Капиталистическая система после первой мировой войны 13 страница
Исторические факты, не говоря уж об элементарной логике, полностью опровергают концепцию адвокатов германского империализма, которые, по сути дела, продолжают линию официальной пропаганды, проводившейся в Германии в годы фашистской диктатуры. Германия изображалась как «общенародное государство», возглавляемое фюрером, олицетворявшим якобы интересы немецкой нации. В действительности фюрер выражал интересы монополистического капитала — подлинного властелина «третьей [119] империи». Именно монополии определяли внутреннюю и внешнюю политику Германии, а гитлеровцы в конечном счете лишь выполняли их социальный заказ.
Руководитель отдела декартелизации американской военной администрации в Западной Германии Д. Мартин так охарактеризовал роль монополий в фашистской Германии: «Довоенные фильмы изображали маршировавших прусским шагом нацистов полновластными хозяевами Германии. Стоит, мол, Гитлеру скомандовать, и самые могущественные властители Германии донацистского периода бросаются выполнять его приказания, опасаясь возможных репрессий. Но после того как мы ознакомились с архивами на вилле Хюгель и порасспросили Альфреда Круппа и директоров его заводов, от этого впечатления не осталось и следа. Гитлеру и его партии никогда не давали забывать, что своим приходом к власти они обязаны промышленникам и что они смогут добиться успеха только с помощью промышленников»{406}. Впрочем, даже эта оценка не может быть признана полной. Взаимоотношения монополистов с гитлеровцами не ограничивались предоставлением помощи. Здесь имело место нечто гораздо большее. Оно заключалось в том, что гитлеровская партия выполняла волю монополистического капитала и была его верным орудием, орудием террора, войны, крайней бесчеловечности. Конечно, это не означает, что лидеры германского фашизма были безвольными приказчиками капиталистов. Установленный ими режим служил интересам монополий и имел определенное классовое предназначение, которое могло и не совпадать с частными устремлениями отдельных монополистов. Гитлеровские лидеры старались примирить интересы различных, нередко враждовавших между собой монополистических групп и проявляли инициативу в поисках таких решений, которые полнее отвечали бы желаниям главных представителей финансовой олигархии.
Фашистская диктатура, добившись невиданного ранее сосредоточения власти в руках государственного аппарата, в то же время усилила его зависимость от монополий, вследствие чего до крайности возрос их гнет над многомиллионными массами трудящихся.
Наиболее активную роль в определении курса политики гитлеровского правительства играли такие «киты» промышленно-финансового капитала, как Шахт, Крупп, Тиссен, Шредер, Рехлинг, Флик, Рехберг и другие. Все они поддерживали самые близкие отношения с фашистскими главарями и в своих многочисленных памятных записках высказывали им предложения о проведении тех или иных мероприятий по подготовке к войне. Тесную связь с Гитлером установил, например, «Имперский союз германской промышленности» во главе с Крупном. 24 марта 1933 г. союз направил верноподданническое письмо Гитлеру, в котором заверял в готовности сделать «все, что в его силах, чтобы помочь правительству осуществить сложные задачи, вставшие перед ним»{407}. Правительство в свою очередь помогало союзу промышленников всеми имевшимися в его распоряжении средствами.
Монополисты оказывали решающее влияние не только на определение внутренней и внешней политики гитлеровского правительства — они поддерживали его морально и материально. Крупные денежные суммы регулярно переводились в кассы гитлеровской партии и после установления фашистской диктатуры. В июне 1933 г. «Имперское объединение германской промышленности» (так был переименован союз) учредило «фонд [120] Адольфа Гитлера из пожертвований германской экономики». Все члены объединения были обязаны систематически перечислять средства на текущий счет этого фонда, председателем попечительского совета которого стал Крупп, лично внесший за предвоенные годы 12 млн. марок{408}. Всего за время фашистской диктатуры через фонд Гитлера нацистская партия получила около 700 млн. марок{409}.
