Деревенская проза» в русской литературе
Терминологический минимум:реализм, «деревенская проза», литературное направление, эволюция, новаторство, поэтика, стиль, «неопочвенничество», соцзаказ.
План
1. «Поднятая целина» М. Шолохова как предтеча «деревенской прозы».
2. Общая характеристика «деревенской прозы». Художественное исследование жизни русского села на разных этапах его истории.
3. Тетралогия Ф. Абрамова «Пряслины»: судьба национального мира и его идеалов в истории ХХ в.
4. Трагедия русской деревни в XX веке – коллективизация в изображении прозаиков В. Белова, Б. Можаева.
5. Специфика изображения деревни в произведениях В. М. Шукшина.
6. Творчество В. Распутина 1970–1980-х гг.: «неопочвенические» мотивы.
Литература
Тексты для изучения
1. Абрамов, Ф. А. Пряслины.
2. Белов, В. И. Привычное дело. Кануны.
3. Можаев, Б. А. Мужики и бабы.
4. Распутин, В. Г. Последний срок. Живи и помни. Прощание с Матерой. Пожар.
5. Шолохов, М. Поднятая целина.
6. Шукшин, В. М. Любавины. Характеры. Одни. Гринька Малюгин. Чудик. Микроскоп. Даешь сердце. Материнское сердце. Мой зять украл машину дров. Срезал. Сураз и др.
Основная
1. Гордович, К. Д. История отечественной литературы ХХ века / К. Д. Гордович. – СПб : Петербургский институт печати, 2010. – 298 с.
2. История русской литературы ХХ века : учеб. пособие : в 2-х т. / под ред.
В. В. Агеносова. – М. : Юрайт, 2013.
3. Мусатов, В. В. История русской литературы ХХ в. (советский период) /
В. В. Мусатов. – СПб. : Специальная литература, 2011. – 311 с.
Дополнительная
1. Апухтина, В. А. Советская проза 1960 – начала 70-х гг. / В. А. Апухтина. – М. : Высш. шк., 1984. – 176 с.
2. Большакова, А. Ю. Нация и менталитет: феномен «деревенской прозы»
XX века. / А. Ю. Большакова. – М. : Наука, 2000. – 132 с.
3. Глинкин, А. Жанровая эволюция деревенской прозы / А. Глинкин // Нравственно-философские искания современной советской литературы. – Л., 1986. –
Вып. 3. – С. 12–49.
4. Золотусский, И. Федор Абрамов. Личность. Книги. Судьба / И. Золотусский. – М. : Сов. Россия, 1986. – 307 с.
5. Чалмаев, В. Деревенская проза / В. Чалмаев // Вопросы литературы. – 1985. – № 6. – С. 58–72.
1.Расцвет«деревенской прозы» как явления литературного развития относится к 1950–1980 гг. Однако ее вектор возник значительно раньше, еще в русской литературе ХIХ века. Однако в обозначенном ракурсе он, несомненно, восходит к изображению коллективизации в 1930–1940-е гг.
С этих позиций должно рассматриваться одно из лучших произведений отечественный литературы о деревне – роман-эпопея М. А. Шолохова «Поднятая целина». Именно этот художественный текст воспринимается нами как предтеча, исток «деревенской прозы» ХХ века.
Этот роман был написан очень быстро. Первая книга «Поднятой целины» вышла в 1932 г., вторая была напечатана только после смерти Сталина.
В новом романе Шолохов обращался к одной из самых актуальных тем русской литературы 1930-х гг. – теме коллективизации. Этому трагическому для русского крестьянства времени посвящены многие произведения. Наиболее известными среди них были «Бруски» Ф. Панферова, «Впрок» А. Платонова, «Когти» Е. Пермитина, «Ненависть» И. Шухова, «Девки» Н. Кочина и др.
Первоначально автор назвал роман, отправляя его в журнал «Новый мир», «С потом и кровью». В редакции журнала название изменили. Шолохов был возмущен.
«Поднятая целина» соответствовала формальным требованиям соцреализма, отображая классовую борьбу на Дону. Это позволяет современным критикам иногда говорить о том, что роман был создан «по социальному заказу» и неверно отражал процесс коллективизации. Такая оценка и в наше время не может помешать по достоинству оценить это произведение. Роман доносит до читателей множество драматических подробностей периода «великого перелома» деревни. Он является художественным произведением, в котором в ярких, незабываемых образах отражено трагическое, сложное время.
Действительно, коллективизация в романе проходит «с кровью и потом». Шолохов прекрасно видел и понимал происходящее, многое знал из писем крестьян, поэтому картины обобществления казачьих хозяйств в Гремячьем Логу жестоки, а оценки событий не всегда даются героями – сторонниками советской власти.
Давыдов и Нагульнов – это честные люди, для которых завоевания революции дороже жизни и которые одержимы идеей коллективизации. Они искренне считают, что общее хозяйство – единственный путь для подъема разоренного села, обеспечения продовольствием голодной страны. Их не останавливает то, что создание колхоза сопряжено с насилием над людьми, они верят, что это насилие во благо. Они не жалеют ни себя, ни других, поэтому в «Поднятой целине» немало трагических эпизодов, связанных с коллективизацией,. Это «бабий бунт», гибель Давыдова, Нагульнова и мн. др. героев.
В то же время комическое начало в романе сильно, как ни в каком другом произведении Шолохова. Смех равноправен с трагедией. Жизнь торжествует несмотря ни на что. Носитель народной смеховой культуры в романе – дед Щукарь. Он появляется практически во всех важнейших эпизодах, и сцены с его участием во многом проясняют суть происходящих событий.
Трагичен финал «Поднятой целины». Давыдов и Нагульнов, создавшие колхоз, погибают от руки белогвардейца. Такой финал осложняется тем, что вместе с ними «умолкает» и дед Щукарь. В эпилоге показан совсем иной «неразговорчивый» и «нелюдимый» Щукарь у могилы «будто двух родных детей» – Нагульнова и Давыдова.
Сюжет романа, казалось бы, свидетельствует о торжестве новых социальных отношений в деревне. Действие «Поднятой целины» разворачивается с января по осень 1930 г., и за этот ничтожно короткий срок удается достичь целей коллективизации, главной из которых являлось создание нового человека – труженика села, лишенного чувства собственности. Последние страницы произведения говорят об успехах социалистического преобразования деревни: крестьяне по собственному почину приводят в порядок школу, Майданников, Дубцов и Бесхлебнов вступают в партию. Однако, в отличие от большинства произведений о коллективизации той поры, кончается роман не веселым пиром за колхозным столом, а отголоском народной трагедии (Разметнов на могиле жены, его суровые, безрадостные глаза). На наш взгляд, сегодняшнее прочтение «Поднятой целины» открывает сложное переплетение вынужденного замалчивания правды и намеков на истинное народное горе.
Так, в романе Шолохова устами Разметнова говорит сама народная совесть, когда он пытается отказаться от участия в раскулачивании. Правда, затем в романе окажется, что власти разобрались и возвратили из ссылки незаконно раскулаченных Гаевых, тем не менее, к чести Шолохова, эта сцена дает истинное представление о коллективизации как о массовой репрессивной кампании.
Кроме того, на заднем плане романного действия имеются истории мнимых кулаков, т. е. великих тружеников, которые, работая до кровавых кругов перед глазами, приобрели себе некоторый достаток, за что и подверглись репрессиям со стороны власти. Такова трагическая судьба бывшего красноармейца Тита Бородина, поверившего тому, что революция восстановит попранную социальную неправду, и добровольно ушедшего в Красную Гвардию. Самое страшное, что даже бывший однополчанин Бородина Нагульнов считает своего товарища преступником, хоть и признает, что его хозяйство нажито честным путем.
