Захватнические действия Италии и Германии 38 страница

В то же время, сосредоточивая внимание на наступательных формах борьбы, военная доктрина в известной мере недооценивала оборону, а иногда и пренебрегала ею; подчеркивая роль инициативы и смелости в принятии решения и готовности идти на риск, она, однако, стимулировала авантюризм; самоуверенность, высокомерие перерастали в бахвальство и неспособность к трезвой оценке сложившейся ситуации; детально разработанные способы вооруженной борьбы нередко превращались в шаблон; преувеличение роли оперативного использования танков приводило к недооценке организации тесного взаимодействия с пехотой.

Командование вермахта считало, что на первых этапах войны, когда вооруженная борьба будет вестись против континентальных государств Европы, главная роль принадлежит сухопутным войскам. «Успехи или [364] неудачи германской армии, — говорилось в меморандуме ОКБ, — будут оказывать, как правило,. решающее влияние на выигрыш или проигрыш войны»{1344}.

Однако в этом же документе подчеркивалось, что при определенных условиях, в особенности в связи с изменениями, которые произойдут в ходе войны, роль различных видов вооруженных сил может изменяться и «решающее значение приобретут операции в воздухе или на море»{1345}.

На совещании командования вермахта 23 мая 1939 г. Гитлер уточнил эти положения: как только сухопутные силы при поддержке авиации и флота оккупируют Голландию, Бельгию и Францию, германские ВВС и ВМФ получат важнейшие базы, необходимые для борьбы против Англии, и «тогда потоки промышленного производства направятся не в бездонную бочку сражений сухопутных войск, а на нужды люфтваффе{1346}и военно-морского флота»{1347}.

В ходе второй мировой войны гитлеровцам не удалось осуществить это намерение.

Во взглядах на боевое использование военно-воздушных сил среди военных теоретиков гитлеровской Германии существовало два мнения: командование сухопутных сил и военно-морского флота рассматривало ВВС как средство поддержки в операциях; руководство люфтваффе во главе с Герингом подчеркивало их самостоятельное назначение.

Основным документом, в котором излагались взгляды командования люфтваффе на роль, задачи и способы боевого использования военно-воздушных сил, являлось «Руководство по ведению воздушной войны »{1348}. Составленный штабом ВВС в 1936 г. этот своеобразный оперативно-стратегический и тактический устав служил руководством по строительству и боевой подготовке люфтваффе в довоенный период; переизданный без каких-либо изменений в 1940 г., он сохранил свою силу и в годы воины.

В этом документе ВВС рассматривались как вид вооруженных сил, способный самостоятельно решать оперативно-стратегические задачи и оказывать непосредственную поддержку сухопутной армии и военно-морскому флоту. Главное внимание в нем уделялось вопросам самостоятельных действий авиации, но вместе с тем отмечалось, что важнейшие для нее цели и задачи «должны устанавливаться на основе тщательного учета всех военных, политических и экономических факторов»{1349}. Известно, что до такого учета немецко-фашистская военная доктрина подняться не смогла.

Люфтваффе, говорилось в руководстве, являются наиболее мобильным и быстродействующим инструментом современной войны, способным в решающей степени содействовать осуществлению планов сокрушительных операций и кампаний. Их «внезапное использование в самом начале войны может оказать решающее влияние на ход войны. Путем выбора соответствующего способа и момента развязывания войны необходимо... вынудить противника с самого начала вести боевые действия в невыгодных условиях... ВВС... дают командованию возможность молниеносно и неожиданно для врага создать ударную группу, а также перенести направление главного удара»{1350}. [365]

Важнейшей предпосылкой для решения всех стоящих перед военно-воздушными силами задач считалось уничтожение или подавление авиации противника, завоевание господства в воздухе. Борьбу с авиацией неприятеля предполагалось вести прежде всего нанесением внезапных ударов по аэродромам. Использование истребителей для ведения воздушных боев признавалось менее эффективным способом борьбы за завоевание господства в воздухе{1351}.

Взгляды сухопутного командования на роль авиации в войне излагались в полевом уставе сухопутной армии. В нем ВВС рассматривались как средство завоевания господства в воздухе на решающих направлениях, чтобы создать необходимые условия для поддержки стремительного наступления полевых армий{1352}. Взаимодействуя с сухопутными войсками, авиация должна выполнять роль дальнобойной артиллерии, расчищать путь ударным группировкам, наносить удары по коммуникациям и резервам противника, сеять панику в его тылу и войсках, при необходимости обеспечивать снабжение с воздуха прорвавшихся в глубь территории противника бронетанковых войск.

