Обстановка после коренного перелома в войне. Тегеранская конференция 3 страница

По окончании переговоров в Каире американская и английская делегации направились в Тегеран на встречу с советской делегацией.

3. Тегеранская конференция

Конференция Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР И. В. Сталина, президента США Ф. Рузвельта и премьер-министра Великобритании У. Черчилля проходила в Тегеране с 28 ноября по 1 декабря 1943 г. Здесь впервые встретились главы правительств трех ведущих держав антифашистской коалиции. В работе конференции участвовали также министры иностранных дел, политические и военные советники.

В центре внимания Тегеранской конференции находились проблемы дальнейшего ведения войны, в особенности вопрос об открытии второго фронта. От его решения зависели сроки окончания войны в Европе, а следовательно, судьбы миллионов людей во всем мире, ослабление тягот военного бремени, легшего на плечи трудящихся многих стран, и прежде всего советского народа. Делегация СССР шла на переговоры с твердым намерением окончательно договориться о дате высадки американо-английских войск в Западной Европе. Позиции же делегаций США и Англии по этому вопросу были весьма противоречивы, что и определило остроту развернувшейся полемики.

28 ноября перед открытием конференции И. В. Сталин встретился с Ф. Рузвельтом в советском посольстве, где президенту было предложено остановиться по соображениям безопасности. Рузвельт заявил, что хотел бы отвлечь с советско-германского фронта 30 — 40 дивизий противника. «...Если это возможно сделать, — ответил Сталин, — то было бы хорошо»{72}.

На первом пленарном заседании президент США информировал советскую делегацию о решении Квебекской конференции предпринять экспедицию через Ла-Манш около 1 мая 1944 г. Однако он сразу же оговорился, что если Англия и США начнут проводить крупные десантные операции в Средиземном море, то ее, возможно, придется отложить на два-три месяца. Глава американской делегации заверил, что союзники не желают затягивать дату вторжения дальше мая или июня. Но в то же время, подчеркнул он, есть немало и других мест, где могут быть использованы англо-американские войска: Италия, районы Адриатического и Эгейского морей, а также для помощи Турции, если она вступит в войну. Поэтому представители США и Англии запрашивали мнение советской стороны, каким образом лучше всего использовать их вооруженные силы, находившиеся в бассейне Средиземного моря{73}.

Сталин ответил, что наилучший результат дал бы удар по врагу в Северной или Северо-Западной Франции, так как «наиболее слабым местом Германии является Франция». Итальянский театр, по его мнению, для наступления непосредственно на Германию не годится, ибо путь к ней [30] закрывают Альпы, этот театр имеет значение лишь для обеспечения свободного плавания судов союзников в Средиземном море{74}.

Черчилль, избрав для ведения дискуссии свой испытанный метод, прямо не высказался против высадки на территорию Франции. Свое красноречие он обратил на то, чтобы поставить открытие второго фронта в зависимость от развития операций на Средиземноморском театре. Доказывая, что срок вторжения еще далек, а союзные войска не вправе бездействовать, английский премьер предложил заняться выполнением двух задач, имевших, на его взгляд, первостепенное значение: развернуть наступление в Италии, взять Рим и продвинуться до линии Пиза, Римини; вовлечь Турцию в войну{75}. По его мнению, такие действия союзников окажут значительное влияние на румын, которые уже тогда искали путей для выхода из войны, а также на Венгрию и другие страны.

В «балканской стратегии» Черчилля отводилось особое место Турции, По его замыслам, она должна была двинуть свои войска в Юго-Восточную Европу, чтобы совместно с высадившимися там англо-американскими дивизиями предотвратить развитие революционного движения на Балканах и освобождение расположенных в этом районе стран Советской Армией. Еще до переговоров министров иностранных дел Англии и Турции в Каире в ноябре 1943 г. А. Идеи имел указание добиться от турецкого правительства согласия вступить в войну. Британское министерство иностранных дел считало, что это явилось бы «наилучшим, если не единственным, средством предотвратить полное распространение русского влияния на Балканские страны. Если турки сохранят свой нейтралитет, британские силы не смогут, по-видимому, попасть на Балканы до того, как там утвердятся русские»{76}.

