Разумеется, это обстоятельство не могло не наложить своего отпечатка на структуру и архитектонику критического выступления: какие-то составляющие отсутствуют или ослаблены, какие-то выделены особым образом; помимо того – присутствуют элементы, которых практически не бывает ни в прозе, ни в поэзии, ни в драме.

Структура критического выступления, как и любого иного рода сочинений, в течение исторического развития претерпела существенные изменения. Сегодня можно с уверенностью констатировать, что ускорение общего темпа жизни приводит к тому, что критик, как правило, находится в более жёстких временных рамках. В прежние времена читатель журнала или альманаха мог позволить себе неспешно разрезать страницы свежего номера и углубиться в размеренный ход критических рассуждений. В наши дни информацию о книжных новинках зачастую приходится ловить буквально на бегу. Критика, естественно, приспосабливается к новейшим веяниям. Особенно это коснулось начала критического выступления: у современного аналитика нет времени на раскачку – вместо того, чтобы посвящать целые страницы философским и этическим рассуждениям, он должен сразу брать читателя в оборот, привлекать его внимание оригинальным и ярким началом, держать в напряжении всеми средствами, в том числе, и увлекая обещанием последующих неожиданных выводов.

В газетах и журналах развлекательного плана (так называемая, гламурная пресса) критическая заметка сегодня чаще всего представлена почти в виде библиографического сообщения, но и оно призвано цеплять потенциального читателя на крючок интереса, провоцировать его на поиск и приобретение данной новинки.

Название статьи

Логика подсказывает, что литературное произведение начинается не с первой фразы, хотя она крайне важна. Ряд элементов архитектоники предшествуют (или могут предшествовать) ей. Что же именно? Например, обозначение жанра, эпиграф и посвящение, если, конечно, они есть. Но главное состоит в том, что литературному произведению никак не обойтись без названия. А если оно необходимо, то значит, звучание заголовка само по себе является мощным средством художественности выразительности и несёт большую информационную нагрузку. Надо признаться в том, что о многих произведениях мировой литературы мы судим в большей степени по их названиям, так как прочесть всё физически невозможно. Критика в этом случае – далеко не исключение.

Несмотря на данное кажущееся очевидным обстоятельство, многие критики XVIII–XIX столетий пренебрегали этой неоценимой возможностью и зачастую выбирали в качестве заголовка безликие клишированные формулировки, начинающиеся с однотипных оборотов речи: «Эпистола / послание / письмо о…», Нечто о…», «Несколько слов о…», «Взгляд на…», «К вопросу о…» и т. п. В литературоведении это положение фактически сохраняется и поныне. Как видим, в состав названия порой включается его жанровая принадлежность, что приводит к утрате выигрышной позиции, а главное – ведёт к притуплению читательского интереса. Не более удачным кажется вариант, когда в качестве заглавия выступает повторение авторского названия разбираемого произведения.

Трудно сказать, какого рода соображения толкали критиков на выбор тривиальных заглавий. Упрекать их в лености или недостатке воображения рука не поднимается: все они были личностями яркими и художественно одарёнными. По-видимому, недооценка действенного средства влияния на потенциального читателя объяснялась тем, что литераторы прошлых эпох были убеждены, что главное – глубина их мыслей и наблюдений, и относились к названию как внешнему, малозначащему атрибуту публичного выступления. А кроме того, умение эффективно продвигать интеллектуальный продукт (вести его промоцию / promotion) находилось в зачаточном состоянии.

Тем не менее, даже в те времена попадались настоящие шедевры в виде броских, запоминающихся, интригующих и тем более ценных для нас названий. Карамзин: «Что нужно автору?», «Отчего в России мало авторских талантов?», «Пантеон русских авторов»; Крылов: «Похвальная речь Ермалафиду»; Радищев: «Памятник дактилохореическому витязю, или Драматикоповествовательные беседы юноши с пестуном его»; Баратынский: «Антикритика»; Белинский: «Ничто о ничем», «Педант», «Новый критикан»; Шевырёв: «Словесность и торговля»; Аполлон Григорьев: «Парадоксы органической критики»; Достоевский: «Г. –бов и вопрос об искусстве», «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах», «Ряженый»; Страхов: «Бедность нашей литературы», «Поминки по Тургеневу»; Тургенев: «Довольно»; Одоевский: «Недовольно»; Толстой: «Что такое искусство?», «Кому у кого учиться, крестьянским детям у нас, или нам у крестьянских детей»; Гончаров: «Мильон терзаний», «Лучше поздно, чем никогда»; Лесков: «Граф Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский как ересиархи (религия страха и религия любви)»; Соловьёв: «Буддийское настроение в поэзии» и т. д.

Гораздо больше привлекательностью критического названия были озабочены представители демократической и народнической критики. Герцен: «Ещё раз Базаров», «Лишние люди и желчевики», «Письма издалёка», «С того берега»; Чернышевский: «Об искренности в критике», «Не начало ли перемены?»; Добролюбов: «Забитые люди», «Когда же придёт настоящий день?», «Луч света в тёмном царстве», «Тёмное царство», «Что такое обломовщина?»; Писарев: «Борьба за жизнь», «Мотивы русской драмы», «Мыслящий пролетариат», «Погибшие и погибающие», «Прогулка по садам российской словесности», «Разрушение эстетики», «Русский Дон-Кихот»; Михайловский: «Десница и шуйца Льва Толстого», «Жестокий талант», «Палка о двух концах»; Скабичевский: «Живая струя»…

Не менее эффектно озаглавливали свои статьи и книги авторы так называемого «серебряного» и середины ХХ веков русской словесности – Горький: «Поль Верлен и декаденты», «С кем вы, “мастера культуры”?»; Мережковский: «Вечные спутники», «В тихом омуте», «Грядущий хам», «Поэт сверхчеловечества»; Гумилёв: «Анатомия стихотворения», «Жизнь стиха»; Блок: «Интеллигенция и революция», «Крушение гуманизма»; Мандельштам: «Барсучья нора», «Утро акмеизма»; Тынянов: «Архаисты и новаторы», «Мнимый Пушкин», «Промежуток»; Чуковский: «Лица и маски», «Мой Уитмен», «От двух до пяти»; Ходасевич: «Колеблемый треножник», «Некрополь»; Г. Иванов: «Без читателя», «Страх перед жизнью», «Чернозёмные голоса»; Аннинский: «Ядро ореха», «Охота на льва», «Распад ядра»; Синявский: «Голос из хора», «Мысли врасплох»; Лобанов: «Просвещённое мещанство», «Освобождение»; Селезнев: «Зачем жеребёнку колёсики?», «Златая цепь», Воронов: «Заклинатели духа»; Латынина: «Гарсон, кружку пива!», «За открытым шлагбаумом»; Кожинов: «Как пишут стихи», «Правда и истина»…

Как видим, названия такого рода легко запоминаются и надолго западают в душу: один раз услышав, трудно забыть найденную автором хлёсткую фигуру речи. В выигрышном положении также оказываются критики, выбравшие в качестве названия вопрос, каламбур, игру слов, намёк, аллюзию. Иногда от таких заглавий образуются крылатые слова: луч света в тёмном царстве, грядущий хам, от двух до пяти и проч. Изобретая яркие, необычные названия, критику необходимо помнить, что его главная задача всё-таки состоит в том, чтобы достаточно верно обозначить предмет разговора. Цветистый оборот способен не только привлечь внимание аудитории, но и ввести её в заблуждение, в итоге – разочаровать читателя.