Сведения о результатах следственной работы за 2006-2008 гг. и первое полугодие 2009 г.

Приведенные выше статистические данные объективно свидетельствуют о том, что после передачи основных полномочий по осуществлению процессуального контроля за деятельностью следователей и частично надзорной функции от прокурора к руководителю следственного органа показатели законности в деятельности следственного аппарата не только не ухудшились, на чем настаивают представители прокуратуры, но и отмечается устойчивая тенденция к их улучшению.

Так, по уголовным делам, расследованным следователями ОВД, число оправданных и реабилитированных граждан за два года сократилось на 29,0% (с 2357 обвиняемых, подсудимых в 2006 г. до 1673 - в 2008 г.). Весьма существенными темпами сокращается число необоснованно содержавшихся под стражей граждан (на 30,5% в 2007 г. и еще на 13,2% за 2008 г.). Сократилась (с 15,9% в 2006 г. до 14,2% за 2008 г.) доля уголовных дел, завершенных расследованием в срок свыше двух месяцев.

По уголовным делам, направленным в суд следователями Следственного комитета при прокуратуре РФ, число оправданных и реабилитированных граждан в 2007 г. уменьшилось на 16,1% (с 3070 обвиняемых, подсудимых в 2006 г. до 2577 - в 2007 г.) и еще на 27% за 2008 г. (до 1891 чел.). Значительными темпами сокращается и число необоснованно содержавшихся под стражей граждан (на 22,2% в 2007 г. и еще на 19,8% - в 2008 г.).

Тенденция сокращения числа оправданных судами и реабилитированных следствием, в том числе содержащихся под стражей, отмечается и в первом полугодии 2009 г. как по уголовным делам, расследованным следователями органов внутренних дел, так и следователями Следственного комитета при прокуратуре РФ.

Исходя из приведенных выше государственных статистических данных, речь, судя по всему, может идти не "о слепоте прокуроров" в оценке складывающейся ситуации, а об их нежелании смириться с тем, что руководители следственных органов способны реализовывать в полном объеме возложенную на них Законом N 87-ФЗ функцию процессуального руководства следствием.

В этой связи представляет интерес и проведенное автором еще в 2004 г. исследование роли руководителя следственного отдела по обеспечению качества следствия, соблюдению законности в деятельности следователей. Его результаты подтверждают изложенный нами тезис о первичности роли руководителя следственного органа по отношению к прокурору в осуществлении процессуального контроля в досудебном производстве*(593).

В качестве самостоятельного прокуратурой выдвигается требование о возвращении прокурору полномочий по согласованию обращений (ходатайств) следователей в суд о заключении подозреваемых, обвиняемых под стражу, поскольку их передача от прокурора к руководителю следственного органа повлекла, по мнению прокуратуры, рост нарушений законности.

Несоответствие данного тезиса реальному положению дел с заключением под стражу граждан в ходе досудебного производства наглядно усматривается из приведенных ниже статистических данных (табл. 6).

Таблица 6

Сведения о числе заключенных под стражу подозреваемых в ходе досудебного производства (из числа задержанных в порядке ст. 91 УПК)

Всего судом заключено под стражу подозреваемых, обвиняемых в 2005 г., - 254 554; в 2006 г. - 249 326; в 2007 г. - 223 412 и в 2008 г. - 207 456 граждан*(594). Из приведенных статистических данных усматривается тенденция более взвешенного в последние годы подхода следователей к избранию по судебному решению меры пресечения в виде заключения под стражу.

Особенно наглядны эти цифры в сравнении с данными последних лет XX в. Так, в 1998-1999 гг. ежегодно заключалось под стражу с санкции прокурора порядка 450-460 тыс. граждан.

Невозможно, как практику и ученому, обойти вниманием и такое требование, как возвращение прокурору полномочий по возбуждению уголовного дела. При этом автор должен отметить, что кроме популистских фраз о необходимости незамедлительного возбуждения прокурором уголовного дела при выявлении признаков преступления, никаких реальных аргументов, в том числе и статистических данных, сторонники этого предложения в обоснование своих требований не приводят.

