Капиталистическая система после первой мировой войны 15 страница

По мере того как раскрывалось подлинное лицо фашистской диктатуры, оппозиция режиму возникла даже в гитлеровских штурмовых отрядах, являясь отражением недовольства обманутой мелкой буржуазии и средних слоев. Под влиянием демагогии и террора гитлеровцев, непреодоленных последствий кризиса 1929 — 1933 гг. ряды СА с полумиллиона человек в 1933 г. выросли до 4 млн. в 1934 г.{457}.Чувствуя свою «силу числа», рядовые штурмовики и даже младшие командиры стали довольно громко поговаривать о необходимости «второй революции»{458}. В середине 1934 г. вспыхнули волнения в отрядах СА Берлина, Гамбурга, Франкфурта-на-Майне, Дрездена, Эссена, Дортмунда, Касселя, Кенигсберга и Фрейбурга. Руководители СА во главе с Ремом пытались использовать брожение в своих целях. Они стремились выдвинуться путем превращения штурмовых отрядов в основу регулярных вооруженных сил. Обеспокоенный Гитлер под предлогом участия в свадьбе гаулейтера Тербовена прибыл в Эссен, где обратился за советом к Круппу. Получив его, он тут же вылетел в Мюнхен, откуда дал приказ об уничтожении руководителей штурмовых отрядов. Ночью 30 июня 1934 г., названной «ночью длинных ножей», а также 1 и 2 июля с личным участием фюрера была учинена кровавая расправа с руководством СА. В своей речи в рейхстаге 13 июля 1934 г. Гитлер объявил, что был расстрелян 71 человек. На самом деле число убитых превысило 1070, а арестованных — 1120{459} Последующей «чисткой» из отрядов было удалено 200 тыс. штурмовиков. Попутно Гитлер свел счеты с деятелями буржуазной оппозиции и некоторыми генералами, не проявившими должного уважения к военным познаниям недавнего ефрейтора. Среди убитых оказались генерал фон Шлейхер, который долгое время был ближайшим сотрудником Гинденбурга и возглавлял правительство Германии, а также генерал Бредов. Гинденбурга не возмутили убийства, он даже направил Гитлеру благодарственную телеграмму за решительность в расправе с недовольными.

Руководство рейхсвера приняло активное участие в подготовке и проведении акции 30 июня. Рейхсвер был приведен в полную боевую готовность и оказывал содействие эсэсовцам в массовых арестах и расстрелах без суда и следствия. Министр рейхсвера распорядился разъяснить всем офицерам, что о «реабилитации» убитых генералов не может быть и речи{460}. В связи с этим О. Винцер, министр иностранных дел ГДР, справедливо отмечал: «Во имя вооружения и подготовки к войне тогда, как и сегодня, милитаристы, идеалом которых был и остается фельдмаршал в президентском кресле, всегда были готовы принять участие в любом позорном деле»{461}. Оценивая значение этой кровавой акции, один из ближайших приспешников Гитлера — А. Розенберг записал в своем дневнике: «НСДАП расчистила себе дорогу к завершению создания третьего рейха»{462}.

С установлением фашистского режима все более усиливались гонения против еврейского населения Германии. В 1933 — 1935 гг. были изданы [138] законы, запрещавшие евреям работать в государственных учреждениях, служить в армии; их лишили прав гражданства, запретили браки с «арийцами». Вскоре нацисты перешли к прямому террору, организуя погромы и бесчеловечные расправы. Впоследствии евреи были переданы в распоряжение СС, гестапо и уничтожались в лагерях смерти. Гитлеровцы полагали, что, участвуя в этих расправах, немцы проникнутся сознанием своего расового превосходства над другими народами.

В интересах укрепления режима и подготовки страны к войне фашисты непрерывно усиливали централизацию государства. Ликвидировав все представительные учреждения и выборные должности, они последовательно проводили в жизнь принцип фюрерства, согласно которому подчиненные назначались вышестоящим начальником и безоговорочно подчинялись ему. На вершине иерархической лестницы стоял «фюрер и рейхсканцлер германской империи».