Заместитель Гитлера по нацистской партии Р. Гесс в секретном циркуляре разъяснил значение фонда для внутренних мероприятий фашистской верхушки: фонд предоставит, с одной стороны, «имперскому руководству средства, необходимые для СA, CС, «гитлеровской молодежи» и других организаций», а с другой — даст «участвующим в фонде предпринимателям уверенность, что их работа по восстановлению немецкой экономики не будет заторможена». Под «восстановлением» понималось возрождение военной мощи Германии и ее подготовка к агрессивной войне.
Многие монополии субсидировали мероприятия гитлеровцев непосредственно. Например, концерн «ИГ Фарбениндустри» с 1933 по 1939 г. перевел политическому руководству нацистской партии более 580 тыс. марок, CС — 512 тыс., СА — 258 тыс., корпусу летчиков — 639 тыс. марок и т. д. Каждый совершенный немецкими фашистами территориальный захват сопровождался обильными даяниями монополистов. Накануне Мюнхена концерн «ИГ Фарбениндустри» «пожертвовал» 600 тыс. марок в фонд «помощи» Судетам{410}.
Тесное сотрудничество гитлеровцев с монополистами проявлялось и в том, что важные государственные посты, особенно в области экономики, были предоставлены руководителям крупнейших концернов. В августе 1934 г. Шахт, глава Рейхсбанка, тесно связанный не только с немецким, но и американским и английским финансовым капиталом, занял пост министра экономики{411}, превратившись фактически в финансово-экономического диктатора Германии. Тиссен и Рейнхардт стали государственными советниками в Пруссии, причем они управляли теми районами, в которых находились принадлежавшие им промышленные предприятия.
Гитлеровское правительство создало целую систему подчинения монополистам всей экономики страны. 15 июля 1933 г. был учрежден генеральный совет хозяйства, в котором заправляли пушечный король Крупп, промышленный магнат Рура Тиссен, генеральный директор заводов «Стального треста» Фёглер, электрический король Сименс, крупнейший банкир и финансовый посредник между Гитлером и американскими банками Шредер, председатель наблюдательного совета коммерческого банка Рейнхардт, генеральный директор германского калиевого синдиката Дин, президент центральной ассоциации банков и банковских предприятий Фишер. Этот орган с полным основанием можно было назвать «действительным правительством Германии»{412}.
27 февраля 1934 г. был издан закон «О подготовке новой органической структуры германской экономики», в соответствии с которым создавались 6 имперских хозяйственных групп (промышленности, энергетики, банков, страхования, ремесла и торговли). Им подчинялись 31 отраслевая и около 300 специальных групп и подгрупп{413}, ставших единственными представителями в своих отраслях. Каждый предприниматель был обязан присоединиться [121] к одной из них. Таким путем представители ведущих концернов овладели всем хозяйственным и финансово-политическим аппаратом фашистской Германии, подчинив общественно-экономическую жизнь страны своей диктатуре. Созданные на основе закона имперская хозяйственная палата и хозяйственные палаты в провинциях (18 палат) обладали большими полномочиями в распределении заказов и сырья. Германия была, кроме того, разбита на военно-хозяйственные округа.
Все более широкое применение в экономике получала практика фюрерства, введенного законом «Об упорядочении национального труда» от 20 января 1934 г. Предпринимателям предоставлялась фактически неограниченная власть. Закон устанавливал, что предприниматель является «фюрером» предприятия и рабочие обязаны хранить ему верность, основанную якобы на общности их производственных интересов. Узаконивалось полнейшее единовластие капиталиста над рабочими, которые становились, по сути дела, подневольными рабами.
26 июня 1935 г. был принят имперский закон «О трудовой повинности», имевший большое практическое значение для подготовки Германии к новой мировой войне. Он был определенным дополнением к всеобщей воинской повинности и обязывал каждого молодого немца до призыва на действительную военную службу отработать год на сооружении военных объектов.