По мнению же абсолютного большинства практических работников органов предварительного следствия и органов дознания, полномочие прокурора по непосредственному возбуждению уголовных дел сегодня представляет собой не средство, как утверждают представители Генеральной прокуратуры РФ, реагирования прокурора на выявленные им факты уголовно-наказуемых деяний, а попытку вернуть себе властные полномочия по управлению некими экономическими, социальным и политическими процессами в обществе. Примеров этого немало. Приводились они и в научных публикациях. К сожалению, эти факты носят системный характер, и не замечать их вряд ли будет правильным.

Так, 20 мая 2007 г. исполняющий обязанности прокурора г. Ухты Республики Коми Д.Ю. Кикория по факту отчуждения имущества гражданином В.В. Зеркаленковым возбудил уголовное дело N 211880 по ч. 4 ст. 159 УК, не указав, в отношении кого конкретно возбуждено уголовное дело. Налицо - нарушение закона, которое ни прокурор, возбудивший уголовное дело, ни его заместитель Г.А. Чекалин, принявший уголовное дело к своему производству, не заметили. Через месяц после возбуждения уголовного дела Зеркаленков был задержан в качестве подозреваемого с нарушением требований ст. 91 УПК и в последующем заключен под стражу, откуда освобожден по постановлению суда, установившего превышение на пять суток 10-дневный срок содержания подозреваемого под стражей без предъявления обвинения.

Из сказанного следует, хотя и не бесспорный, но подтверждающийся практикой следственной работы вывод, что при возбуждении уголовного дела непосредственно прокурором или его заместителем вышестоящий прокурор в силу корпоративного интереса или действия принципа "честь мундира", о чем автор неоднократно писал, данное постановление не отменит ни при каких обстоятельствах. К сожалению, представители прокуратуры, ратующие за восстановление их права на возбуждение уголовного дела, этого замечать не хотят*(595).

И еще об одном обстоятельстве, на которое представители прокуратуры делают упор, отстаивая необходимость возвращения им полномочий по осуществлению надзора за процессуальной деятельностью следователя. По их мнению, следователи и руководители следственных органов не должным образом реагируют на их требования об устранении выявленных прокурорами нарушений федерального законодательства, допущенных в ходе предварительного следствия (п. 3 ч. 2 ст. 37 УПК).

Необходимо признать, что следователи в ряде случаев в соответствии с положениями ч. 3 ст. 38 УПК действительно не соглашаются с требованиями прокуроров о нарушении ими федерального законодательства и представляют свои письменные возражения руководителю следственного органа, который принимает решение о фактическом наличии или об отсутствии нарушений закона в деятельности следователя. Следственная практика знает немало примеров необоснованного признания прокурорами нарушений закона со стороны следователей при производстве ими расследования по уголовному делу.

Например, исполняющий обязанности прокурора Кировского района г. Астрахани С.В. Княжников усмотрел нарушение закона в действиях следователей РОВД при задержании ими подозреваемых в порядке ст. 91 УПК, когда в последующем мера пресечения в отношении этих лиц избиралась, не связанная с заключением под стражу*(596).

Прокуратура Ставропольского края с момента вступления в действие УПК стала относить к нарушениям законности принятие процессуальных решений об отказе в возбуждении уголовного дела должностными лицами органов дознания, несмотря на то, что соответствующим решением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ по делу Чубревича было разъяснены полномочия органа дознания*(597). Но, как оказалось, представителям прокуратуры Ставропольского края и ряду других прокуратур этого оказалось "недостаточно". В силу чего законодатель (по инициативе автора) Федеральным законом от 08.12.2003 N 161-ФЗ "О приведении Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и других законодательных актов в соответствие с Федеральным законом "О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации" специально в дополнение к нормам УПК о процессуальном статусе органа дознания и полномочиях их должностных лиц предусмотрел в приложениях к УПК бланки соответствующих процессуальных документов. Согласно этим дополнениям право на принятие процессуального решения об отказе в возбуждении уголовного дела или о возбуждении уголовного дела предоставлялось, наравне со следователем и дознавателем, иному должностному лицу органа дознания, но его процессуальное решение должно быть утверждено начальником органа дознания или его заместителем.

