Критика в системе других гуманитарных дисциплин

Мы уже установили и ещё не раз коснёмся того, что деятельность критика вовлечена в круговорот общественной и культурной жизни. Точно также и сама литературная критика глубоко укоренена в культуре, инсталлирована в систему других смежных дисциплин. Трудно назвать сферу гуманитарного знания (и не только гуманитарного!), которая не соприкасалась бы с областью, где функционирует критика. Аналогичным образом рассуждал и выдающийся филолог Александр Афанасьевич ПОТЕБНЯ (1835–1891): «Художественное, в частности поэтическое, произведение, подобно человеку, растению, животному, является средоточием обширного круга наук… Вся совокупность знаний в применении к изучению поэтического произведения составляет критику»[10] («Из записок по теории словесности», опубл. 1905).

В самом деле, в своей повседневной и многогранной деятельности критику с неизбежностью приходится вступать в соприкосновение со многими смежными отраслями и дисциплинами. Да и как может быть иначе? Когда критик рассматривает произведения писателей экзистенциальной направленности, он просто обязан быть в курсе основных идей и принципов философии экзистенциализма. Если сами представители французского экзистенциализма (А. Камю, Ж.-П. Сартр и др.) одновременно были и литераторами, и философами, то как может критик разбирать концепцию, скажем, романа «Тошнота» или повести «Посторонний», не будучи сведущим в философских взглядах авторов?

Когда Н.М. Карамзин принялся за создание своей «Истории Государства Российского», то его труд равным образом воспринимали и как исторический, и как литературный. Именно критика первой реагировала на появление очередных её томов. В свою очередь пушкинская драма «Борис Годунов» вызвала наиболее шумные баталии именно вокруг его трактовки событий Смутного времени, которую считали заимствованной у Карамзина. При обращении к анализу толстовской эпопеи «Война и мир», шолоховского «Тихого Дона», книг Генрика Сенкевича и Валентина Пикуля и т. п. автор критического исследования просто обязан на профессиональном уровне разбираться в специфических вопросах историииисториографии. В идеологических баталиях критиков-западников и славянофилов исторические аспекты и их отражение в изящной словесности занимали место не меньшее, чем чисто литературные проблемы.

Изучение и интерпретация реалистической прозы (в частности, литературы критического реализма) неизбежно потребует от критика тонкого знания человеческой психологии: без этих навыков ему трудно будет разобраться в хитросплетениях судеб героев и мотивации их поведения: поступков, высказываний, перемен в настроении, принятия решений в конфликтных и иных ситуациях. Нет необходимости доказывать очевидный постулат, состоящий в том, что стремительное развитие жанра романа с неизбежностью придало дополнительный толчок развитию разных школ психологической критики, а тенденции в декадентской и модернистской культуре развивались параллельно со становлением и распространением методов психоанализа в литературной теории. Томас Манн, Кнут Гамсун, Уильям Фолкнер, Эрнест Хемингуэй, Марсель Пруст, Франсуа Мориак, Джеймс Джойс, Ивлин Во, Франц Кафка, Роберт Музиль, Стефан Цвейг, Герман Гессе, Фридрих Дюрренматт, Макс Фриш, Генрих Бёлль, Джон Фаулз, Патрик Зюскинд, – книги этих прозаиков просто невозможно правильно понять без элементарных знаний о западных направлениях в психологии.

Социология приходит на помощь в том случае, когда критик задумается о горькой доле Ларисы Огудаловой, героини пьесы А.Н. Островского. Тема социального неравенства, заявленная автором уже в заглавии: «Бесприданница», определяет всю систему взаимоотношений между действующими лицами этой драмы. Почему женихи играют судьбой прекрасной, умной, талантливой девушки? Просто потому, что за душой её нет достаточного капитала. А если бы она была не из обедневшей семьи, а являлась наследницей золотых приисков, как избранница кутилы Паратова, то сама могла бы перебирать и тасовать, как колоду карт, потенциальных женихов и самостоятельно решать, кому из них стоит отдать руку и сердце. Социальное и имущественное расслоение общества диктует образ мышления, менталитет, положение конкретной личности, его благополучие и место в иерархии.

На этом принципе построены, к примеру, сказка Шарля Перро «Золушка», романы американских прозаиков Марк Твена «Принц и нищий», Джека Лондона «Мартин Иден», Эрнеста Хемингуэя «Иметь или не иметь», Фрэнсиса Скотта Фицджералда «Великий Гэтсби», Ирвина Шоу «Богач, бедняк» и многое др.