Союз гитлеровцев с монополистами был закреплен тем, что сами фашистские главари стали владельцами или совладельцами крупных капиталов. По свидетельству Тиссена, ко времени захвата государственной власти фашистские правители не имели ничего, кроме долгов, однако очень скоро, после 1933 г., стали миллионерами. Они не жалели никаких средств на свои прихоти, особенно в том случае, если расходы покрывались за счет государственной казны. Олицетворением расточительства и казнокрадства «третьего рейха» был Геринг. Этот высокопоставленный фашист был одновременно премьер-министром Пруссии и министром авиации, председателем рейхстага и генеральным инспектором лесов и охоты. Общий размер годового вознаграждения Геринга составлял около 2 млн. марок. Кроме того, он получал огромные доходы от государственного концерна «Имперские заводы Германа Геринга» и из других источников. Будучи главой правительства Пруссии, он распоряжался ею как собственной вотчиной, раздавая приближенным государственные земли. Тиссен писал о Геринге: «То, что принадлежит Пруссии, — принадлежит ему»{414}.
Гитлер — фюрер и рейхсканцлер, верховный главнокомандующий вермахтом — нажил миллионы от продажи книги «Майн кампф», которую распространяли в принудительном порядке. Он стал совладельцем фашистского издательства «Эйер», подчинившего себе все другие. Только от выпуска ежедневных газет издательство получало в год около 700 млн. марок чистой прибыли, значительная часть которой доставалась Гитлеру. Он обогащался сам и поощрял к этому своих приближенных, поговаривая: «Пускай они делают что хотят, лишь бы они не дали себя накрыть на этом».
Обер-палач гитлеровской Германии Гиммлер наживался на ограблении репрессируемых антифашистов и конфискации имущества евреев. Он терпеливо ждал своего часа и основным источником личного обогащения сделал присвоение государственных и частных ценностей в оккупированных странах, имущества безвинных жертв фашизма, уничтожаемых в лагерях смерти.
Руководитель «Немецкого трудового фронта» Лей обогатился на грабеже профсоюзных средств и взносов рабочих и служащих в фонд «трудового [122] фронта». Свою жизненную «философию» он выражал словами бульварной песенки: «Срывайте розы, прежде чем они увянут!»
Геббельс присваивал миллионы марок из контролируемых им фондов прессы, радио и кино. «Черный фонд» его министерства, отмечает Тиссен, составлял около 200 млн. марок в год{415}.
Риббентроп и ранее имел крупное состояние, а став министром иностранных дел, начал обогащаться с еще большим усердием. Он первым среди гитлеровских главарей предпочел «на всякий случай» размещать свои капиталы за границей. Американский журналист Кникербокер подсчитал, что только шесть или семь фашистских главарей к началу войны поместили в иностранных банках около 1,5 млрд. франков{416}.
Большую роль в приходе гитлеровцев к власти сыграла немецкая военщина. Многие буржуазные историки обычно замалчивают или даже пытаются отрицать эту зловещую роль милитаристов.
Тесный союз гитлеровцев с генералитетом сложился сразу же с появлением нацистской партии. Фашистский переворот 1933 г. осуществлялся при активном содействии президента Германии — военного деятеля первой мировой войны главнокомандующего вооруженными силами фельдмаршала Гинденбурга.
Буржуазные историки, как правило, усиленно подчеркивают некоторые раздоры между командованием рейхсвера и гитлеровцами в 20-е годы. Они пространно пишут о «колебаниях» руководителей рейхсвера генералов Шлейхера, Хаммерштейн-Экворда, Адама, Бредова и Бусгпе в тревожные январские дни 1933 г., когда наступил кризис правительства Шлейхера.
Конечно, расхождения между верхушкой нацистской партии и руководством генералитета были, причем временами они обострялись и приводили к взаимным выпадам в печати. Но дальше «семейной ссоры» они не заходили и касались некоторых вопросов тактического характера, особенно того, кто из них должен играть первую скрипку в системе диктатуры империалистической буржуазии. Руководство рейхсвера стремилось подчинить себе нацистское движение, «приручить» его крайне честолюбивых, неразборчивых в средствах фюреров и использовать их массовую базу, в особенности же ударную силу — штурмовые отряды, в интересах подготовки к войне. Однако Гитлера и его ближайшее окружение не устраивали вторые роли, они безудержно рвались к власти, и по мере превращения национал-социалистской партии в одну из наиболее влиятельных политических сил их аппетиты возрастали.