Политическая подоплека английской стратегии была очевидна. Британский премьер, как и Рузвельт, стремился не допустить глубокого продвижения Советской Армии на запад. Но он надеялся достигнуть этого путем развития операций в Италии и на Балканах. В этом случае, по его замыслам, англо-американские войска могли бы опередить Советскую Армию и первыми выйти в Юго-Восточную и Центральную Европу. «Всякий раз, — говорил Рузвельт своему сыну в Тегеране, — когда премьер-министр настаивал на вторжении через Балканы, всем присутствовавшим было совершенно ясно, чего он на самом деле хочет. Он прежде всего хочет врезаться клином в Центральную Европу, чтобы не пустить Красную Армию в Австрию и Румынию и даже, если возможно, в Венгрию. Это понимал Сталин, понимал я да и все остальные...»{77}

Итало-балканские планы Черчилля явно не соответствовали решениям Московской конференции министров иностранных дел, провозгласившей первейшей целью СССР, США и Англии ускорить конец войны. Создание фронта на Балканах, вдали от важнейших экономических и стратегических центров рейха, привело бы к дальнейшему затягиванию ее и увеличению жертв.

Глава Советского правительства, исходя из настоятельной необходимости скорейшего разгрома врага, предлагал основной операцией 1944 г. считать «Оверлорд», а вспомогательной — высадку в Южной Франции. Операция в районе Рима расценивалась им как отвлекающая. Относительно же Турции советские представители считали, что она не вступит в войну, какое бы давление на нее ни оказывали{78}. [31]

Натолкнувшись на принципиальную позицию делегации СССР, У. Черчилль заявил, что он не пожертвует операциями на Средиземном море только ради того, чтобы сохранить дату 1 мая для начала «Оверлорда». Премьер-министр предложил передать вопрос о действиях англоамериканских вооруженных сил в Европе в 1944 г. на рассмотрение военных представителей трех держав. Его поддержал Рузвельт. Однако обмен мнениями и на совещании военных представителей не привел к каким-либо положительным результатам. Начальник имперского генерального штаба Великобритании генерал А. Брук не мог даже дать четкого ответа на вопрос Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова, считают ли англичане «Оверлорд» главной операцией{79}.

На втором пленарном заседании, 29 ноября, выяснилось, что союзники не имеют согласованного решения о назначении командующего операцией «Оверлорд». Если не известно, кто несет моральную и военную ответственность за ее подготовку и выполнение, заявил Сталин, «тогда операция «Оверлорд» является лишь разговором». После этого Рузвельт и Черчилль заверили главу советской делегации в том, что фамилия главнокомандующего будет сообщена вскоре правительству СССР{80}.

Черчилль вновь попытался доказать участникам конференции «преимущества» своего «балканского варианта». Рузвельт, в целом склоняясь к проведению операции «Оверлорд», стал колебаться в отношении ее срока. Открытие второго фронта в Европе вновь оказалось под угрозой срыва. В таких условиях советская делегация заняла твердую линию. Когда Рузвельт, уступая давлению Черчилля, согласился на передачу всех военных вопросов на рассмотрение комиссии, Сталин отверг это предложение: «Не нужно никакой военной комиссии. Мы можем решить все вопросы здесь, на совещании». Он считал важным решить вопросы о дате начала операции «Оверлорд», о главнокомандующем и о необходимости вспомогательной операции в Южной Франции. «Мы, русские, — заявил Сталин, — ограничены сроком пребывания в Тегеране. Мы могли бы пробыть здесь в течение 1 декабря, но 2-го мы должны уехать»{81}.

