ТЕОРИЯ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ Т. ПАРСОНСА

Историю социологии XX в. невозможно представить без вклада Т. Парсон-са, уже при жизни считавшегося классиком социологии. Его теория представ­ляет оригинальную модель современного общества, которая вызвала неодно­значную оценку и широкую дискуссию в мировом сообществе. Америка дала миру лишь одно чисто национальное течение — символический интеракци-онизм, и только одного великого социолога — Толкотта Парсонса.

ПАРСОНС Толкогг (Parsons Talcott) (1902-1979) - выдающий­ся американский социолог, основатель структурно-функционали-стской школы, пропагандист идей М. Вебера в США. С 1927 по 1973 г. работал на социологическом факультете Гарвардского уни­верситета. Основные сочинения: The Structure ofSocial Action (1937), The Social System (1951), Structure and Process in Modern Societies (1960), Social Structure and Personality (1964), Societies (1966), Sociological Theory and Modern Society (1967), Politics and Social Structure (1969).

Родился Парсонс в г. Колорадо-Спрингс (штат Колора­до). В семье было пять детей, мать являлась суфражисткой¹⁵, а отец, конгрегационалистский священник,преподавал рели­гию, увлекался дарвинизмом и привил сыну интерес к науке¹⁶. Толкотт Пар­сонс своим происхождением лишь продолжил американскую традицию появления социологов из недр религии. Отличительной чертой ранней американской социологии является то обстоятельство, что очень многие из ее основателей были священниками либо сыновьями священников. Первые президенты Американского социологического общества Ф. Гиддингс, У. То­мас, Дж. Винсент родились в семье священников, а У. Самнер, А. Смолл, Ч. Уитерли, Дж. Гиллин и Ч. Хендерсон начинали свою карьеру в качестве священников, а затем уже стали социологами. Е. Фарис даже служил мис­сионером. Анализ биографий, проведенный в 1927 г. Л. Бернгардом и П. Бэ-кером, показал, что более 70 социологов из 260 обследованных в прошлом являлись священниками либо окончили религиозную школу, но затем не решились делать карьеру в церкви¹⁷.

Неудивительна поэтому фраза А. Смолла, высказанная им в минуты ду­шевного подъема: «Со всей серьезностью и взвешивая каждое свое слово, заявляю, что социальная наука для меня — самое священное таинство, от­крывшееся мне». Евангелическая страсть и моралистическая риторика, в тона которых окрашивались произведения ранних американских социологов, объясняются их социальным происхождением и полученным образованием. Вначале юный Толкотт заинтересовался биологией, затем экономикой, а от них перешел к социологии. Первоначально намеревался даже стать врачом. Окончив среднюю школу в Нью-Йорке, Парсонс поступил в кол­ледж. С 1924 по 1927 г. учился в знаменитой Лондонской экономической школе. В ней он готовил докторскую диссертацию на тему «Капитализм в современной немецкой литературе: В. Зомбарт и М. Вебер», защитив кото­рую, женился на Хелен Уолкер. Вернувшись в Америку, он изучал эконо­мику в Гарвардском университете, где и проработал всю жизнь. В 1931 г. он возглавил здесь факультет социологии. Жизнь Т. Парсонса была небогата внешними событиями, все свое время он посвящал академическим заняти-

Суфражистки (от англ. suffrage — избирательное право) — участницы женского движения за пре­доставление женщинам избирательных прав. Движение получило распространение во 2-й поло­вине XIX — начале XX вв.

Биографические данные см.: Miller-Shaivitz P. «Major Theorists» Palm Beach Community College. 9 Sept. 1998; Rossi I. Structural Sociology. N.Y., 1982; Talcott Parsons. Encyclopedia Americana. 1996; Talcott Parsons. The New Encyclopedia Britannica, 1996; Talcott Parsons. Int. Encyclopedia of Social Science, 1979. Coser L. American trends //A history of sociological analysis. L., 1979. P. 287.

ям — лекциям и написанию книг. Избирался председателем Американской социологической ассоциации (1949), членом других социологических уч­реждений, а в 1960-х гг. возглавлял Комитет по связям с советскими социо­логами, был уважаемым профессором, оставался очень простым в жизни и в поведении, интенсивно работающим ученым, выпускавшим книгу за кни­гой. Его научные интересы окончательно повернулись в сторону социоло­гии в начале 1930-х гг., о чем свидетельствуют его статьи — «Экономика и социология: Маршалл и образ мышления его времени» (1932), «Социоло­гические элементы в экономической теории» (1934), «Некоторые размыш­ления о природе и значении экономики» (1934), «Место основополагающих ценностей в социологической теории» (1935), «Г.М. Робертсон о Максе Вебере и его школе» (1935), «Общая аналитическая концепция Парето» (1936). Наконец, в 1937 г. выходит первый монументальный труд Парсонса «Структура социального действия». Он сразу выдвигает молодого ученого в ряды крупных социологов-теоретиков.

Центральная тема его творчества — проблема социального порядка, ко­торая волновала еще О. Конта и Э. Дюркгейма, посвятивших ее изучению значительное время. Правда, Парсонс, вполне в духе своего времени, решал задачу с позиций системного подхода. Системный метод в анализе общества позволяет изучать его в виде стабильной социальной структуры, в которой человек руководствуется жестко заданным образцом поведения, устанавли­ваемым коллективом.

