ЛИЧНОСТЬ РЕБЕНКА С АВТОНОМНОЙ РЕЧЬЮ
Наш анализ был бы неполным, если бы в нем не была сделана попытка подойти к пониманию личности ребенка, стоящего на уровне автономной речи. От понимания закономерностей, которым подчинено значение слова ребенка, перейти к анализу его сознания, личности, поведения — это задача величайшей сложности. Она может служить маяком для многих и многих длительных, углубленных исследований.
Здесь мы имеем з виду наметить лишь самые общие и еще, разумеется, малосовершенные подступы к ней. Они основаны на том,в что за данным способом обобщения, выраженным в слове, можно найти стоящий за ним способ видеть, воспринимать действительность.
«Сознание отображает себя в слове, как солнце в малой капле воды. Слово относится к сознанию, как малый мир к большому, как живая клетка к организму, как атом к космосу. Оно и есть малый мир сознания. Осмысленное слово есть микрокосм человеческого сознания». Это положение, принадлежащее проф. Л. С. Выготскому, должно служить отправным в такого рода попытке подойти к конкретному анализу построения сознания на разных ступенях развития.
«Сознание человека есть обобщенный способ отражения действительности». Но для разных уровней обобщающей действительности существует и различный способ отражения этой действительности. Две группы фактов должны помочь нам разобраться в том, как строится деятельность сознания в исследованных нами случаях.
Первая группа фактов имеет в виду данные, относящиеся к анализу слова в автономной детской речи, к скрывающимся за ней обобщениям. Исходя из всего сказанного, мы не можем не придавать им первостепенной важности в поставленной перед нами задаче, пользуясь определением проф. Л. С. Выготского «структура слова есть клеточка сознания, элемент, из которого сознание складывается».
Что мы можем сказать на основе известных нам данных о структуре «автономного» слова? В предыдущем изложении мы показали, что значения «автономных» детских слов знаменуют первичную дифференциацию сознания ребенка. Эти значения только наглядные, только о предметах, находящихся перед глазами. Мы видели далее, что в «автономном» детском слове заключено обобщение первичного типа, которое опирается, имеет своей основой обобщенное восприятие, деятельность которого
возможна здесь только в сфере наглядной. В отличие от указательного жеста, относящегося к любому предмету, в слове автономной речи скрыто обобщенное восприятие предмета в его соотношении, в его связи с другими предметами. Всякое значение, обобщение характеризуется тем, что оно относится к группе предметов. То, каким образом, по какому принципу они объединяются в группы, составляет отличительное своеобразие каждого уровня в развитии обобщений.
В данном случае перед нами связь чисто зрительная, ситуационная. Мы полагаем, что в этом заключается исходная нить для понимания смыслового строения сознания ребенка, для понимания того, как в сознании ребенка с автономной речью обобщена окружающая действительность.
Другая группа фактов, теснейшим образом связанная с первой, со всей ясностью указывает на доминирование одной определенной функции в деятельности сознания ребенка, пользующегося автономной речью. Было бы излишне останавливаться здесь на всей несостоятельности принципа изучения психологических функций как изолированных друг от друга деятельностей.
Работы проф. Л. С. Выготского показали, что развитие деятельности той или иной функции неразрывно слито с деятельностью других функций, в частности с мышлением, лежащим в основе обобщающей деятельности сознания. Эта связь динамична, и на разных этапах развития и функционирования системное строение сознания предполагает различные принципы своего построения.
Все сказанное выше об обобщающей деятельности детей с автономной речью свидетельствует о подчиненном положении ее по отношению к основной, главенствующей здесь функции — функции восприятия. В самом деле, мы видели, что именно эта функция окрашивает возможности обобщенно отображать действительность, именно она определяет деятельность всего сознания. Мы видели, что мышление вне сферы наглядного становится невозможным. Мышление здесь призвано лишь отражать наглядные связи, существующие между вещами. В сфере отвлеченных, не наглядных связей и отношений оно не функционирует. Наиболее выразительными с этой стороны фактами являются: 1) факт отсутствия мер общности; 2) аффективный характер восприятия и 3) отсутствие константности восприятия.