Главный реформатор векового уклада, которым живет Гремячий Лог, – Давыдов, воспринимающий хутор, как мотор невиданной конструкции. Это сравнение показывает, что Давыдов не чувствует богатства и глубины жизни, воспринимает ее как нечто механическое. Отсюда его тактика – безжалостно гнуть и ломать веками складывавшиеся традиции согласно заранее выработанному плану. Активисты в шолоховском романее – абсолютно бескорыстные люди, работающие ради идеи всеобщего будущего счастья, для себя лично ничего не хотящие. Но на страницах романа в их адрес звучит упрек, достаточно знаменательный для современного читателя. Когда Давыдов, Разметнов и Нагульнов приходят по делу в дом к Акиму Бесхлебнову, тот отпускает в их адрес ядовитую шутку: «Не сеете, не жнете и сыты бываете». Действительно, несмотря на героические усилия активистов, в глазах трудящегося крестьянина они портфельщики, тунеядцы, уклоняющиеся от честного труда и чужой труд также рушащие.
Но самое важное, что в этом романе Шолохов ставит важнейший для русской литературы вопрос о цене социальной гармонии и делает это так, что не может не вспомниться Достоевский, герои которого приходят к выводу о недопустимости всеобщего счастья, построенного на детских слезах.
Если Нагульнова не призывают непосредственно нужды революции, то он находит себе дело, которое может в будущем способствовать ее успешному и победному шествию. Например, начинает учить английский язык, не будучи в состоянии почти ничего запомнить из-за больной вследствие полученной раны головы и припадков. Все дела, предпринимаемые им для скорейшего пришествия мировой революции, столь же фантастичны и далеки от реальной жизни. Жену свою, Лушку, он как бы отпустил за ненадобностью. Ревности он вроде бы не испытывает, опять-таки весьма последовательно отрекаясь от последних остатков собственнического инстинкта. Друг и соратник для него гораздо дороже и важнее жены.
И еще одна важная черта в образе самого последовательного коммуниста, борца за мировую революцию. Это его способ наведения порядка в мире. Если что-то портит этот порядок, с точки зрения Нагульнова и коммунизма, оно подлежит немедленному и безжалостному уничтожению. Так, он рубит голову петуху Аркашки Менка, потому что его голос нарушает стройность петушиного хора, предлагает расстрелять тех, кто резал скот, готов уничтожить любое и любого, если сочтет его вредным для революции.
Образ Макара Нагульнова обаятелен, ибо включает в себя абсолютную и непоколебимую веру в свое дело и преданность ему. Но сквозь его чистоту, искренность и страстность проступает такая несомневающаяся в себе жестокость, такая безоглядная способность к разрушению, что под сомнением оказываются и сама вера, и преданность, позволяющие человеку быть столь бесчеловечным.
Во всей этой суете мы видим массу людей, их настроение, но в то же время Шолохов рисует каждого человека в отдельности. Мы видим сложный и трудный процесс ликвидации старого строя в деревне и рождение новой социальной колхозной деревни. Писатель создает образ народа-колхозника. Шолохов умеет показать внутренний мир человека. Главную роль в романе играет коммунист Давыдов. Во время коллективизации партия направила в деревню 25 тысяч коммунистов, чтобы они возглавили колхозы, помогли строить новую жизнь. Давыдов – рабочий-путиловец, слесарь, раньше был матросом, участвовал в Гражданской войне. Это крепкий, закаленный боец, сразу видны его принципиальность и умение работать с людьми. Приехав в Гремячий Лог, он сразу же находит общий язык с народом, но ему требуется немало времени, чтобы разобраться в окружающей обстановке. Поэтому Давыдов внимательно изучает новую жизнь. Конечно, он допускает ошибки: ведь он человек. Ошибся в Островнове, не распознал в нем врага. Но Давыдов признает свои ошибки, а это положительное качество для руководителя. Умение работать с людьми, направлять их выражается в том, что иногда он действовал словом, а порой и собственным примером. Никогда не ходивший за плугом, чтобы воодушевить людей, он берется пахать. И Давыдов добивается своего: люди начинают работать. Он политически воспитывает гремяченцев, при этом терпеливо разъясняя людям политику партии. Он непоколебим, если дело касается его убеждений. Так было в сцене бабьего бунта. Ему грозит смерть от разъяренной толпы, однако Давыдов не теряет присутствия духа. Его замечательной чертой является вера в будущее, но это не призрачные мечты, не иллюзии.
То, что Давыдов не знает хорошо людей, становится препятствием на пути строительства колхоза: на должность заведующего всем колхозным хозяйством он назначает Островного, будучи убежден в его честности. Он не знает о прошлом Якова Лукича, Давыдов доверяет ему, как крепкому и опытному хозяйственнику, отметая все возникающие подозрения.
Если Давыдов является «любимчиком» автора, то Шолохову, на первый взгляд, чужды слепой фанатизм Нагульнова, его одержимость идеей мировой революции. Фигура Андрея Разметнова подчеркивает эту мысль. В 1913 г. он ушел на действительную военную службу, «мотался по фронтам, защищая чужое богатство и чужую сытую жизнь», заслужил три Георгиевских креста. Вернулся на короткое время в Гремячий лог, но потом снова ушел на фронт в составе Красной Армии. Беляки, желая отомстить ему за уход в красные, издевались над его женой, которая не снесла позора и наложила на себя руки. Такова трагическая судьба Андрея Разметнова. Ничто человеческое ему не чуждо, в отличие от Макара, решительного и безжалостного, ему жаль детишек раскулаченного Гаева, он не поддерживает и методы, которыми действует Нагульнов. Взвешенный подход, тщательно обдуманное решение, уравновешенность – вот что отличает этого человека.
В постперестроечное время стали доступны многие архивные документы, позволяющие восстановить историю издания романа «Поднятая целина». В редакции журнала «Новый мир» рукопись была встречена настороженно, отказывались публиковать ряд глав, описывающих раскулачивание казаков. Все доводы М. Шолохова отклонялись, и ему пришлось обратиться за помощью к Сталину.
После появления в 1960 г. второго тома «Поднятой целины» интерес к роману обостряется. С этого момента литературоведение разделилось в шолоховском вопросе на два лагеря: на тех, кто исходил из общественно-политического прочтения романа, и тех, кто обращался к его духовной проблематике. Так сложились и оформились направления, которые условно можно назвать социологическим и нравственно-философским.
Стало почти традицией прямолинейно привязывать «Поднятую целину» к воссозданным в ней нескольким месяцам жизни одного из донских хуторов. Довольно часто ее анализируют так, как будто перед нами мастерски беллетризованный социально-политический трактат, а не художественное произведение, в котором безраздельно царит образное мышление. Любая попытка нарушить эту традицию, выйти за рамки узкосоциального прочтения романа, обнаружить в «Поднятой целине» философские аспекты вызывает недовольство, если не сказать раздражение.
Но более глубокое изучение художественной ткани романа наводит критиков на размышления о том, что большинство конфликтов не укладывается в рамки классовой борьбы. Насильственное изменение психологии казачества сопряжено с проблемой гуманизма, нравственного выбора человека.
