Проблемы реализации состязательности в уголовном процессе Российской Федерации 2 страница
Состязательность и пересмотр приговора, вступившего в законную силу. Право стороны обвинения на пересмотр окончательного, т.е. вступившего в законную силу, приговора находится в противоречии с принципом non bis in idem, в соответствии с которым никто не может быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже окончательно осужден или оправдан в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством. Являющийся конкретизацией общеправового принципа справедливости и направленный на обеспечение правовой стабильности, правовой определенности и правовой безопасности, этот международный принцип нашел свое воплощение в принятом в 2001 г. УПК. Отмена вступившего в законную силу приговора, как в порядке надзора, так и при появлении новых и вновь открывшихся обстоятельств в нем конструировалась исключительно как механизм восстановления нарушенного права необоснованно осужденного, средство защиты от судебной ошибки или несовершенства правосудия. Изменение к худшему правового положения лица, в отношении которого вынесено окончательное судебное решение, Кодексом не допускалось.
Концепция института пересмотра вступившего в законную силу приговора еще до принятия УПК была определена Конституционным Судом РФ в соответствии со ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах: исключения из запрета повторно осуждать за одно и то же деяние и, следовательно, пересматривать окончательные приговоры судов допускаются, лишь если это необходимо в силу новых или вновь обнаруженных обстоятельств, в том числе указывающих на судебную ошибку, приведшую к незаконному осуждению. В Постановлении Конституционного Суда РФ от 02.02.1996 N 4-П сказано, что никому не может быть отказано в вынесении справедливого решения по делу в случаях, когда вступивший в законную силу, т.е. окончательный приговор, содержит судебную ошибку, и его пересмотр необходим для обеспечения судебной защиты прав необоснованно осужденных граждан.
В других случаях окончательные приговоры судов пересмотру не подлежат. Из сопоставления ч. 1 ст. 50 Конституции и п. 7 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах следует, что после окончательного разрешения дела ни один оправданный по обвинению в преступлении не может быть вновь судим за него и ни одному осужденному не может быть за то же деяние назначено еще одно, в том числе дополнительное либо более суровое наказание, в то время как оправдание или смягчение наказания не исключается и после вынесения окончательных приговоров, так как такое изменение всегда служит защите прав граждан от допущенных судебных ошибок (определение Конституционного Суда РФ от 03.07.1997 N 87-О "Об отказе в принятии к рассмотрению запроса судьи Московского областного суда Н.В. Григорьевой").
Вместе с тем Протокол N 7 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Страсбург, 22 ноября 1984 г.) не препятствует повторному рассмотрению дела, если имеются сведения о новых или вновь открывшихся обстоятельствах или если в ходе предыдущего разбирательства были допущены существенные нарушения. Однако исключения из общего правила о запрете поворота к худшему допустимы лишь в качестве крайней меры, когда неисправление судебной ошибки искажало бы саму суть правосудия, смысл приговора как акта правосудия, разрушая необходимый баланс конституционно защищаемых ценностей, в том числе прав и законных интересов оправданных (осужденных) и потерпевших.
Пользуясь этой оговоркой, Конституционный Суд РФ в постановлениях от 11.05.2005 N 5-П и от 16.05.2007 N 6-П признал несоответствующими Конституции ст. 405, а затем и соответствующие положения ст. 413 и 418 УПК, поскольку установленный ими запрет поворота к худшему не позволял устранять допущенные в предыдущем разбирательстве существенные (фундаментальные) нарушения, повлиявшие на исход дела.
Законодателю понадобилось почти четыре года для поиска таких фундаментальных нарушений уголовно-процессуального закона, которые оправдывали бы отмену вступившего в силу оправдательного приговора или иного окончательного решения в качестве крайней меры. Федеральным законом от 14.03.2009 N 39-ФЗ "О внесении изменений в статьи 404 и 405 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" ст. 405 УПК была соответствующим образом изменена. Фундаментальными были признаны "нарушения уголовно-процессуального закона, которые повлекли за собой постановление приговора незаконным составом суда или вынесение вердикта незаконным составом коллегии присяжных заседателей, а равно лишили участников уголовного судопроизводства возможности осуществления прав, гарантированных настоящим Кодексом, на справедливое судебное разбирательство на основе принципа состязательности и равноправия сторон либо существенно ограничили эти права, если такие лишения или ограничения повлияли на законность приговора, определения или постановления суда" (ч. 3 ст. 405), что называется, пойми, кто может.
