Захватнические действия Италии и Германии 36 страница

В то же время на приглашение Чемберлена и Даладье принять участие в подготовке второго Мюнхена (на этот раз за счет Польши) правительство США дало понять, что оно против даже такого мирного решения польского вопроса. При этом оно подчеркнуло, что, если Англия и Франция не объявят войну Германии после ее нападения на Польшу, они не смогут рассчитывать на американскую помощь.

Американский посол в Англии в 1938 — 1939 гг. Д. Кеннеди позднее вспоминал: «Ни французы, ни англичане никогда бы не сделали Польшу причиной войны, если бы не постоянное подстрекательство из Вашингтона... Летом 1939 г. президент непрерывно предлагал мне подложить горячих углей под зад Чемберлену»{1264}.

Американский историк Ч. Тэнзилл высказал суждение, проливающее свет на мотивы американской политики: «...президент вовсе не хотел, чтобы война, которая начнется в Европе, закончилась столь быстро, что Соединенные Штаты не успели бы вмешаться. В сентябре 1938 г. против Гитлера могли бы выступить французская, английская, русская и чешская армии, которые разгромили бы его довольно быстро. К лету 1939 г. обстановка коренным образом изменилась: Россия заключила договор с Германией, а чешская армия исчезла. Война, начавшаяся в 1939 г., могла бы затянуться до бесконечности»{1265}.

Таким образом, и американский империализм несет долю ответственности за возникновение второй мировой войны. Это признавали, правда много лет спустя, ответственные политические деятели США, Конгрессмен Л. Джонсон (в 1963 — 1968 гг. президент США), выступая в конгрессе в 1947 г., говорил: «Франция могла остановить Гитлера, когда он вторгся в Саарскую область. Франция и Англия могли бы предотвратить оккупацию Австрии, а позднее не дать возможности нацистам захватить Чехословакию. Соединенные Штаты, Англия и Франция могли бы не допустить разгрома Польши, если бы была общая решимость остановить агрессию. Японию можно было бы остановить перед тем, как она вторглась в Маньчжурию, и, вне всяких сомнений, ее можно было бы остановить, когда она начала войну против Китая. Однако сирены умиротворения убедили нас, что происходящее в Европе или даже в мире нас не касается, и вследствие этого Франция была принесена в жертву замыслам фашистов, а судьба Англии решалась в небе над Лондоном»{1266}. Соединенные Штаты Америки, так же как Англия и Франция, проводили политику поощрения агрессии, которая сыграла немалую роль в возникновении мирового военного конфликта.

Польшав годы, непосредственно предшествовавшие сентябрьской катастрофе, переживала резкое обострение и углубление всех противоречий общественной жизни. Система экономических, политических и идеологических отношений, сложившаяся к тому времени в стране, все больше обостряла кризис, назревавший в правящей верхушке.

В мае 1935 г. умер военный и политический диктатор страны Ю. Пилсудский. Последним государственным документом, подписанным им, была так называемая «апрельская конституция 1935 г.», которая открывала широкий путь дальнейшей фашизации страны. Государственная власть сосредоточилась в руках наиболее последовательных идеологических преемников «коменданта»: генерального инспектора вооруженных сил маршала (с 11 ноября 1936 г.) Э. Рыдз-Смиглы, президента И. Мосьцицкого, министра иностранных дел Ю. Бека и послушного исполнителя их приказов премьера Ф. Славой-Складковского, издавшего в июле 1936 г. [345] декрет, по которому фактически устанавливалась военная диктатура Рыдз-Смиглы.

Выражая интересы наиболее реакционных сил буржуазии и крупных землевладельцев, новая «смена караула» продолжала антинародную политику. В условиях нарастания военной опасности со стороны фашистской Германии, хронического разлада экономики, значительного господства в ней иностранного капитала, отсутствия нормальных отношений с Советским Союзом эти силы делали ставку на дальнейшую фашизацию страны, видя в этом средство для подавления революционных сил, перекладывания на плечи трудящихся всей тяжести экономического застоя. Именно с этим правящие круги Польши связывали реализацию своих давнишних антисоветских планов.