2.Русская деревенская проза представляет собой уникальное явление, во многом определившее пути развития русской литературы во второй половине XX в. По своей раскрывшейся за полвека сути, это многосторонний и одновременно единый, целостный литературный феномен, включающий в себя философский, социально-исторический, психологический, этический и эстетический аспекты, не исключающие, но обогащающие его собственно литературную природу. Возникновение и формирование «деревенской прозы» как наиболее значительного (наряду с военной и городской прозой) литературного феномена 1960–1990-х гг. было обусловлено социально-историческими процессами, которые начались еще в процессами, которые 1920–1930-е гг. (период так называемого раскулачивания и массовой коллективизации) и были продолжены во время осуществления разрушительного проекта по ликвидации «неперспективных» деревень в 1960–1970-е гг. – привели к тотальному раскрестьяниванию России, исчезновению традиционной русской деревни в целом, а также к разрушению народной культуры.
Возникший в этой исторической ситуации кризис национальной самоидентичности во многом и вызвал к жизни «деревенскую прозу». Она сформировалась в полемике с соцреалистическим изображением колхозной жизни, в своем развитии продолжила традиционную линию русской классики, проявившуюся еще со времен Н. Карамзина и А. Радищева, определившуюся в творчестве А. С. Пушкина (автора знаменитой «Деревни», деревенской (второй) главы «Евгения Онегина») и продолженную в «Деревне» Д. Григоровича, «Записках охотника» И. Тургенева, творчестве Л. Толстого, «Деревне» И. Бунина, «В овраге», «Мужиках» А. Чехова.
Несмотря на всенародное признание таких ведущих мастеров художественного слова, как Ф. Абрамов, В. Шукшин, Б. Можаев, В. Астафьев, В. Белов, Е. Носов, В. Распутин, а также А. Солженицын и др.), вопрос о статусе и точном определении «деревенской прозы» в целом до сих пор остается дискуссионным. Многие характеризуют ее как течение в литературном процессе названного периода (Л. Вильчек, В. Ольбрых, К. Парте), явление (А. Герасименко, В. Недзвецкий, В. Филиппов), общность
(Г. Цветов), просто прозу (Г. Белая) или литературу о деревне (В. Саватеев). Однако невозможно отрицать, что данный феномен, во многом еще не понятый, не раскрытый историко-литературной мыслью (несмотря на множество работ прежних лет), обладает внутренней целостностью, что обусловлено рядом общих для творчества всех писателей признаков и черт.
Как новая литературная общность «деревенская проза» сформировалась в 1960–1970-е гг. в первую очередь на основе единой художественно-эстетической программы воздействия, направленной на определенный менталитет читателя – выходца из крестьян (в первом или более дальних поколениях) или крестьянина, но так или иначе связанного с земледельческими корнями русской культуры и несущего в себе те или иные свойства русского национального характера в целом. Именно соотношением с последним обусловлены и основные составляющие данной программы, которая предполагает воссоздание и отражение деревенской прозой не только на рецепционном уровне, но и в типологии героя, образа автора, в сфере эстетического идеала характера русского народа в его исконно земледельческих, крестьянских основах.
Таким образом, сущность «деревенской прозы» определяется не тематическим признаком (проза о деревне), но главное – общими идейно-эстетическими установками и выделением (на правах центрального предмета изображения) единого эстетического идеала, сформированного в течение веков на основе крестьянского мироощущения и сопряженного с мировой культурой.
«Деревенская проза» как феномен национального сознания проявляет себя в раскрытии и художественном сохранении тех важнейших черт народной души, психологии, этики и эстетики, самобытного строя философского миросозерцания, которые были во многом утрачены в исторических переменах и катаклизмах XX века, но были сохранены национальным (исконно крестьянским) менталитетом в таких его канонических категориях, как национальная самоидентичность, русская идея, народный характер и т. п. Общие очертания этих традиционных категорий, воплощенные в ментальном каноне «деревенской прозы», несут в себе темпоральный парадокс литературы «прощания», «последнего срока», «последнего поклона».
По сути, данное направление выполнило свою историко-литературную задачу, сохранив в своей «программе воздействия» канонические образцы национального сознания и сформировав на этой основе возможную модель будущего развития. Как одно из самых популярных и читаемых литературных направлений «деревенская проза» оказала глубинное воздействие на национальное самосознание второй половины
XX века: результаты этого процесса лишь до некоторой степени можно реконструировать в настоящий момент через анализ художественных текстов «деревенщиков».
В произведениях «деревенщиков» нужно отметить и картины жестокого разорения деревни сначала во время коллективизации («Кануны»
В. Белова, «Мужики и бабы» Б. Можаева), потом в годы войны («Братья и сестры» Ф. Абрамова), в годы послевоенного лихолетья («Две зимы и три лета» Ф. Абрамова, «Матренин двор» А. Солженицына, «Привычное дело» В. Белова).
Писатели показали несовершенство, неустроенность повседневной жизни героев, несправедливость, чинимую над ними, их полную беззащитность, что не могло не привести к вымиранию русской деревни.
Подобные явления позволили говорить о «России, которую мы потеряли». Вот и «деревенская проза», начавшаяся с поэтизации детства и природы, закончилась осознанием великой утраты. Не случаен же мотив «прощания», «последнего поклона», отраженный и в названиях произведений («Прощание с Матерой», «Последний срок» В. Распутина, «Последний поклон» В. Астафьева, «Последняя страда», «Последний старик деревни» Ф. Абрамова), и в главных сюжетных ситуациях, и в предчувствиях героев. Ф. Абрамов нередко говорил, что Россия прощается с деревней, как с матерью.
3. Федор Александрович Абрамов – талантливый писатель XX века, один из наиболее известных представителей деревенской прозы, значительного направления русской литературы 1960–1980-х гг.
Обращение к теме русской деревни, новый для послевоенной литературы взгляд на граничащую с современностью историю России поставили Ф. Абрамова в ряд наиболее значимых фигур русской литературы 60–70-х годов XX века. В своем подходе к литературе Ф. Абрамов ощущал близость к творчеству таких писателей, как В. Белов, В. Распутин,
С. Залыгин, Е. Носов, Б. Можаев, В. Афанасьев.
Первый роман «Братья и сестры», ставший основой тетралогии «Пряслины», посвященный жизни деревни в военные годы, вышел в свет в 1958 г. Позднее это произведение станет началом цикла, в который войдут еще три романа: «Две зимы и три лета» (1968), «Пути-перепутья» (1973), «Дом» (1978).
Объединенные общими героями и местом действия (северное село Пекашино) эти книги повествуют о тридцатилетней судьбе русского северного крестьянства, начиная с военного 1942 г. За это время состарилось одно поколение, возмужало второе и подросло третье. И сам автор обретал мудрость со своими героями, ставил все более сложные проблемы, вдумывался и вглядывался в судьбы России и человека. Более 25 лет создавалась тетралогия (1950–1978). Она, как и все творчество Ф. Абрамова, подготавливала общество социально-философски и нравственно к сегодняшним переменам. Хотя все книги объединены в тетралогию, но каждая из них представляет, как подчеркивал не раз автор, законченное художественное целое. Поэтому можно рассматривать каждый роман отдельно.
О замысле первого романа «Братья и сестры» Ф. Абрамов неоднократно рассказывал на встречах с читателями, в интервью и предисловиях. Чудом уцелев после тяжелого ранения под Ленинградом, после блокадного госпиталя, летом 1942 г. во время отпуска по ранению он оказался на родном Пинежье. На всю жизнь запомнил Абрамов то лето, тот подвиг, то «сражение за хлеб, за жизнь», которое вели полуголодные бабы, старики, подростки. Первым изъяснением любви, сострадания и восхищения русской северной крестьянкой стал роман «Братья и сестры».