Происходило сращивание партийного и государственного аппарата. 1 декабря 1933 г. был издан закон «Об обеспечении единства партии и государства», первый параграф которого гласил, что нацистская партия «является носителем идей государства и неотделима от государства, устройство ее будет частью народного права, а организация ее будет определяться волей фюрера»{463}.Почти все лидеры нацистской Германии совмещали государственные и партийные должности.

В соответствии с законом от 30 января 1934 г. были ликвидированы права самоуправления провинций и земель, где учреждались должности имперских наместников. В одних землях наместник сам возглавлял кабинет министров, в других имел право назначать и смещать председателя и членов правительства, а также чиновников и судей. Гитлеровцы разделили страну на 32 гау (области), которые возглавлялись назначенными Гитлером гаулейтерами.

Установление и укрепление фашистского режима, беспощадное подавление и уничтожение прогрессивных организаций и всех инакомыслящих, строжайшая централизация государства, концентрация власти в руках самых реакционных, агрессивных и авантюристических сил германского империализма, готовых на все во имя осуществления захватнических планов, создали важнейшие государственно-политические предпосылки для подготовки и ведения тотальной войны за мировое господство.

Одновременно германские империалисты развернули военно-экономическую подготовку страны. Они учли опыт первой мировой войны, когда кайзеровский генеральный штаб и правительство недооценили значения своевременного развертывания военной экономики, и задолго до прихода нацистов к власти (в 1924 — 1929 гг.) при активном участии американского и английского капитала создали военно-промышленный потенциал. Поэтому подъем военного производства, который отмечался после установления гитлеровской диктатуры, явился продолжением прежнего курса, но с применением новых методов и несравнимыми с предшествовавшим десятилетием темпами и размахом. В лице Гитлера немецкие монополии нашли наконец то, что долго искали. Им было известно, что еще осенью 1931 г. Гитлер заявил: «Если я теперь приду к власти, то вызову военного министра и спрошу его: «Во что обойдется тотальное вооружение?» И если он потребует 20, 40, 60 и даже 100 миллиардов марок, он безусловно их получит, и тогда будем вооружаться, вооружаться, вооружаться до полной готовности, а потом...» Когда один из участников беседы заметил: «Потом мир опять объединится против Германии. Вы получите вторую мировую войну, которую проиграете так же, как мы проиграли первую», [139] Гитлер ответил: «Я прикажу расстрелять каждого, кто проговорится...» Собеседник пытался еще возражать, но Гитлер буквально прорычал: «Расстрелять, расстрелять...»{464} И вот теперь Гитлер дорвался до власти и горячо взялся за «дело».

Являясь председателем союза германских промышленников, Г. Крупп представил Гитлеру проект реорганизации промышленности страны, чтобы ускорить перевооружение рейхсвера. Его фирма одна из первых приступила к массовому производству военной продукции. «Вместо грузовиков на конвейерах появились танки, а тысячи стальных болванок, заготовленных в предшествующие годы... стали превращаться в орудийные стволы. На кильских судоверфях Крупп начал широкое строительство подводных лодок, минных тральщиков и эсминцев... Когда Геринг заявил о возрождении люфтваффе, Крупп уже открыто испытывал на побережье Балтийского моря новое зенитное орудие»{465}.

Крупные военные заказы от правительства получили и другие концерны, способные наращивать производство вооружения. Среди монополистических объединений, немало сделавших для перестройки промышленности уже в первый год фашистской диктатуры, выделялся концерн Флика{466}. В апреле 1933 г. глава крупнейшей фирмы Тиссен по прямому поручению Гитлера провел совещание с представителями авиационной промышленности, на котором было принято решение резко увеличить производство боевых самолетов всех типов — от одноместных истребителей до крупных бомбардировщиков{467}. В июле 1933 г. обсуждался вопрос о производстве танков и выборе наиболее правильных технических решений при разработке моделей, предназначенных для массового выпуска{468}. О темпах роста военной промышленности Германии можно судить по данным выпуска самолетов. В 1931 г. их было произведено лишь 13, в 1933 г. — 368, в 1935 г. — 3183{469}. Это были преимущественно военные самолеты или такие «гражданские», которые легко могли быть переоборудованы в военные.

