16 страница. Опираясь на российскую контрреволюцию — силы Колчака, Семенова, Калмыкова и других, японские и американские империалисты питали надежду в короткий срок

Опираясь на российскую контрреволюцию — силы Колчака, Семенова, Калмыкова и других, японские и американские империалисты питали надежду в короткий срок овладеть обширными территориями Дальнего Востока и Сибири, превратить их в колонии. Японские экспедиционные войска захватили Приморье, Восточную Сибирь и Северный Сахалин, установили там оккупационный режим, основой которого были террор, грабеж и убийства. С особой ненавистью они преследовали большевиков.

К концу 1919 г. после побед Красной Армии над Деникиным, Юденичем и Колчаком в Сибири и на Дальнем Востоке развернулось широкое партизанское движение. Оккупанты убедились, что невозможно покорить народ, познавший радость свободы.

Интервенция против Республики Советов вызывала негодование трудящихся стран Антанты. Они требовали от своих правительств прекратить [163] ее. Полный разгром внутренней контрреволюции, а также мощное движение народов мира под лозунгом «Руки прочь от России!» вынудили вдохновителей антисоветского похода отказаться от его продолжения. На заседании верховного совета Антанты 16 января 1920г. было принято решение снять блокаду с Советской Россия и отозвать войска из Сибири{408}.

Однако к тому времени интервенты и белогвардейцы еще располагали на Дальнем Востоке крупными силами и продолжали военные провокации. 12 марта японский гарнизон в Николаевске-на-Амуре совершил нападение на партизанский штаб. Несмотря на внезапность действий, к вечеру 14 марта японцы были разгромлены. Однако под предлогом «защиты жизни и собственности соотечественников» японские захватчики в начале апреля 1920 г. вероломно напали на революционные части и партизанские отряды во Владивостоке, в Хабаровске, Спасске и других городах Приморья. Оккупанты не останавливались перед массовым убийством детей, женщин и стариков. За два дня в городах Приморья они убили и ранили свыше 5 тыс. человек.

Стало очевидно, что японское правительство намерено любыми методами закрепиться на советском Дальнем Востоке. В этих условиях, стремясь добиться хотя бы временного мира, Советское правительство приняло единственно правильное решение: создать буферное демократическое государство — Дальневосточную республику (ДВР), организация которой была декларирована 6 апреля 1920 г. в Верхнеудинске (Улан-Удэ).

Подчеркивая причины, побудившие пойти на это, В. И. Ленин на V1IT Всероссийском съезде Советов заказывал: «...обстоятельства принудили к созданию буферного государства — в виде Дальневосточной республики, и мы прекрасно знаем, какие неимоверные бедствия терпят сибирские крестьяне от японского империализма, какое неслыханное количество зверств проделали японцы в Сибири... Но тем не менее вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее, потому что нам она по попятным условиям сейчас непосильна»{409}. Правительство ДВР дважды вступало в переговоры с японским правительством о выводе оккупационных войск (в августе 1921 г. в Дайрене и сентябре 1922 г. в Чанчуне), но японские милитаристы не желали мира. Началась война, в которой участвовали десятки тысяч партизан и части Народно-революционной армии ДВР. В 1922 г. агрессоры были изгнаны с Дальнего Востока.

Интервенты и белогвардейцы нанесли экономике края огромный ущерб. Они разрушили главные базы Сибирской флотилии — Владивосток и Амурской флотилии — Хабаровск, порты Николаевск-на-Амуре, Александровск-Сахалинский, Де-Кастри, Императорскую Гавань (позднее Советская Гавань) и другие. Большая часть судов торгового флота была уведена за границу или потоплена. Немалые потери понесло и сельское хозяйство.

Поражение японских агрессоров в интервенции 1918 — 1922 гг. послужило серьезным уроком для ее организаторов и вдохновителей. Они вынуждены были признать, что «идеи пролетарской революции представляют то знамя, под которым объединяются все антикапиталистические силы, а опыт Советской России с восторгом принимается всеми низшими классами, в том числе и в Японии»{410}.

