Глава II. Население 10 страница

Что касается до герба, то в общем он остался прежним, с той только разницей, что с изданием указа 10 июня 1728 г. "ездок" московской эпохи стал изображать собой св. Георгия*(345).

Точно так же прежней осталась и государственная печать с изображенным на ней государственным гербом. Она прилагалась к государственным актам и делилась, как и в московскую эпоху, на большую, среднюю и малую.

Наконец, к прежним государственным регалиям*(346) прибавились новые, а именно: корона, впервые употребленная при коронации Екатерины I в 1724 г., порфира, подбитая горностаем, государственный меч и государственное знамя или панир из желтого атласа с государственным гербом посредине и гербами областей по сторонам*(347).

Переходим к рассмотрению прав и прерогатив государя в области государственного управления. Во-первых, государь пользовался известной религиозной властью, которую он осуществлял через духовную коллегию, впоследствии названную Св. Синодом. Мало того, государь считался верховным покровителем и блюстителем православия*(348), почему Тестаментом Екатерины I 1727 года и было предписано, что "никто никогда Российским престолом владеть не может, который негреческого закона" (ст. 8). То же постановление было подтверждено и актом о престолонаследии 1797 г., где государь даже назван "главой церкви". Это далеко не удачное выражение вошло и в Свод Законов (прим. к ст. 42. Т. I). Во-вторых, государь являлся субъектом законодательной власти и, в качестве такового, обладал правами в области инициативы и санкции закона, о чем, впрочем, было уже сказано выше. В-третьих, государю принадлежала судебная власть, которую он отправлял лично, на основании указов 1714 и 1718 гг., только в случае отказа Сената в правосудии, вследствие нерешения им дела в установленный указом 1714 г. шестимесячный срок. Во всех же остальных случаях указ 1718 г. предписал подавать жалобы и прошения непосредственно в суды, "не докучая о своих обидах государю, понеже он одна персона есть, и та толикими воинскими и прочими несносными трудами объята". За неисполнение же этих предписаний указ грозил "знатным людям" лишением чина и конфискацией имущества, а всем остальным "жестоким наказанием"; подача же жалобы на Сенат влекла за собой смертную казнь*(349). С учреждением Верховного тайного совета все более или менее важные судебные дела разрешались им в присутствии императрицы, причем, согласно п. 12 "Мнения не в указ", челобитчики получили право жаловаться на Сенат, лишь бы их челобитные не принадлежали к категории "предерзостных", т.е. не согласных с истиной или ни на чем не основанных. При Екатерине II указом 1763 г. были назначены "три персоны" для приема и доклада государыне всеподданнейших прошений и жалоб, но уже в 1765 г. императрица обнародовала указ о наказаниях за подачу неосновательных и не согласных с истиной прошений. На основании его подобная подача каралась до четырех раз, причем с каждым повторением преступления кара значительно увеличивалась. Этот указ был подтвержден в 1799 году, когда правительство Павла I снова нашло нужным напомнить о запрещении подачи "недельных, прихотливых и несовместных с порядком и законами просьб*(350). Наконец, все судебные приговоры совершались именем государя. В-четвертых, в связи с судебной властью государя находилось и право помилования, присущее ему. Впервые свою законодательную формулировку это право получило в инструкции канцелярии конфискации 7 марта 1730 года. "Коллегии и суды, - читаем здесь, - обыкновенные штрафы хотя налагать и могут, однако облегчение и отставление штрафов токмо от Ея Импер. Величества Высочайшей власти зависит, ибо сие к случаям милости принадлежит и часть права помилования в себе содержит". Иногда право помилования выражалось в форме амнистии или "милостивых манифестов", которыми, по словам Петра I, "учинялось генеральное прошение и отпущение вин во всем государстве". Вопросу о помиловании уделила немало места Екатерина II в своем Наказе. Отвечая на ею же поставленный вопрос: "когда монарху должно наказывать и когда прощать", она говорит, что "сие есть такая вещь, которую лучше можно чувствовать, нежели предписать". Во всяком случае, императрица проводит идею о необходимости самоограничения верховной властью права помилования в интересах государственных, почему и советует применять его крайне осторожно и далеко не ко всем преступлениям*(351). Наконец, в-пятых, государю принадлежали права в области управления. Петр I принимал непосредственно и лично участие в управлении, в силу чего Воинский устав и постановил, что присутствие государя в известном месте пресекает там действия всех начальников, власть которых непосредственно переходит к государю. С Екатерины Второй государю принадлежит, главным образом, верховный надзор за управлением и разрешение только важнейших вопросов. Этот принцип и был высказан в Наказе. "Право же, - читаем в нем, - от власти верховой неотделимо было, есть и будет: 1) власть законодательная, 2) власть защитительная и 3) власть совершительная; но, когда по человечеству невозможно, чтобы государь везде сам обращался, ради того учреждает он для соблюдения доброго порядка власти средние подчиненные, зависящие от верховной и составляющие существо правления. Власти эти - малые протоки, сиречь, правительства, чрез которые изливается власть государева".

Порядок преемства престола вплоть до конца XVIII ст. не был определен, поэтому в первой половине императорского периода мы встречаем самые разнообразные способы занятия престола от законного наследования детей после родителей и до государственного переворота включительно.