Тем самым, по сути, было сформулировано процессуальное понятие органа дознания, чего законодатель не смог сделать ни в УПК РСФСР 1922, 1923, 1960 гг., ни в УПК 2001 г.

Но прокуратуре Ставропольского края и этого оказалось недостаточно, и в 2007-2008 гг. ею вновь было выдвинуто требование к Главному управлению внутренних дел по Ставропольскому краю о незаконности вынесения должностными лицами органов дознания (оперуполномоченными, участковыми уполномоченными) процессуальных решений об отказе в возбуждении уголовного дела с последующим утверждением начальником органа дознания, мотивируя это нарушением закона о подследственности. И только в информационном письме заместителя Генерального прокурора РФ В.В. Гриня от 29.10.2008 N 36-12-2008 требования прокуратуры Ставропольского края были признаны, по сути, незаконными*(598).

В Архангельской области имеют место факты принятия прокурорами решений о признании недопустимым доказательством постановлений следователей о возбуждении уголовного дела, вынесенных с превышением установленных ст. 144 УПК процессуальных сроков для их принятия.

Неоднозначно прокурорами толковались требования УПК в части полномочий начальника следственного отдела, направления по подследственности отдельных категорий уголовных дел, места производства предварительного следствия, полномочий помощника прокурора и ряда других положений процессуального закона, о чем автор неоднократно указывал в своих публикациях*(599).

Именно в силу необоснованности требований прокуроров по устранению выявленных ими, якобы, нарушений федерального законодательства, как в приведенных выше и иных случаях, следователи и руководители следственных органов вынуждены с ними не соглашаться. В этой связи представляют значительный научный и практический интерес результаты проведенного С.А. Табаковым в 2008-2009 гг. диссертационного исследования. В 75% изученных им уголовных дел содержались требования прокуроров об устранении нарушений федерального законодательства. Однако "в 45% случаев прокуроры применяли рассматриваемое правовое средство и при отсутствии нарушений закона, указывая следователю на необходимость производства процессуальных действий"*(600).

По данным Генеральной прокуратуры РФ в 2008 г. прокурорами вынесено 17 961 требование о нарушениях федерального законодательства следователями Следственного комитета при прокуратуре РФ при расследовании уголовных дел, из которых 88,5% были удовлетворены. Из выявленных прокурорами 220 600 нарушений федерального законодательства по уголовным делам, расследованным следователями органов внутренних дел, удовлетворено 98% требований прокуроров об их устранении. Тем самым и данный аргумент прокуратуры вряд ли может быть нами принят.

Как быть в этих ситуациях? Конечно, советы со стороны давать легко. Перед прокурорами сегодня стоит весьма непростая дилемма: без амбиций воспринимать факты несогласия органов расследования с их позицией по тем или иным вопросам и добиваться устранения нарушений закона процессуальными способами. Конечно, это значительно сложнее, ибо придется менять устоявшуюся за 80 лет действия уголовно-процессуального законодательства психологию прокурора как властного (по УПК РСФСР) "хозяина" над следователем без права последнего обжаловать действия (бездействие) прокурора и принимаемые последним решения. Однако, по нашему мнению, другой альтернативы у прокуроров сегодня не существует.

Знать, уважать и исполнять закон должны все без исключения: и дознаватель, и следователь и, безусловно, прокурор. Только в этом случае можно вести речь о повышении, с одной стороны, законности в деятельности органов предварительного расследования и, с другой стороны, об эффективности прокурорского надзора за следствием.