Понимая, что без помощи рейхсвера они не получат власть, гитлеровцы искали наиболее приемлемую форму соглашения с его руководством. Нацистскую партию и рейхсвер давно объединяли общие цели подготовки тотальной войны, антикоммунизм и реваншизм.
С обострением экономического и особенно политического положения в Германии конкретно встал вопрос о способах и формах привлечения гитлеровцев к участию в правительстве.
Уже в декабре 1930 г. все еще влиятельный в милитаристских кругах генерал Сект заявил в печати: «На вопрос, желательно ли участие гитлеровской партии в правительстве, я отвечаю безусловным «да». Оно не только желательно, а более того — необходимо»{417}.
В последующие годы руководители рейхсвера неоднократно вели переговоры с Гитлером относительно привлечения нацистов в имперское правительство. В августе 1932 г. министр рейхсвера Шлейхер во время [123] очередных переговоров с Гитлером в принципе согласился с его требованием предоставить пост рейхсканцлера (надеясь сохранить за собой занимаемый пост) и после встречи усиленно уговаривал президента Гинденбурга назначить фюрера главой правительства. В январе 1933 г. Шлейхер, являясь уже не только министром рейхсвера, но и канцлером, снова вступил (через посредников) в переговоры с Гитлером и вместе со своими сторонниками, высшими руководителями рейхсвера генералами Хаммерштейн-Эквордом, Бусше и Бредовым, высказался за кандидатуру Гитлера как единственную возможность решения правительственного кризиса{418}. Но оказалось, что их уже обошли более активные приверженцы нацистов. Гитлер получил пост рейхсканцлера, министром рейхсвера стал генерал Бломберг, а Шлейхер и его сторонники получили отставку, не оказав при этом никакого сопротивления. Проиграв гонку за высшие командные должности в нацистском государстве, они вынуждены были уступить дорогу более реакционным и пронырливым генералам, таким, как Бломберг, Рейхенау, Кейтель, сделавшим при Гитлере головокружительную карьеру.
Против прихода фашистов к власти решительно выступила Коммунистическая партия Германии. Она развернула самоотверженную борьбу против установленного террористического режима.
30 января 1933 г., в то самое время, когда отряды СА устраивали митинги и факельные шествия в честь правительства Гитлера, ЦК КПГ обратился к СДПГ и христианским профсоюзам с призывом провести совместную генеральную забастовку, направленную на свержение нового правительства, и определил его как «правительство открытой фашистской диктатуры... грубое и неприкрытое объявление войны трудящимся, немецкому рабочему классу». Коммунистическая партия предупреждала: «Бесстыдное урезывание заработной платы, безудержный террор коричневой смертоносной чумы, попрание последних скудных остатков прав рабочего класса, беззастенчивый курс на подготовку империалистической войны — вот что предстоит нам пережить в ближайшее время»{419}. По мнению КПГ, гонения, развернутые фашистами против коммунистов, являлись лишь прологом к уничтожению всех рабочих организаций. «Кровавый, варварский режим фашистского террора навис над Германией»{420}. ЦК КПГ призывал всех рабочих, независимо от их партийной принадлежности, создать совместно с коммунистами единый фронт борьбы за свержение гитлеровского правительства и привлечь на свою сторону остальные слои трудящихся — крестьян, среднее сословие, интеллигенцию.
Правление социал-демократической партии отклонило обращение компартии Германии от 30 января.
7 февраля 1933 г. на нелегальном заседании ЦК КПГ Э. Тельман охарактеризовал правительство Гитлера как открытую фашистскую диктатуру. «В лице Гитлера рейхсканцлером стал человек, поставивший во главу угла своей внешней политики войну против Советского Союза»{421}. Тельман призвал членов партии и ее активистов использовать самые различные формы сопротивления гитлеровскому режиму.
Таким образом, с первых дней существования фашистской диктатуры ЦК КПГ правильно оценил классовый характер, а также агрессивную сущность ее внешней и внутренней политики. В качестве ближайшей цели руководство КПГ выдвинуло свержение фашистской диктатуры единым фронтом рабочего класса и его союзников. Члены партийных организаций КПГ в листовках и выступлениях перед рабочими предприятий и жителями [124] городов вскрывали цели гитлеровского режима и призывали бороться против него.