Позиция советской делегации возымела действие. Черчилль поспешил внести предложение о том, что они с Рузвельтом согласуют точки зрения и доложат свою позицию советской делегации.

Утром 30 ноября на заседании Объединенного комитета начальников штабов США и Англии после продолжительного обсуждения наконец было принято решение о том, что западные союзники в мае начнут операцию «Оверлорд» и вспомогательную операцию в Южной Франции («Энвил») по возможности в широких масштабах, насколько позволят десантные суда и средства, которыми они будут располагать к тому времени. Было также решено продолжать наступление в Италии с целью выхода на линию Пиза, Римини.

Оправдывая свою предыдущую позицию, английский премьер-министр в беседе со Сталиным пытался представить дело так, будто десантная операция в Бенгальском заливе, которую, вопреки его мнению, наметили американцы на март 1944 г., является препятствием к своевременному проведению «Оверлорда». Он доказывал, что в сложившейся ситуации речь идет о выборе не только между операциями на Средиземном море и «Оверлордом», но и между десантом в Бенгальском заливе и датой высадки в Северной Франции. Это была явная увертка, однако глава Советского правительства не стал вступать в дискуссию. Он вновь указал, что Советская Армия рассчитывает на десант в Северной Франции; если же этой операции в мае [32] не будет, то ее не будет вообще, так как затем погода испортится 1 и высадившиеся войска окажется невозможно снабжать в должной мере.

В тот же день на заседании конференции в присутствии Сталина, Рузвельта и Черчилля генерал Брук информировал советскую делегацию о решении союзников провести в мае 1944 г. операции «Оверлорд» и «Энвил». Глава Советского правительства со своей стороны заявил, что с целью «не дать немцам возможности маневрировать своими резервами и перебрасывать сколько-нибудь значительные силы с Восточного фронта на Запад, русские обязуются к маю организовать большое наступление против немцев в нескольких местах, с тем чтобы приковать немецкие дивизии на Восточном фронте и не дать возможности немцам создать какие-либо затруднения для «Оверлорда»{82}. Такое заявление было воспринято союзниками с большим удовлетворением.

1 декабря И. В. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль парафировали военные решения Тегеранской конференции. В них были зафиксированы обязательства правительств США и Англии предпринять в течение мая 1944 г. операцию «Оверлорд» одновременно со вспомогательной операцией на юге Франции и обязательство СССР предпринять наступление примерно в то же время с целью не допустить переброски германских сил с восточного на западный фронт. Предусматривалось, что военным штабам трех держав необходимо отныне держать тесный контакт друг с другом в отношении предстоявших операций в Европе и консультироваться о мероприятиях по дезинформации противника относительно этих операций. В решениях отмечалось, что «партизаны Югославии должны поддерживаться снабжением и снаряжением в возможно большем размере, а также операциями «командос» и что с военной точки зрения желательно, чтобы до конца года Турция вступила в войну на стороне союзников{83}.

В декларации трех держав, подписанной в тот же день и опубликованной после конференции, указывалось, что СССР, США и Англия согласовали планы уничтожения германских вооруженных сил и пришли к полному соглашению относительно масштаба и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга. «Взаимопонимание, достигнутое нами здесь, — говорилось в этом важном документе, — гарантирует нам победу... Никакая сила в мире не сможет помешать нам уничтожать германские армии на суше, их подводные лодки на море и разрушать их военные заводы с воздуха. Наше наступление будет беспощадным и нарастающим»{84}. Решения конференции по военным вопросам открывали путь к организации тесного стратегического взаимодействия советских и американо-английских вооруженных сил в войне с общим врагом.