Разумеется, этот фактор не стоит возводить в абсолют, доводить до крайности, как это делалось, скажем, в 20-е годы XX столетия в СССР, когда вульгарно-социологический подход стал определяющим понятием: масштаб и ценность творческой личности напрямую выводились из происхождения. Но и списывать со счетов эту сторону бытия неправомерно и контрпродуктивно; только обращаться с этой категорией нужно с осторожностью и тактом. Так, как это использовал Вадим Валерьянович КОЖИНОВ(1930–2001) в так называемых «перестроечных» статьях. Рассматривая книги писателей, которые в те годы приобрели широкую популярность (А. Рыбакова, В. Дудинцева, Д. Гранина, Ю. Домбровского и др.), статьи критиков и публицистов Ю. Буртина, П. Карпа, Ю. Карякина, В. Коротича, он обращает внимание на бесформенную смесь их идеологических установок, эмоций и воспоминаний: «Рассуждения, в которых, так сказать, бурлит эта “каша”, можно было бы цитировать со страниц сегодняшних газет и журналов, прямо-таки без числа»[11]. Кожинов наглядно показал, насколько отношение к репрессиям советского времени связано с происхождением писателя и средой его обитания. Те, чьи корни были связаны с дворянством или духовенством ужасались событиям гражданской войны и вынужденной эмиграции. Люди из крестьянских семей больше всего скорбели о годах продразвёрстки, коллективизации и раскулачивания. Представители новой советской интеллигенции основной упор делали на арестах 1937–1938 годов, когда под удар попала так называемая «ленинская гвардия». Не учитывать этих особенностей мировосприятия добросовестный критик просто не в праве.

Без учёта и глубокого понимания идеологии и методов идеологической борьбы трудно трактовать поведение Родиона Раскольникова. Почему герой Фёдора Михайловича ДОСТОЕВСКОГО (1821–1881) в качестве орудия избирает топор – инструмент не самый удобный и естественный в условиях городской жизни? Решившемуся на преступление студенту пришлось похитить его и озаботиться пришиванием специальной петли, чтобы незаметно носить его под мышкой. Но писатель заставляет убийцу сделать это, ибо для него было необходимо увязать бытовую деталь с популярными в тот период идеологическими лозунгами и прокламациями: «Зовите Русь к топору» и проч. Благодаря этому частная подробность приобретает свойства глубинного символа, а автор недвусмысленно намекает на бесперспективность пути насильственного свержения власти. Примерно то же самое можно сказать о другом романе писателя – «Бесы», где вопросы революционного терроризма поставлены ещё острее.

Политология и публицистика приходят на помощь в тех случаях, когда требуется проанализировать сочинения, речь в которых идёт о государственных деятелях и катаклизмах государственной жизни: революциях, восстаниях, бунтах. А.С. Пушкин, например, много думал об этом в ходе работы над «Дубровским», «Капитанской дочкой» и «Историей Пугачевского бунта». И уж, конечно, критику без определённой суммы политологических знаний, трудно верно оценить и интерпретировать сочинения в жанрах политического романа, памфлета, антиутопии. Русский антинигилистический роман, «Человек без свойств» Роберта Музиля, «Железная пята» Джека Лондона, «Вся королевская рать» Роберта Пена Уоррена, серия латиноамериканских романов о диктаторах (М.А. Астуриас, М. Варгас Льоса, Г. Гарсиа Маркес, А. Карпентьер, Х. К. Онетти, А. Роа Бастос, М.Отеро Сильва), книги английских авторов Ч.П. Сноу и Г. Грина, – огромный массив литературного материала настоятельно требует специальной политологической подготовки.

Начиная с платоновского «Государства» и «Утопии» Томаса Мора, человечество стремилось в литературной форме спрогнозировать траекторию собственного развития. Томмазо Кампанеллаи другие авторы внесли свою лепту в становление литературной футурологии. Однако для этой традиции оказалось характерным временами менять для своих фантазий и предположений знак с плюса на минус. Так, в ХХ веке мы обнаруживаем появление значительного числа произведений написанных в жанре антиутопии. «О дивный новый мир!» Олдоса Хаксли и «1984» Джорджа Оруэлла, «Мы» Евгения Замятина и «Котлован» Андрея Платонова стали классикой общественно-политических гипотез такого рода.

Для решения собственных практических вопросов критик должен свободно ориентироваться в области журналистики: всё-таки бóльшая часть его выступлений первоначально появляется на страницах газет, журналов, альманахов, а сегодня – и в других средствах информации: на радио, телевидении, в сети Интернет. Это не говоря уже о том, что критику желательно владеть чисто журналистскими формами: интервью, беседа, репортаж, зарисовка, рецензия, фельетон. Знание секретов, правил, приёмов периодической печати и электронных СМИ принесёт ему помощь в успешном исполнении своих обязанностей, окажет неоценимые услуги в подаче, оформлении и смысловой ориентации своего публичного выступления на определённую аудиторию.

Чтобы отзывы критика о вышедших книжных новинках выглядели профессионально и убедительно, ему неизбежно придётся обратиться к такой сфере гуманитарного знания, как библиография, имеющей свои достаточно чёткие и устоявшиеся правила. На первый взгляд, для того чтобы грамотно и культурно составить даже простейший библиографический текст – аннотацию, не требуется особого навыка, тогда как сделать это квалифицированно можно лишь при условии знания законов такого вроде бы элементарного, но весьма ответственного жанра.

Можно привести немало и других сфер общественной жизни, с которыми так или иначе приходится соприкасаться и чувствовать себя в них компетентным активно работающему критику, но уже очерченный круг дисциплин показывает, насколько разносторонним и гибким должен быть критический ум, как тонко и своевременно он должен ориентироваться в системе человеческого, научного и практического знания. Всё это свидетельствует о том, что настоящий профессионал нуждается в специальной и продолжительной подготовке, хотя бывают, разумеется, и случаи природной предрасположенности к данному виду деятельности, когда человек уже в дебютных работах демонстрирует необходимые качества и навыки.