Пришедшее к власти в апреле 1927 г. правительство генерала Г. Танаки продолжало внешнеполитический курс японского империализма. [164] В 1928 — 1930 гг. руководящие круги вели интенсивную подготовку военных действий на территории, непосредственно примыкавшей к границам Советского Союза, Маньчжурии и Монгольской Народной Республики. В тщательно продуманном плане устанавливалась последовательность захвата важнейших коммуникаций, для чего предполагалось использовать китайские войска. Была даже разработана схема организации административных органов Маньчжурии и Монголии в случае удачи{411}.

В этом свете совершенно очевидна причастность правительства Японии к провокации, организованной в 1929 г. на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) китайскими милитаристами. Решительный отпор провокаторам, который был дан войсками Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА), показал мощь Советского государства и его Вооруженных Сил.

В сентябре 1931 г. японские агрессоры захватили Маньчжурию, где позднее создали марионеточное государство Маньчжоу-Го. Квантунская армия, ранее контролировавшая лишь южную оконечность Ляодунского полуострова и отдельные участки Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД), была выдвинута к границам Советского Союза и Монгольской Народной Республики. Наступил этап подготовки к войне непосредственно против СССР и МНР.

Окрыленные легкой победой в Маньчжурии, японские милитаристы стремились развить успех и захватить Китай, чтобы использовать его богатые сырьевые и людские ресурсы для последующей экспансии на север. С этой целью они стали усиленно наращивать мощь своих группировок в Маньчжурии и Корее, превращать эти районы в военно-промышленную базу и плацдарм агрессии.

После прихода нацистов к власти в Германии подняли голову и фашистские элементы в Японии. Особой воинственностью отличались они в армии. Им была не по нраву «медлительность» во внешней политике правительства и высшего военного командования. Они требовали решительных действий в Китае, ускорения подготовки войны против Советского Союза.

В реорганизованном после неудавшегося фашистского путча 1936 г. правительстве, которое возглавил К. Хирота, на посты министров были назначены воинственно настроенные лица, а пост военного министра занял генерал X. Тэраути — ярый сторонник войны с Советским Союзом и Китаем. Был принят закон «Об охране общественного спокойствия», дававший право политической полиции арестовывать и предавать суду участников забастовок и антифеодального движения.

Новое правительство приняло решение о предоставлении права командованию Квантунской армии в Маньчжурии и Корейской — в Корее самостоятельного решения вопросов административного и военного управления{412}. Теперь командующий Квантунской армией лично докладывал императору о всех военных и политических мероприятиях в Маньчжурии. Квантунской армии отводилась, таким образом, главная роль в будущей войне против Советского Союза{413}.

Японское правительство изыскивало возможность вступления в союз с фашистскими агрессорами в Европе — Германией и Италией. 25 ноября 1936 г. после длительных переговоров между представителями этих стран был подписан «антикоминтерновский пакт», который объединял усилия [165] этих партнеров для 6орьбы против распространения влияния Коминтерна и его идей среди народов Европы и Азии. В секретном приложении были изложены истинные планы агрессоров: направить оружие против СССР, правительство которого якобы «стремится к реализации целей коммунистического интернационализма и намерено использовать для этого свою армию»{414}.

Договаривающиеся стороны обязывались «не предпринимать каких-либо мер, которые могут облегчить положение Союза Советских Социалистических Республик» и «не заключать без взаимного согласия никаких политических договоров с Союзом Советских Социалистических Республик, которые не соответствуют духу настоящего соглашения»{415}. Японская сторона во время переговоров подчеркивала, что если Германия еще не готова к немедленным действиям, то Япония продвинулась в этом отношении далеко и «стоит лицом к лицу с Красной Армией Советского Союза на границах с Маньчжурией и Внешней Монголией (МНР. — Ред.).

В правительственных и военных кругах Японии усилилась подготовка «большой войны» против СССР. Главными элементами в ней были ускорение создания военного и военно-промышленного плацдарма в Маньчжурии и Корее, расширение агрессии в Китае и захват наиболее развитых районов Северного, Центрального и Южного Китая{416}.