Системная теория возникла в 30-е гг. XX в. под влиянием критики клас­сической физики, которую активно использовали социологи, объясняя социальную реальность с позиций биологии, считавшейся тогда, как и в начале XXI в., лидером естествознания и законодательницей научной моды. Построить социологию по аналогии с биологией пытались в первой поло­вине XX в., кажется, все американские социологи. Парсонс отдавал долж­ное научным достижениям более продвинутой, чем социология, науки, но не считал нужным во всем подражать модным поветриям. Он стремился как-то отмежевать социологию от биологии, обосновать ее самостоятельность, доказать всем, а главным образом естественникам, всегда занимавшим командные высоты в академической науке, что социология достойна не меньшего уважения. Полемике с биологами и экономистами, которые не признавали за социологией равного по статусу положения в ряду соци­альных наук, Парсонс уделил более 60% места в своем труде «Структура со­циального действия», который иногда скучно читать из-за множества час­тных деталей, событий и персоналий.

Именно под этим углом зрения, как думается, надо оценивать особен­ности, в том числе тяжеловатость стиля изложения, академическую сухость, непонятность формулировок, созданной Парсонсом теории общества. Даже специалистов подобные качества американского социолога ставят в тупик. В частности, X. Абельс сетует, что при интерпретации учения Парсонса «по­рой приходится довольно далеко отступать от оригинальной терминологии и пользоваться общепринятыми социологическими понятиями, так как некоторые места в его сочинениях написаны столь сложным языком, что вызывают затруднения даже у весьма заинтересованных читателей»¹⁸.

^IS Абельс X. Проблема социального порядка в социологии Т. Парсонса (www.soc.pu.ru).

Фетишизацией понятий и написанием крайне усложненных теоретиче­ских текстов, по мнению П. Сорокина, всегда грешили сочинения Т. Пар-сонса. Его первую работу «Структура социального действия» он назвал «817-ю засушенными страницами». Критики указывали на то, что книга на­писана абстрактным языком и очень трудна для неподготовленного чита­теля, в ней немало повторов, неясных терминов и двусмысленностей. Со­глашался с Сорокиным и другой выдающийся социолог — Р. Миллс. При­говор, вынесенный им второй книге Т. Парсонса «Социальная система» (1951), был не менее суров: она на 50% состоит из пустой болтовни, на 40% — из тривиальностей, известных по учебникам социологии, на 10% — из эм­пирически неподтверждаемых идеологических утверждений¹⁹. В своей книге «Социологическое воображение» Миллс попробовал изложить несколько страниц запутанного парсоновского текста несколькими фразами типа: «Люди действуют друг с другом и друг против друга. Каждый учитывает при этом, что другой от него ожидает». А вот как писал об этом Парсонс: «Роль есть часть общей ориентационной системы индивидуальных акторов, ко­торая организована по поводу ожиданий в отношении к конкретному кон­тексту интеракции, интегрированному с конкретным набором ценностей-стандартов, которые управляют интеракцией одного или более изменений в соответствии с дополнительными ролями». Миллс приводит в своей кни­ге и другие фрагменты из Парсонса, и везде тот предстает неисправимым схоластом и любителем эзотерических текстов²⁰.

Формально-логическим и довольно поверхностным выглядит анализ учения о социальном действии Вебера, предпринятый 35-летним Парсон-сом в гл. XVII «Макс Вебер: систематическая теория» его книги «Структу­ра социального действия» (1937)²¹. Правильно указав на принципы вебе-ровской методологии при исследовании социального действия — субъек­тивная мотивация, ориентация на других, осмысленность действия, — Парсонс старается поймать своего учителя на логических противоречиях, полагая, что два первых типа в веберовской четырехчленке, а именно целе-и ценностно-рациональное поведение, являются: а) логически неполны­ми теоретическими конструкциями; б) представляют не два разных, а одно общее явление, поскольку строго не следуют провозглашенному якобы самим Вебером разграничению между «этикой ответственности» (Ver-antwortungethik) и «этикой принципа» (Gesinnungethik). He углубляясь в детали парсоновской критики типологии социального действия Парсон­са, в чем-то несправедливой, в чем-то школярской, укажем лишь на то, что по своему логическому типу его подход очень сильно напоминает способ употребления теоремы формальной неполноты Геделя, которая использу­ется в теории множеств. Она гласит, что никакую физическую (математи­ческую, логическую) теорию нельзя доказать, используя формальный (ма­тематический или логический) аппарат, на котором построена эта теория. Иными словами, нельзя обосновать или доказать непротиворечивость теории изнутри или средствами самой этой теории. Парсонс, на наш взгляд, пытается сделать именно это: показать противоречивость учения

¹⁹ Mills C.W. The sociological imagination. N.Y., 1959. P. 49.

²⁰ Ibid. R 30-31.

Парсонс Т. О структуре социального действия: Пер. с англ. М., 2000. С. 199—204.

Вебера, используя дефиниции, терминологический язык и концептуаль­ные средства самого Вебера.

Полемика с биологами, экономистами или физиками, от которых в ко­нечном итоге зависела судьба, статус и место социологического факультета в Гарварде, возглавляемого Парсонсом, оставалась беспочвенной до тех пор, пока он не создал общую теорию социальных систем. На его научные пре­тензии коллеги возражали: а что дала миру социология? Где фундаменталь­ная теория общества? Где научное объяснение — с позиций единой теории — происходящих вокруг событий? Физики, экономисты и биологи могли себе позволить такое, но социологи — нет. Фундаментальной теории общества, четко прописанной на языке самой социологии, ни О. Конт, ни Э. Дюрк-гейм, ни М. Вебер не создали. Вебер подобное занятие вообще считал ве­ликой глупостью, поскольку верил, что общесоциологические категории типа «коллектив», «класс» или «общество» — всего лишь научные фантомы, удобные специалистам, но в реальности ничего не отражающие. Поэтому все внимание он уделил индивиду.