Решительное сопротивление польского народа вынуждало правящую верхушку тщательно скрывать свои истинные намерения и полагаться на поддержку международного империализма и внутренней реакции. Большие надежды в выполнении стратегических и тактических замыслов она возлагала на созданную в начале 1937 г. по инициативе Рыдз-Смиглы новую правящую политическую партию — лагерь национального единства (обуз зъедноченя народовего — ОЗН). Эта политическая партия была призвана предотвратить явно обозначившийся раскол в господствующей клике, упрочить ее власть и заменить окончательно скомпрометировавший себя так называемый беспартийный блок сотрудничества с правительством{1267}. Новая правящая партия, построенная по фашистскому образцу, являлась ударной силой польской реакции, за спиной которой стояла главная организация национального капитала — центральный союз польских промышленников («Левиафан»), тесно связанный с французским капиталом{1268}. ОЗН поддерживали и союзы польских помещиков.

Программа лагеря национального единства отличалась крайним национализмом, католическим клерикализмом и приверженностью к фашистским методам управления. Широко пропагандировались милитаризация страны, культ армии и нового «вождя народа» Рыдз-Смиглы. Милитаристская группировка не признавала политического и культурного равноправия национальных меньшинств, составлявших значительную часть населения Польши. Только в Западной Украине было закрыто 3518 украинских школ{1269}; в Западной Белоруссии к 1939 г. не осталось ни одного печатного органа на белорусском языке. У крестьян были отобраны лучшие земли и отданы польским колонистам-осадникам{1270}.

Программа националистов была пронизана ненавистью к коммунизму вообще и к первой стране социализма в особенности. Антисоветский курс нового правительства был продиктован также великодержавными устремлениями имущих классов и «ягеллонской идеей»{1271} создания Польши «от можа и до можа» («от моря и до моря»).

В решении задачи по укреплению единства народа в борьбе против наступления германского фашизма и внутренних сил реакции важную роль могли бы сыграть так называемые «оппозиционные» партии, [346] которых в предвоенной Польше насчитывалось несколько десятков. Однако в переломные 1935 — 1939 годы, когда решалась судьба дальнейшего развития страны, лагерь буржуазно-либеральных и социал-демократических партий легальной оппозиции не представлял единого целого. Вся деятельность этих партий проходила в ожесточенной борьбе за узкокорыстные программные и тактические цели. Объединяло их лишь одно — классовая ненависть к Советскому Союзу, международному и польскому рабочему движению. Правительственные круги умело использовали соглашательство и неспособность оппозиционных партий к решительным действиям.

В то же время особенно острые противоречия существовали между партиями легальной демократической оппозиции и эндеками — наиболее реакционной профашистской националистической партией «Стронництво народово», лидеры которой претендовали на руководящую политическую роль в стране, оспаривая ее даже у правящего лагеря, и пытались установить ничем не прикрытую фашистскую диктатуру. Это обстоятельство в ряде случаев вынуждало демократическую оппозицию объединять свои усилия с коммунистической и другими партиями в борьбе против эндеков.

Только Коммунистическая партия Польши (КПП) разработала реальную программу защиты государства от гитлеровской угрозы, фашизации страны и последовательно с позиций пролетарского интернационализма выступала за братский союз польского и советского народов. Компартии, находившейся в подполье, приходилось действовать в чрезвычайно трудной и сложной обстановке: ей противостояли объединенные силы буржуазной реакции, государственного аппарата, правого крыла социалистической и крестьянской партий. Кроме того, наиболее испытанные и закаленные в революционной борьбе партийные работники томились в тюрьмах и концентрационных лагерях{1272}.

В феврале 1936 г. состоялся IV пленум ЦК КПП, который обсудил вопрос о последовательном проведении линии VII конгресса Коминтерна{1273}. Обобщив опыт освободительного движения в Польше, пленум указал, что цели пролетарской борьбы против фашизма, реакции и войны совпадают с общенациональными интересами.