Программа была одобрена правительством генерала С. Хаяси, пришедшим к власти в феврале 1937 г. Две трети членов его кабинета являлись представителями вооруженных сил и «молодых» концернов. На первом же заседании правительства генерал Хаяси заявил, что «с политикой либерализма в отношении коммунистов будет покончено: Япония выбрала путь решительных действий в соответствии с условиями «антикоминтерновского пакта»{417}. В японской печати стали появляться откровенно антисоветские статьи с призывами «к маршу до Урала»{418}.

Кабинет Хаяси вскоре был вынужден уйти в отставку, уступив место новому правительству во главе с принцем Ф. Коноэ, политическая платформа которого была открыто антисоветской. Новый премьер был известен как сторонник активного сближения с фашистскими лидерами Европы и политики «решительных действий» в Китае.

Стремясь полнее удовлетворить потребности войны, японские монополии развивали в Маньчжурии основные отрасли промышленности. Над всей экономикой, транспортом, источниками добычи угля и железной руды был установлен строжайший контроль штаба Квантунской армии.

В связи с расширением агрессии в Китае и форсированием подготовки плацдарма в Маньчжурии кабинет Коноэ принял ряд решений и законов, смысл которых состоял в том, чтобы мобилизовать все силы и средства на войну против Советского Союза. Эта политика не только отвечала интересам японской военщины, она вполне устраивала монополии, которые стали активно вывозить капиталы в оккупированные районы Китая.

В мае — июне 1938 г. милитаристские круги Японии развернули широкую пропагандистскую кампанию вокруг так называемых «спорных территорий» на границе Маньчжоу-Го с советским Приморьем. В середине июля посол Японии в Москве М. Сигэмицу предъявил Советскому правительству требование о передаче Японии этих территорий под предлогом необходимости выполнения обязательств в отношении Маньчжоу-Го{419}. [166]

С целью поддержать шаги японской дипломатии в Москве военный министр С. Итагаки добивался санкции императора на организацию наступательной операции в районе озера Хасан. Он доказывал, что этот район «слабо подготовлен Советами к обороне». 22 июля 1938 г. план нападения на территорию в районе озера Хасан обсуждался на совещании пяти министров и получил одобрение{420}. Напрасно современная японская историография пытается доказать, будто правительство, генеральные штабы армии и флота «не виновны» в военных провокациях у озера Хасан, так как эта операция якобы готовилась и осуществлялась без согласия императора, генеральных штабов армии и флота в Токио{421}.

29 июля японские войска вторглись в пределы территории СССР и захватили выгодные в тактическом отношении высоты Заозерную и Безымянную{422}. В ответ на наглую провокацию советское командование подтянуло сюда необходимые силы, которые, перейдя в наступление, разгромили врага и к 9 августа полностью очистили этот район. Поражение у озера Хасан показало силу Советской Армии и моральную стойкость ее воинов.

Следя за приготовлениями фашистской Германии ко второй мировой войне, японское правительство учитывало, что их главным содержанием является накопление сил и средств для нападения на СССР. С этой целью Коноэ потребовал от Чан Кай-ши признать государство Маньчжоу-Го, установить с ним дипломатические и иные отношения, присоединиться к «антикоминтерновскому пакту», взять на себя ответственность наряду с Японией, Германией и Италией за борьбу против коммунизма{423}. Это была откровенная программа создания военной коалиции.

Японские правящие круги стремились показать свою верность антикоминтерновскому блоку, готовность воевать против СССР. В разработанном в начале 1939 г. плане предусматривалось вторжение японских войск в Монгольскую Народную Республику, их выход на Транссибирскую железнодорожную магистраль и захват обширной советской территории — от Иркутска до Владивостока. Планируя проведение крупной операции в районе реки Халхин-Гол, японское правительство хотело, с одной стороны, продемонстрировать своим союзникам по оси готовность развязать войну против Советского Союза, а с другой — заручиться еще большей поддержкой правительств США и Великобритании.