В конце января — феврале коммунисты, социал-демократы, члены профсоюзов и другие противники нацизма организовали совместные демонстрации и митинги, требуя свержения гитлеровского правительства. Такие выступления состоялись в Берлине, Дюссельдорфе, Вуппертале, Дортмунде, Кёльне, Гамбурге, во многих городах Тюрингии, Мекленбурга и Померании. Вечером 31 января 10 тыс. коммунистов и других антифашистов Штутгарта после митинга, организованного КПГ, прошли по улицам города. В Касселе коммунисты и находившиеся под влиянием социал-демократов железнодорожники сорвали факельное шествие отрядов СА. 19 февраля 20 тыс. рабочих Лейпцига, принадлежавших к различным партиям и общественным организациям, собрались на митинг протеста против прихода к власти гитлеровского правительства. 23 февраля перед тысячами берлинских трудящихся на последнем открытом митинге КПГ во дворце спорта выступил Вильгельм Пик. В своей речи он призвал немецкий рабочий класс к созданию единого фронта для борьбы против фашизма{422}.
Факты опровергают измышления реакционных англо-американских и западногерманских историков, будто рабочий класс Германии безропотно подчинился фашистской диктатуре и «за одну ночь утратил свой боевой дух». В труднейших условиях многие немецкие рабочие вели борьбу против фашистской диктатуры. Однако совместные действия трудящихся не приняли массового характера. Практически единства рабочего класса добиться не удалось. Лидеры СДПГ и Всеобщего объединения немецких профсоюзов саботировали создание единого фронта. 7 февраля на митинге в берлинском Люстгартене, где присутствовало 200 тыс. трудящихся, в том числе много коммунистов, социал-демократические лидеры, руководившие митингом, не разрешили представителю КПГ огласить обращение Центрального Комитета КПГ к руководству СДПГ, в котором говорилось о необходимости единства действий всего рабочего класса. В Дортмунде начальник городской полиции социал-демократ К. Цёргибель направил против антифашистской демонстрации, организованной коммунистами, полицейские подразделения и приказал арестовать ее участников. Полицейские начальники — социал-демократы принимали репрессивные меры против антифашистской деятельности даже членов своей партии.
Решив не вести переговоров с КПГ и занять выжидательную позицию, руководители СДПГ делали вид, будто они лишь выбирают подходящий момент, чтобы «броситься в драку». На самом же деле правые лидеры СДПГ отказались от борьбы против фашизма и продолжали занимать позиции воинствующего антикоммунизма. Они всячески сдерживали антифашистскую деятельность членов своей партии и находившихся под ее влиянием организаций, стремившись не допустить единства действий рабочего класса — главной силы в борьбе за свержение фашистской диктатуры, выступили против проведения всеобщей забастовки.
Руководители Всеобщего объединения немецких профсоюзов заняли такую же негативную позицию. «Не позволяйте втянуть вас в поспешные действия и совершать пагубные акции»{423}, — призывали они рабочих в листовке, изданной 30 января.
Некоторые представители интеллигенции и буржуазных партий предупреждали об опасности, которую несла с собой фашистская диктатура [125] для немецкого народа. Буржуазный публицист К. Осецкий, выступая на последнем легальном собрании берлинской группы союза немецких писателей в феврале 1933 г., говорил: «Я не принадлежу ни к какой партии. Я боролся на стороне всех течений, чаще правых, но иногда и левых. Сегодня мы должны понять, что все, кто стоит слева, — наши союзники. Знамя, под которое я становлюсь, является... знаменем объединенного антифашистского движения»{424}.
Отношение так называемых умеренно буржуазных партий к правительству Гитлера определялось антикоммунизмом. Их лидеры видели в фашизме лишь врага коммунистов, которых они считали и своими врагами. Заняв примиренческую позицию по отношению к нацистам, они подготовили этим поражение своих партий.
Обстановка сложилась таким образом, что и социал-демократическая и буржуазные партии не противостояли фашистскому перевороту. Значительная часть населения была введена в заблуждение и поддержала гитлеровский режим. Некоторая часть немецкого народа заняла выжидательную позицию. В первые дни и месяцы нацистской диктатуры количество активных борцов движения Сопротивления было незначительным.