На люфтваффе также возлагались задачи, связанные с подрывом экономики врага. В блицкампаниях против соседних малых стран авиации подобных задач не ставилось, поскольку гитлеровское руководство было заинтересовано в сохранении их экономического потенциала для дальнейшего использования в интересах рейха. В войне с Англией и в случае неудачи блицкрига против крупных континентальных государств авиацию предполагалось использовать прежде всего для нанесения массированных ударов по стратегически важным промышленным объектам противника с целью их уничтожения{1353}.

Проблемы строительства военно-морского флота, его наиболее эффективного использования в борьбе против крупных морских держав, прежде всего Великобритании, были решены военной доктриной рейха далеко не полностью.

В феврале 1937 г. адмирал Редер выступил перед руководителями рейха с изложением военно-морской концепции. Исходя из уроков первой мировой войны, которая, по его мнению, была проиграна из-за преимущественно континентальной стратегии кайзеровского генерального штаба а недооценки флота, главнокомандующий ВМФ настаивал на приоритете военно-морского строительства и переносе центра тяжести стратегии на ведение войны на море{1354}. Эти взгляды не нашли полной поддержки у руководства рейха, которое стремилось сначала осуществить свои политико-стратегические планы на континенте Европы и поэтому главное внимание уделяло форсированному перевооружению сухопутной армии и ВВС. Экономических и финансовых ресурсов для столь же быстрого строительства военно-морского флота не хватало.

Гитлеровцы, стремясь замаскировать направленность германских ВМС против Англии, в качестве главных противников на море называли Советский Союз и Францию. Однако уже в мае 1938 г. Гитлер объявил главнокомандующему ВМС, что Великобритания является потенциальным противником{1355}, [366] и потребовал соответствующей ориентации в подготовке флота к войне. Главное командование военно-морских сил создало комитет планирования с целью исследования новых проблем и задач, вставших перед флотом. Комитет пришел к выводу, что главная стратегическая задача ВМФ — нарушение морских и океанских коммуникаций островной державы путем уничтожения ее торгового флота. Для решения этой задачи главнокомандующий ВМС предложил фюреру развернуть ускоренное строительство мощного, хорошо сбалансированного флота, который должен был действовать против транспортных судов и сил их охранения на британских коммуникациях в Атлантике. Не отрицая важной роли подводных лодок, командование ВМС первостепенное значение придавало действию боевых групп надводного флота в составе линкоров, броненосцев, «карманных линкоров», вспомогательных крейсеров, миноносцев, которые, как правило, имели преимущество в скорости над кораблями подобных классов английского военно-морского флота. В соответствии с этой концепцией и была разработана новая программа строительства флота.

Иной концепции придерживались командующий германскими подводными силами Дениц и его сторонники, которая была изложена в 1937 г. в плане «сокрушительного удара» по Англии при помощи подводных лодок{1356}. Они считали, что главным оружием в борьбе против британского торгового судоходства являются подводные лодки, и поэтому основные усилия в военно-морском строительстве должны быть сосредоточены на строительстве мощного подводного флота. Зимой 1938/39 г. в ходе штабных игр командованием подводных сил было установлено, что для успешной борьбы на коммуникациях в Атлантическом океане «необходимо иметь по меньшей мере 300 подводных лодок», а имеющиеся в строю 22 немецкие подводные лодки способны наносить противнику «только булавочные уколы»{1357}. Эти выводы были доложены главному командованию ВМС, но и они существенно не изменили принятых установок по коренным вопросам военно-морской стратегии и строительства флота. Лишь с началом войны военно-морская программа была пересмотрена.

Немецкая военная доктрина, учитывая ограниченные возможности Германии в войне против могущественных континентальных и морских держав, считала необходимым создание мощной военной коалиции. Однако многие существенные проблемы ведения коалиционной войны так и не были решены. Одной из главных причин этого было отношение фашистской Германии к своим союзникам как к неравноправным.

Военная доктрина Италииопределялась агрессивной сущностью политики фашизма, уровнем экономического развития страны, спецификой ее географического и стратегического положения. Относительная экономическая и военная слабость страны побуждала итальянских фашистов, жаждавших обширных территориальных завоеваний, продолжать традиционную политику лавирования между более сильными империалистическими государствами. Это и определило непоследовательность курса итальянского фашизма и его дуче Муссолини.