Летом 1939 г. командование Квантунской армии подтянуло к грани-дам тамсаг-булакского выступа (Монгольская Народная Республика) крупные силы с задачей внезапным ударом окружить и уничтожить советско-монгольские войска и захватить оперативный плацдарм на западном берегу реки Халхин-Гол. Ценой больших потерь японцам удалось временно оккупировать часть территории МНР. В конце августа японское командование задумало новое наступление в том же районе, приурочив его к началу развязывания гитлеровской Германией войны в Европе{424}.

Советское командование, упредив японские войска, предприняло наступление 20 августа. Уже через четыре дня советско-монгольские соединения замкнули кольцо окружения, а к концу месяца разгромили вражескую группировку. [167]

Поражение у роки Халхин-Гол почти на два с половиной года оттянуло активное участие Японии во второй мировой войне и заставило ее коренным образом пересмотреть стратегические планы и замыслы. «Советская победа на роке Халхин-Гол, — признает даже такой буржуазный историк, как М. Макинтош, — имела важное значение и пожалуй, во многом повлияла на решение японского правительства не сотрудничать с Германией в ее наступлении на Советский Союз в июне 1941 г.»{425}. К аналогичным выводам пришел и американский историк Дж. Мактнерри: «Демонстрация советской мощи в боях на Хасане и Халхин-Голе имела далеко идущие последствия, показала японцам, что большая война против СССР будет для них катастрофой{426}.

Спустя некоторое время после поражения в районе реки Халхин-Гол японское правительство заявило о желании улучшить отношения с Советским Союзом. В конце 1939 г. были урегулированы вопросы об уплате Японией взноса за КВЖД и о рыболовстве, а в начале июля 1940 г. через посла в Москве С. Того оно предложило начать переговоры о заключении советско-японского пакта о нейтралитете. Но при этом был выставлен ряд неприемлемых условий.

Но за спиной Советского Союза 27 сентября 1940 г. Германия, Италия и Япония заключили тройственный пакт, направленный прежде всего против СССР. В нем признавалась руководящая роль Японии в создании нового порядка в «великом восточноазиатском пространстве). Продолжая двойственную политику, 11 февраля 1941 г. министр иностранных дел Японии И. Мацуока сообщил советскому полпреду в Токио К. А. Сметанину о своем намерении посетить Москву и Берлин, подчеркнув, что главной целью его поездки в Европу является встреча с руководителями Советского государства. 23 марта Мацуока прибыл в Москву, где на приеме в Народном комиссариате по иностранным делам заявил, что по возвращении из Берлина и Рима хотел бы начать переговоры об улучшении советско-японских отношений. 7 апреля в Москве начались советско-японские переговоры, которые завершились подписанием пакта о нейтралитете. Статья третья документа устанавливала срок действия пакта (пять лет) и предусматривала возможность его автоматического продления{427}.

В условиях нараставшей военной угрозы со стороны фашистской Германии заключение советско-японского пакта о нейтралитете являлось важным фактором сохранения мира на Дальнем Востоке. «Советский Союз и Япония, — писала газета «Правда» 14 апреля 1941 г., — взяли на себя определенные обязательства, которые должны способствовать укреплению мира и установлению действительно мирных отношений между СССР и Японией».

Совсем по-иному рассматривало заключение этого пакта японское правительство. Еще в конце марта 1941 г. Мацуока, беседуя с Гитлером и Риббентропом в Берлине, заявил, что «Япония будет всегда лояльным союзником» нацистов{428}. Когда же нападение Германии на Советский Союз совершилось, он настоятельно советовал императору тоже объявить ему войну. Японские милитаристы надеялись в случае поражения СССР в войне с Германией захватить советский Дальний Восток и Восточную Сибирь{429}. [168]

Летом 1941 г. генеральный штаб Японии разработал план войны под кодовым названием «Кантокуэн» («Особые маневры Квантунской армии»). В соответствии с этим планом была проведена скрытая мобилизация, Квантунская армия укомплектована по штатам военного времени и подготовлена к нападению на советский Дальний Восток. Соединения стратегической группировки, сосредоточенной в Маньчжурии у советских границ, к концу 1941 г. насчитывали свыше 700 тыс. человек{430}. Японские милитаристы лишь выжидали наиболее благоприятного момента в ходе войны СССР с Германией, чтобы напасть на советский Дальний Восток.