Захват власти в Германии фашистами — не случайное явление. Фашистская диктатура не была властью, которая, по утверждению многих буржуазных фальсификаторов истории, якобы стояла над классами. Она представляла собой одну из форм политического господства монополистической буржуазии. «В лице гитлеровской партии, — пишут историки Германской Демократической Республики, — власть взяла та партия, которая своим авантюризмом, своим террором против народных масс, своим оголтелым реваншизмом и антисоветизмом и своей безудержной национальной демагогией больше всего отвечала классовым интересам наиболее реакционных групп немецкого финансового капитала. Фашистское господство явилось открытой террористической диктатурой самых реакционных, самых шовинистических и империалистических элементов немецкого финансового капитала. При фашизме достигло своего апогея переплетение власти немецкой финансовой олигархии с государственной властью, развитие государственно-монополистического капитализма»{425}.
2. Карательные и разведывательные органы — орудие укрепления фашистской диктатуры
Важнейшее значение для установления и упрочения открытой террористической диктатуры монополистического капитала имела перестройка государственного аппарата фашистской Германии. Основными элементами этой перестройки были: обеспечение монопольного положения национал-социалистской партии; отказ от буржуазно-демократических методов деятельности и переход к открыто насильственным, репрессивным методам; «очищение» государственного аппарата от демократических элементов, настроенных оппозиционно или могущих, по мнению фашистских главарей, стать в оппозицию по отношению к проводимому ими курсу; резкое усиление роли карательных и разведывательных органов; изменения в структуре, компетенции и взаимоотношениях государственных органов, уничтожившие все буржуазно-демократические государственно-правовые институты, установленные веймарской конституцией{426} (права [126] парламента, автономия земель, местное самоуправление, буржуазная законность и т. п.).
Непосредственная перестройка государственных органов проводилась с конца марта 1933 г. до начала 1935 г. В это время создавались главные звенья государственного аппарата и определялись все основы его деятельности. К числу важнейших законодательных актов, оформивших государственный строй фашистской Германии, относились: закон от 24 марта 1933 г. «О ликвидации нищеты народа и рейха» (закон о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий); закон от 14 июля 1933 г. «Против образования новых партий», который карал как тяжкое преступление попытки создания других (кроме национал-социалистской) партий; закон от 1 декабря 1933 г. «Об обеспечении единства партии и государства»; закон от 30 января 1934 г. «О новом устройстве государства» (о ликвидации автономии земель); закон от 2 августа 1934 г. «О верховном главе государства»; положение от 30 января 1935 г. «О германских общинах» и некоторые другие.
В результате перестройки государственного аппарата быстрым темпом происходило его сращивание с монополиями и национал-социалистской партией.
Высшая власть сосредоточилась в руках фашистского правительства, в первую очередь Гитлера, получившего новый титул фюрера фашистской партии и государства, на практике равный титулам цезаря, императора.
Поворот от буржуазной демократии к фашистской диктатуре повлек за собой большие изменения в системе карательных и разведывательных органов и общее повышение их роли в механизме государства. В систему карательных и разведывательных органов вошли организации национал-социалистской партии: СА, СС и СД{427}.
Фашистское правительство объявило о полной поддержке штурмовых отрядов, возвело их в ранг вспомогательной полиции и заявило о единстве целей государства и СА. Так, газета «Эсэсовец» от 6 января 1934 г. писала: «Новая Германия не могла бы существовать без бойцов СА... То, что сделано до сих пор, а именно захват власти в государстве и уничтожение всех... последователей марксизма, либерализма, уничтожение этих людей — это только предварительная задача... к выполнению... больших: национал-социалистских задач... »{428}
СА стали важнейшим орудием борьбы с антифашистским движением, фашистское руководство запретило полиции вмешиваться в действия штурмовых отрядов, предоставив им полную свободу. 3 марта 1933 г. Геринг, говоря о расправах штурмовых отрядов с коммунистами, заявил: «Я не собираюсь осуществлять правосудие. Моей задачей является только разрушение и уничтожение... Борьбу не на жизнь, а на смерть... я поведу с помощью... коричневорубашечников»{429}.