Дюркгейм проследил эволюцию общества от механической солидарно­сти до органической, соответствующей Новому времени, но нигде само это общество подетально не расписал. Его больше занимали проблемы научного метода и то, как надо изучать социальную реальность, но вовсе не то, что

она собой представляет. О Конте и го­ворить нечего. Он придумал имя но­вой науке, указал на характерные чер­ты той методологии, которая должна лежать в ее основании, но большего от него требовать и нельзя. В начале XIX в., когда никакой науки об обще­стве и в помине не было, его достиже­ния следует квалифицировать скорее как научный подвиг. Правда, то, что Конт выдавал под именем социологии, как он себе мыслил эту самую на­уку, впору назвать социальной философией, нежели конкретной наукой о повседневной реальности людей. Созданная им концепция трех стадий развития человеческого общества, схоластичная и претенциозная, никакого отношения к социологии — в нынешнем ее понимании — не имеет.

Таким образом, социологическое сообщество, как бы не сговариваясь, переложило задачу на Парсонса. Осталось неизвестным, чувствовал он или нет ту историческую миссию, которая была возложена на него. Но хорошо известно, что к ее решению он подошел со всей основательностью, прису­щей представителям университетской науки в США, и с подобающей скру­пулезностью, которую он перенял у основательных и педантичных немцев. Соединение двух научных традиций, европейской и американской, произо­шедшее как нельзя кстати, предоставляло Парсонсу уникальный шанс на­конец-то добиться желаемого и поставить социологию на твердый фунда­мент большой теории. Но насколько успешно справился с задачей Парсонс? У системного подхода есть свои преимущества и недостатки. Плюсом надо считать стремление всесторонне охватить любое явление, соединив в одно целое данные и теории из разных наук. При механическом нагромож­дении заимствований единого целого никогда не возникло бы. «Системши-

ки», как их еще именуют на научном сленге, претендуют на так называемый холистский подход, согласно которому целое всегда больше суммы частей. Но целое только тогда превосходит механическую совокупность частей, когда найдена его внутренняя структура и выявлено то, как эта самая струк­тура увязывает свои части в качественно новую общность. И здесь на помощь приходит представление о функции. Функция в социологии — роль, кото­рую выполняет определенный социальный институт или процесс по отно­шению к целому (напр., функция государства, семьи и т.д. в обществе).

Объединяя структуру и функцию, получаем структурно-функциональ­ный подход, автором которого как раз и признан Парсонс. Он сформиро­вался в период теоретического безвременья, которое образовалось между уходом с исторической сцены классической социологии и рождением со­временной социологии. Приблизительно его можно обозначить 30-летием между 1920 и 1950 г. Закончилось время Спенсера, Маркса, Дюркгейма, Тенниса, Зиммеля и Вебера, а новые звезды на теоретическом небосклоне социологии еще не появились. Символический интеракционизм Дж. Мида

и Ч. Кули нельзя было считать последователем социологической теории. Во-первых, это был микроподход, объясняющий индивида и социальное вза­имодействие, но упускающий из виду социальные институты. Во-вторых, он не являлся чисто социологическим феноменом, поскольку с равным ус­пехом его можно отнести и к социальной психологии. Речь идет не об эм­пирических исследованиях, решении социальных проблем практического толка или о межличностных отношениях, а именно о социологической те­ории. Всем этим с успехом занималась Чикагская школа (1920—1950), ко­торая и заполнила эмпирический пробел. Не хватало фундаментальной со­циологической теории, органично соединяющей глобальные и локальные, социетальные и межличностные процессы. Эту миссию и взял на себя

Т. Парсонс. Таким образом, его структурный функционализм послужил те­оретическим мостом между социологической классикой и социологической современностью. В первой же упомянутой выше крупной работе Парсонс посвятил немало внимания обстоятельному анализу взглядов Вебера²², Спенсера, Дюркгейма, Тенниса и Зиммеля, тем самым протянув между дву­мя периодами развития мировой социологии еще и концептуальную связь. Возникший в начале 1930-х гг., структурный функционализм доминиро­вал на Американском континенте вплоть до конца 1950-х гг. За эти годы несколько поколений американских социологов сформировались как ис­тинные последователи структурного функционализма. Согласно новой идейной моде социология занимается изучением функций, выполняемых социальными институтами, и соци­альными действиями индивидов, ко­торые занимают определенное место в социальной структуре общества (ста­тусы) и исполняют предписанные общественными нормами и ценностями социальные роли. Статика и динамика, социальная система и социальная структура в функционализме тесно связаны между собой.

Структурный функционализм, рассматривая общество, делает акцент на том, что любая система стремится к равновесию, поскольку ей присуще согласие элементов; она всегда воздействует на отклонения так, чтобы скор­ректировать их и вернуться в равновесное состояние. Любые дисфункции преодолеваются системой, а каждый элемент вкладывает нечто в поддержа­ние ее устойчивости.

Попытки создать нечто похожее предпринимались и раньше, но все они были половинчатыми. Так, Э. Дюркгейм явился автором функционально­го подхода. У него все, грубо говоря, взаимосвязано между собой, но вокруг чего социальные связи формируются, неясно. Образно выражаясь, осталось загадкой главное — на каком скелете нарастает социальное мясо. Нет глав­ного — самой структуры.

Скелетом общества, и Парсонс об этом догадался каким-то шестым чув­ством, должно быть нечто неподвижное, незыблемое. Тогда все встанет на свои места: подвижные функции вокруг неподвижной структуры. В этом есть известная логика. Особенно если скелет и мясо общества выразить на языке социологических понятий, поскольку биологическое представление о них уже существовало.