«Борясь против военных махинаций Века и Гитлера, — говорилось в постановлении пленума, — наша партия защищает как мир, так и национальную независимость... мы — коммунисты — не позволим превратить нашу страну в плацдарм или в проходной коридор для гитлеровских генералов, стремящихся поработить как польский народ, так и народы Советского Союза»{1274}.

V пленум ЦК КПП (февраль 1937 г.) подчеркнул, что «оборону Польши должен взять в свои руки польский народ. Польская армия... должна быть превращена в сознательного защитника независимости народа, освобожденного от фашистской диктатуры»{1275}.

В результате последовательной и гибкой линии КПП и ее союзников развертывался фронт сопротивления антинародной внутренней политике буржуазно-помещичьего правительства. Под лозунгами народного фронта налаживалась совместная деятельность коммунистов, левых социалистов, [347] а также некоторых групп демократической интеллигенции. Более радикальным становилось крестьянское движение. Коммунистическая партия развернула борьбу по оказанию действенной помощи борющейся Испании. Реальным выражением интернационализма КПП явился тот факт, что в интернациональных бригадах под лозунгом «За вашу и нашу свободу!» сражались тысячи польских добровольцев. Под руководством коммунистов усилилось национально-освободительное движение в Западной Украине и Западной Белоруссии.

В период 1935 — 1938 гг. в стране развернулось мощное забастовочное движение и начались крестьянские волнения, часто перераставшие в вооруженные столкновения трудящихся с полицией и жандармерией. Революционные выступления трудящихся Польши основательно потрясли устои реакционного режима. Однако, поддержанный правыми политическими группировками, правыми лидерами польской социалистической и крестьянской партий, он удержался и продолжал свою антинародную политическую линию. Весной 1936 г. начались массовые репрессии против участников революционного движения. Осенью 1937 г. многочисленные организации профсоюзов, в которых коммунисты и левые социалисты пользовались значительным влиянием, были распущены. В 1938 г. спала волна забастовочного движения в городах (число бастующих сократилось до 268 тыс. человек вместо 675 тыс. в 1936 г.){1276}.

Осенью 1938 г. в силу вступили декреты, ограничившие и без того урезанные до минимума гражданские права и свободы народа. Новыми законами предусматривалось наказание за «преступления в печати», «пораженческую пропаганду», то есть предусматривались репрессивные меры за распространение правды о последствиях антинародной внешней и внутренней политики санации, а также тюремное заключение за участие в забастовках на военных заводах, за организацию всеобщих и крестьянских стачек{1277}. В мае 1939 г. сейм принял закон о предоставлении президенту права издавать в период между сессиями чрезвычайные законы. Движимое страхом перед народом, польское правительство старалось ограничить публичные манифестации и митинги антигитлеровской направленности.

В 1936 — 1939 гг. правящие круги Польши осуществили ряд мероприятий по перестройке и расширению экономической программы, направленной на милитаризацию и подготовку страны к войне{1278}. Решить эту проблему было весьма нелегко. Уровень производства основных отраслей тяжелой промышленности к концу 30-х годов не достигал даже показателей 1913 г., что видно из данных таблицы 12.

По технической оснащенности предприятий и уровню производительности труда Польша значительно отставала от наиболее развитых западноевропейских стран. В 1938 г. на одного жителя Польши приходилось промышленной продукции примерно в пять раз меньше, чем в Германии, Англии, Франции и Италии{1279}. Производство и добыча важнейших видов стратегического сырья фактически контролировались заграничным капиталом. В 1939 г. доля его составляла в польской горнодобывающей (без нефтяной) и металлургической промышленности 63,6 процента, электротехнической — 74,2, химической — 76,2, [348]

Таблица 12. Производство важнейших видов промышленной продукции Польши (в тыс. тонн){1280}

нефтяной — 89,9 процента{1281}. Производство цинка и олова почти полностью находилось в руках иностранных компаний. Цинком, добывавшимся в стране, распоряжались германские фирмы{1282}. Кроме того, во все отрасли экономики Польши глубоко проникла тщательно замаскированная разведка различных империалистических государств, и прежде всего германская{1283}.