Известный итальянский историк Ф. Вентури констатирует, что у Муссолини не было достаточно определенной, четкой внешнеполитической идеи, а для глубокого анализа общей обстановки ему явно не хватало способностей. Вот почему в решительные моменты он чаще полагался [367] на интуицию. Она подсказывала дуче, что Европа переживает кризис, поэтому тот, кто не боится риска, может больше получить. Главное — не упустить момент, хватать все, что можно, дабы расширить территорию метрополии и колоний{1358}.

Цели Италии в войне, которая считалась неизбежной, были сформулированы Муссолини в выступлении на заседании большого фашистского совета в феврале 1939 г. По сути, эта речь явилась развернутой программой действий итальянского империализма в надвигавшейся мировой войне. Независимость каждой страны, философствовал дуче, определяется доступом к морям. Италия — пленница Средиземного моря, поэтому, чем могущественнее она будет, тем невыносимее станет ее положение. Выходы к океанам преграждает ей «железная решетка»: Корсика, Тунис, Мальта, Кипр, Суэц и Гибралтар. Вот почему первоочередная внешнеполитическая задача Италии, которая не имеет территориальных претензий к Европе, за исключением Албании, — прорвать указанную преграду. После этого Италии, уверял Муссолини, останется одно — продвижение к океанам: к Индийскому — через Судан, Ливию, а к Атлантическому — через французскую Северную Африку. Как при выполнении ближайшей задачи, так и в дальнейшем ей предстоит иметь дело с Великобританией и Францией. Именно поэтому, утверждал дуче, союз с Германией, которая прикроет свою союзницу с тыла, «является основополагающей исторической необходимостью»{1359}.

У руководителей итальянского фашизма не было недостатка в претензиях на разработку собственной «новой и оригинальной» военной доктрины. Однако в предвоенный период по этой проблеме не появилось сколько-нибудь значительных трудов. Военные теоретики и военные деятели, окружавшие дуче, в угоду ему перепевали известные истины о характере будущей войны, когда-то высказанные ими другими «признанными» авторитетами итальянского фашизма или зарубежными военными теоретиками.

В Италии в 30-е годы дважды издавалась книга «Клаузевиц и современная война». Автор ее полковник Э. Каневари доказывал жизненность разработанных немецким военным теоретиком еще в XIX веке принципов ведения войны, по поводу которых споры продолжались чуть ли не целое столетие. Этот труд явился для итальянских фашистов одним из источников при разработке военной доктрины.

Военно-теоретические взгляды и стратегические концепции фашистского руководства Италии на характер будущей войны были сформулированы еще в 1935 г. в инструкции «О вождении крупных соединений»{1360}. Этот документ был официально прокомментирован заместителем военного министра генералом Байстрокки, выступившим с пространной речью в сенате в марте 1935 г. Позднее основные идеи этой инструкции были развиты в книге В. Праски «Война на сокрушение»{1361}, которую Муссолини назвал «подлинно фашистской» по своему духу и содержанию, и труде Т. Силлани «Вооруженные силы фашистской Италии»{1362} с предисловием начальника генерального штаба вооруженных сил маршала П. Бадольо.

В военной доктрине фашистской Италии, как и Германии, подчеркивался тотальный, «интегральный» характер будущей войны. Поэтому для достижения победы предполагалось мобилизовать все промышленные, [368] сельскохозяйственные, материальные и людские ресурсы. Уже в мирное время считалось необходимым осуществить все возможное для перевода экономики на военные рельсы. Вместе с тем признавалось, что для Италии, которая не имела собственного сырья и, кроме того, могла быть легко подвергнута морской блокаде, затяжная война может оказаться гибельной. Поэтому итальянская военная доктрина предусматривала решительный, наступательный и маневренный характер вооруженной борьбы с целью быстрого сокрушения противника. В итальянских уставах оборона рассматривалась как временный вид боевых действий, в ходе которых должны подготавливаться условия для быстрого перехода в наступление.

Итало-фашистская военная доктрина декларативно признавала, что победа в войне должна достигаться объединенными усилиями всех видов вооруженных сил и родов войск. Поскольку воплотить в жизнь захватнические планы итальянского фашизма могли лишь сухопутные войска, им отводилась роль основного вида вооруженных сил. Считалось, что применение бронетанковых войск в военных действиях против Франции и на Балканах из-за горного характера местности будет носить ограниченный характер, а в пустынях Северной Африки и Ближнего Востока вообще исключалось.