Но, несмотря на сложность, некоторую даже туманность этой формулировки, ее смысл, в общем, понятен: ограничение прав обвиняемого на справедливое разбирательство не может служить основанием отмены приговора в целях ухудшения его положения, следовательно, речь может идти только о лишении прав стороны обвинения. Опять же, вряд ли оправданной здесь будет забота об органах официальной обвинительной власти, которые не могли быть лишены возможности осуществлять уголовное преследование в досудебном производстве и маловероятно, что это могло иметь место при рассмотрении дела в суде. Обвинительная власть не является субъектом права на судебную защиту, следовательно, речь может идти только о нарушении прав потерпевшего. Это значит, что при отмене окончательного приговора права и законных интересы оправданного (осужденного) приносятся в жертву правам и законных интересов потерпевшего, тогда как и те и другие обеспечиваются равной судебной защитой.
Забота об интересах потерпевшего, внезапно проснувшаяся после вступления в законную силу приговора, не удовлетворяющего обвинительную власть, служит лишь прикрытием действительных причин преодоления запрета поворота к худшему. Отмена приговора или иного завершающего производство по уголовному делу решения в надзорном порядке и возвращение дела для нового его рассмотрения позволяют органам уголовного преследования и суду устранить свои собственные нарушения, как намеренные, так и явившиеся результатом заблуждения, хотя подобные нарушения могли и должны были бы быть исправлены еще до вступления соответствующего решения в законную силу. Отмена приговора дает обвинителю возможность продолжить уголовное преследование. Тем самым обвинительной власти дается дополнительный шанс, предоставляются неоправданные преимущества, что нарушает баланс процессуальных возможностей сторон.
Более того, отмена приговора, законность и обоснованность которого была подтверждена судом второй инстанции, умаляет авторитет и судебной власти, ставит под сомнение ее независимость, так как, позволяя своим решением продолжать обвинительную деятельность, суд выражает свою солидарность со стороной обвинения, согласие с ее позицией.
Конституционный Суд РФ, рассматривая обращение Курганского областного суда в связи с делом гражданки Е.Л. Акимовой, сформулировал следующие положения (Постановление Конституционного Суда РФ от 16.05.2007 N 6-П "По делу о проверке конституционности положений статей 237, 413 и 418 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Курганского областного суда"). Устанавливая исчерпывающий перечень оснований пересмотра вступивших в законную силу судебных актов, ст. 413 УПК исключает исправление "объективно необоснованных и незаконных судебных решений, не подлежащих пересмотру в других судебных процедурах". Перечень новых обстоятельств: 1) установленная Конституционным Судом РФ неконституционность примененного судом закона; 2) установленное Европейским Судом по правам человека нарушение Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в том числе в связи с применением судом закона, не соответствующего Конвенции о защите прав человека и основных свобод; 3) иные новые обстоятельства, которые в силу указания п. 2 ч. 2 ст. 413 УПК устраняют преступность и наказуемость деяния (ч. 4 ст. 413), не позволяют учитывать в целях отмены приговора новые фактические обстоятельства, влияющих на правосудность приговора или иного судебного решения, если они не связаны с допущенными в ходе производства по уголовному делу нарушениями.
По мнению Конституционного Суда РФ, это "не позволяет заинтересованным лицам добиваться установления реального размера причиненного вреда и в полной мере получить моральную и материальную компенсацию этого вреда. В ситуации, когда общественно опасные последствия преступления наступают после вынесения приговора или иного итогового решения по уголовному делу, они вообще не могут стать предметом проверки и оценки ни со стороны органов, призванных осуществлять уголовное преследование, ни со стороны суда" (Постановление Конституционного Суда РФ от 16.05.2007 N 6-П). Это обстоятельство создает неравенство при определении оснований уголовной ответственности в зависимости от того, в какой момент эти обстоятельства возникли и были установлены. Если они возникли до возбуждения уголовного дела или в ходе предварительного расследования, то учитываются при формулировании обвинения и квалификации содеянного. Если эти обстоятельства возникают после направления уголовного дела в суд, то они уже не могут получить отражение в судебных решениях по данному делу. Следовательно, решение определяется не деянием и личностью обвиняемого, а фактором, не связанным по существу с основаниями уголовной ответственности, что не согласуется с принципом равенства всех перед законом и судом.