Польская экономика, поставленная на службу подготовки к войне, была весьма уязвима из-за хронического недостатка стратегического сырья и материалов. Ежегодно Польша закупала за границей промышленного сырья в среднем на сумму более 500 млн. злотых, что составляло около 40 процентов стоимости всего импорта{1284}.

Географическое расположение промышленных предприятий было исключительно неблагоприятным. В основном они размещались в районах, которые непосредственно прилегали к границе с фашистской Германией. Например, 67,3 процента всех промышленных и ремесленных предприятий находилось в зоне, расположенной к западу от Вислы и составлявшей лишь 30 процентов всей территории страны.

К началу войны доля сельского хозяйства в национальном доходе достигала 68 процентов{1285}. В руках крупных помещиков (около 20 тыс. хозяйств) находилось 24,2 процента всей обрабатываемой земли, тогда как почти 3 млн. крестьянских хозяйств с наделом до 5 гектаров имели всего 17,2 процента{1286}. Более 2 млн. крестьян и сельскохозяйственных рабочих совсем не имели земли{1287} и влачили нищенское существование.

Начиная с 1936 г. руководство экономической подготовкой Польши к войне фактически было сосредоточено в руках генералитета. Организованный в 1936 г. комитет обороны Польши был обязан разрабатывать и рекомендовать правительству исходные данные для определения военной политики государства. На него возлагалась также задача координации всех мероприятий, проводимых в соответствии с мобилизационными планами{1288}. Однако практически все эти задачи выполнял главный секретариат [349] комитета обороны страны, входивший в состав главного штаба вооруженных сил. Таким образом, секретариат являлся основным правительственным органом по вопросам экономики, размещения и строительства объектов гражданской и оборонной промышленности и использования стратегического сырья{1289}.

В соответствии с планами перестройки промышленности и военного производства были разработаны четырехлетний план развития народного хозяйства Польши на 1936 — 1940 гг. и шестилетний план модернизации и развития вооруженных сил на 1936 — 1942 гг.

Основные объекты промышленного и военного производства предполагалось развернуть в районе, который польские правители назвали «треугольником наибольшей безопасности» из-за его относительной удаленности от границ. Этот район, прикрытый с востока и запада водными рубежами Вислы и Сана, а с юга — Карпатскими горами, именовался центральным промышленным округом{1290}. На его территории в 1939 г. строилось 105 промышленных предприятий, не считая заводов и фабрик по производству вооружения. Однако к началу войны их строительство не было завершено{1291}.

Программой модернизации и перевооружения армии предусматривалось расширение производства и освоение выпуска некоторых образцов вооружения, создание резервов оружия, боеприпасов, а также военно-технического имущества. Большое место в планах отводилось увеличению огневой мощи вооруженных сил. Но значительное развитие танковой промышленности, а также моторизация армии из-за экономической слабости страны не предусматривались{1292}. Для реализации этой программы требовалось 5 — 6 млрд. злотых{1293}. Ежегодно на вооружение и армию в среднем предполагалось выделять до 1 млрд. злотых, в то время как фактически из военного бюджета страны можно было ассигновать максимум 150 — 200 млн. злотых{1294}. Финансирование вооруженных сил Польши происходило за счет ограбления и эксплуатации трудящихся, увеличения как прямых, так и косвенных налогов, а также путем увеличения государственного долга и иностранных займов.