Если первый факт прямо указывает на то, что мысленные связи, отвлечение не от предметов, а от собственных мыслей не существует здесь, то второй и третий указывают на недостаточное сращение функции восприятия с функцией мышления. При
анализе опытов с классификациями мы указывали, что аффективная насыщенность деятельности восприятия (не столько деятельность функции, сколько потребность) составляет обратную сторону недостаточности и несамостоятельности функции мышления. Точно так же и отсутствие константности восприятия с полной подчиненностью чистому впечатлению является следствием недостаточной мыслительной переработки акта восприятия.
Сравнивая этот уровень развития сознания с более высокими, мы видим путь, который проделывает развитие строения сознания от господства восприятия низшего типа к доминированию функции мышления, подчиняющей и перестраивающей в новой системе функции восприятия. Тенденция развития сознания имеет направленность через развитие обобщающей деятельности освободиться от непосредственных связей. На уровне автономной речи деятельность сознания ребенка как раз полностью им подчинена.
Как же реально осуществляется деятельность сознания ре-бенка-«автономика»? Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы наблюдали все поведение ребенка, как оно есть в действительности, и основные черты его пытались осмыслить с точки зрения изложенных соображений, которые проверялись дальнейшим наблюдением и экспериментами (см. приложение}. В процессе изучения значений автономных слов перед нами раскрывалась картина окружающего мира, как он воспринимается ребенком. В одном и том же процессе исследования этих обобщений перед нами раскрывался, как обратная сторона их, мир восприятий «автономика», мир отрывочных диффузных островков смысла, непостоянных, текучих. Мы увидели, что восприятие внешней действительности исчерпывается внешними связями явлений, лишенными попыток включить их в категориально-обобщенное представление. Внешний мир при этом не имеет постоянной картины: акты восприятия и осмысления воспринимаемого почти не связаны. Внешний мир в отличие от взрослого восприятия не структурируется по закону фигуры и фона.
Разумеется, при этом необычайно велика связанность зрительным полем, которая всецело определяет основные черты поведения «автономика», всю его деятельность. Свобода от зрительной ситуации возникает и развивается вместе с развитием смыслового восприятия. Здесь мы имеем поведение, в полной мере подчиненное впечатлениям, мотивы деятельности всецело даны ситуацией. Поведение ребенка-кавтономика» лабильно, импульсивно, определено субъективными связями, устанавливаемыми в окружающем.
Это одна сторона личности, обращенная вовне. Подходя к анализу внутреннего мира ребенка-«автономика», мы раньше всего должны ответить на вопрос, на каком уровне стоят его возможности восприятия своих собственных психических процессов. Назвать свои собственные процессы, как говорит проф. Л. С. Выготский,— значит уже как-то выделить их и сделать первый шаг к умению отдать себе отчет в своей же собственной психической деятельности. Ближайшим следствием такой интроспекции является овладение своими внутренними процессами, возникновение внутренней активности.
В автономной речи с ее непостоянством значений, ситуационной связанностью внешним, наглядным такое называние своих переживаний ничтожно. Вот почему ребенок-«автономию» весь во власти своего переживания. Он не владеет своим внутренним миром. Если во внешнем мире он связан ситуацией, то здесь он подчинен своим переживаниям, которые не выделяются, не осмысляются им как таковые.
Разумеется, внутренняя активность при этом сведена к нулю. Своими психологическими операциями ребенок не владеет совершенно. Все подчинено аффекту. Вот почему психическая деятельность нашего ребенка полноценнее тогда, когда она движется аффектом, и свертывается там, где требуется произвольность. Дети-«автономики» по своей сущности спонтанны. Их деятельность, вызванная к жизни наглядными импульсами, движимая аффектом, исчезает вместе с этими импульсами.