Восемь лет вызревал замысел романа. Кончилась война, Ф. Абрамов вернулся доучиваться в Ленинградский университет, закончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, стал работать на кафедре советской литературы. Все эти годы он думал о романе, мечтал о писательстве, но долг перед семьей старшего брата, которая нуждалась в помощи, не давал возможности целиком посвятить себя литературе.
Ф. Абрамов начал писать первые главы в летние каникулы 1950 г. на хуторе Дорище Новгородской области при вдохновенной поддержке своего верного друга художника Ф. Мельникова, отдыхавшего с семьей на том же хуторе. Шесть лет во время каникул, в выходные дни, вечерами и даже ночами работал Ф. Абрамов над романом. Одновременно он читал лекции, писал статьи.
Пафос романа определяет мысль о единении народа перед общей бедой, о его способности к взаимопомощи, самоотречению и самопожертвованию.
Действие романа происходит весной-осенью 1942 г., когда в результате тяжелых поражений Красная армия продолжала отступать, оставляя хлебородные районы страны. Тяжкий труд по снабжению армии и тыла хлебом ложится на плечи женщин, стариков и подростков в селах отдаленных от фронта районов. Роман разворачивается на русском Севере, в верховьях реки Пинега, в старинном, наполовину старообрядческом селе Пекашино. Среди бескрайних лесов на скудных почвах оставшиеся жители села, отдавшего на фронт шесть десятков мужчин, в полуголодное время трудятся, чтобы вырастить больший урожай для фронта и тыла, выжить самим.
На собрании в бывшей церкви, ныне используемой как клуб, колхозники стихийно, под нечаянным воздействием районного уполномоченного по урожаю, раненого фронтовика Лукашина снимают с должности председателя колхоза и назначают нового, бывшего бригадира Анфису Петровну Минину. Новый председатель сталкивается с нехваткой рабочих рук, продуктов для крестьян, кормов. Против нее настроен один из бригадиров, Федор Капитонович, сумевший втереться в доверие к районному начальству. Однако воодушевленная доверием крестьян Анфиса включается в работу.
В романе последовательно описываются этапы и тяготы крестьянского труда и быта в военное время. Похоронка приходит в семью стариков Степана Андреяновича и Макаровны, и старая мать умирает, не в силах вынести смерть сына. Степан Андреянович, много лет собиравший добро в надежде на возвращение к личному хозяйству его сына-комиссара, теперь отдает сделанные своими руками вещи фронту. Получает похоронку Анна Пряслина, мать шестерых детей. Она не может выполнить умноженные войной ежедневные нормы колхозной работы и решается набрать для голодных детей мешочек собранных колосьев. Председатель колхоза застает ее на горячем, но решает утаить поступок Анны, за который той грозит 10 лет заключения. Анне в ее семейных тяготах помогает старший, 14-летний сын Мишка, который своим трудом и умелостью на колхозных работах заслуживает уважение старших. Во время лесного пожара, угрожающего урожаю, Мишка бросается помочь птице, которая не может спасти находящихся в гнезде птенцов; однако помощь нужна уже самому Мишке, и бросившаяся ему на помощь 19-летний комсорг Настя почти полностью обгорает.
Председателя колхоза Анфису Минину, несмотря на противодействие коррумпированного партийного функционера, избирают кандидатом в партию. Анфиса и Лукашин охвачены взаимным чувством, но сдерживают себя, помня о военном времени и долге. Лукашин, мучимый виной за то, что почти поддался ласкам деревенской красавицы Варвары, и осознанием своего фактического безделья среди тяжело работающих людей, стремится поскорее вернуться на фронт.
За плечами автора романа «Братья и сестры» была трудная судьба: трагический опыт деревенского подростка, испытавшего полуголодное существование 1930-х гг., ранний опыт безотцовщины и братской взаимопомощи, опыт ополченца-фронтовика, а затем столкнувшегося с послевоенным лихолетьем, с бесправным положением крестьянина, лишенного даже паспорта, почти ничего не получающего на трудодни и платившего налоги за то, чего у него не было.
Абрамов пришел в литературу не только с огромным жизненным опытом, с убеждениями народного заступника, но и со своим словом. В романе «Братья и сестры» мощно зазвучала живая многоголосая народная речь, усвоенная писателем с детства и всегда питавшая его книги.
Роман не сразу нашел благосклонных издателей. «Братья и сестры» увидели свет в 1958 г. в журнале «Нева». Роман сразу был доброжелательно встречен критикой. За 1959–1960 гг. появилось более тридцати рецензий в газетах и журналах. В 1959 г. он вышел отдельной книгой в Лениздате, в 1960-м – в «Роман-газете», а в 1961-м был переведен и превосходно издан в Чехословакии.
Первые рецензенты «Братьев и сестер» отмечали мужество Абрамова, сумевшего достойно рассказать о народной трагедии, бедах и страданиях, цене самопожертвования рядовых тружеников. Ф. Абрамов сумел взглянуть в душу простому человеку, он ввел в литературу целый пекашинский мир, представленный разнообразными характерами. Не будь последующих книг тетралогии, все равно остались бы в памяти семья Пряслиных, Анфиса, Варвара, Марфа Репишная, Степан Андреянович.
Роман «Две зимы и три лета» создавался на волне событий, происходивших после XX съезда партии, когда появилась возможность открыто обсуждать положение в стране.
Заметки к роману конца 1950-х – начала 1960-х гг., повесть «Вокруг да около», выступление на партийном собрании ленинградских писателей (1964) позволяют судить о гражданской позиции Абрамова в те годы. Он обсуждал самые трудные, больные вопросы времени, говорил о бедственном положении крестьян, чиновничьем произволе, опасности возрождения нового культа личности, уроках нашей истории, необходимости соблюдения законов, развитии демократии и гражданского самосознания.
Во весь голос сказать в печати все, что мучило писателя в те годы оказалось невозможным. В такой обстановке он проявил, пожалуй, максимальное мужество, создав роман «Две зимы и три лета». В нем Абрамов-художник, Абрамов-мыслитель обрел свою высоту. Если в первом романе главенствовали любовь-восхищение, сыновняя благодарность, а все трудности объяснялись войной, то во второй книге углубилось исследовательское начало, возрос масштаб художественного постижения конфликтов, судеб, характеров. Ф. Абрамов одним из первых смело заговорил о бедственном и бесправном положении крестьян. Он взывал к социальной справедливости, поведал о тех трагически-тупиковых ситуациях, в которых оказались лучшие люди деревни, совестливые, трудолюбивые, выстоявшие в войну. При этом писатель не впадал в одностороннее обличительство. Он запечатлел израненную, но живую душу народа, не утратившего в пору бед и лишений любовь к земле, чувство ответственности, взаимопомощи, сострадания.
Замысел второй книги начал оформляться в 1958–1959 гг. В 1960 г. были сделаны подробные разработки к сюжету романа, к сюжетной линии Михаила, а 31 декабря был составлен подробный план книги. Время непосредственной работы над романом было обозначено в одной из первоначальных рукописей – декабрь 1960 – март 1966 гг.
Многочисленные авторские наброски-добавления свидетельствуют об огромной творческой работе художника, его постоянном стремлении докопаться до истины, понять, что такое человек, что мешает нам жить по-человечески, разумно, радостно, справедливо. Он раздвигал горизонты нашего мышления, учил думать над сложными социальными, философскими, психологическими проблемами века.