Однако провал гитлеровской стратегии блицкрига в результате поражения немецко-фашистской армии под Москвой заставил правящие круги Японии отложить осуществление этого плана. Но Квантунская армия продолжала дислоцироваться вблизи советских границ, и советское Верховное Главнокомандование было вынуждено держать на Дальнем Востоке значительные силы, чтобы отразить возможную агрессию. Тем самым Япония оказывала большую помощь гитлеровской Германии.

В 1942 г. японский генеральный штаб разработал новый вариант плана нападения на СССР, осуществление которого ставилось в зависимость от ожидавшихся побед фашистской Германии в связи «с успешно развивающимися» операциями немецко-фашистской армии на Волге. Японские захватчики планировали включить в «великую восточноазиатскую сферу» всю Сибирь и те территории СССР, которые не будут «освоены» Германией.

О том, насколько конкретно представляли себе японские правящие круги войну против Советского Союза, свидетельствует факт, что в 1941 — 1942 гг. в Токио готовились не только оперативно-стратегические планы вторжения, но и военного управления советскими территориями. Еще осенью 1941 г. в штабе Квантунской армии был создан специальный отдел для изучения вопросов, связанных с оккупационным режимом. Научно-исследовательский институт тотальной войны, подчиненный непосредственно правительству Японии, разработал к 18 февраля 1942 г. программу деятельности военной администрации в Восточной Азии, в том числе в советском Приморье, Хабаровском крае, Читинской области и Бурят-Монгольской АССР{431}.

В ноябре 1942 г. японская печать вынуждена была признать, что Гитлер просчитался в войне против Советского Союза и недооценил его военную мощь{432}.

После победы Советской Армии на Волге дальневосточный агрессор имел все основания серьезно сомневаться в успехе военных действий, которые подготавливались им против Советского Союза. Оценивая сложившуюся обстановку, японский посол в Берлине Х. Осимаб марта 1943 г. заявил Риббентропу: правительство Японии придерживается того мнения, что «не следует вступать в войну против России сейчас»{433}.

Не оказался благоприятным для Японии и дальнейший ход второй мировой войны: в 1943 г. немецко-фашистские войска потерпели сокрушительное поражение под Курском, а американские вооруженные силы захватили стратегическую инициативу на Тихом океане. Общая ситуация в 1944 г. и особенно в 1945 г. исключала надежды на успех наступательных планов Японии. [169]

Нападение Японии на СССР в 1941 — 1945 гг. не состоялось не потому, что японское правительство считало себя обязанным соблюдать пакт о нейтралитете. Истинная причина крылась в том, что милитаристы, активно готовя нападение и приурочивая его к наиболее подходящему моменту в ходе войны фашистской Германии против СССР, так и не дождались этого момента. Под ударами Советской Армии и войск союзников гитлеровская Германия безоговорочно капитулировала, и Япония оказалась в полной изоляции.

Сосредоточение крупных соединений на границах СССР и подготовка вторжения японских войск в его пределы являлись главным, но не единственным нарушением пакта от 13 апреля 1941 г. Японская военщина постоянно вела подрывную деятельность против СССР, передавала в Берлин информацию об экономическом и военном потенциалах Дальнего Востока, Сибири и Урала, устраивала провокации на границах. В прямом противоречии с пактом о нейтралитете японская сторона неоднократно нарушала морские, сухопутные границы и воздушное пространство Советского Союза, препятствовала судоходству в нейтральных и советских территориальных водах. С 1 декабря 1941 г. по 10 апреля 1945 г. японские военные корабли около 200 раз останавливали (иногда применяя оружие) и досматривали советские торговые и рыболовные суда. Некоторые из них были задержаны на длительный срок, а 18 судов потоплено. Общие убытки советского судоходства за это время составили около 637 млн. рублей{434}.

