Изложение истинной позиции

Есть, говорит Учение Будды, два вида боли: та, которую мы преодолеть не можем (например, боль отсечённой руки, боль смерти, боль голода на необитаемом острове и т. п.), и та, от которой мы можем избавиться.

Первую боль мы должны принимать со спокойной невозмутимостью, раз уж все равно мы не можем её избежать, и помнить о том, что нет никакой необходимости связывать страдание именно с физической болью. Увы, не каждый способен достичь столь высокой отрешённости, чтобы разъединить первую и вторую. Но, если мы и не достигли этой ступени, в этой нет ничьей вины, кроме нашей. Ранее мы имели время для практики религии, для упражнений в отрешённости, но не использовали это время должным образом, так кого же теперь винить?

В отношении второй мы должны приложить усилия, чтобы победить эту боль.

Если буддист болен, он должен вначале установить духовные причины своей боли, те мысленные яды, которые отравляют его организм и порождают яды физические. Боль в желудке порождается, например, обжорством, а та – алчностью. Так же есть заболевания, исходящие от гордости, от ненависти и т. п.

А затем верующий буддист должен принять лекарство, не поддаваясь абсурдной мысли о том, будто его боль есть наказание от некоего всемогущего Бога и будто этому Богу его боль желанна.

Прочитав последний абзац, мы не должны осуждать верующих христиан и особенно христианских святых, устремлявшихся навстречу боли. Эти святые самые свои болезни превращали в опыт духовного роста, в ту благотворную боль, которая побеждает великое страдание. Если мы имеем достаточно мужества и силы воли, если исповедуем христианское вероучение, мы можем последовать их примеру. Любая боль, которая делает нас лучше и совершенней, благотворна, вот единственная мера её оценки. Буддизм, однако, предлагает и менее болезненные способы нравственного роста, и о вкусах, как говорится, не спорят. Но не следует в самоослеплении своей гордостью сравнивать свою боль от больных зубов со стигматами Франциска Ассизского или Терезы Авильской.

Если буддист страдает от скверных условий работы, от угнетения своим супругом, он должен сменить работу и, если только последнее не повредит иным людям, расстаться с супругом. Не стóит полагать, будто мы «заслужили» наше страдание. Карма нейтральна в нравственном смысле. Карма есть просто закон, подобный закону тяготения, нелепо думать, что этот закон всегда будет благ и справедлив, что он является «исполнением воли Божьей». Нелишне помнить, что, согласно буддийскому вероучению, за работой закона кармы следят якши, существа, имеющие полудемоническую природу, а никак не ангелы света.

Не стóит думать, будто страдание, которое мы терпим, каким-то образом «научит» окружающих: этого никогда не происходит. Речь здесь не идёт, конечно, о подлинном мученичестве. Настоящее мученичество есть акт великого мужества, который имеет огромную воспитательную силу. А унылое терпение капризов сварливой жены, жестокого мужа, злого ребёнка или начальника-самодура есть деяние бессилия, вредоносное и для того, кто его совершает, и для окружающих.

Не стóит ожидать за своё бесцельное страдание какой-то особой посмертной награды. Чем мы заслужили эту награду? Если некто желает быть ведомой на заклание овцой, никто не может ему воспрепятствовать. Но овца, если только она не агнец Божий, не должна полагать себя лучше и совершенней льва. Чем же она лучше? Тем ли, что даже для себя не сумела создать сносных условий существования, тем более избавить от страданий других?

Если же нашей целью является наказание наших мучителей после смерти, то этой цели мы, конечно, достигнем. Но какая низкая цель для мыслящего существа! Насколько неприглядно полжизни терпеть мучения лишь для того, чтобы послать своего обидчика на раскалённую адскую сковороду! Обидчик этот, кстати, тоже является существом, достойным счастья и конечного Освобождения. Да, мужественная кротость воспитывает, но покорное и бесполезное самоуничижение растлевает окружающих, пробуждая в них желание принести нам ещё бóльшую боль. Таким образом, тот, кто предаётся бесцельному самоистязанию, оказывается повинен, помимо прочего, и в растлении человеческих душ: то, чем не стоило бы гордиться.