Романы «Пути-перепутья» и «Дом» завершают тетралогию «Братья и сестры». Они создавались в 1968–1978 гг., в тяжкий застойный период, пришедший на смену хрущевской «оттепели». Но Абрамов оставался верен себе, продолжал сражаться за свободу, человеческое достоинство, необходимость коренных изменений в стране и в первую очередь в деревне.
Рисуя драмы и трагедии народной жизни, показывая, как под влиянием сложившихся условий разрушались, искажались человеческие судьбы и характеры, он одновременно выявлял те здоровые силы нации, те непреходящие нравственные устои, которые помогают человеку всегда, при любых условиях оставаться человеком. Слова Лизы Пряслиной: «Лучше уж совсем на свете не жить, чем без совести» выражают глубинный смысл всех произведений Ф. Абрамова.
В пору работы над романами создавались и лучшие повести и рассказы писателя: «Деревянные кони», «Пелагея», «Алька», «Поездка в прошлое», «Старухи», «О чем плачут лошади». Это было время расцвета дарования художника, когда набирала силу его социально-философская мысль, его личность, подвергавшаяся многим испытаниям. Он выдержал схватку со временем, хотя победа давалась ему нелегко. Выбор пути и поведения сопровождался немалыми сомнениями, муками, терзаниями.
Глубина проблематики и характеров в книгах Абрамова связана не только с достоверным знанием жизни русской деревни, социально-экономического и политического состояния страны, но в не меньшей степени с личным поведением художника, его позицией, реакцией на обстановку в стране, на проблемы экономической, политической, литературной жизни.
«Дом» – последний, завершающий роман тетралогии. Писатель придавал ему большое значение, считал, что только четвертая книга даст необходимую философию всей эпопее.
Так, вокруг дома воедино сливаются философские, психологические, исторические, бытовые, экономические проблемы. В этом смысле «Дом» – книга эпохальная, выводящая нас на решение современных общечеловеческих проблем. Это произведение о поисках нового сознания, новых путей развития страны, человека и человечества. «Дом» ставит вопрос о необходимости трезво и бескомпромиссно осмыслить нашу историю, наши социальные, экономические, духовные ориентиры и ценности. По существу, Ф. Абрамов начал разговор о том, о чем всенародно заговорили через десять с лишним лет. Много лет назад он убеждал и доказывал, что нам нужны не только социально-экономические реформы, но и подъем общей культуры, возрождение гражданского и духовно-нравственного потенциала народа.
«Дом» стоит в ряду пророческих и предостерегающих книг русской литературы.
4.Коллективизация в конце 1920-х – начале 1930-х гг. стала самым сложным и драматичным периодом в судьбе русского крестьянства, оценить и осмыслить который до сих пор непросто не только писателям, но и историкам, социологам, философам.
Трагическое время коллективизации, духовные искания людей этого периода – основная тема произведений М. Шолохова «Поднятая целина», Ф. Абрамова «Поездка в прошлое», С. Антонова «Овраги», Н. Скоромного «Перелом», В. Белова «Кануны», Б. Можаева «Мужики и бабы».
Роман Б. Можаева развеивает миф о добровольном и радостном объединении крестьянских хозяйств в коллективные. Этот роман был «первой ласточкой» и помог пристальнее вглядеться в прошлое русской деревни. Роман давал объективную оценку коллективизации как ошибки с экономической точки зрения. Коллективизация представлена здесь как трагедия миллионов людей.
Писатель прослеживает процесс не только раскрестьянствования, но и расчеловечивания, происходивший на Рязанщине в 1930 г. В один день люди лишались нажитого тяжелым трудом добра, дома и свободы. Б. Можаев знакомит нас с бытом и обитателями деревни Выселки. Это название по мере повествования приобретает символическое звучание. Простые, добрые, работящие Андрей Иванович Бородин, братья Рубцовы, Федот Иванович Клюев, Фрося до революции жили своей нелегкой жизнью с маленькими горестями и радостями.
После революции деревня изменилась неузнаваемо: на месте старых, покосившихся осиновых изб появились красивые кирпичные дома, улицы замостили камнем, через овраги перекинули мосты. Кто больше работал, тот больше имел. Работать же мужики любили.
В 1929 г. на XV съезде ВКП(б) было принято решение о сплошной коллективизации деревни. Жители Выселок отнеслись к нему по-разному, но энтузиазма оно не вызвало ни у кого. В село спустили план: одна тысяча пудов зерна на сдачу государству. Местные власти, чтобы выслужиться, увеличили его в пять раз. Это было невыполнимо.
Первым делом начались погромы хозяйств середняков. Максим Иванович со своей женой Фросей отдали все зерно государству, у них ничего не осталось. Но после этого начетчики явились с требованием дополнительной сдачи зерна или хотя бы денежного возмещения. Семья оказалась в безвыходном положении: не было ни денег, ни зерна. Крестьянам ничего не оставалось, как только, спасая свои жизни, бежать из родных мест. В таком же положении оказались почти все жители Выселок.
Глядя на происходящее, Бородин и Селютин вспоминают страшные пророчества Ивана Петухова, стотринадцатилетнего старца, «Ивана-пророка», арестованного и исчезнувшего еще в 1918 г.
Б. Можаев показывает жестокое, хамское поведение людей, наделенных властью в деревне. Это беспринципные бездельники типа Сени Зенина и Якуши Ротастенького. Вид человеческих страданий вызывал у них радость и ощущение собственной значимости. Самым беспощадным образом вели себя начетчики Селютан и Возвышаев.
Массовое раскулачивание и сплошная коллективизация состоялись. Удар по крестьянину-хозяину нанесен. Б. Можаев в романе, законченном в 1980 г., не оставляет надежду на то, что деревня когда-нибудь возродится в своих прежних формах.
В. Белов выразил свое понимание разрушения русской деревни в период коллективизации. Более двух десятилетий он пишет хронику коллективизации в северной деревне. В. Белов стремится доказать, что не было необходимости так жестоко, бездушно, нахрапом разрушать многовековый крестьянский уклад, вместо того чтобы приспособить его к социализму, сообразуясь с реальными условиями.
Трилогия В. Белова «Час шестый» – масштабное произведение историко-хроникального плана о коллективизации (с 1972 г. начинается публикация романа «Кануны», ставшего первой частью трилогии, затем появились романы «Год великого перелома» (1994) и «Час шестый (хроника 1932 года)» (1998), а в 2002 г. Белов опубликовал трилогию под общим заглавием «Час шестый»).
В. Белов был одним из первых, кто уже в 1960–1970-е гг. попытался по-новому, без розовых идеологических очков взглянуть на историю коллективизации, правдиво обрисовать ее движение и повороты. Поэтому роман «Кануны» стал не только литературным, но и социальным фактом.
Показательна история его создания и появления. Она затянулась на многие годы. Впервые роман В. Белова прорвался к читателю в начале 1970-х гг. – в урезанном цензурой виде. И все же писателю удалось поставить такие вопросы, которые встревожили читателей и критику. В то же время вскоре выяснилось, что социальные конфликты, живо изображенные Беловым-художником, вызывают самые противоречивые публицистические трактовки. Правда истории отнюдь не лежала на поверхности событий, а путь к ней не сулил легких открытий.