Наилучшим кандидатом на роль неподвижного скелета выступает сис­тема социальных норм и статусов. Подобно кристаллической решетке, они образуют структурную основу общества. Парсонс так и поступил. Норматив­ный порядок — вот правильное социологическое наименование структуры общества. В этом понятии соединились два ключевых элемента: социальный порядок, загадку которого Парсонс взялся разрешить в самом начале карь­еры, и социальные нормы, которые, как это всем известно еще из курса го­сударства и права, выражают неизменные правила, которыми руководству-

²² Кстати сказать, именно благодаря опубликованию книги Парсонса The Structure of Social Action американцы познакомились с социологией Макса Вебера, которого прежде они практически не знали.

ются большие массы людей в силу приданного им, нормам, легитимного статуса. Норма (от лат. norma — руководящее начало, правило, образец) — это также: 1) узаконенное установление, признанный обязательным поря­док; 2) установленная мера, средняя величина чего-нибудь (например, нор­ма выработки).

У Парсонса структура стала движущимся единством неподвижных эле­ментов, т.е. упорядоченностью взаимодействующих элементов. Хотя мож­но сказать и по-другому — неподвиж­ным единством находящихся в посто­янном движении элементов, если под этим понимать социальные действия. Как ни поворачивай, но речь идет о совмещении несовместимого. И в этом кроется удивительная эвристич-ность его подхода к обществу.

Если структура — единство несо­единимого, то, может быть, чтобы из­бежать логического противоречия, ее именовать иначе, скажем, системой? В методологии Парсонса оба поня­тия — структура и система — являются эквивалентными. Они с разных сто­рон отражают одно и то же, а именно человеческое общество, которое од­новременно можно назвать жесткой структурой и гибкой системой. Одна­ко у системы перед структурой есть несомненное преимущество. Только система коренным образом отличается от простого множества элементов. О структуре подобного не скажешь, хотя у нее есть свои достоинства.

По мнению X. Абельса²³, под системой понимается целостность элемен­тов, обладающая следующими признаками: структурированной связью эле­ментов между собой, целенаправленностью системы, интегрированностью элементов в единое целое, длительностью существования, стабильностью и равновесием, отграниченностью от окружающей среды, с которой систе­ма может вступать в регулярные отношения. Он считает, что исходной по­сылкой системной теории Парсонса выступает философско-антропологи-ческое положение о том, что образование систем является общечеловече­ским способом решения любых проблем. Отсюда следует, что социальное действие также является системой. В связи с этим понятие социального дей­ствия {action) используется в ней в очень абстрактном смысле. Под соци­альным действием понимаются любые социальные отношения, любые со­бытия и процессы во всем обществе.

Действительно, система — это всего лишь упорядоченность относящихся к ней явлений и процессов. Не важно, каких — природных или культурных, объектов, действий или процессов. В таком случае термин «система» при­ложим и к человеческому действию, и к совокупности больших социальных групп, входящих в социальную структуру общества. Если природные сис­темы возникают естественным образом, то социальные, через которые осу­ществляется взаимодействие человека с природой и связь людей между со­бой, представляют собой системы особого рода — они являются специфи­чески человеческой формой решения проблем.

Абельс X. Проблема социального порядка в социологии Т. Парсонса (www.soc.pu.ru).

Человек упорядочивает свой мир, приобретает знания и опыт, обобщает их с помощью символических средств. Иначе говоря, он систематизирует социальную реальность, создает социальные институты, которые облегча­ют его жизнь. В результате оказывается, что наш мир является упорядочен­ным, а порядок, в свою очередь, является результатом систематизации, ко­торую человек осуществил с помощью своих действий. Цикл социального бытия замыкается: социальное действие начинает его, ибо человек начинает обустройство окружающего мира с этого действия, а упорядочив свое бы­тие, т.е. создав социальные институты, культуру, социальную структуру об­щества, человек создает этим самым порядком благоприятные условия для разворачивания социального действия во всех сферах общества. Каждый элемент общества или событие понимаются Парсонсом как часть общей системы социального действия {general action system). Социальное действие пронизало собой все, что только можно.

Принимая решение, человек по существу наводит порядок в окружаю­щем мире и разрозненные факты сводит в систему, т.е. систематизирует дан­ные. Он систематизирует социальную реальность, создает социальные ин­ституты, которые облегчают его жизнь. В результате оказывается, что наш мир является упорядоченным, а порядок, в свою очередь, является ре­зультатом систематизации, которую человек осуществил с помощью своих действий. Таким образом, мышление человека по природе системно, равно как и окружающий мир. Кстати сказать, и само общество, по большому счету, есть продукт его мыслительной деятельности. Неудивительно, что Парсонс находит системы на каждом шагу. Для него социальное действие, личность, общество, принятие решений и многое другое суть социальные системы. И везде целое больше суммы своих частей.

Парсонса можно даже заподозрить в некоем пансистематизме, т.е. пре­увеличении роли системности в окружающем мире. Практическая жизнь является непрерывным процессом социальной систематизации. Повседнев­ные действия, воспитание и социализация — тоже кирпичики всеобщей системы и внутри себя тоже суть маленькие системки.

Иногда создается впечатление, хотя оно может быть вполне ошибочным, будто Парсонс никогда не учился в Германии (в знаменитом на весь мир университете Гейдельберга), не штудировал трудов М. Вебера, не был его учеником и вообще, что историки зря называют американского социолога главным хранителем и пропагандистом творчества великого немца. Поче­му? Да потому что теоретико-методологические принципы Вебера и Пар­сонса не то что разные, но практически противоположные. Вебера с пол­ным правом причисляют к социологическому номинализму, а Парсонса с не меньшими основаниями можно включить в стан социологических реа­листов. Согласно Веберу, исходным пунктом социологического анализа является индивид, для Парсонса главным при построении теории соци­альных систем выступало общество.