Роль военно-воздушных сил военной доктриной преувеличивалась. Упор делался на внезапное применение мощной бомбардировочной авиации, объединенной в крупные самостоятельные соединения. Появился даже термин — «воздушная война», под которым подразумевалась самостоятельная борьба воздушных сил, преследующих свои особые цели, но связанных с действиями и функциями прочих видов вооруженных сил{1363}. Предполагалось, что авиация должна наносить удары по наиболее важным и уязвимым объектам противника, как военным, так и гражданским. Действиям авиации по обеспечению наступления сухопутных войск на поле боя отводилась второстепенная роль.

На формирование концепции использования военно-воздушных сил известное влияние оказала теория «самостоятельной воздушной войны» итальянского генерала Д. Дуэ, изложенная в книге «Господство в воздухе»{1364}. Дуэ считал, что авиация призвана совершить революцию в способах ведения войны и стать решающим фактором победы. По его мнению, победа может быть достигнута посредством установления господства в воздухе, в результате чего противник лишается всех самолетов, авиабаз и авиапромышленности. Рассматривая армию и флот как вспомогательные виды вооруженных сил, необходимые для оборонительных действий в начальном периоде войны, он полагал нецелесообразным использовать авиацию в совместных с ними действиях.

Важное место в -предстоящей войне итальянские фашисты отводили военно-морскому флоту, который предназначался для борьбы с морским флотом противника и обеспечения коммуникаций на Средиземном море. Наиболее эффективными считались совместные действия надводных сил, подводных лодок и авиации. Вице-адмирал О. Джамберардино в своей книге «Искусство ведения войны на море» рекомендовал наступательные действия как главный вид боевой деятельности флота, для чего предлагал правительству использовать международные противоречия с целью улучшения стратегических позиций итальянского флота за счет захвата чужих территорий. По мнению Джамберардино, для обеспечения господства на море необходимо иметь в строю большое число линейных кораблей. Он также считал, что итальянский флот должен противопоставить [369] броне английского флота большую скорость и высокую маневренность, позволяющие уйти от преследования превосходящих сил противника{1365}.

В целом итальянская военная доктрина, во многом копировавшая немецкую концепцию «молниеносной войны», не соответствовала экономическим возможностям страны. Итальянская промышленность почти полностью зависела от ввоза сырья. В стране добывалось только 8 из 34 основных видов стратегического сырья. «Экспансионистские тенденции и хищнические устремления самых реакционных и самых алчных кругов итальянского общества, — указывал выдающийся деятель компартии Италии П. Тольятти, — всегда наталкивались на непримиримое противоречие между этой непомерной жаждой наживы со стороны касты, привыкшей жить за счет безудержной эксплуатации масс, и той крайней бедностью материальной базы для подобной завоевательной политики, какая отличает Италию...»{1366}.

Итальянское верховное командование пыталось найти выход из этого положения путем ориентации на победоносное ведение войны Германией. По его расчетам, Италия в начале войны должна занять выжидательную позицию, сосредоточивая силы в районах будущих боевых действий, а затем, после поражения англичан и французов в Европе, ее армия без особых трудностей захватит французские Ниццу, Савойю, Корсику; Балканский полуостров; английскую военно-морскую базу в Средиземном море — Мальту; Египет и Суэцкий канал; Британское Сомали; Англо-Египетский Судан; Уганду и Кению{1367}.

Таким образом, итальянская военная доктрина носила ярко выраженный агрессивный характер и по своему существу была авантюристичной. Определяемые ею цели, характер и размах войны не обеспечивались экономическими возможностями страны. Расчеты на использование в своих интересах успехов Германии и ее помощь были нереальными, так как последняя сама была заинтересована в захвате тех районов, на которые претендовала Италия.

Военная доктрина Япониислужила главной политической цели японского империализма — завоеванию господства в Азии, бассейне Тихого океана и районах стран Южных морей. Японской и мировой общественности эта цель преподносилась завуалированной идеями паназиатизма и фразами о необходимости установления «нового порядка» в этих районах, означавшего японское колониальное господство.

Курс Японии на завоевание господства в Азии и бассейне Тихого океана был определен на конфиденциальных заседаниях правительства 7 и 11 августа 1936 г. В принятом кабинетом министров совершенно секретном документе «Курс внешней политики Японии» цель национальной политики определялась как «обеспечение с помощью координированных действий дипломатии и военных кругов своих позиций на восточноазиат-ском континенте и расширение продвижения на юг»{1368}. Причем под «действиями военных кругов» понималась, как заявил военный министр С. Араки в июне 1938 г., защита идеи так называемого «императорского пути», то есть пути завоевания соседних стран.