Старые предприятия вскоре перестали удовлетворять потребности рейхсвера. В срочном порядке началось возведение новых. В первые три года фашистской диктатуры вступило в строй более 300 военных заводов, в том числе 55 — 60 авиационных, 45 автомобильных и бронетанковых, 70 военно-химических, 15 военно-судостроительных и 80 артиллерийских{470}.

Большое значение в системе мероприятий по созданию военной экономики имело расширение сырьевой базы, осуществлявшееся многими путями: разведкой и организацией добычи полезных ископаемых внутри страны, принудительным изъятием изделий из цветных металлов у населения, ограничением потребления военно-стратегического сырья в гражданских отраслях производства, усиленным ввозом его из-за границы, разработкой и внедрением всевозможных заменителей. На все это было израсходовано уже в первые годы фашистской диктатуры до 10 млрд. марок.

Размеры капиталовложений в военное производство видны из таблицы 7. [140]

Таблица 7. Капиталовложения в экономику Германии{471}

Существенно важным в подготовке к войне явилось строительство дорог военно-стратегического значения. Некоторые автострады, пересекая Германию с запада на восток, обеспечивали быструю переброску войск с одного театра военных действий на другой.

Как заявил на съезде нацистской партии Тодт, руководивший автодорожным строительством, в 1935 г. в строительстве автострад участвовало 120 тыс. человек. 170 тыс. человек строили другие автомобильные дороги. Всего же, с учетом предприятий-поставщиков, с автодорожным строительством было связано 440 тыс. рабочих и служащих{472}. Расходы на строительство железных дорог с 805 млн. марок в 1932 г. возросли до 1 876 млн. марок в 1935 г.{473}.

Милитаризация экономики способствовала усилению процесса концентрации капиталов и всевластия монополий. По данным германского статистического управления, в конце 1935 г. доля концернов в общей сумме акционерного капитала составляла: в каменноугольной промышленности — 82,4 процента, в черной металлургии — 76,6, в производстве электроэнергии — 85,2 процента. Уже тогда концерны контролировали 85 процентов всего акционерного капитала{474}. Особенно большая роль принадлежала «ИГ Фарбениндустри», «Стальному тресту», «Всеобщей компании электричества» и концерну Круппа . Быстро набирали силу фирмы, которые представляли бурно развивавшиеся отрасли военного производства. Среди них ведущее место занимал концерн Круппа. Количество его рабочих стремительно увеличивалось и в конце 1935 г. составляло 90 тыс. человек. Концерн представлял собой гигантский комплекс металлургических, машиностроительных, танковых, артиллерийских, автомобильных, авиационных и судостроительных заводов. Его обороты выросли со 191 млн. марок в 1932/33 г. до 896 млн. марок в 1936/37 г.{475}. За это время вдвое увеличились обороты концернов Сименса и «ИГ Фарбениндустри», в восемь-девять раз — концерна «Юнкере». Деятельное участие в вооружении фашистской Германии принял концерн Цейса, изготовлявший точные оптические приборы, так необходимые в артиллерии, авиации, на боевых кораблях.