Веберовскую методологию и его философские принципы познания при­нято квалифицировать еще и как неокантианство, к которому Парсонс не

имеет никакого касательства. В своих ранних методологических эссе Вебер отрицал, что: 1) социология способна открывать универсальные законы че­ловеческого поведения, сравнимые с законами естественных наук; 2) социо­логия, собрав эмпирические данные, может с их помощью подтвердить тот, казалось бы, неоспоримый для большинства социологов, особенно француз­ских, факт, будто конкретные общества и человеческое общество в целом претерпевает эволюционный прогресс; 3) социология вправе выносить какие-либо оценки или моральное оправдание любому из существующих порядков или социальных устройств (обществ); 4) социология вправе оперировать кол­лективными понятиями типа «государство» или «рабочий класс», если их нельзя конституировать с позиций индивидуального действия.

Вебер был против того, чтобы социологи изучали такие «метафизические универсалии», как «общество», «народ» или «государство». Они суть лишь метафоры, в этих «тотальностях» теряется конкретный индивид либо он рассматривается как пассивный элемент, винтик, клеточка. А ведь каждый индивид обладает сознанием и рациональным поведением. Стало быть, любой общественный институт (государство, производство, право, семья), как и общество в целом, надо рассматривать как бы с точки зрения интере­сов индивидов. Иными словами, в этих обобщающих абстракциях, отобра­жающих совместные поведения людей, будь то государство или право, надо искать то, что имеет значение для индивида, осмысленно для него, значи­мо. Только то, что ценится им как влияющее на поведение индивида, то и реально с социологической точки зрения. Социолог призван понять смысл поступков человека, но мерить их не на свой аршин, не подгонять их под свои рубрики и классификации. Ученый должен выяснить, какой смысл придает своим поступкам сам человек, какую цель и значение вкладывает в них, какими мотивами и стимулами движим. Вебер приглашает социоло­гов избавиться от метафизических сущностей и не исходить как из своих предпосылок из общества вообще, государства, классов. Это шаг навстречу естественно-научному методу.

У Вебера вроде бы все понятно: индивид — единственная реальность, с которой только и могут иметь дело социологи, а общество — теоретическая конструкция, необходимая социологу для того, чтобы еще лучше и более глу­боко понять социальные действия индивида. Иными словами, общество — та рамка, в которую обрамлено многообразие человеческого поведения.

Но у Парсонса картина совсем иная. В первую очередь его интересует социальная система. Если ее повернуть одной стороной, то получим обще­ство с соответствующей атрибутикой, например, в виде социальной струк­туры, а если другой стороной, то получим отдельного индивида. Причем индивид почему-то у нас раздваивается. Один модус его существования в этом мире — физический организм с биологическими потребностями и материальными интересами, другой модус — символическое бытие, задава­емое социальными ролями, смыслами и значениями, культурными норма­ми, традициями и обычаями, наконец, социальными статусами.

В статье с весьма характерным названием «Понятие общества: компонен­ты и их взаимоотношения»²⁴ речь идет и о социальном действиие. Заметим,

Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // Американская социологи­ческая мысль. М., 1996. С. 494-526.

статья посвящена обществу, а не индивиду. Индивид здесь присутствует в роли статиста, ибо входит в число его компонентов. Так вот в этом произ­ведении автор с первых же строк заявляет о своей методологической пози­ции, которую мы охарактеризовали выше, а именно: «Общество является особым видом социальной системы». Это значит, что основным интересом всей жизни Парсонса служило изучение во всех ее подробностях социаль­ной системы. Она — загадка всех загадок и разрешение всех проблем соци­ологии. Вебер никогда бы так не сказал.

А дальше следует фраза, которую Парсонс не должен был бы произно­сить вовсе: «Мы рассматриваем социальную систему как одну из первичных подсистем системы человеческого действия наряду с такими подсистема­ми, как организм, личность индивида и культурная система»²⁵. О чем здесь идет речь, если оставаться на позициях здравой логики? Во-первых, систе­ма человеческого действия выступает более общей категорией, чем соци­альная система и общество. Во-вторых, социальная система ставится в один ряд с такими вещами, как организм, личность индивида и культурная сис­тема. Оба вывода крайне противоречивы. Во-первых, социальная система не может служить подвидом системы человеческого поведения, так как последняя обладает более конкретным содержанием и класс эмпирических референтов, охватываемых данным понятием, более узок, нежели класс референтов, включаемых в категорию «социальная система». Стало быть, социальная система не может выступать элементом логического класса «си­стема человеческого действия». Во-вторых, организм, личность индивида и культурная система слишком разнородные элементы для того, чтобы об­разовывать один логический ряд, т.е. общую содержательную группу. Орга­низм принадлежит биологическому миру, а личность — социокультурному. Кроме того, личность и культурная система не равны по своему логическо­му объему, так как второе понятие является более общим, чем первое. Сле­довательно, они не образуют логического ряда, как на то намекает Парсонс, употребляя слово «наряду», т.е. стоящие в одном ряду.

В подзаголовке статьи «Общая концептуальная схема действия» автор пускается в пространные объяснения о том, что такое человеческое действие и как оно соотносится с другими социологическими категориями. «Действие образуется структурами и процессами, посредством которых люди форми­руют осмысленные намерения и более или менее успешно их реализуют в конкретных ситуациях. Слово "осмысленный" предполагает, что представ­ления и референции осуществляются на символическом, культурном уров­не. Намерения и их осуществления в своей совокупности предполагают способность системы действия — индивидуального или коллективного — модифицировать свое отношение к ситуации или окружению в желатель­ном направлении»²⁶.