Штурмовые отряды занимали значительное место в системе карательных органов. «Внутренние политические оппоненты, — говорил Геббельс в 1935 г., — исчезли не по каким-то никому не известным тайным причинам. Нет, они исчезли потому, что движение наше располагало самым сильным оружием в стране, и этим самым сильным оружием являлись отряды СА»{430}. [127] Особое место среди карательных органов фашистской Германии занимали отряды СС (в 1933 г. в них было 52 тыс. человек). Они осуществляли «охрану внутренней безопасности империи»{431}.
Нацистское руководство, ликвидировав всякие рамки, ограничивавшие деятельность карательных органов, использовало их для проведения открытого и неограниченного террора. В приказе министра внутренних дел Фрика указывалось: «Рейхсфюрер СС и начальник германской полиции могут принимать административные меры, необходимые для поддержания порядка и безопасности, даже если они выходят за законные пределы административных мер»{432}.
После прихода к власти фашисты перестроили полицейскую систему, затронув все стороны ее организации и деятельности. Главная задача полиции заключалась в том, чтобы осуществлять массовый террор и истреблять физически коммунистов и антифашистов.
В специальном приказе о применении полицией оружия, изданном Герингом в феврале 1933 г., говорилось: «Полицейским чиновникам, которые при исполнении своих обязанностей пустят в ход оружие, я окажу покровительство, независимо от последствий употребления оружия. Напротив, всякий, кто проявит ложное мягкосердечие, должен ждать наказания по службе. Всякий чиновник всегда должен помнить, что непринятие мер — больший проступок, чем допущенная ошибка при их проведении»{433}.
Фашистская партийно-государственная верхушка полностью подчинила своему произволу систему судебных органов, превратив их в орудие террора против коммунистов и антифашистов.
Для рассмотрения дел «политического» характера на территории, подведомственной областному (земскому) суду, создавались «исключительные суды». Упрощенный порядок судопроизводства превращал их в оперативные органы расправы с антифашистами.
Как создавались «исключительные суды» в фашистской Германии, можно видеть на примере так называемого «народного суда», учрежденного 24 апреля 1934 г. Этот суд создавался канцлером (по представлению министра юстиции) из двух членов и трех заседателей для разбора дел о государственной измене, которые до того рассматривались имперским судом. Порядок производства дел в «народном суде», по существу, не отличался от принятого в остальных «исключительных судах».
Съезд нацистской партии, состоявшийся в 1935 г., официально провозгласил окончательный отказ от либералистского исходного пункта старого уголовного законодательства «ни одного наказания без закона» и установил принцип «наказание за каждый проступок»{434}, означавший на деле оправдание и обоснование любых варварских методов фашистской юстиции и всей системы карательных органов, направленных на уничтожение людей, не угодных гитлеровскому режиму.
Повальный террор, тотальная слежка, всеобъемлющая фашистская пропаганда превратили Германию в чудовищную казарму, а большинство немцев — в послушные существа, над которыми витал дух гитлеризма. Полиция, гестапо, ведомство Геббельса все делали для того, чтобы этот дух стал душой всего сущего в «третьем рейхе». Американский писатель Эптон Синклер, суммировав рассуждения одного из главарей фашистской Германии — Геринга, так выразил античеловеческие, антисоциальные [128] устремления нацистов: «У нас есть специалисты по всем областям знания, и они годами вырабатывали для нас способы сломить волю тех, кто становится нам поперек дороги. Мы изучили тело человека, его мозг и то, что вам угодно называть душой, мы знаем, как с ним нужно обращаться. Мы посадим его в специально сконструированную камеру, где он не сможет ни стоять, ни сидеть, ни лежать, не испытывая при этом неудобства. Яркий свет днем и ночью будет слепить ему глаза, и если он на секунду забудется сном, то его растолкает приставленный к нему сторож. В камере будет поддерживаться определенная температура — не настолько низкая, чтобы он умер от холода, но вполне подходящая, чтобы превратить его нравственно в послушный комок глины»{435}.
Дата добавления: 2016-08-07; просмотров: 420;