Отношение буддизма к свободе

Посмотрим же, как понимается обычным человеком свобода. Каждый, проповедует западный мир, рождается свободным и имеет неотъемлемое право на свободу. А под свободой этой понимается, конечно, свобода выбора: выбора политической партии и политика, автомобиля, ресторана, профессии, отдыха, партнёра… то есть, в конечном итоге, свобода того же потребления.

Увы, этому представлению далеко до истины. Прежде всего, каждый человек не только не рождается свободным (ведь нет числа ограничений для ребёнка), но и во взрослом возрасте не пребывает свободным.

Любая свобода предполагает, что тяжесть любого решения человек понесёт самостоятельно, так как само это решение, безусловно, изменит его жизнь. Свобода в этом смысле подобна рулю автомобиля, слишком резко повернув который, мы рискуем в любой момент оказаться на обочине или вообще проститься с жизнью.

Такой свободы у современного человека практически нет, просто потому, что решения, которые ему оставлены, все настолько безобидны по последствиям, что серьёзно изменить его жизнь никак не могут.

Выбор той или другой марки автомобиля не способен изменить жизнь фундаментально, как реклама ни пытается уверить нас в противном. Так же не способен качественно изменить жизнь выбор женщины с тем или иным цветом глаз или волос, если мышление этих женщин одинаково (а единообразное светское воспитание и единство философии потребления делают его одинаковым), выбор того или иного учебного заведения (в усреднённом единым стандартом мире различия между ними сходят на нет). Ещё некоторая свобода остаётся человеку в выборе профессии, но ведь и профессии усредняются: по качеству труда, по нормам работы и взаимоотношений с работодателем. Раньше парикмахеры и слыхом не слыхивали о «портфолио», а теперь послушно готовят своё «портфолио» и резюме при смене парикмахерской. Раньше педагоги высших учебных заведений и подумать не могли, что качество их работы будет оцениваться «рейтингом», а теперь соревнуются за рейтинговые баллы, подобно менеджерам или клеркам крупной корпорации. Да и в рамках профессии человек всё менее может принять решение, значительно изменяющее мир, способное быть тяжёлым по последствиям, а значит, свободное, ведь эгоизм потребления требует повышения качества жизни, бóльшей надёжности, бóльшей безопасности, бóльшего комфорта, а значит, бóльшей регламентации всех процедур и действий трудящегося. В технологически организованном мире архитектор не может создать авторский проект: тот будет слишком дорог и невыгоден. Врач, ограниченный новейшими технологиями, кругом конкретных медикаментов, правилами и нормами работы, догмами собственного образования, не имеет права предложить никакого «народного» способа излечения. Политик, связанный по рукам и ногам «глобальной экономикой», не может измыслить никакого смелого закона. Учителю на уроке не остаётся места и времени для педагогических экспериментов, для собственных небанальных мыслей и заявлений, если оценка качества образования (и качества работы учителя) происходит единообразными тестами, регистрирующими лишь наличие в памяти учащегося голых фактов и ничего больше.

Некоторая свобода остаётся ещё в выборе религии… но ведь подлинная религия не относится к миру потребления, выпадает из этого мира, не потакает активному эгоизму, а потому перестаёт быть современному человеку интересна. А постольку, поскольку она, религия, эгоизму потакает и в общество потребления вписывается, она тоже становится вполне предсказуемой, не предлагая принципиально разных вариантов: не так важно, в какой церкви «заказать» венчание или отпевание, если «тарифы» (размер «добровольных пожертвований») примерно одинаковы, а чувств у певчих, поющих за деньги, одинаково мало.

Вот это и есть проблема современного человека: выбор без выбора, иллюзия свободы. Возможность выбрать между Гитлером, Сталиным и Муссолини, если бы все трое выставили на выборах свои кандидатуры, является истинно демократической, и такие выборы человек современности посчитает свободными, но разве выбор из трёх тиранов – свобода? Разве свободой может быть назван выбор любимого исполнителя, если вся современная музыка одинаково плоха и одуряюще однообразна? Неважен выбор психотерапевта, если все они работают по одним шаблонам, неважен выбор фасона одежды, если вся она – синтетическая, неважен выбор пищи, если любой продукт насыщен консервантами или выращен насильственно, вопреки естественным, природным условиям. А такой жалкий, иллюзорный выбор и есть следствие свободы эгоизма, свободы потакания своим желаниям наслаждения. Ведь, следуя только этим желаниям, нельзя ни создать великого произведения искусства, ни умудрить себя для восприятия высоких религиозных истин, ни измыслить новый принцип общественного блага.

Парадокс в том, учит буддизм, что настоящая свобода начинается с несвободы, с самостоятельного решения положить своей свободе пределы, с самоограничения. Благословенный Будда, человек, достигший величайшей свободы (даже в обыденном, вульгарном смысле, ибо Он мог совершать чудеса, мог бы, если бы на то была воля Ананды, вдвое продлить срок Своей жизни, мог Своим взглядом пронизать пространство и время), пришёл к ней через величайшую несвободу, через аскезу столь строгую, что по сравнению с ней условия жизни заключённого показались бы райским комфортом. Свободной волей духовный делатель решает ограничить свою низшую свободу потакания сексуальным желаниям, зову желудка или зову воспалённой гордости. С этого начинает и буддист-монах, и мирянин-практик. Для человека не благо быть свободным в пороке, и не стыдно такую свободу добровольно отбросить. (Конечно, насильственное обращение к добродетели буддизм осуждает: в таком насильственном обращении нет никакой заслуги человека, оно не только бесплодно, но и вредно.) Мысль, тоже очень простая, но столь тяжело входящая в сознание, развращённое потреблением, проповедью идеи «свободы» и «неотъемлемого права на качество жизни».

К чему же приводит это добровольное порабощение? К угасанию «ядов» (пороков и источником страданий, таких как вожделение, гнев, ревность, гордость, страх) внутри нашего организма, к росту добродетели. А что есть добродетель? Добродетель есть способность быть счастливым вне зависимости от условий мира, способность самостоятельно порождать и сохранять это счастье. Недаром одно из тибетских названий добродетели – гэва, «радость». Внимательное размышление о шести буддийских добродетелях (альтруизме, дисциплине, терпении, усердии, сосредоточении, мудрости) приведёт нас к пониманию того, насколько это верно.

Наконец, эта самая «несвобода» приводит к великому обладанию собой. Человек, привыкший самостоятельно подчинять, порабощать себя, становится способен управлять и телом, и чувствами, и мыслями, и, в конечном итоге, энергиями пространства. Что может быть названо бóльшей свободой, если всё богатство мира не способно дать нам здоровья, или душевного спокойствия, или, тем более, знания о мыслях других людей, но «несвобода» способна это сделать?

Итак, «счастье» (наслаждение) и «свобода» (потакания эгоизму и псевдовыбора) современного человека рождают, на деле, страдание и несвободу, а «порабощение» (низких желаний) и даже «страдание» (труда над собой) буддиста-практика создают, в конечном итоге, истинную свободу и счастье.