Стало ясно, что автор «Привычного дела» и «Плотницких рассказов» готовит нетрадиционную версию коллективизации. Главный неканонический смысл этой версии заключался в восприятии коллективизации как народной и государственной трагедии. В процессе работы над романом
В. Белов предложил целый ряд исторических объяснений этой трагедии. В начале второй книги романа, озаглавленной «Год великого перелома», мы находим немало жестких утверждений и оценок, адресованных политическим деятелям 1920–1930-х гг. Особую остроту приобрела и беловская трактовка «троцкизма».
«Кануны» начинаются с изображения традиционного крестьянского уклада, основанного на принципе гармонической взаимообусловленности частей и целого. Большинство крестьян в деревнях Шибаниха и Ольховицы, где в основном происходит действие, включая даже нищих, чувствуют себя элементами бесконечно сложного лада. Индивид занимает свое единственное место и потому ощущает значительность и необходимость собственных усилий для поддержания всеобъемлющей гармонии.
Этот шлифовавшийся веками уклад крестьянской жизни и разрушает коллективизация. В «Канунах» показано, что катастрофические процессы вершатся волей и действиями идеологов-рационалистов, доверяющих своим теориям больше, чем жизни (Степан Лузин), а также невротичных париев, одержимых комплексом неполноценности (Игнаха Сопронов). Сочувственно изображая страдания народа в годы «великого перелома», В. Белов вместе с тем отнюдь не склонен упрощать ситуацию и трактовать крестьян как невинных жертв, не несущих никакой ответственности за произошедшее. В третьей части «Канунов» все более отчетливо начинает звучать мысль о том, что коллективизация стала закономерным следствием революционного переворота 1917 г., который разрушил основы государственности и религии и в котором весьма активную роль сыграло русское крестьянство.
В романе «Кануны» перед нами два села. Но в то же время это целый мир, десятки колоритных народных характеров, будни людей, кормящих всю страну. Это мир русского крестьянина, моральное кредо которого выражено в ночных думах деда Никиты Рогова.
В мире деревни органично сосуществуют такие крепкие хозяева, уважаемые на селе труженики, как Данило и Павел Пачины, Роговы, Евграф Миронов, кузнец-умелец Гаврила Насонов. Здесь же прижимистый и лукавый Жучок, безалаберный Судейкин по прозвищу Рыжко. Это мир, где каждый зависим от другого и потому не может не считаться с ним. Мир устойчивый, выработавший на основе долгого исторического опыта свою мораль и твердо придерживающийся ее. И вот этот мир пытаются расколоть и перессорить в нем всех друг с другом.
Отвратительны действия так называемой чрезвычайной тройки в составе Ерохина, Скачкова, Меерсона, приехавшей в Шибаниху арестовывать «врагов Советской власти».
Власти начинают душить их налогами, убивать интерес к хозяйствованию на земле и зачастую уничтожать их самих. Судьбы многих ольховцев и шибановцев сложились трагически. Они не могли быть иными в условиях тоталитарного уничтожения русского крестьянства.
Тем неожиданнее оказывается резкий концептуальный сдвиг, наступающий во второй части трилогии. На первых же страницах романа «Год великого перелома. Хроника начала 1930-х гг.» возникает отсутствовавший прежде мотив «мирового зла», которое вознамерилось погубить русское крестьянство, а следовательно, и саму Россию. Все объективные социально-исторические факторы, которые в «Канунах» фигурировали в качестве причин, обусловивших катастрофу начала 30-х гг., решительно выносятся В. Беловым за скобки. На смену им приходит концепция глобального масонского заговора. Сталин оказывается лишь пешкой в этой злодейской игре. Троцкисты (они же масоны) шантажируют Сталина, угрожая предать огласке архивные документы, свидетельствующие о его связях с царской охранкой, и вынуждают главу государства пойти на уничтожение значительной части населения своей страны. Итак, коллективизация в системе координат данной историософской доктрины предстает тщательно спланированной акцией мирового зла, направленной на уничтожение добра, воплощением которого оказывается христианская Россия.
Масонский заговор против России и всего человечества вступает в решительное противоречие с философской доктриной, развернутой в «Канунах»: духовно и мировоззренчески близкие автору персонажи первой части трилогии (прежде всего Прозоров и Сулоев) настаивали на том, что жизнь бесконечно противоречива, неисчерпаемо сложна, история же человечества есть органический процесс, а не механическое «делание», контролируемое разумом, – и их позиция, безусловно, подтверждалась объективным авторским повествованием и всей логикой развития сюжета.
Вторая и третья части трилогии также свидетельствуют о том, что «масонская» версия эксплицирована в авторских комментариях и в небольшом количестве эпизодов, где представлены партийно-государственные деятели или же герои-идеологи вроде доктора Преображенского. Читатель вправе ожидать, что авторское изображение событий, происходящих в начале 1930-х гг. в деревнях Шибанихе и Ольховице (а именно это изображение занимает большую часть романов «Год великого перелома» и «Час шестый»), станет яркой иллюстрацией к рассуждениям о масонских происках. Однако парадоксальным образом все злодеяния масонов остаются преимущественно в сфере идеологической риторики повествователя и героев-резонеров. Когда же Белов переходит от идеологем непосредственно к художественному изображению реалий крестьянской жизни, он показывает, что насилие над мужиками творят, как и в «Канунах», Игнаха Сопронов и прочие доморощенные активисты, не имеющие к масонству ни малейшего отношения. Это позволяет сделать вывод, что трактовка коллективизации как масонской акции не вполне органично вошла в поэтический мир трилогии, она функционирует в качестве идеологемы, которой писателю не удалось пронизать художественную ткань своего текста.
Б. Можаев и В. Белов внесли большой вклад в освещение сложного и трагического времени в жизни русской деревни. Их произведения объединяет исследование судьбы крестьянства, попавшего в странный водоворот исторического эксперимента, названного социализмом. Общим является и то, что эти авторы полны веры в силы народа, в его светлое будущее. Герои Можаева и Белова видят спасение «от бедствия народного» в вечных законах крестьянского общежития, народной морали. Слова «...да сгинут везде страдания и смуты...» воспринимаются как наставление потомкам, как молитва-оберег от ожесточения властей и их преступного равнодушия к судьбе России.
5.Василий Макарович Шукшин – человек разносторонних дарований: писатель, актер, кинодраматург, режиссер, чей талант выявился в цельном, многообразном творчестве. В его искусстве есть широкие размышления о жизни народа, смелое и глубокое постижение ее реальных противоречий и сложности. Живительным источником, почвой творчества В. Шукшина стали воспоминания и личный жизненный опыт писателя. Его творчество характеризует искусство психологического портрета, речевое многообразие, мировосприятие, умудренное знание жизни, гуманизм, чувство ответственности.
В. Шукшина формировала послевоенная действительность, те опыт, знания, ощущения и восприятия, которые приобретались, впитывались юношей в общении с людьми в годы хождений по Руси. Всю жизнь Василий Макарович искал правду, оступался, ошибался, не мог быть равнодушным, просил людей быть добрее. Он считал, что в любых условиях человек умный и талантливый как-нибудь, да найдет способ выявить правду.
В 1960-е гг., когда в литературной периодике появились первые произведения писателя, критика поспешила причислить его к группе писателей-«деревенщиков». В. Шукшин действительно предпочитал писать о деревне, первый сборник его рассказов так и назывался – «Сельские жители».
Деревенская проза Шукшина отличается глубоким исследованием русского национального характера, характера земледельца. Он показывает, что главное в нем – влечение к земле. Шукшин говорит, что земля для русского человека – это и источник жизни, и связь поколений, и родной дом, и пашня, и степь.