Важное значение для укрепления единства антигитлеровской коалиции и скорейшего завершения войны имело заявление главы Советского правительства о вступлении в войну с Японией после капитуляции Германии. Оно явилось ответом СССР на неоднократные просьбы США и Англии об его участии в войне на Дальнем Востоке. На пленарном заседании 28 ноября после краткого обзора военных действий на Тихом океане, сделанного президентом США, глава советской делегации Сталин заявил, что СССР пока не может присоединиться к борьбе против Японии, поскольку все его силы заняты на Западе. Он указал, что в настоящее время советские силы на Дальнем Востоке достаточны только для ведения обороны, для наступательных же операций их нужно увеличить по крайней мере в три раза. «Это может иметь место, — сказал Сталин, — когда мы [33] заставим Германию капитулировать. Тогда — общим фронтом против Японии»{85}.

Согласие Советского правительства вступить в войну с Японией после поражения Германии было продиктовано верностью союзническому долгу, желанием ускорить освобождение народов Азии, порабощенных японским империализмом, и быстрее ликвидировать очаг войны и агрессии на Дальнем Востоке, многие годы угрожавший безопасности СССР. В течение длительного времени японская военщина активно готовилась к нападению на Советский Союз, выжидая только подходящего для этого момента. Япония не выполняла пакт о нейтралитете, вела широкую разведывательно-диверсионную деятельность и передавала информацию гитлеровской Германии. Она систематически нарушала государственную границу и территориальные воды СССР, блокировала его дальневосточное побережье, обстреливая и задерживая торговые суда{86}.

Заявление в Тегеране советской делегации о вступлении СССР в войну с Японией имело огромное военно-политическое значение и далеко идущие международные последствия. Как свидетельствует американский военный историк, США с самого начала войны с Японией надеялись на вступление в нее СССР. Заявление Советского правительства на конференции, пишет он, «наилучшим путем решало эту проблему и снимало столь беспокоивший Рузвельта и Маршалла вопрос»{87}. О первостепенной важности для США участия СССР в войне с Японией выразительно сказано в составленном еще до конференции документе: «...наиболее важным фактором, с которым должны считаться США в своих отношениях с Россией, является война на Тихом океане. Если Россия будет союзником в войне против Японии, война может быть закончена значительно быстрее и с меньшими людскими и материальными потерями. Если же войну на Тихом океане придется вести при недружественной или отрицательной позиции России, трудности неимоверно возрастут и операции могут оказаться бесплодными». По свидетельству Р. Шервуда, этой линией американские представители «руководствовались, когда принимались решения в Тегеране и значительно позже — в Ялте»{88}.

Черчилль в беседе со Сталиным 30 ноября 1943 г. подчеркнул, что заявление о присоединении СССР к войне на Дальнем Востоке после разгрома Германии является «историческим», в отношении борьбы с Японией теперь открылись большие перспективы{89}. В мемуарах Черчилль писал, что советское заявление имело «величайшее значение» и явилось одним из «решающих событий» конференции{90}.

Таким образом, важнейшим результатом Тегеранской конференции явились координация военных усилий СССР, США и Англии против фашистской Германии, принятие решения об открытии второго фронта в Западной Европе и отклонение «балканской стратегии» британского империализма. Военные решения, принятые в Тегеране, значительно упрочили антигитлеровскую коалицию.

Наряду с проблемами ведения войны на первой конференции глав правительств обсуждались вопросы послевоенной организации и обеспечения прочного мира. Их рассмотрение носило в основном предварительный характер. Представители СССР, США и Англии обменялись мнениями о будущей международной организации безопасности, устройстве Германии [34] после ее поражения, решении польского и других вопросов. Тегеранская конференция позволила выявить точки зрения ее участников по острым и насущным проблемам послевоенных отношений и подготовить почву для решения некоторых из этих проблем в будущем.

Известно, что в течение долгого времени США и Англия, рассчитывая на ослабление СССР в войне, в своих планах послевоенного устройства сбрасывали его со счетов. Однако по мере роста международного авторитета и влияния СССР, обусловленных его решающей ролью в борьбе с фашизмом и победами Советской Армии, западные державы вынуждены были считаться с необходимостью более тщательной разработки основных проблем послевоенного урегулирования с учетом роли и места в мире Советского Союза. При этом они пытались заранее, до окончательной победы, связать правительство СССР выгодными для них решениями по тем или иным вопросам. Такие попытки предпринимались и на Тегеранской конференции.