История японского империализма представляет собой длинный перечень агрессивных акций в отношении СССР. Японские правящие круги прилагали все усилия, чтобы уничтожить власть рабочих и крестьян, сорвать строительство социализма в Советском Союзе, преградить путь его растущему влиянию в странах Азии, развитию национально-освободительного движения народов этого континента.

2. Обстановка на Дальнем Востоке и Тихом океане к августу 1945 г.

В связи с решениями Крымской конференции министр иностранных дел СССР В. М. Молотов от имени Советского правительства 5 апреля 1945 г. сделал японскому послу в Москве Н. Сато заявление о денонсации советско-японского пакта о нейтралитете. Правительство СССР руководствовалось гуманными целями скорейшего окончания войны и достижения всеобщего мира. Его заявление отражало интересы всего прогрессивного человечества.

Относительно мотивов денонсации указывалось, что пакт был подписан «до нападения Германии на СССР и до возникновения войны между Японией, с одной стороны, и Англией и Соединенными Штатами Америки — с другой. С того времени обстановка изменилась в корне. Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, помогает последней в ее войне против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза. При таком положении пакт о нейтралитете между Японией и СССР потерял смысл, и продление этого пакта стало невозможным»{435}.

Нестройные голоса отдельных антисоветчиков и клеветников тонули в мощном потоке заявлений многих буржуазных государственных деятелей, объективно оценивавших этот шаг Советского правительства. Зарубежная пресса подчеркивала, что только с помощью Советского Союза [170] можно сократить сроки войны на Дальнем Востоке. Трумэн, которого никак нельзя упрекнуть в приверженности к СССР, отмечал, что денонсация советско-японского пакта «должна ускорить окончание войны»{436}. Правительства США и Великобритании незамедлительно выразили свое удовлетворение. Государственный секретарь США Э. Стеттиниус заявил: «Правительство США приветствует это событие и весьма удовлетворено им»{437}. Официальные лица, печать и радио западных держав подчеркивали, что предстоящее «вступление СССР в войну против Японии ликвидирует необходимость для англичан и американцев сражаться с Квантунской армией»{438}.

В то же время японское правительство развернуло широкую кампанию, чтобы доказать, будто Япония, «как никогда, готова приложить все силы для поддержания отношений нейтралитета с СССР, исходя из соображений блага для всего человечества»{439}. Такого же рода лживые заверения по поводу денонсации пакта о нейтралитете мелькали в многочисленных откликах японской печати. «Япония поддерживает отношения с Советским Союзом на базе всепроникающей честности», — утверждала газета «Майнити Синбуп» 7 апреля 1945 г.

Сознавая серьезность принятого Советским правительством решения, новый кабинет, сформированный 7 апреля адмиралом Судзуки, стоял тем не менее за продолжение войны. Министр иностранных дел Того предложил сосредоточить максимум усилий в развернувшемся сражении на остров Окинава, что позволило бы продемонстрировать Советскому Союзу наличие у Японии значительных возможностей.

В начале мая вопреки надеждам японского правительства и ставки положение защитников Окинавы стало критическим. Однако японские политические деятели продолжали твердить, что «войну надо выиграть любой ценой», и призывали население быть готовым «к длительной войне».

Предвидя скорое поражение фашистской Германии, Высший совет по руководству войной 20 апреля принял «Общие принципы мероприятий в случае капитуляции Германии». В документе намечались мероприятия по пресечению брожения в метрополии и странах великой Восточной Азии, укреплению решимости японского народа любой ценой отразить наступление противника, а также разобщению союзников по антифашистской коалиции.

8 мая 1945 г. гитлеровская Германия капитулировала. В связи с этим японское правительство опубликовало ряд заявлений. В заявлении от 10 мая подчеркивалось, что изменение военной обстановки в Европе ни в какой степени не меняет военных целей империи{440}. 15 и 18 мая оно аннулировало все соглашения, заключенные с Германией и Италией. По это было только процедурной формальностью, ибо японское правительство, как оказалось, рассчитывало смягчить свои отношения с Советским Союзом в ожидании предполагаемых переговоров с ним.