Основной дефект речевого развития ребенка-«автономика» — невозможность овладения нормальной речью — восходит к основному дефекту всей структуры личности — недостаточной внутренней активности, т. е. недостаточности овладения собственными психологическими процессами.
Последнее" неразрывно связано с недостаточностью обобщающих процессов. Произвольность, как указывает Л. С. Выготский, развивается в меру развития мышления, осознания.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В начале нашей статьи было выдвинуто положение о том, что значения детских слов развиваются. Оно явилось исходным для всей работы.
Если теперь, уяснив себе сущность автономной речи, мы попытаемся сопоставить развитую речь взрослого с тем значением слова, которое мы нашли в автономной речи, то, нам кажется, исчезнет последнее сомнение в истинности данного положения.
В самом деле, мы имеем в этом сопоставлении две совершенно непохожие формы речи, из которых одна, именно автономная речь, является генетически самым ранним речевым образованием, которое в развитии приводит ко второй. Лишь в процессе развития могла возникнуть та громадная разница, которую мы находим при этом сравнении, что составляет основу своеобразия автономной речи. Все черты своеобразия автономной речи могут быть поняты только из одного факта — именно из факта промежуточности этого феномена. И это мы пытались в данной работе показать. Все черты, свойственные автономной речи, составляющие ее особенности, свидетельствуют о двойственном характере ее природы.
Возьмем ли мы звучание автономной речи — оно обнаруживает свое промежуточное место между звучанием, свойственным экспрессивному выражению при доречевых формах общения, и звучанием нашего слова, служащего средством сообщения.
Возьмем ли мы значение этого слова, за которым стоит конкретная наглядная ситуация, мы без труда увидим в ней основу, типичную для доречевых форм смыслового восприятия, ограниченного сферой наглядных смыслов, и наряду с этим возможность выделить отдельные элементы этой ситуации в слове, которая приобщает его к нашим значениям слов. Обратимся ли мы к строению сознания на уровне автономной речи, к мыслительным операциям, которые возможны с ее помощью, мы также увидим здесь черты доречевых и речевых структур. Это уже не бессловесное мышление, но оно еще ограничено часто наглядными связями, которые только и может отражать «автономное» слово. Это уже не полная недифференцированность сознания. Однако в центре межфункциональных связей стоят восприятие, аффект. Мышление занимает подчиненное место, в отличие от развитого сознания, в котором мышление является ведущей функцией.
Короче, все своеобразие автономной речи находит свое объяснение в том, что она является промежуточной формой в развитии, динамически сочетающей в себе черты доречевой и речевой фаз. Своеобразие этой речи дает нам ключ к пониманию всей личности и структуры сознания. Однако наш анализ был бы недостаточным, если бы мы не сумели ответить на вопрос: каковы же те факторы, благодаря которым слово автономной речи, а следовательно, речевое развитие вообще возникают? "Появление автономного слова представляется нам естественным процессом, возникающим из процессов общения, из диалога, пользуясь выражением проф. Л. С. Выготского, который возни-
кает у ребенка со взрослыми. Мы пытались в нашей работе показать, что искусственными следует признать попытки привлечения понятия открытия и т. д. для заполнения пропасти, существовавшей в представлении психологов между доречевым и речевым периодом. Эта пропасть, как показывает наше исследование, в реальном развитии не существует. Большинство психологов полагали всегда, что первые слова ребенка должны рассматриваться только со стороны аффективно-волюнтивных процессов. Главным защитником этой точки зрения является Мейман. На противоположной точке зрения стоят психологи (Прейер, Амент, Реймут), которые подходили к объяснению этих слов как к интеллектуальным процессам.
Нам кажется, реальный процесс развития не укладывается ни в одну из этих схем, хотя в той и другой точке зрения заключена известная доля правоты.