В. И. Ленин подчеркивал, что «капиталистическое хозяйство «на войну» (т. е. хозяйство, связанное прямо или косвенно с военными поставками) есть систематическое, узаконенное казнокрадство...){476}. Ленинские слова полностью подтверждаются данными об источниках финансирования [141] военной экономики фашистской Германии, потребовавшей огромных средств государственного бюджета. Валютные резервы Рейхсбанка были сравнительно невелики. Золотой запас Германии составлял всего около 900 млн. марок, его хватило лишь на первые полтора года фашистской диктатуры, поэтому главным источником финансирования было увеличение всякого рода поборов с трудящихся: прямых и косвенных налогов, принудительно размещаемых государственных займов, поборов в фонд «трудового фронта» и т. д. Широко гитлеровцы прибегали и к прямому ограблению населения и общественных организаций. Так, ими были захвачены кассы распущенных буржуазных партий и разгромленных профсоюзов.

12 июня 1933 г. был издан закон «О защите германского народного хозяйства», который санкционировал грабеж лиц «неарийского происхождения» и всех неугодных гитлеровцам. По признанию Шахта, благодаря другому закону («О государственной измене») удалось получить 100 млн. марок{477}.

Одной из форм финансирования программы вооружений явился выпуск государственных краткосрочных беспроцентных векселей и так называемых «векселей по созданию работ». В 1933 — 1938 гг. было выпущено на 12 млрд. марок «мефо-векселей» (векселей без реального обеспечения){478}. Законом «О сокращении безработицы» от 1 июня 1933 г. предусматривалось проведение крупных работ с использованием принудительного труда безработных за грошовое вознаграждение. В гигантских военных приготовлениях первых лет фашистской диктатуры участвовало 4 млн. безработных. Это позволило гитлеровскому правительству хвастливо объявить об «успешном» решении проблемы занятости рабочей силы и вместе с тем сэкономить крупные средства при создании военного хозяйства.

Часть капиталовложений в военное производство шла из прибылей монополий, увеличивавших таким образом свой основной капитал. Особенно быстро росли прибыли самых крупных военных концернов. Так, чистая прибыль концерна «ИГ Фарбениндустри» с 71 млн. марок в 1923 г. увеличилась до 153 млн. марок в 1936 г.{479}. Прибыли «Стального треста» со 121 млн. марок в 1934 г. за три года выросли до 257 млн. марок{480}. Обогащение Круппа происходило еще стремительнее, причем прибыли концерна находились в прямой зависимости от количества полученных военных заказов. Об этом свидетельствует таблица 8.

Таблица 8.Рост прибылей концерна Круппа{481}

Непосредственное руководство экономической подготовкой к войне в 1933 — 1935 гг. осуществляли министерство хозяйства и военное министерство. [142] Уже в 1933 г. Я. Шахт, министр хозяйства, организовал точный учет предприятий, наиболее важных в военном отношении. Были разработаны экономические планы производства 200 важнейших видов военных материалов, а также план подготовки к войне сельского хозяйства. В 1935 г. заготовлялись и рассылались на места продовольственные карточки. Шахт беспокоился, чтобы о них не стало известно за рубежом, потому что «такое мероприятие было бы расценено как подготовка к предстоящей вскоре войне и тем самым как доказательство агрессивных намерений Германии»{482}.

Тайно изданным 21 мая 1935 г. законом «Об обороне империи» вводилась должность генерального уполномоченного по военной экономике, на которого возлагалось руководство подготовкой экономики к войне, а в военное время — мобилизацией «всех экономических сил для ведения войны»{483}. На этот пост был назначен Шахт. Однако его компетенция не распространялась на военную промышленность, руководство которой осуществляло военное министерство через военно-экономический штаб во главе с полковником (позже генералом) Томасом. Все военно-экономические мобилизационные мероприятия генеральный уполномоченный по военной экономике и военный министр должны были проводить в тесном сотрудничестве{484}.

Наряду с быстрым развитием военной промышленности экономическая подготовка предусматривала: достижение автаркии{485} в снабжении сырьем; равномерное рассредоточение промышленных объектов по всей территории страны; увеличение производственных мощностей предприятий, обслуживающих и питающих войну; проведение технической реконструкции и рационализации в важных в военном отношении отраслях промышленности{486}.