Полная внешнеполитическая изоляция Японии дополнялась углублявшимся кризисом экономики. Основной причиной его была не соответствовавшая возможностям сравнительно небольшой страны агрессивная война, масштабы которой увеличивались в течение нескольких лет. И если раньше правящая верхушка империи могла в какой-то мере поправить дела за счет ограбления оккупированных территорий, то в 1945 г. положение изменилось. [171]

К концу марта Япония лишилась важнейшей морской коммуникации — от Сингапура к портам метрополии. Сократившийся в ходе войны тоннаж японского торгового флота привел к падению импорта, который составил 2,7 млн. тонн. Так, ввоз угля уменьшился до 548 тыс. тонн (20,8 процента уровня 1944 г.), железной руды — до 341 тыс. тонн (15,8 процента), бокситов — до 15,5 тыс. тонн (4,1 процента). Нефтепродуктов было импортировано лишь 102,6 тыс. тонн, в том числе авиационного бензина — 59,3 тыс.

Сильно снизился уровень производства на островах собственно Японии. За первые два квартала 1945/46 финансового года было добыто только 16,1 млн. тонн угля и выработано 10,5 млрд. квт-ч электроэнергии. Уменьшение в первой половине года добычи железной руды и других железосодержащих минералов до 1,8 млн. тонн отразилось на выплавке чугуна (1,9 млн. тонн), стали (1,3 млн. тонн) и выпуске проката (681 тыс. тонн). Производство алюминия на территории империи упало в апреле — июне до 6,6 тыс. тонн{441}. Особенно тяжелое положение сложилось с нефтепродуктами. Их импорт с весны прекратился, производство (в том числе синтезированных и заменителей) за три квартала составило лишь 358,5 тыс. тонн, а потребление — 1113,2 тыс. тонн, что свидетельствовало о растущем расходовании государственных запасов. К концу войны и они почти иссякли — осталось всего 382,3 тыс. тонн.

Резкое снижение уровня производства в основных отраслях промышленности ударило и по ее военному сектору. Несмотря на то, что именно в нем концентрировалась большая часть финансовых средств, материалов и рабочей силы, выпуск военной продукции постоянно сокращался. Общая ее стоимость за семь месяцев 1945 г. уменьшилась до 6,9 млрд. иен.

Из-за нехватки стали японскому судостроению пришлось отказаться от строительства крупных боевых кораблей (класса выше эсминца). Особое внимание уделялось массовому выпуску специальных средств, предназначенных для смертников: малотоннажных катеров («синё»), микролодок («корю» и «кайрю»), человеко-мин («фукурю») и человеко-торпед («кайтэн»). Только в апреле — июне производство их составило 1733 единицы{442}.

В первой половине года намечалось выпустить 20 тыс. самолетов, но уже в момент принятия этот план был нереален. Так, в январе предполагалось дать армии 2600 самолетов, а было получено только 877{443}. Всего в январе — августе 1945 г. в Японии было построено 11 066 самолетов, большую часть которых составляли истребители (5474) и учебные самолеты (2523), наиболее пригодные к переоборудованию для «камикадзе»{444}. В целом индекс военного производства (1941 г. = 100) снизился с 291,9 в январе до 156,6 в июле{445}.

Главными факторами, усиливавшими процесс кризиса, в том числе и в военных отраслях, оставались недостаточная обеспеченность квалифицированной рабочей силой, вызванная мобилизацией в армию 1,5 млн. человек, а также блокада Японии с моря и воздуха. С весны к этому добавились массированные воздушные бомбардировки, которые дезорганизовали и без того неритмичную работу японской промышленности. Несмотря на то что главными объектами налетов являлись в основном жилые [172] районы городов (на промышленные предприятия приходилось только 20,4 процента бомбового тоннажа{446}), влияние бомбардировок было значительным.