Исследование русского национального характера, складывавшегося на протяжении столетий, составляет сильную сторону творчества Шукшина. Земное притяжение и влечение к земле – сильнейшее чувство земледельца. Народно-образные ассоциации и восприятия создают цельную систему национальных, исторических и философских понятий: о бесконечности жизни и уходящей в прошлое цели поколений, о Родине, духовных связях. Всеобъемлющий образ Родины становится центром всего творчества Шукшина: основных коллизий, художественных концепций, нравственно-эстетических идеалов и поэтики. Обогащение и обновление, даже усложнение исконных понятий о земле, доме в творчестве Шукшина вполне закономерно. Его мировосприятие, жизненный опыт, обостренное чувство родины, художническая проникновенность, рожденные в новую эпоху жизни народа, обусловили такую своеобразную прозу.
Первой попыткой осмысления В. Шукшиным судеб русского крестьянства на исторических изломах стал роман «Любавины». В нем речь шла о начале 1920-х гг. Но главным героем, главным воплощением, сосредоточием русского национального характера для Шукшина являлся Степан Разин. Именно ему, его восстанию посвящены второй и последний роман Шукшина «Я пришел дать вам волю». Когда Шукшин впервые заинтересовался личностью Разина, сказать трудно. Но уже в сборнике «Сельские жители» начинается разговор о нем. Был момент, когда писатель понял, что Степан Разин какими-то гранями своего характера абсолютно современен, что он – средоточие национальных особенностей русского народа. И это драгоценное для себя открытие Шукшин хотел донести до читателя. Сегодняшний человек остро ощущает, как сократилась дистанция между современностью и историей. Писатели, обращаясь к событиям прошлого, изучают их с позиции людей ХХ столетия, ищут и находят те нравственные и духовные ценности, которые необходимы в наше время.
Проходит несколько лет после окончания работы над романом «Любавины», и Шукшин на новом художественном уровне пытается исследовать процессы, происходящие в русском крестьянстве. Поставить фильм о Степане Разине было его мечтой. К ней он возвращался постоянно. Если принять во внимание природу шукшинского дарования, вдохновлявшегося и питавшегося живой жизнью, учесть, что он сам собирался играть роль Степана Разина, то от фильма можно было бы ожидать нового глубокого проникновения в русский национальный характер. Одна из лучших книг Шукшина так и называется – «Характеры». И само это название подчеркивает пристрастие писателя к тому, что складывалось в определенных исторических условиях.
В рассказах, написанных в последние годы, все чаще звучит страстный, искренний авторский голос, обращенный прямо к читателю. Шукшин заговорил о самом главном, наболевшем, обнажая свою художническую позицию. Он словно почувствовал, что его герои не все могут высказать, а сказать обязательно надо. Появляется все больше «внезапных», «невыдуманных» рассказов от самого себя – Василия Макаровича Шукшина. Такое открытое движение к неслыханной простоте, своеобразной обнаженности – в традициях русской литературы. Тут, собственно, уже не искусство, это выход за его пределы, когда душа кричит о своей боли. Теперь рассказы – сплошное авторское слово. Интервью – обнаженное откровение. Его произведения глубоки и философичны, они находят своего читателя и в ХХI веке.
6.За В. Распутиным прочно закрепилась репутация «нравственника», т. е. писателя, занятого по преимуществу моральным просвещением общества, возрождением традиционной нравственности. По мнению большинства интерпретаторов, основные персонажи распутинских произведений являют собой некие олицетворенные морально-этические образцы, на которые автор и предлагает ориентироваться читателю.
В распутинских текстах без особого труда обнаруживаются привычные атрибуты нравоописательной литературы. Зачастую довольно очевидной оказывается осознанная морально-идеологическая авторская установка, в соответствии с которой воспеваются добродетели и, наоборот, изобличаются пороки. И сам Распутин, рассуждая в многочисленных статьях и интервью о специфике художественного творчества, неизменно указывает, что главная цель литературы – нравственное очищение человека и оздоровление его духовного сознания. Причины, по которым литература в России должна оказывать на общество активное духовно-нравственное воздействие, давая читателю предельно четкие и недвусмысленные этические ориентиры, Распутин видит, помимо всего прочего, в специфике отечественного менталитета: по мнению автора «Прощания с Матерой», в моральном плане наши люди тяготеют к крайностям и не приспособлены к западным культурно-идеологическим моделям, основанным на плюрализме и толерантности.
При более тщательном рассмотрении основных художественных текстов писателя становится ясно, что тенденция к нравоописательной ясности и определенности с самого начала уживается в них с тягой к иррациональному и таинственному, а соответственно, с уходом (порой почти демонстративным) от психологических и бытовых мотивировок, не говоря уже о каком бы то ни было морализаторстве. Так, в раннем сборнике «Человек с этого света» (1967) рядом с текстами, отмеченными печатью прямолинейной тенденциозности, обнаруживаются произведения, в которых полностью отсутствуют оценочные характеристики, итоговые выводы, резюме. Таков, например, рассказ «Василий и Василиса». Поведение главной героини Василисы не соответствует народным нравственным представлениям – скорее напротив, ее безжалостность и непримиримость по отношению к раскаявшемуся грешнику мужу заслуживают осуждения с точки зрения традиционной крестьянской морали. Неслучайно Василисино упрямство не встречает понимания ни у односельчан, ни даже у ее собственных детей. Героиня рассказа Распутина – необыкновенно сильная личность, которую не переделать и которая действует в соответствии с заложенными в ней потенциями, как сама считает нужным, не оглядываясь при этом на общепринятые нормы. Именно в несгибаемости и непреклонности заключено обаяние Василисы. Если автор и вложил в содержание рассказа какой-то нравственный урок, то его можно свести к тезису о необходимости быть личностью, всегда оставаться собой и не изменять себе. Понятно, что такой путь далеко не каждому по плечу, он рассчитан на людей, исключительных по силе характера.
Анализ зрелых произведений Распутина позволяет сделать вывод, что подлинным идеалом этого писателя является сильная натура, личность, которая живет отдельно и самостоятельно, как и положено жить человеку. Подобно остальным представителям «деревенской прозы», Распутин озабочен современной разобщенностью и мечтает о взаимовыручке и братстве. Однако он неизменно подчеркивает, что разрыв традиционных связей между людьми не отделим от унификации их индивидуальностей. В зрелом творчестве писателя отчетливо звучит мысль о том, что самоутверждение каждой личности – непременное условие настоящего единения. Распутин фокусирует внимание на проблеме личной ответственности, подчеркивая, что именно от ее зависят все остальные моральные качества индивида. Его основные персонажи наделены не просто сильно развитым, но воистину гипертрофированным чувством личной ответственности. Они действуют, исходя из внутренних импульсов, без малейшей оглядки на общепринятые нормы.
Такова старуха Анна, главная героиня повести «Последний срок» (1971), которая, в отличие от своих сыновей и дочерей, ставших жертвами беспощадной нивелировки, сумела сохранить неповторимое личностное своеобразие, она принимает все решения, опираясь на душевные импульсы, которые и обеспечивают надежные ориентиры в непредвиденных ситуациях, когда не срабатывают поведенческие стереотипы. Старуха больше всего дорожит именно уникальностью своей личности и судьбы.