В 1936 г. Франция предоставила Польше заем на проведение комплекса военно-экономических мероприятий общей суммой свыше 2 млрд. франков (около 500 млн. злотых){1295}. Реализация этого займа происходила очень медленно. Так, в соответствии с договором первые зенитные орудия для Польши Франция должна была направить 15 декабря 1939 г., а завершить поставки лишь в 1942 г. К началу немецко-фашистского вторжения в Польшу французская материальная помощь была реализована только на 13 процентов{1296}. Непосредственно накануне войны Польша получила от Франции дополнительный заем; на основе его было поставлено 50 легких танков{1297}, которыми удалось укомплектовать один танковый батальон. За несколько недель до начала войны был подписан договор [350] с Англией на приобретение вооружения и военно-стратегических материалов в кредит на сумму 8 млн. фунтов стерлингов{1298}. Получить что-либо с Британских островов Польша не успела.

Медлительность в реализации займов свидетельствовала о том, что английское и французское правительства на деле не были склонны помочь Польше в случае войны. Они и по отношению к ней проводили мюнхенскую политику.

Тем не менее меры, принятые по перестройке промышленности на военный лад, позволили повысить производство в 1935 — 1939 гг. примерно на 10 процентов в год{1299}. Однако к началу фашистского нападения Польша не достигла главной цели — обеспечения мобилизационных потребностей армии — и была далека от реализации основных заданий военных экономических планов. Военное производство едва обеспечивало текущие потребности армии мирного времени.

Несмотря на то что угроза гитлеровской агрессии против Польши становилась все более очевидной, буржуазно-помещичье правительство продолжало руководствоваться доктриной антикоммунизма, не отказывалось от поиска путей сотрудничества с наиболее агрессивными силами Европы. Продолжая претендовать на роль равноправного партнера в готовившемся антисоветском походе, польская реакция была не прочь поживиться за счет народов соседних стран. Готовя почву для вторжения в Литву, польская пропаганда усиленно муссировала спровоцированный самой польской стороной инцидент на польско-литовской границе в марте 1938 г. Вступление гитлеровцев в Вену сопровождалось истерическими призывами польских шовинистов, обращенными к Рыдз-Смиглы: «Веди нас, вождь, на Ковно!» Польское правительство благожелательно отнеслось к гитлеровскому плану захвата Австрии, а затем не преминуло принять участие в разделе Чехословакии и оказало помощь хортистской Венгрии в оккупации Закарпатской Украины.

Заветной мечтой польских реакционеров было участие в вооруженном походе против Советского Союза. В докладе «двуйки» — 2-го (разведывательного) отдела главного штаба Войска Польского, составленном в декабре 1938 г., подчеркивалось: «Расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке... Поэтому наша возможная позиция будет сводиться к следующей формуле: кто будет принимать участие в разделе. Польша не должна оставаться пассивной в этот знаменательный исторический момент. Задача состоит в том, чтобы заблаговременно хорошо подготовиться физически и духовно... Главная цель — ослабление и разгром России»{1300}.

Польский народ на примере мюнхенского сговора распознал реальную опасность утраты его страной национальной независимости и государственной самостоятельности, превращения в колонию «третьего рейха». Вскрылось полное банкротство прежней ставки правительства на антисоветский блок с гитлеровской Германией и губительность такой ставки для судеб Польши. Однако даже в этот решающий момент реакционные правящие круги страны не пожелали учесть веление времени и пойти на коалицию с Советским Союзом. Теперь они рассчитывали на поддержку Англии и Франции, с которыми укрепляли союзные отношения.

Несмотря на необоснованный роспуск КПП, идейно выдержанный ее костяк сохранял верность ленинским принципам интернационализма и продолжал борьбу за национальные интересы страны. Польские коммунисты принимали активное участие в деятельности легальных рабочих [351] и демократических организаций, особенно профсоюзов, культурно-просветительных учреждений, демократических клубов, низовых организаций крестьянской партии. Позиция коммунистов, а также левых социалистов существенным образом повлияла на то, что за несколько месяцев до нападения Германии на Польшу проявилось решительное стремление трудящихся к активной борьбе во имя защиты независимости страны, к действенному отпору фашистской агрессии. В эти трагические для польского народа дни рабочий класс проявил высокую сознательность и дисциплинированность. В конце августа 1939 г. трудящиеся спешно копали противотанковые рвы и строили бомбоубежища. 27 августа только в Варшаве на эти работы вышло 20 тыс. человек, а спустя два дня — уже 40 тыс.{1301}. Находившиеся в заключении коммунисты требовали у тюремной администрации допустить их к активному участию в оборонительных работах{1302}.