Стремление высшего военно-политического руководства к господству над огромной территорией земного шара, ведущее к столкновению с великими [370] державами, обусловливало особую агрессивность японской военной доктрины и свидетельствовало о ее авантюризме.

Правительство и командование вооруженных сил Японии длительное время считали необходимым главный удар направить против Советского Союза и вследствие этого предусматривали создание на Дальнем Востоке сильной армии, превосходящей советские войска. Военная мощь Японии, говорилось в документе кабинета от 11 августа 1936 г., должна быть такой, чтобы «противостоять любым вооруженным силам, которые Россия сможет выставить и использовать на Дальнем Востоке», и «нанести решающий удар русским в самом начале войны»{1369}.

Антикоммунистическая, антисоветская направленность военной доктрины была следствием классовой ненависти империалистических кругов Японии к социалистическому государству, коммунистическому движению, в которых они видели главное препятствие в осуществлении своих агрессивных замыслов.

Военная доктрина Японии предусматривала также использование благоприятных условий для нанесения ударов по вооруженным силам США, Великобритании, Франции и Голландии с целью захвата колониальных владений этих стран в Азии и на Тихом океане. Таким благоприятным условием она считала назревавший конфликт крупнейших колониальных стран с Германией и Италией. Высшее военно-политическое руководство Японии считало необходимым использовать самые разнообразные формы давления на колониальные державы: запугивание «красной опасностью», шантаж, дипломатический нажим, пропаганду паназиатских идей среди колониальных народов Азии, заговоры, убийства, подкуп. Оно намеревалось распространять свое влияние «шаг за шагом», до поры до времени не доводя дело до крупного конфликта{1370}. Придавалось серьезное значение разработке операций по захвату ключевых позиций США и Великобритании — Филиппин, Сингапура и Гонконга — и уничтожению американского тихоокеанского флота{1371}. Завоевание господства на море рассматривалось как решающее условие захвата обширных территорий.

Особенно серьезное внимание обращалось на подготовку к войне с Соединенными Штатами, отношения с которыми все более обострялись. Это обусловило значительное увеличение военно-морских сил Японии. В решении правительства от 11 августа 1936 г. указывалось: «Военно-морские вооружения должны быть усилены до такой степени, чтобы в западной части Тихого океана было обеспечено превосходство над флотом Соединенных Штатов»{1372}.

Агрессивность японского империализма и военщины породила реакционную теорию «кодо сорёкусэн» («всеобщая война согласно императорскому пути»), которая являлась, по существу, японской разновидностью гитлеровской теории тотальной войны. В теоретических выкладках высшего военно-политического руководства Японии, изложенных в исследовании генерального штаба армии, указывалось, что «всеобщая война» — это не только действия вооруженных сил, но и подчинение интересам войны деятельности внутриполитических и внешнеполитических органов, экономики, науки и пропаганды{1373}. Реакционность теории «всеобщей войны» состояла в том, что она предусматривала агрессивные военные действия в нарушение норм международного права и применение преступных методов ведения войны (в том числе бомбардировку городов, массовое [371] уничтожение мирного населения, использование химического и бактериологического оружия).

Высшее командование считало, что предстоящая война будет мировой, коалиционной, в ней будут использованы многомиллионные армии, новейшая техника и вооружение. В связи с механизацией войск и развитием авиации территории всех воюющих стран станут полем боя{1374}. Достижение победы потребует не только напряжения всех сил страны во время войны, но и тщательной и всесторонней подготовки в мирное время{1375}.

В доктрине было определено, что «политическое и стратегическое руководство в войне имеет исключительно большое значение. Без правильного и полного использования этого руководства нельзя добиться победы»{1376}.

Японская военная доктрина предусматривала контроль со стороны военного руководства над экономикой, внешней и внутренней политикой, идеологией и общественной жизнью, для того чтобы мобилизовать на войну все ресурсы государства. Это положение особенно активно отстаивала тосэйха («группа контроля»), возглавляемая генералом Тодзио и поддерживаемая дзайбацу{1377}. Поддержка монополий позволила «группе контроля» последовательно осуществлять свои замыслы: в 1937 г. правительство приняло ряд планов развития военной промышленности, рассчитанных на пятилетку, а закон «О всеобщей мобилизации нации» (1938 г.) предоставил военщине важнейшие рычаги управления государством и оккупированными районами. В соответствии с доктриной военный потенциал страны должен был увеличиваться за счет ресурсов захваченных территорий на континенте и островах Тихого океана.