Основная функция речи — служить средством социального общения — впервые рождается и как потребность, и как средство общения. Первичным импульсом, который толкает ребенка к окружающему, является потребность, аффект. С другой стороны, взаимодействуя с окружающими, он сталкивается со смыслом. И функция речи рождается из слияния аффекта, движущего ребенком, со смыслом, который транслируют ему окружающие. Аффект выступает здесь не как основное содержание слова (как полагал Мейман}, а как импульс, сталкивающий ребенка с объективностью. В этом столкновении, которое является первичной формой взаимодействия с «идеальными» формами, и рождается осмысленное слово.
Это столкновение есть не что иное, как первый диалог, который поведет затем все развитие ребенка. Роль ребенка в этом диалоге — аффективно направленное обращение к окружающему, возникшее из потребности общаться по поводу какой-либо ситуации. Роль среды — называние этой ситуации, включение его в контекст осмысленности.
Мы видели выше, что слово автономной речи заключает в себе чисто индикативную функцию — функцию указания. Оно еще целиком является продолжением и выражением этого обращения к окружающему, движимого аффектом. Оно является как бы генетическим преемником указательного жеста, с которым оно очень часто даже существует рядом и является близким к нему по психологической природе.
Указательный жест, как и Первое слово автономной речи, носит индикативный характер, однако лишенный функции
наименования. Оба они возникают из низших аффективно-во-люнтивных значений. В указательном жесте желание порождает указание на притягивающее впечатление (припомним автономное слово «ham»!), хватание его. Здесь и начинается взаимодействие с идеальной формой. Ребенок сначала хочет, тянется; возникающее при этом общение по поводу привлекшего впечатления вносит то, что ребенок начинает называть, что именно он хочет. Возникает понимание в отличие от заражения, возникает смысловое восприятие.
Поэтому при усвоении первых значений слов велика опосредствующая роль жестов, в частности указательного жеста. Автономная речь возникает как голосовой указательный жест. Мы видели выше, что слово автономной речи оказывается включенным в ту ситуацию, по поводу которой данное общение происходит, и на первых порах является неотрывным ее компонентом в качестве голосового указательного жеста. Но раз возникнув, автономная речь начинает обнаруживать себя уже и как речь, что переводит ее на более высокую ступень развития. Если указательный жест относится в одинаковой мере ко всему, к любому предмету, то слово автономной речи скрывает за собой уже обобщенное восприятие предметов. Но вместе с тем мы знаем из предыдущего изложения, что это первичное смысловое восприятие насквозь аффективно. Смысл в нем еще не оторван от аффекта.
Итак, мы можем проследить, как в реальном развитии намечается естественная история речи, которая может быть объяснена из процессов реального взаимодействия ребенка с окружающей средой, с развитыми психологическими формами.
Попытаемся ввести все эти соображения в контекст указанной проф. Л. С. Выготским последовательности ранних фаз психологического развития.
Самые начальные фазы психологического развития характеризуются недифференцированностью внутреннего состояния и внешнего мира и, что самое важное, отсутствием смысловой значимости окружающего. На ранних этапах впечатления фотографич-ны, неопределенны, не собраны категориально.
Дальнейшее развитие идет по пути отдифференцирования, разделения себя и окружающего, которое само возникает в процессе взаимодействия ребенка со средой и вместе с тем служит основой для возникновения самой существенной его формы — первого диалога. Как указывалось, этот первый диалог создается аффективными моторами, движущими ребенка к окружающему, роль ребенка при этом сводится к указанию, а роль
идеальных моментов к придаванию смысла тому, на что обращено указание путем его называния. Возникает общение по поводу окружающего. Слово, которым оперирует взрослый, присоединяется к ситуации, включается в ее структуру и является на первых порах неотрывным от нее. Из него вырастает слово автономной речи. Значение его дано в ситуации.
Таким образом, процесс взаимодействия ребенка с мышлением и речью взрослого является главным и реальным фактором, обгоняющим подлинные процессы возникновения «осмысленного слова», и, как показал проф. Л. С. Выготский, всего его дальнейшего развития.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Дата добавления: 2016-08-07; просмотров: 1072;