Внимательно вчитаемся в слова Парсонса. Оказывается, свои намерения, которые люди реализуют в конкретных ситуациях, они формируют не сво­ими целями, замыслами, потребностями или мотивами, а мифическими структурами и процессами. Они служат средством, при помощи которого

²⁵ Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // Американская социологи­
ческая мысль. М, 1996. С. 494.

²⁶ Там же.

люди реализуют свои осмысленные намерения. Слово «осмысленный», предлагаемое Парсонсом, весьма туманно, означает лишь одно: это ключик, при помощи которого открывается дверь совсем в иной мир — символиче­ских значений и невидимых сущностей. Забудьте о биологическом организ­ме, думайте только о символическом, или культурном, уровне, на котором

только и разыгрывается социологи­ческое действо. Вы взяли молоток и забили им гвоздь, затратив какие-либо физические усилия, переместив вещи из одной части пространства в другую, ушибли при этом свой палец, выруга­лись, устали от тупого мероприятия и закурили. Ничего этого для социоло­га не существует. Все перемещения, с точки зрения истинной социологии, совершаются не в реальном, а в символическом пространстве — простран­стве намерений, смыслов, структур и значений. В таком пространстве кол­лектив и индивид уравнены. Они — лишь разновидности системы действия. Дальше следует вполне ожидаемое теоретическое разъяснение. Парсонс говорит: «Мы предпочитаем использовать термин "действие", а не "пове­дение", поскольку нас интересуют не физическая событийность поведения сама по себе, но его образец, смыслосодержащие продукты действия (фи­зические, культурные и др.), от простых орудий до произведений искусст­ва, а также механизмы и процессы, контролирующие этот образец»²⁷. Ожи­даемым разъяснение является лишь по форме, т.е. с точки зрения расшиф­ровки исходных понятий, но не по содержанию, которое оказалось для них совершенно неожиданным. Мы привыкли считать поведение человека бо­лее крупным и интересным явлением, связанным с совокупностью дей­ствий, подчиненным какому-то общему смыслу, характеру или темперамен­ту человека, выражающих его образ жизни и стиль мышления. К примеру, авторитарное поведение руководителя в первичном коллективе предпола­гает определенный стиль отдачи распоряжений, наплевательское отноше­ние к личности и советам подчиненных, высокомерный взгляд и т.п. В та­ком поведении каждое отдельное действие — всего лишь элемент, который вне целого не имеет никакого смысла. Стоит нам выдернуть из общего ав­торитарного контекста такое действие, скажем, как пренебрежительное похлопывание по плечу, которое неожиданно подглядел в курилке Госдумы социолог, как его интерпретация становится проблематичной. Что оно оз­начает, о чем свидетельствует? Оно может служить штрихом к портрету ав­торитарной личности, а может выступать знаком дружеского расположения к собеседнику. А может быть, это жест невоспитанного человека, который употребляет его ко всякому встречному-поперечному? Возможны и другие версии. И все это сказано об одном герое — выхваченном из контекста дей­ствии. Причем заметим, что оно целиком и полностью относится к разряду социального действия, хотя и осуществляется в физической форме: надо поднять руку, прицелиться, найти плечо собеседника, опустить руку на его

Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // Американская социологи­ческая мысль. М., 1996. С. 494.

плечо, причем не очень сильно, и т.п. Но смысл его социокультурный, фи­зический субстрат здесь случаен. Социокультурный смысл важнее все­го, он главный — выразить собеседнику свое покровительственное отноше­ние. Тот же самый смысл можно было выразить и с помощью иных физи­ческих действий, например, посмотрев на собеседника сверху вниз, окинув его пренебрежительным взглядом, выразив словами возможность опеки над ним и др. Отсюда вывод: физический субстрат случаен, а социокультурный смысл — необходим. Смысл — главное, а субстрат — дополнительное.

Вот какова анатомия социального действия. А точнее сказать, социаль­ного поведения как цепочки отдельных действий (актов), связанных общим смыслом и подчиненных единой логике. Вне этого смысла и вне этой логи­ки отдельные действия могут ничего не значить. Они вообще непонятны вне целого. Но не только смысл и логика выступают цементом, связывающим разрозненные звенья в крепкую цепь поведения. Подобную функцию спо­собны выполнять также цели: «1) действие есть всегда процесс, который

рассматривается преимущественно в терминах его связи с целями и назы­вается по-разному: "осуществление", "реализация" и "достижение"; 2) на­личие некоторой сферы выбора, до­ступной актору, в отношении как це­лей, так и средств, в сочетании с поня­тием нормативной ориентации, а также предполагает возможность "ошибки", неудачи в достижении цели или "неправильного" выбора средств; 3) данная схема субъективна, а именно: она имеет дело с явления­ми, с предметами и событиями, как они представляются тому актору, дей­ствие которого анализируется и подвергается рассмотрению»²⁸.

Таков смысл слов «поведение» и «действие» для русского человека. А мо­жет быть, не только для русского. В английском языке аналогом русскому слову «действие» выступают два термина: action и operation, а слову «пове­дение» — два других, а именно conduct и behaviour. С термином behaviour у Парсонса давняя вражда, ибо от него происходит понятие «бихевиоризм», олицетворяющее психологизацию социальных действий, а часто и еще хуже — их биологизацию. Бихевиоризм привнес в социальные науки край­не упрощенную модель человеческого поведения, называемую «стимул — реакция». В ней присутствуют только рефлексы и реакции, физические дей­ствия, перемещения и нервные возбуждения. Никакому символическому смыслу здесь места нет потому, что он ненаблюдаем и никакими прибора­ми нерегистрируем. Социологу, никогда с приборами не имевшему дела и проводов к голове испытуемого никогда не прикреплявшего, не понятен язык и стиль рассуждений бихевиориста. И Парсонсу здесь делать нечего. Долгие годы он активно боролся с биологами, пытавшимися свести соци­альное действие к наблюдаемым реакциям организма, вовсе не для того, чтобы в своей социологии вознести на пьедестал категорию поведения. Но

²⁸ Парсонс Т. Структура социального действия // О структуре социального действия. М., 2000. С. 99.