* * *

Взаимоотношения Англии, Франции, США и Польши в конце 30-х годов обусловливались как империалистической внутренней политикой правящих кругов этих стран, так и прежде всего все более зримой опасностью развязывания гитлеровской Германией и ее союзниками новой мировой войны. Уже в эти годы начинают складываться основы военного союза между Англией, Францией и Польшей.

В связи с отказом Германии от локарнских соглашений и ремилитаризацией Рейнской зоны Англия и Франция 19 марта 1936 г. заключили соглашение о двусторонних гарантиях. После захвата Германией Чехословакии и в связи с усилившейся угрозой гитлеровской агрессии против Польши в двадцатых числах марта 1939 г. Англия и Франция обменялись нотами, в которых содержались взаимные обязательства об оказании друг другу помощи в случае нападения на одну из стран{1303}. Тогда же была окончательно достигнута договоренность о взаимной военной помощи в случае нападения Германии на Голландию или Швейцарию. Так, незадолго до второй мировой войны был сделан новый шаг в оформлении англо-французского военно-политического союза. 31 марта Англия предоставила гарантии Польше.

В отношении сотрудничества с Советским Союзом французская дипломатия заняла крайне пассивную позицию. Нарком иностранных дел СССР Литвинов 4 апреля 1939 г. писал: «Франция, поскольку дело нас касается, как будто совершенно стушевалась, предоставив даже разговоры с нами одной Англии»{1304}.

Весной и летом 1939 г. между Англией, Францией и США состоялись предварительные тайные переговоры о сотрудничестве в случае войны. На англо-французском совещании генеральных штабов 4 апреля 1939 г. было решено: «Уже теперь, в мирных условиях, как и позднее во время войны, следует использовать все дипломатические возможности для обеспечения благожелательного нейтралитета или активной поддержки других держав, особенно США»{1305}. В марте Лондон предупреждал Вашингтон, что обострение обстановки в Европе не даст возможности Англии отправить флот на Дальний Восток{1306}. В апреле эту позицию поддержал Париж: если английский средиземноморский флот отправится на свою базу в Сингапур, [352] Франция не сможет принять участия в войне в случае агрессии Германии. Учитывая эти обстоятельства, в апреле 1939 г. по приказу Рузвельта американский флот на Тихом океане получил подкрепление. Тем самым США, заботясь прежде всего о собственных интересах, в какой-то степени хотели обеспечить позиции Англии и Франции.

В июле 1939 г. по приглашению президента Рузвельта Соединенные Штаты с большой помпой посетила королевская чета Англии. Этот визит был задуман как демонстрация солидарности Великобритании и США в международных делах. В ходе переговоров стороны детально обсудили предложение президента: с началом военных действий вести патрулирование кораблями военно-морского флота США Западной Атлантики, а для этого Великобритания должна предоставить американцам базы в своих владениях в Западном полушарии{1307}.

В конце июля — начале августа 1939 г. в США находилась секретная миссия лорда Ривердаля, обсуждавшая проблему экономического сотрудничества во время войны. Было достигнуто принципиальное соглашение о том, что продукция американской военной промышленности будет распределяться между Англией и США в соотношении 3 : 5. Подводя итоги этих переговоров, Ривердаль заключил: «В целом английские заявки в течение двух ближайших лет могут быть удовлетворены, если США не вступят в войну, а Англия изыщет доллары для их оплаты»{1308}.