Германские монополии не только усердно выполняли задания фашистского правительства и органов экономической подготовки к войне, но и сами проявляли инициативу, подсказывая нацистским руководителям мероприятия, которые вскоре приобретали силу законов и неукоснительно проводились в жизнь. Промышленник Рехлинг в записке Гитлеру «Мысли относительно подготовки к войне и ее ведения» предлагал исходить из того, что война неизбежна и к ней надо готовиться «всеми средствами». «Предстоящая война, — отмечал он, — будет в первую очередь войной техники...»{487}, без разделения на фронт и тыл. Монополисты обсуждали с представителями военного министерства вопросы применения различного оружия, поставляемого концернами. Директор фирмы Круппа Г. Купке консультировался с представителями вермахта о подготовке сменяющихся колесных пар для транспортирования 280-мм пушек, чтобы обеспечить переход на русскую железнодорожную колею{488}.

В меморандуме «ИГ Фарбениндустри», представленном в 1935 г. совету вооружений имперского министерства обороны, указывалось: «Если не копировать только организационные формы, возникшие в силу необходимости во время войны (имеется в виду первая мировая война. — Ред.), а исходить из интересов подчинения в будущем всех производительных [143] сил подготовке к выполнению одной задачи — это значит создать (естественно, используя опыт, полученный во время войны) новую военную экономическую организацию, которая поставит на службу военному производству всех мужчин и женщин, все производственные сооружения и машины, все сырье. И все это будет охвачено экономической организацией, подчиненной строгому военному руководству. Вся продукция промышленности, ремесел и промыслов, а также сельского хозяйства имеет в этом смысле военное значение и поэтому должна быть включена в рамки всеобъемлющей военной экономики»{489}.

Фирму «ИГ Фарбениндустри» беспокоила, нехватка рабочей силы, неизбежная в случае большой войны, и она рекомендовала министерству обороны считаться с тем, что квалифицированный рабочий «на своем рабочем месте... сможет внести более ценный вклад в общее дело обороны страны, чем своей службой с оружием в руках». В меморандуме предлагалось также скорее «подготовить подробные мобилизационные планы для промышленных предприятий, жизненно важных предприятий ремесел и промыслов, а также для всех отраслей сельского хозяйства, которые в совокупности, без каких-либо исключений, имеют жизненно важное значение...»{490}. В министерстве обороны не только готовились такие планы, но и зрела варварская мысль принудительно использовать в промышленности и сельском хозяйстве Германии иностранных рабочих.

Чтобы не прекращался приток капиталов и военно-стратегического сырья, монополисты советовали Гитлеру заверять западные державы в лояльном к ним отношении, что полностью совпадало с расчетами фюрера. Постоянно напоминая представителям правящих кругов США, Англии и Франции о своей ненависти к Советскому Союзу и планах войны только с ним, он стремился в полной мере воспользоваться их экономической и политической поддержкой.

Новый этап в экономической подготовке к войне наступил с введением в действие «четырехлетнего плана» развертывания военного производства, который был разработан в 1935 — 1936 гг., а в сентябре 1936 г. утвержден съездом гитлеровской партии в Нюрнберге. Месяцем раньше Гитлер издал секретный меморандум об экономической подготовке к войне. Он заканчивался совершенно определенной директивой: «1) через четыре года мы должны иметь боеспособную армию, 2) через четыре года экономика Германии должна быть готова к войне»{491}. Таким образом, дата развязывания мировой войны была уже определена — не позднее 1940 г.

4. Превращение Германии в государство войны: идеологическая и военно-теоретическая подготовка агрессии, строительство вооруженных сил

В процессе подготовки к войне фашистский режим, создав разветвленный и мощный аппарат, развернул в невиданных масштабах идеологическую обработку населения. «После того как нацисты пришли к власти, — отмечает австралийский автор Е. Брэмстед, — их пропаганда приобрела тотальный характер, она не ограничивалась только непосредственно политической сферой, а охватила всю область культурной деятельности государства... должна была проникать во все поры общества»{492}. В 1933 г. было сформировано министерство пропаганды, которое возглавил Геббельс — один из главных факельщиков второй мировой войны. [144]

Народное образование, печать, радио, библиотеки, музеи, театры, кино — все средства духовной культуры министерство взяло под свой контроль и поставило на службу агрессивной политике нацистов.