такова американская традиция — утилитарного, позитивистского и край­не упрощенного подхода к пониманию поведения.

В России же, главным образом благодаря советскому культурному насле­дию, сложилась иная интерпретация поведения и деятельности. Она гораздо более философская и фундаментальная. В Большой советской энциклопе­дии деятельность трактуется как специфически человеческая форма актив­ного отношения к окружающему миру, содержание которой составляет его целесообразное изменение и преобразование, а в современных российских

Авторитарная личность — это не только некоторые условности, но и элемент «дурного воспитания»

словарях, попытавшихся снять метафизический налет марксистской фило­софии, — ненамного проще: процесс, выражающийся в целесообразном изменении и преобразовании человеком мира и сознания, включающий цель, средства и результат. Поведение в той же энциклопедии расшифро­вывается как система взаимосвязанных действий, осуществляемых субъек­том с целью реализации определенной функции и требующих его взаимо­действия со средой. В современных словарях поведение понимается как совокупность действий и поступков индивида. В поведении проявляются личность человека, особенности его характера, темперамента, его потреб­ности, вкусы; обнаруживаются его отношения к предметам. Сравним с би­хевиоризмом. Здесь поведение — совокупность двигательных и сводимых к ним вербальных ответов (реакций) живых существ на воздействия (сти­мулы) внешней среды. Как говорится, почувствуйте разницу.

Итак, американцы и русские вкладывают в одни и те же слова разный смысл, употребление которых в разговоре — устном или письменном — может вызвать непонимание собеседника, искажение вкладываемого им в те же самые слова смысла. Разумеется, на русский язык social action правиль­нее было бы переводить не как социальное действие, а как социальное по­ведение. Но когда-то, возможно в 1960-е гг., когда первое поколение совет­ских социологов осваивало азы западной социологии, оно переводило не смысл английских слов с оглядкой на отечественную интеллектуальную тра­дицию, а делало кальку. Так и пошло: social action — не социальное поведе­ние, а социальное действие.

Ну, а что Парсонс? А он говорит то, что мы и ожидали услышать, а имен­но: «Человеческое действие является "культурным" постольку, поскольку

7ЭЭ

смыслы и намерения действий выражаются в терминах символических си­стем (включая коды, посредством которых они реализуются в соответству­ющих образцах), связанных главным образом с языком как общей принад­лежностью человеческих обществ»²⁹.

Иными словами, жест приветствия — это одновременно культурное и социальное действие, поскольку оно встроено в определенную символиче­скую систему, а именно традицию приветствия двух человек, впервые уви­девших друг друга и значимых друг для друга. Он существует у всех наро­дов, но репрезентируется разными символическими действиями — от по-тирания носами до рукопожатия. Участники научной конференции — значимые друг для друга индивиды, ибо им вместе сидеть на секции, а про­хожие на улице — незначимые. Да и то на большой конференции далеко не все здороваются друг с другом, ибо большая масса людей производит эффект посторонних людей, незнакомых друг с другом. Совокупность обычаев,

связанных с приветствием, существу­ющие при этом писаные и неписаные правила поведения, зафиксированные в общенаучной, отраслевой или ху­ дожественной литературе, кинофиль­мы, демонстрирующие подобные дей­ствия, множество повседневных акций приветствия, демонстрируемые на­селением страны и передаваемые от взрослых к детям путем семейного и школьного обучения, составляют ту самую символическую систему, в кон­тексте которой только и прочитывается смысл конкретного действия — мужчина и женщина крепко сцепились руками и какое-то время не отпус­кают друг друга, при этом улыбаясь изо всех сил. Возможно, инопланетя­нину, незнакомому с нашей культурой, подобное действие показалось бы более чем странным.

Итак, социальное действие — всего лишь штрих символической подси­стемы общества. Только в ней он приобретает смысл и только в ней он су­ществует как социокультурное мероприятие. Вынув действие из этой сис­темы, мы убиваем его.

Определенным проявлением абстрактного методологизма у Парсонса служит его учение о типовых переменных действия {patterns variables of action) — специальном наборе парных, дихотомических понятий, исполь­зуемых для анализа структуры действия. К ним относятся пять видов базо­вых ценностных ориентации, помогающих социологу разобраться в том, как ведет себя реальный человек, попавший в ситуацию, требующую свободного выбора. Концептуальные пары понятий построены по дихотомическому принципу «или-или» и характеризуют возможность альтернативы между: 1) подчинением индивида общему правилу или отказу от них и следованию своему внутреннему голосу («универсализм — партикуляризм»); 2) ориен­тацией на достигаемый статус других людей (профессия, партийность) или на предписанный (биологически заданный) статус, а именно пол, возраст («достигнутое — предопределенное»); 3) стремлением к удовлетворению сиюминутных потребностей и отказом от них ради стратегических целей

²⁹ Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // Американская социологи­ческая мысль. М., 1996. С. 494.

(«эффективность — нейтральность»); 4) специфическими и общими харак­теристиками ситуации в качестве объекта ориентации индивида («специ­фичность — диффузность»); 5) эгоистическими и альтруистическими дей­ствиями («ориентация на себя — ориентация на коллектив»).