Наиболее отчетливо они проявились при обсуждении вопроса о судьбах Германии. Англо-американские правящие круги еще задолго до конференции создали различные комиссии и комитеты, которые разработали несколько вариантов расчленения Германии, рассчитывая тем самым устранить своего главного конкурента на мировых рынках.

Вопрос о Германии стал предметом внимания уже во время первых неофициальных встреч глав правительств. На обсуждение конференции он был поставлен Рузвельтом в последний день ее работы — 1 декабря. Президент США внес предложение разделить Германию на пять частей, каждая из которых будет представлять независимое государство. В первую часть предлагалось включить Пруссию, уменьшив в размерах и максимально ослабив ее; во вторую — Ганновер и северо-западные районы Германии; в третью — Саксонию и район Лейпцига; в четвертую — Гессенскую провинцию, Дармштадт, Кассель и районы, расположенные к югу от Рейна, а также старые города Вестфалии; в пятую — Баварию, Баден, Вюртемберг. Кроме того, выделялись районы Кильского канала и Гамбурга, с тем чтобы ими управляли Объединенные нации или четыре державы. Рурскую и Саарскую области предлагалось поставить под контроль либо Объединенных наций, либо попечителей всей Европы{91}.

Английский премьер-министр выдвинул свой план раздела Германии. Он предложил, во-первых, изолировать Пруссию и держать ее в жестких условиях и, во-вторых, отделить от остальной Германии ее южные провинции — Баварию, Баден, Вюртемберг, Палатинат{92} от Саара вплоть до Саксонии и включить их в дунайскую федерацию{93}. Предложение Черчилля не представляло чего-то нового. Уже более года он выступал с многочисленными проектами образования в Европе сначала федераций и конфедераций — скандинавской, дунайской, балканской и других, затем европейского совета из 10 государств и, наконец, Соединенных Штатов Европы. Цель этих новообразований была одна — сохранить буржуазные порядки, упрочить английские позиции в Европе и объединить ее против Советского Союза. В США, хотя и с некоторыми оговорками, сочувственно встречались эти планы.

Советское правительство выступило против них, понимая, что главная цель выдвинутой Черчиллем идеи заключалась в образовании антисоветских блоков. Считая, что после окончания войны европейские народы будут интересоваться прежде всего не федерированием, а восстановлением своей независимости, оно рассматривало эту идею как противоречащую [35] интересам народов. Представители СССР обосновали свое отрицательное отношение к созданию федераций и конфедераций еще на Московской конференции министров иностранных дел. В Тегеране глава Советского правительства также выступил против плана Черчилля о создании нежизнеспособных объединений государств вроде дунайской федерации и высказался за то, чтобы Венгрия и Австрия были самостоятельными государствами{94}.

Пути решения германской проблемы Советское правительство видело не в расчленении Германии, а в ее демилитаризации и демократизации с непременной ликвидацией гитлеровского государства и наказанием его руководителей, а также уничтожением фашистского «нового порядка» в Европе. По мнению правительства СССР, для предотвращения опасности возрождения германского милитаризма великие державы, ответственные за сохранение мира, должны были создать сильный международный орган, который помешал бы Германии развязать новую войну.