Подводя некоторые итоги идеологической обработки немецкого населения, Гесс говорил в мае 1935 г.: «Воздействие новых идей распространяется в Германии не только на политику, но и на культуру в целом, во всеобъемлющем значении этого слова: на искусство и литературу, науку и экономику, на силы обороны страны и на рабочую силу, на общество и семью. Во всех ее формах жизнь народа подвержена влиянию политики национал-социализма или изменена им»{493}.

Рассматривая пропаганду как одно из основных средств укрепления своего господства и подготовки населения к войне, гитлеровцы ежегодно увеличивали бюджетные ассигнования министерству Геббельса: в 1934 г. они составили 26,1 млн. марок, в 1935 г. — 40,8 млн. и в 1938 г. возросли до 70,7 млн. марок{494}.

Дополняя методы террора, пропаганда должна была обеспечить полный контроль фашистов над мыслями и чувствами масс. Дресслер-Андресс, руководитель нацистского радиовещания, так формулировал главную задачу пропаганды: «Тотальное воздействие на народ, обеспечение единой реакции на события...»{495}. Пропаганда, поучал Гитлер, должна быть направлена «главным образом на чувства и только в очень ограниченной степени рассчитана на так называемый разум... Чем скромнее ее научный балласт, чем больше концентрирует она свое внимание на чувствах масс, тем значительнее ее успех»{496}. Фюреру вторил Геббельс. Пропаганда, писал он, «не имеет своей задачей быть одухотворенной... Она отнюдь не должна быть порядочной, щепетильной, мягкой или смиренной; ее задача — обеспечить успех...»{497}. Задачу всей пропаганды гитлеровцы видели в массированном идеологическом и психологическом воздействии на массы путем внушения крикливых фашистско-милитаристских лозунгов, выражавших суть их политической и военной доктрины: «Германия, проснись!», «Германия превыше всего!», «Долой Версаль!», «Народ, к оружию!», «Мы будем маршировать дальше!», «Мы устремляемся на Восток!», «Покончим с коммунизмом!».

Характерными чертами нацистской пропаганды было ее монопольное положение в стране и опора на весь аппарат государственного насилия. По существу, речь шла о массированном идеологическом принуждении. Один из ответственных сотрудников министерства пропаганды откровенно писал в 1933 г.: «Использование силы может быть частью пропаганды. Между силой и пропагандой лежит различная степень эффективного влияния на народ и массы: от внезапного привлечения внимания или дружеского убеждения отдельной личности до трескучей массовой пропаганды, от плохо организованных приверженцев до создания полугосударственных или государственных институтов, от индивидуального террора до массового террора, от санкционированного применения силы более сильным... до военного принуждения к послушанию и дисциплине по законам военного времени»{498}.

Основные усилия геббельсовской пропаганды были сконцентрированы на идеологической и психологической подготовке масс к захватнической [145] войне. Сначала исподволь, а затем все более открыто она внушала идею необходимости и неизбежности борьбы за «жизненное пространство». Немецкий народ объявлялся «народом без пространства», незаслуженно обделенным историей. Этим гитлеровцы объясняли экономические трудности, снижение жизненного уровня трудящихся{499}. Населению, особенно малоземельным и безземельным крестьянам, они указывали «путь на Восток» как единственно возможный способ исполнения их надежд.