Специфика ситуации, в ходе которой героиня, пребывая в благостно-умиротворенном состоянии, прощается с земной жизнью, порой мешает интерпретаторам разглядеть решительность, твердость, гордость и абсолютное бесстрашие Анны. Критики порой акцентируют внимание в основном на доброте и христианской терпимости умирающей героини. Между тем Анна, наделенная умом, никогда никому не уступала и была всю жизнь далека от христианской идеи непротивления злу насилием.
В повести «Живи и помни» (1974) Распутин подчеркивает, что выпавшую на твою долю судьбу необходимо принимать даже и в том случае, когда она беспросветно тяжела, невыносимо трагична и кажется вопиюще несправедливой, незаслуженной – собственный жизненный путь не может быть предметом выбора, ибо он твой и больше ничей. Гуськов, если рассматривать его образ, не выходя за рамки конкретно-бытового плана содержания повести, т. е. с точки зрения земных юридических законов и нравственных норм, вряд ли заслуживает сурового осуждения. Его грех всецело метафизичен: обязанный пронести свой крест до конца, он не выдержал и выбрал себе более легкий путь.
Уже в «Последнем сроке» явственно прозвучала мысль о том, что утрата личностного своеобразия необратимо ведет человека к деградации. Гуськов, малодушно уклонившийся от предначертанной ему роковой судьбы, не просто деградирует, но оказывается во власти дьявола. Известная концепция, согласно которой душа человека является полем борьбы между богом и дьяволом, получает у Распутина следующую трактовку: индивид остается в сфере влияния господа до тех пор, пока следует велениям души и выполняет собственное предназначение, не оглядываясь по сторонам; попытка же улучшить и облегчить свой жизненный путь, подменив его другим, полностью разрушает личность и делает человека добычей нечистой силы. Проявленное Гуськовым своеволие фактически оборачивается полной утратой личной воли.
В «Живи и помни» действительно развернута проповедь, однако она не совсем обычна, ибо носит ярко выраженный элитарный и эзотерический характер, т. е. как будто не рассчитана на обыкновенных людей, простых смертных, но ориентирована на немногих избранных, высоко поднимающихся над массовым средним уровнем. В конце концов Андрей Гуськов изображен именно как вполне обыкновенный человек, не лучше и не хуже множества других, таких же, как он. Единственное, что можно поставить ему в вину, – обнаружившееся в экстремальной, «предельной» ситуации отсутствие исключительных качеств.
Воплощением высших, исключительных свойств оказывается в повести Настена. Она особенно дорожит своим, т. е. неповторимо уникальным, тем, что отличает ее от других. К «потерявшим себя» героиня относится с жалостью или даже с презрением. Каменное терпение сочетается в характере Настены с неприятием общепринятых норм, шаблонов, она жаждет праздника. Женщина полна желания дождаться своего, а не чужого счастья и страшное испытание, выпавшее на ее долю, воспринимает как освобождение от убогого стандартного благополучия. На протяжении всей повести Настена отстаивает индивидуальную свободу, которую трактует как возможность быть собой, отвергая любые формы стадного, унифицированного существования. Разумеется, столь сильная личность, действующая абсолютно самостоятельно, всегда готова держать ответ за свои поступки. Перед нами трагедийная ситуация, когда герой-максималист несет в самом себе все предпосылки собственных страданий и собственной неизбежной гибели: самоутверждение Настены, отстаивающей право жить свободно тем, что она есть, не согласуется с наличным миропорядком.
Проблема личной ответственности оказывается в фокусе внимания Распутина и в следующей, самой знаменитой его повести «Прощание с Матерой» (1976). Сопоставляя прежних людей с нынешними (а «Прощание с Матерой», как и «Последний срок», строится на антиномии прошлого и настоящего), писатель акцентирует присущую первым силу характера и самостоятельность. Подчеркивается, что именно решительность и твердость постепенно утрачиваются каждым последующим поколением. Из жителей Матеры лучше всех сумели сохранить мощь духа, присущую прежним людям, полным строем ушедшим на покой, Дарья и Богодул. Превосходство их над представителями современной цивилизации определяется несгибаемостью, способностью идти наперекор всему и всем. Лейтмотивом повести становится мысль о том, что так называемый социальный и технический прогресс на деле являет собою процесс утраты человеком индивидуальной воли и свободы.
Индивид становится все более ничтожным и жалким, переставая ощущать себя хозяином собственной жизни. В этой связи не случайно именно Хозяином назван живущий на острове мифический зверек, своего рода местный домовой. В его образе воплощены основные особенности материнской цивилизации, а главным образом – лежащая в ее основе идея личной ответственности.
Жителям Матеры, привыкшим к личной ответственности каждого человека за свои поступки, чрезвычайно трудно разобраться в хитросплетениях современной действительности, где ответственность специфическим образом перераспределяется или вообще утрачена. Материнцы повсюду ищут волю и действия конкретной личности. Однако нестыковки и безобразия возникли не в результате чьего-то злого умысла, они главным образом явились закономерным следствием стихийности происходящего. В повести изображается жизнь, вышедшая из-под контроля человека.
В размышлениях Дарьи все время подчеркивается, что современная цивилизация искажает индивидуальные наклонности человека, заставляет каждую личность изменять своему назначению, а вследствие этого и все человечество постепенно сворачивает с истинного пути. Перестав быть хозяином своей жизни, человек начинает играть, притворяться и навсегда теряет себя. Запутавшийся, отказавшийся от себя человек, по мнению Дарьи, становится игрушкой в руках слепых и темных стихийных сил, действует «будто как по дьяволу наущенью». Он не хозяин себе и тогда, когда совершает незначительные поступки.
В повести «Пожар» (1985) Распутин выступает в роли проповедника и моралиста. Главный герой «Пожара» Иван Петрович Егоров – «законник» и правдолюбец, пытающийся наставить на путь истинный своих заблудших земляков, он, безусловно, близок автору в духовно-нравственном плане и едва ли не автопсихологичен. Его отчаянная борьба против социального зла отчасти созвучна энергичной деятельности Распутина в качестве публициста-«нравственника». Егорова мучает трудноразрешимое противоречие. Он сознает, что каждый индивид должен жить, подчиняясь не внешнему силовому давлению, а внутренним импульсам и мечтает об общественной гармонии, основанной не на страхе наказания за пороки, а на добровольном выполнении основополагающих моральных законов. Однако у подавляющего большинства окружающих Егорова людей внутренние личностные механизмы саморегуляции оказались безнадежно деформированными. Иван Петрович давно утратил веру в полезность свободы, поскольку убедился: выбирая между добром и злом, подавляющее большинство его земляков отдало безусловное предпочтение злу. При этом вопрос о том, что же делать, остается открытым: фактически одинаково неэффективными оказываются как попытки воздействовать на заблудших земляков с помощью личного положительного примера (в гораздо большей степени их вдохновляет отрицательный пример пришлого полууголовного сброда), так и увещевания или проповеди.
Повесть «Пожар» по праву считают переходной от «деревенской прозы» к «городской».
Вопросы и задания для самоконтроля
1. Какое место занимает «деревенская проза» в истории развития советской литературы? В чем суть ее противопоставления «городской»?
2. Охарактеризуйте творчество М. Шолохова как автора «казачьих» эпопей.
3. Предложите хронологию написания тетралогии «Пряслины»
Ф. Абрамова.
4. Назовите основные произведения В. Шукшина, указав на своеобразие конфликтов в них.
5. Почему В. Распутина называют «совестью» конца ХХ в.?
Лекция 8
Дата добавления: 2016-12-16; просмотров: 4960;