Предложенные Черчиллем на конференции меры для обеспечения безопасности в мире, «по крайней мере на 50 лет, путем разоружения Германии, предотвращения перевооружения, установления контроля над германскими предприятиями, запрещения военной и гражданской авиации и путем далеко идущих территориальных изменений»{95} СССР считал недостаточными. Глава Советского правительства напомнил, что после первой мировой войны над Германией также был установлен контроль, но он не дал результатов. Во время встреч с Рузвельтом Сталин, сославшись на опыт истории, показывавший прогрессирующее сокращение сроков между войнами, развязанными Германией, обратил внимание на то, что для предотвращения агрессии в будущем следует принять более эффективные меры. Необходимо иметь возможность занять самые важные стратегические пункты с тем, чтобы Германия не могла их захватить. То же нужно предпринять и на Дальнем Востоке, чтобы и Япония не смогла развязать новой агрессии. Должен быть создан специальный орган, который имел бы право в случае военной угрозы со стороны Германии или Японии незамедлительно вводить войска в такие стратегически важные районы, чтобы окружить страны-агрессоры и подавить их. Рузвельт выразил полное согласие со взглядами советской делегации{96}.

Обмен мнениями прояснил точки зрения трех держав по германскому вопросу, который для более тщательного изучения его передавался в Европейскую консультативную комиссию, созданную на Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии.

На Тегеранской конференции обсуждался также польский вопрос. Правящие круги Англии и США, поддерживавшие антинародное, враждебное Советскому Союзу эмигрантское польское правительство в Лондоне, стремились восстановить такую Польшу, которая была бы послушна англо-американскому диктату и могла бы легко быть превращена в антисоветский плацдарм. Они отрицательно отнеслись к разрыву Советским Союзом дипломатических отношений с польским эмигрантским правительством в апреле 1943 г. Рузвельт и Черчилль в Тегеране возобновили попытки добиться восстановления советско-польских отношений, понимая, что без этого не могло быть и речи о возвращении в освобожденную Польшу их ставленников из числа сидевших в Лондоне польских эмигрантов.

В ответ на высказанное Рузвельтом пожелание, чтобы Советское правительство начало переговоры и восстановило свои отношения с польским [36]эмигрантским правительством в Лондоне, Сталин заявил, что, если последнее прекратит враждебную СССР политику, не будет поддерживать связей с немцами в Польше, солидаризируется с партизанами и станет призывать к активной борьбе с оккупантами, тогда Советское правительство будет готово начать с ним переговоры. Советский Союз вновь подтвердил свою заинтересованность в воссоздании сильного, независимого, демократического польского государства во главе с правительством, защищающим национальные интересы страны и дружественно настроенным к СССР.

Значительное место в дискуссиях, главным образом между советской и английской сторонами, занял вопрос о польских границах. Еще в первый день конференции глава советской делегации в неофициальной беседе с главами делегаций США и Англии высказал мысль о том, что территория Польши на западе должна простираться до реки Одер и Советский Союз готов помочь Польше получить такую границу{97}. На пленарном заседании 1 декабря Черчилль изложил мнение английского правительства о польских границах. Смысл его состоял в том, что польское эмигрантское правительство должно отказаться от попыток отторжения от СССР Западной Украины и Западной Белоруссии и признать в качестве границы между СССР и Польшей линию Керзона, а «Польшу следует удовлетворить, несомненно, за счет Германии»{98}. Соглашаясь с изменением границ Польши, Черчилль надеялся укрепить этим позиции дискредитировавшего себя польского эмигрантского правительства, которое, даже по мнению американской стороны, имело сомнительные шансы на возвращение в свою страну{99}.

Разъясняя советскую позицию относительно границ Польши, Сталин заявил, что «украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские — к Белоруссии», то есть между СССР и Польшей должна существовать граница 1939 года{100}. СССР оставался верен принципу справедливого устройства границ, основанному на учете исторических, этнических, экономических и других факторов, стремясь к тому, чтобы границы Польши стали границами мира, а не конфликтов и войн и способствовали устойчивости и безопасности в Европе. По той же причине Советский Союз, отстаивая интересы польского народа, считал справедливым и необходимым возвращение Польше ее исконных земель на западе.