Резкое осложнение международной обстановки весной и летом 1939 г. со всей остротой поставило вопрос о позиции Франции в отношении Польши. Национальные интересы страны и давление общественности вынудили министра иностранных дел Боннэ подтвердить верность Франции договорам, заключенным ею с Польшей и Румынией. В мае 1939 г. было подписано франко-польское соглашение (протокол Гамелена — Каспритц-кого), предусматривавшее взаимную военную помощь в случае германской агрессии против Франции или Польши, а также материальную и финансовую помощь со стороны Франции в целях «укрепления польской армии и развертывания польской военной промышленности»{1309}. Но по настоянию Боннэ из соглашения был исключен пункт об оказании Польше «автоматической военной помощи всеми родами войск»{1310}. Таким образом, этот протокол, по словам Гамелена, «не имел никакой ценности» и «нисколько не связывал» Францию, а неоднократные заявления Боннэ о сохранении обязательств по оказанию помощи Польше, по его собственному признанию в беседе с тогдашним германским послом в Париже Вельчеком, были предназначены лишь для «внутреннего потребления»{1311}.

Последовательно проводя эгоистически классовую империалистическую политику, игнорируя коренные интересы своих наций, правители Англии, Франции, США и Польши, мечтавшие об уничтожении Страны Советов, сорвали попытки прогрессивных сил организовать коллективный отпор гитлеровской Германии и фактически расчищали дорогу все более наглеющему фашистскому агрессору. [353]

Глава девятая. Состояние вооруженных сил капиталистических группировок

1. Военные доктрины стран фашистского блока

Состояние вооруженных сил стран фашистского блока — Германии, Италии, Японии — обусловливалось многими факторами.

Не в последнюю очередь оно зависело от характера их военных доктрин{1312} , которые определяли основные направления строительства вооруженных сил и способы их боевого использования.

Военные доктрины Германии, Италии и Японии, имея общие черты, присущие всем империалистическим державам, обладали своими особенностями.

Сущность и основное содержание военной доктрины каждого государства определяется прежде всего политикой его господствующего класса. М. В. Фрунзе писал: «...характер военной доктрины, принятой в армии данного государства, определяется характером общей политической линии того общественного класса, который стоит во главе его»{1313}. На формирование военных доктрин государств оказывают влияние экономические возможности страны, состояние военно-технической базы, политико-географическое и военно-стратегическое положение ее в системе других держав, исторические и национальные особенности, военные традиции народа, участие государства и его вооруженных сил в прошлых войнах (особенно первой мировой) и оценка их опыта.

В содержании военных доктрин империалистических держав учитывался и такой важнейший социально-политический элемент, как существование и укрепление первого в мире социалистического государства — Советского Союза.

Военная доктрина фашистской Германиибыла наиболее полно разработанной и занимала ведущее положение среди доктрин стран фашистского блока. Решающую роль в выработке доктринальных положений сыграли высшие военно-политические руководители «третьего рейха»: Гитлер, Геринг, Бломберг, Браухич, Рейхенау, Кейтель, Йодль, Фрич, Век и Редер. Они опирались на работы немецких военных теоретиков (А. Шлиффена, Э. Людендорфа, Ф. Бернгарди, X. Риттера, Г. Золдана, Э. Бухфинка, X. Метцша, О. Грооса, Г. Ветцеля, Ф. Кохенхаузена, [354] Л. Эймансбергера, Г. Гудериана, В. Эрфурта{1314} и других), на исследования и разработки генштабистов (Цейцлера, Варлимонта, Штюльпнагеля, Гальдера, Манштейна, Паулюса, Хойзингера, Вильберга, Вефера, Каммхубера и других). Немецкая доктрина учитывала также и новое в военной теории и практике строительства вооруженных сил Англии, Франции, Италии, Японии, США. По ряду оперативно-стратегических и тактических вопросов имелись заимствования у советской военной мысли. Положения доктрины фашистской Германии излагались в директивах, военных планах, ежегодных стратегических указаниях верховного командования вермахта, выступлениях Гитлера на совещаниях генералитета{1315}, а также в меморандуме ОКБ от 19 апреля 1938 г. «Руководство войной как проблема организации» и приложении «Какова война будущего?»{1316}.