Устранив своего сына царевича Алексея от наследования престола, Петр I в уставе 1722 г. отверг "старый обычай, что большему сыну наследство давали", как обычай недобрый, и взамен того провозгласил новый принцип: "дабы сие было всегда в воле правительствующего государя, кому оный хочет, тому и определит наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменить". В оправдание нового принципа устав 1722 года сослался на Св. Писание и на Ивана III, который "наследство перво отдал внуку мимо сыновей, а потом отставил внука, уже венчанного, и отдал сыну". Но, видимо, сознавая недостаточность подобной аргументации, Петр поручил Феофану Прокоповичу написать известную "Правду воли монаршей", где и обосновать новый принцип. Сущность теории "Правды" заключается в следующем. Каждый отец может устранить своего сына от наследства в случае его непокорности воле отца, тем более имеет право на это государь, заботящийся не о частном имуществе, а об интересах государства. В таком случае это становится даже его обязанностью по отношению к последнему, в особенности "если рассудим, кое долженство на царях лежит, от самого Бога возложенное на них, но не токмо от того познаем, что не грех им по воле своей избрать себе наследника, но грех не избрать. Царей должность - содержать своих подданных в беспечалии и промышлять им всякое лучшее наставление, как к благочестию, так и честному жительству... А если о добре общем народа, себе подданного, только пещись должен самодержец, то како не должен есть прилежно смотреть, дабы по нем наследник был добрый, бодрый, искусный и таковый, который бы доброе отечества состояние не токмо сохранил в целости, но и паче бы утвердил и укрепил, и если бы что недовершенное застал, тщился бы привести в совершенство". "Чего для за благо мы рассудили сей устав (т.е. 1722 г.) учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего государя, кому оный захочет, тому и определить наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменить, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как выше писано, имея узду на себе". "Правда" останавливается и на том случае, если государь умрет, не успев назначить себе преемника. Тогда народу необходимо избрать на престол того из сыновей, который был ближе всех к государю, и которого отец более всех любил. Если же это неизвестно, то выбор должен пасть на старшего сына. В случае если после смерти государя остался один сын, то "должен народ имети его за наследного государя". При отсутствии сыновей, на основании тех же правил, избирается одна из дочерей. Наконец, в случае пресечения династии и неназначения "последним государем" себе преемника народ получает право избирать себе нового государя.

Петр I умер, не оставив после себя наследника, и на престол вступила, по избранию Сената, Синода и генералитета, его супруга Екатерина I. Сторонники ее мотивировали это избрание тем, что императрица была коронована еще при жизни Петра и что будто бы этим актом покойный государь приобщил ее к власти. Во всяком случае, избрание Екатерины I не согласовалось с мыслями "Правды", так как после Петра остались две дочери и внук, из коих и следовало избрать государя. Кроме того, выбор должен был бы быть произведен народом, а не Сенатом, Синодом и генералитетом*(352). Екатерина I составила известный Тестамент, которым совершенно отменила Петровский устав 1722 г., так как установила определенный порядок престолонаследия с предпочтением наследников мужеского пола наследникам женского. Согласно этому Тестаменту на престол вступил Петр II, причем подданные присягали ему "и по нем Его Величества высоким наследникам, которые, по соизволению и самодержавной, ему от Бога данной императорской власти, определены и впредь определяемы и к восприятию престола удостоены будут"*(353). После смерти Петра II Тестамент был нарушен тем, что на престол оказалась избранной герцогиня курляндская Анна Ивановна, несмотря на существование прямых наследников, согласно Тестаменту. Анна Ивановна назначила своим преемником герцога Брауншвейгского Ивана Антоновича, бывшего малолетним ребенком. Но он был низвергнут через несколько месяцев Елизаветой Петровной, занявшей престол с помощью Преображенского полка. В своем манифесте по этому поводу Елизавета Петровна заявила, что она вступила на престол по праву законного престолонаследия и кровной близости к покойным государям (Петру I и Екатерине I). "Все наши, - гласит манифест, - как духовного, так и светского чина верные подданные, а особливо лейб-гвардии наши полки всеподданнейше и единогласно просили нас, дабы мы, для пресечения всех тех происшедших и впредь опасаемых беспокойств и непорядков, яко по крови ближняя, отеческий наш престол всемилостивейше восприять соизволили, и по тому нашему законному праву, по близости крови к самодержавным нашим вседрожайшим родителям, мы тот наш отеческий всероссийский престол всемилостивейше восприять соизволили". Петр III стал государем также на основании принципа близости крови. "Яко по крови ближайший" к покойной императрице, гласил манифест, в силу чего Елизавета Петровна оставила "нам в самодержавство прародительский престол, яко сущему наследнику, по правам, преимуществам и узаконениям принадлежащий". Однако в присяге новому государю было провозглашено также и завещательное начало (как и в присяге Петру II), в силу чего подданные присягали не только государю, но и "по нем по самодержавной его Имп. Величества власти и по высочайшей его воле избираемым и определяемым наследникам". Новый переворот передал власть в руки Екатерины II, причем подданные присягали ей и цесаревичу Павлу Петровичу, "законному всероссийского престола наследнику". Вскоре, по восшествии на престол этого последнего, был издан известный акт о престолонаследии 5 апреля 1797 года, вошедший в ныне действующий Свод Законов. Мотивами к его изданию послужили следующие соображения: 1) "дабы государство не было без наследника", 2) "дабы наследник был назначен всегда законом самим", 3) "дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать" и 4) "дабы сохранить право родов в наследстве, не нарушая права естественного, и избежать затруднений из рода в род"*(354).

Вступление на престол нового государя всегда сопровождалось изданием манифеста к народу и присягой последнего. В 1741 г. было предписано не приводить к присяге крепостных крестьян, ввиду принесения за них присяги со стороны помещиков. Через несколько времени после вступления на престол следовало коронование, причем короновались не только государь, но и государыня. Впервые подобный обычай был введен Петром I в 1724 году, когда была коронована Екатерина I. Самый обряд коронования происходил по западноевропейскому образцу, причем с Анны Ивановны приобщение св. тайн должно было происходить по священническому чину, т.е. отдельно тела и крови. С Елизаветы Петровны возложение на себя короны и порфиры стало производиться не архиепископом, как прежде, а самим государем.