Перечисленные альтернативы анализируются Парсонсом на четырех уровнях: для субъекта действия они предстают как различные варианты действия, на уровне личности — как потребности-установки, на уровне социальной системы раскрываются в форме ролевых ожиданий, а в куль­турной сфере — как нормативный образец (ценность).

Возможно, обвинять Парсонса в методологическом абстракционизме было бы не совсем верно, хотя для подобных обвинений он предоставил достаточно оснований. Наряду с расширительным пониманием социально­го действия у Парсонса имеется понятие действия в узком смысле, к кото­рому относятся конкретные действия людей, в том числе и социальное вза­имодействие. Когда в его сочинениях речь идет о том, что действия «эмпи­рически неразложимы», а выступают в виде «конъюнктуры», то под «конъюнктурами» понимается «система действия» в широком смысле сло­ва, т.е. общая система социального действия с ее подсистемами³⁰.

Описав то общее, частью чего выступает социальное действие, Парсонс вскоре вспоминает и о том, кто выступает субъектом этого действия, а имен­но об индивиде: «В определенном смысле всякое действие является действи­ем индивидов. В то же время и организм, и культурная система включают в себя существенные элементы, которые не могут быть исследованы на ин­дивидуальном уровне»³¹. В том-то все и дело, что человек, совершивший какое-либо действие, является его обладателем лишь отчасти. В другой своей части оно принадлежит обществу. Ведь это оно научило его обращаться к другим людям через рукопожатие, а не с молотком в руках. Да и сам инди­вид не претендует на такого рода собственность. Только что произведенное действие часто ему особенно и не нужно. Поздоровался он с начальником вовсе не от души, а потому что так принято, да и не поздороваться было нельзя: запомнит — потом отомстит. Символическое приветствие действи­тельно оказалось чисто символическим, т.е. формальным, холодным. Оно вовсе не принадлежит поздоровавшемуся. Он как бы участвует в обязатель­ном общественном ритуале, в котором задействовано все население, а он, как его часть, должен поступать как все. Над его общеобязательным пове­дением, таким стандартным и универсальным, уравнивающим всех людей, потрудился процесс социализации.

Над унификацией индивида потрудилось не только общество и его об­разовательные институты, но и сама природа. Парсонс в связи с этим заме­чает, что анатомия отдельного организма представляет собой некий видо­вой тип, сочетающий в каждом человеке типичные черты, унаследованные генетически и отшлифованные окружающей средой и культурой. Исходную основу действия (американский социолог почему-то называет ее не исход­ной, а органической, хотя такой термин в этом контексте весьма двусмыс­ленный) составляют «общие свойства больших человеческих групп», но

³⁰ Абельс X. Проблема социального порядка в социологии Т. Парсонса (www.soc.pu.ru). ¹ Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // Американская социологи­ческая мысль. М., 1996. С. 494.

никак не индивидуальные различия. Причем и эти общие свойства отчуж-дены от конкретных носителей — людей. В самом деле, что усваивает чело­век в процессе социализации? «Главные культурные образцы» (сейчас вме­сто этого, уже устаревшего, термина говорят об артефактах), которые созда­ются многими поколениями людей, отражают характер и культуру нации и «никогда не являются принадлежностью одного или нескольких индиви­дов». Правила поведения, речевой этикет или научные теории — плод кол­лективного труда, которыми лично никто не владеет и которые каждый человек может усвоить в процессе обучения. Разумеется, у всех или боль­шинства культурных артефактов есть свои авторы. Но что может поделать с ними отдельный человечишка? Разве что внести «побочное творческое (со­зидательное или разрушительное) изменение».

Итак, индивид со всех сторон, подобно волку в загоне, окружен общими нормами, стандартами, образцами и системами. Он вроде и не принадлежит сам себе. У него, как у солдата в армии, все чужое. Можно сказать, что чело­век — лишь индивидуальная матрица общепринятых норм и правил. Умрет он, и никто о нем не вспомнит. Появят­ся другие винтики в общественном ме­ханизме, которые будут представлять собой точно такой же унифицирован­ный социальный материал. А выдаю­щиеся личности, поправшие обще­ственные нормы, способные перекра­ивать историческую карту и низвергать в прах общественные системы? О них Т. Парсонс и не вспоминает. Они не нужны социологу, ибо мешают ему раз­глядеть общий порядок вещей.

Человек для Парсонса вовсе не человек в общепринятом смысле — со своими заботами, неприготовленным завтраком, незаплаченными налога­ми, пропахший потом и не умеющий выражаться литературным языком, — а некий голиаф, гигантский образ абстрактного воплощения общечелове­ческих черт. А как еще его мыслить, если четырьмя подсистемами челове­ческого действия Парсонс называет организм, личность, социальную и культурную системы. Куда все это поместится у обычного, ростом 1,76 м, весом до 90 кг и хромающего на одну ногу, человека? Вот почему личность для Парсонса образует всего лишь «аналитически независимую систему». Аналитической системе под силу вместить в себя то, что не помещается в нормального индивида.

Читая Парсонса, никогда нельзя расслабляться. Кажется, разобрались в соподчиненности систем: система человеческого действия — это целое, а организм, личность, социальная и культурная система — четыре ее части. Но нет, «каждая из трех других систем действия (культура, личность, пове­денческий организм) составляет часть окружающей среды или, можно ска­зать, окружающую среду социальной системы»³². Изобразим графически обе ситуации и сравним результат (рис. 35 и 36).

³² Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // Американская социологи­ческая мысль. М., 1996. С. 497.