На том же заседании английский премьер-министр огласил следующее предложение по польскому вопросу: «...очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер...»{101}. Конференция согласилась с этой формулой. Был согласован также вопрос о передаче Советскому Союзу Кенигсберга с прилегающей к нему территорией.

Рузвельт не принимал участия в дискуссии о границах Польши. Встретившись перед пленарным заседанием со Сталиным, он сказал, что согласен со взглядами советской делегации о необходимости восстановления польского государства, восточная граница которого может быть отодвинута на запад, а западная — продвинута вперед «вплоть до Одера». Однако по политическим соображениям, а именно ввиду предстоявших в 1944 г. президентских выборов не может участвовать в настоящее время в решении вопроса о польских границах и высказываться по нему публично{102}. [37]

Конкретного решения по польскому вопросу конференция не приняла. Вместе с тем главы правительств трех государств в принципе договорились о правомерности линии Керзона в качестве советско-польской границы и возвращения Польше ее исконных земель на западе.

На конференции рассматривались некоторые проблемы послевоенного сотрудничества и обеспечения прочного мира. Американская сторона изложила свою точку зрения относительно создания в будущем международной организации безопасности. В общих чертах об этом уже говорилось народному комиссару иностранных дел СССР во время его пребывания в Вашингтоне в мае — июне 1942 г., а также английскому министру иностранных дел в марте 1943 г. Согласно схеме президента, изложенной в Тегеране, всемирная организация безопасности должна быть основана на принципах Объединенных наций и иметь три органа: Ассамблею из представителей всех членов Объединенных наций, не имеющую «никакой другой власти, кроме дачи рекомендаций», и собирающуюся «не в одном определенном месте, а в разных местах»; Исполнительный комитет в составе СССР, США, Великобритании, Китая, двух европейских стран, одной латиноамериканской, одной страны Среднего Востока, одной азиатской (кроме Китая) и одного британского доминиона, занимающийся всеми невоенными проблемами: экономическими, продовольственными, здравоохранения и т. п.; Полицейский комитет из четырех стран, который следил бы за сохранением мира и за тем, чтобы не допустить новой агрессии Германии и Японии.

Глава Советского правительства высказался в пользу создания международной организации и назвал «схему, изложенную президентом, хорошей», но заметил, что малые страны в Европе могут быть недовольны такого рода организацией и поэтому, возможно, было бы целесообразным создать две организации: одну — для Европы, а другую — дальневосточную или мировую. Указав, что это предложение частично совпадает с точкой зрения Черчилля, предлагавшего создать три организации — европейскую, дальневосточную и американскую, Рузвельт пояснил, что «США не могут быть членом европейской организации» и что потребовалось «такое огромное потрясение, как нынешняя война, для того чтобы заставить американцев направить свои войска за океан»{103}. В дальнейшем советская делегация согласилась с предложением создать одну мировую организацию{104}.

Изложенная на конференции американская точка зрения на характер и цели международной организации мало чем отличалась от той, которая была высказана Идену в марте 1943 г. Правда, в Тегеране речь шла уже о «четырех полицейских», в то время как ранее обязанности по сохранению всеобщего мира должны были выполнять лишь США и Англия. Франция же вновь отстранялась от активного участия в этой организации.

Хотя тегеранские переговоры и не привели к принятию какого-либо специального решения о создании международной организации, они свидетельствовали о стремлении трех великих держав к послевоенному сотрудничеству. В заключительной декларации конференции указывалось, что три страны «будут работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время» и что существующее между ними «согласие обеспечит прочный мир»{105}.

В подписанной в Тегеране декларации об Иране руководители трех держав, признавая помощь, оказанную этой страной антифашистской коалиции, [38]особенно в транспортировке грузов в Советский Союз, в свою очередь согласились предоставлять ей экономическую помощь во время войны и в послевоенный период. Они заявили о своем желании сохранить полную независимость, суверенитет и территориальную неприкосновенность Ирана{106}.