Проблема разочарования

Как ни хорош мир влюбленности, как ни радует он душу, перед влюбленным.всегда стоит вопрос: не есть ли образ Любимого — лишь результат моего собственного воображения? Какова мера моего добровольного самогип­ноза? Что в реальности соответствует моему восторжен­ному взгляду?

Влюбленность и любовь

В своем трактате «О любви» Стендаль описал процесс, который назвал кристаллизацией. Как ветка, опущен­ная в соляную копь, вскоре оказывается покрыта сияю­щими кристаллами, так и образ возлюбленного наделя­ется всевозможными совершенствами благодаря деятель­ной работе воображения влюбленного. Таким образом, Стендаль признает, что влюбленность — результат актив­ности нашего ума, мы сами творим в своем сознании сияющую, привлекательную картину, портрет другой личности и сами же увлекаемся созданным образом. Мы любим свой вымысел, то, что создали сами и что далеко отстоит от реального конкретного человека, подвержен­ного слабостям и обладающего массой недостатков.

Влюбленность действительно во многом связана с иде­ализацией. И потому она чрезвычайно требовательна. Кумир, проявивший свойства, «не полагающиеся» ему по измышленному влюбленным образу, низвергается с пьедестала и нередко подвергается насмешкам и презре­нию. Маятник чувств дает отмашку: от восторга и обо­жания — к высокомерию и брезгливости. Именно это свойство любви-эроса и считал трагическим Бердяев. Здесь наблюдается явное противоречие между эроти­ческой тягой к идеалу, совершенной идее и невозмож­ностью воплощения этой манящей идеи в земном, теле­сном существе, всегда с необходимостью несовершенном. В свое время еще Спиноза говорил о том, что следует любить только вечное. Невечное или умирает или разо­чаровывает.

Категоричность влюбленности, ее настоятельное тре­бование к Любимому держать высоту часто вызывает раз­дражение и даже страх у того, кого любят. Он хочет быть собой, реальным человеком, а не идеалом, он не выдер­живает постоянного стояния на цыпочках и охотнее от­кажется от обожания, чем примет его, хотя влюбленность, конечно же, льстит самолюбию. Чтобы влюбленность мог­ла перейти в любовь и соединять, а не разделять людей,

Лекция б

она, несомненно, должна иметь в качестве «второго я» то, что Н. Бердяев называл «каритас»: снисхождение, прошение, сострадание, жалость. Влюбленность может быть жестокой к своему избраннику, любовь — никогда. Только соединение этих двух эмоциональных полюсов спо­собно сделать иллюзорный мир реальным, не разрушив его светоносного ядра — влюбленности.

Я думаю, что влюбленность как состояние души в раз­ных отношениях несет в себе разную меру субъективнос­ти. Очарованность внешностью человека, несомненно, глубоко субъективна в самом лучшем смысле этого сло­ва. Никто извне никакими согласованными мнениями или количественными измерениями не способен дока­зать мне, что мой избранник нехорош собой. Он может не соответствовать общепризнанному канону красоты или мужественности, но если мои глаза радуются ему, зна­чит, он красив. Иное дело — оценка целостности лично­сти, ее нравственных и интеллектуальных качеств, твор­ческих возможностей.

Здесь для влюбленного существует проблема соотне­сения собственных представлений с некоторыми реалия­ми: с поведением Любимого, его взглядами, результата­ми его поступков и деятельности, а также мнениями дру­гих людей. Конечно, все эти критерии не абсолютны. Поступки могут иметь благородные мотивы, не совпада­ющие с плохими результатами; разные люди могут вы­сказывать диаметрально противоположные мнения. И все же вопрос о том, не иллюзия ли достоинства моего из­бранника, в той или иной форме возникает перед влюб­ленным, заставляя его прислушиваться и присматривать­ся, быть внимательным и чутким, дабы увидеть Любимо­го так, как он есть. И, Боже мой, как хочется, чтобы он, реальный, был таким, как я его вижу\