Военная доктрина Японии исходила из необходимости строить армию из двух видов вооруженных сил: сухопутных войск и военно-морского флота (авиация входила в состав армии и военно-морского флота в качестве рода войск).

Свои наиболее боеспособные сухопутные войска японская военщина концентрировала у границ СССР: в Маньчжурии, Корее, на Южном Сахалине и Курильских островах.

Учитывая превосходство американских и английских военно-морских сил, военная доктрина предусматривала поочередный разгром вражеских флотов путем внезапных ударов авианосной и базовой авиации по основным группировкам противостоящей стороны с последующим вводом в сражение объединенного флота, особенно его линейных сил.

Роль подводного флота и действий его по нарушению коммуникаций противника японским военно-политическим руководством недооценивалась. Значительное место отводилось авиации армии и флота. Нанесение авиацией первых мощных ударов по военным объектам противника считалось предпосылкой для завоевания господства в воздухе, необходимого для успешных боевых действий на суше и на море. «Исход операции решает авиация. Судьбу операции определяет тот, кто обладает наивысшей способностью маневрирования, зависящего от развития авиации, мотомехчастей, путей сообщения». Доктрина определяла, что «без господства в воздухе не может быть господства на море».

Вместе с тем между командованием армии и флота велась борьба за приоритет своего вида вооруженных сил, предопределявшаяся их ориентацией на две конкурировавшие между собой монополистические группировки: армия [372] была тесно связана с концернами Мицуи, Ясуда, Мангё, флот — с концернами Мицубиси и Сумитомо. Разногласия стратегического характера обусловливались интересами монополий, особенностями театров военных действий и самих видов вооруженных сил: командование сухопутных войск выступало за приоритет подготовки войны на материке, военно-морское руководство — за приоритет подготовки войны в акватории Южных морей и Тихого океана. Несмотря на борьбу между армейской и флотской группировками, главное командование добивалось тесного взаимодействия между видами вооруженных сил, особенно при отработке организации и проведения морских десантных операций.

В октябре 1938 г. командование армии, основываясь на опыте войны в Китае и боев у озера Хасан, приняло полевой устав японской армии, который рекомендовал главное внимание уделять организации взаимодействия между всеми родами сухопутных войск. Основным видом военных действий японской армии считалось наступление, проводившееся с решительными целями: «окружить и уничтожить противника на поле боя»{1378}. Обороне должного значения не придавалось{1379}.

Командование военно-морских сил видело ключ к победе над флотом США и Великобритании в создании и использовании линкоров с орудиями сверхкрупных калибров, а также большого числа авианосцев для действий на удалении от метрополии и нанесения мощных ударов по неприятельскому флоту и его военным базам{1380}.

* * *

Характеризуя военные доктрины наиболее реакционных агрессивных империалистических государств, следует подчеркнуть их взаимосвязь, наличие общих черт. Господствующие классы Германии, Италии и Японии открыто выступали за передел мира в свою пользу. Именно они стояли в авангарде сил империализма, развязавших вторую мировую войну.

Хотя антисоветская направленность была характерной для военных доктрин всех крупных империалистических держав, однако степень и формы ее выражения были различны. Военные доктрины государств фашистского блока, особенно Германии и Японии, прямо и непосредственно нацеливали свои вооруженные силы на войну против Советского Союза. Вместе с тем это не исключало других направлений агрессии, которые на определенных этапах войны могли стать главными.

Решительность политических и стратегических целей, которые фашистские государства ставили в предстоящей войне, обусловливали средства, способы, формы и методы ее подготовки и ведения. Военные доктрины Германии, Италии и Японии предполагали максимальное напряжение сил и ресурсов нации, использование самых коварных и истребительных форм и методов вооруженной борьбы, не считаясь с международным правом и обычаями. Особое внимание уделялось нанесению сокрушительных ударов по противнику в начале войны, в начале военных кампаний и операций. В связи с этим ставка делалась на опережение противника в развертывании вооруженных сил и внезапность нападения. В разработке новых способов борьбы, отвечавших уровню военной техники и вооружения того времени, фашистская Германия и отчасти [373] Япония выдвинулись несколько вперед по отношению к другим капиталистическим странам. Более отсталой была военная доктрина фашистской Италии.