В 1933 г. осуществилось выдвинутое немецкой реакцией еще в конце 20-х годов требование сделать геополитику «географической совестью государства». Геополитика была возведена в ранг официальной «науки», изучавшейся во всех университетах «третьего рейха». Созданный нацистами «Союз геополитики» в своем печатном органе призывал: «Не ограничивайся рамками тесного, небольшого пространства, а мысли масштабами великих и обширных пространств, масштабами континентов и океанов, и следуй этим путем за своим фюрером!.. Тому, кто поддерживает фюрера в народной борьбе за жизненное пространство, требуется не только размах, но также выдержка и стойкость»{500}. То, о чем еще умалчивала официальная пропаганда — установление мирового господства германского империализма, — стали открыто проповедовать геополитики.

Для обоснования «законности» агрессии и «права» фашистского государства на захват и порабощение других народов использовались расовая теория и тесно связанные с ней национал-шовинистические идейки. Внушая немцам, что они, как «избранный народ», самой «судьбой» и «кровью» определены к господству, нацистская пропаганда воспитывала высокомерное отношение и презрение к другим народам. Расовая теория неоднократно перестраивалась гитлеровцами в соответствии с потребностями текущей внешней политики. Так, по мере сближения с Италией и Японией на почве совместной подготовки агрессии происходила «переоценка» расовых качеств итальянцев и японцев. Итальянцев, которых нацисты относили ранее к «малоценной средиземноморской расе», вскоре объявили «достойными» потомками гордых римлян, а японцев, прежде обзываемых презрительными кличками, возвели на пьедестал «избранной расы» Азии, «арийцев Востока». Неизменным оставалось отношение к славянам как представителям «низшей расы», которых фашистские варвары планировали поработить и истребить, а их земли заселить германцами.

Определяя расовую борьбу как главную движущую силу общественного развития, нацисты стремились отвлечь трудящихся от классовой борьбы. Ненависть рабочих и других слоев трудящихся к капиталистам они старались обратить в ненависть к другим нациям. В самой Германии таким «громоотводом» должны были служить евреи, которых фашистская пропаганда объявляла виновными во всех бедах немецкого народа.

Расовая теория использовалась гитлеровцами также для обоснования господства фашизма и его идеологии. В 1933 г. на съезде нацистской партии Гитлер объявил чистоту расы единственной предпосылкой «правильного» мировоззрения: «Народ, чистый в расовом отношении, в соответствии со своей чистой сущностью инстинктивно занимает адекватные позиции во всех жизненно важных вопросах... руководствуясь лишь в себя различные расовые элементы, все зависит от того, мировоззрение какого из них возьмет верх в идеологической борьбе. Заслуга национал-социализма, утверждал фюрер, «прежде всего в том, что он помог одержать победу мировоззрению, отражавшему инстинктивные потребности германской [146] крови»{501}. В этом плане расистская теория широко использовалась для оправдания террора, жестоких репрессий против инакомыслящих. Все, кто боролись против фашизма, объявлялись «нечистыми» в расовом отношении и как носители «чуждого» германской расе мировоззрения подлежали истреблению.

На съезде нацистской партии в 1935 г. расовая «наука» была объявлена «важнейшей основой национал-социалистского понимания природы и человеческой истории», «основой... законодательства национал-социалистского рейха»{502}. Главный теоретик расизма профессор Г. Гюнтер был награжден впервые учрежденной этим съездом «премией в области науки»{503}.

Ядром фашистской идеологии и основным направлением ее пропаганды был антикоммунизм. Фашисты изображали коммунизм и первое социалистическое государство «врагами всего мира», а «третью империю» объявили «бастионом западной цивилизации», требуя предоставления ей полной свободы в вопросах вооружения и организации «крестового похода» на Восток. В этом духе они развернули пропагандистскую кампанию не только в самой Германии, но и вне ее, стремясь повлиять на общественное мнение Запада, склонить правительства европейских государств поддержать мероприятия по перевооружению Германии и планы агрессии против Страны Советов. Нацистская антикоммунистическая пропаганда тесно смыкалась с дипломатией, которая строила свои расчеты на максимальном использовании антисоветских настроений правящих кругов Англии, Франции, США, Польши и других капиталистических стран.