Исправлению незаконного, необоснованного или несправедливого решения и восстановлению нарушенных им прав и законных интересов препятствует отсутствие механизма, позволяющего суду учесть выявившиеся после направления уголовного дела в суд новые фактические обстоятельства, могущие послужить основанием для ухудшения положения оправданного или осужденного. При возникновении таких обстоятельств суд, рассматривающий соответствующее заключение прокурора, должен принять решение об отмене приговора и передаче уголовного дела для производства нового судебного разбирательства. Однако суд первой инстанции, повторно рассматривая это дело, был бы связан пределами предъявленного ранее и сформулированного в обвинительном заключении (обвинительном акте) обвинения (ст. 252 УПК), а также ст. 237, не предусматривающей возвращение дела судом прокурору в целях изменения обвинения на более тяжкое, в том числе в связи с выявлением не существовавших или не известных на момент его формулирования фактических обстоятельств.
С учетом изложенного Конституционный Суд РФ признал не соответствующими Конституции положения п. 2 ч. 2 и ч. 3 ст. 413, ст. 418 УПК, которые во взаимосвязи со ст. 237 позволяют отказывать в пересмотре принятых по делу решений в виду новых и вновь открывшихся обстоятельств при возникновении новых фактических обстоятельств, свидетельствующих о наличии в действиях обвиняемого признаков более тяжкого преступления. Своим постановлением Конституционный Суд РФ не только расширил основания отмены вступившего в законную силу приговора, но и создал условия для возобновления уголовного преследования и расследования новых обстоятельств в целях изменения обвинения на более тяжкое со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Это постановление, бесспорно, имеющее (не одно) рациональное зерно, не может не вызывать сложного, неоднозначного отношения. Оно рождает большие сомнения, поскольку может иметь далеко выходящие за рамки рассмотренного вопроса последствия.
1. Пересмотр вступившего в законную силу приговора и продолжение уголовного преследования в целях обвинения лица в совершении более тяжкого преступления может иметь место лишь в качестве исключения из общего правила, как крайняя мера. Чрезмерное расширение оснований такого пересмотра ведет к нарушению принципов справедливости, правовой определенности и стабильности, неправомерному ограничению права на судебную защиту. "Неограниченное право такого пересмотра, фактически представляющее стороне обвинения еще одну попытку доказать вину подсудимого, также ведет к нарушению баланса конституционных ценностей. В связи с этим в решении вопроса о разумном и достаточном основании для пересмотра окончательного приговора и возобновления производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств законодатель должен обладать достаточно широким усмотрением, но пользоваться им очень осторожно, ограничивая стремление обвинительной и судебной власти ужесточить наказание"*(381). Во избежание произвольного толкования правовой позиции Конституционного Суда РФ и необоснованного использования этого института основания принятия решения, влекущего возможность поворота к худшему, должны найти в УПК предельное четкое закрепление. Но, несмотря на то что с момента принятия этого постановления прошло три года, соответствующие изменения в ст. 413 и 418 не внесены, критерии допустимости возобновления уголовного преследования не определены.
2. Возобновление уголовного преследования осужденного или оправданного после вступления в законную силу (окончательного) решения, определившего его судьбу, не может быть обусловлено любыми новыми или вновь открывшимися обстоятельства. Правовое регулирование этого вопроса должно учитывать степень влияния новых обстоятельств на объем и квалификацию обвинения, прошедший с момента вступления приговора в законную силу срок, позицию и интересы потерпевшего, наличие иных возможностей восстановления справедливости и компенсации причиненного преступлением ущерба, поведение осужденного или оправданного после вынесения приговора, влияние действий осужденного или оправданного на неправосудность пересматриваемого окончательного решения и другие обстоятельства, которые позволят обеспечить баланс конституционных ценностей. Отмена окончательного приговора с последующим усилением уголовной ответственности не может иметь места по мотивам одних лишь формальных обстоятельств, свидетельствующих о совершении более тяжкого преступления.
Рассматривая этот вопрос в такой плоскости, мы исходим из того, что действующее законодательство отказалось от идеи неотвратимости ответственности, не всегда достижимой и не всегда целесообразной. Законодатель вправе предусматривать освобождение от уголовной ответственности, ее смягчение на основе объективной обусловленности и разумной дифференциации, и достаточно широко пользуется этим правом*(382). Отказ от возобновления уголовного преследования при наличии формальных оснований для пересмотра приговора и поворота к худшему при определенных обстоятельствах могло бы быть рассмотрено как частный случай освобождения от ответственности или ее смягчения.
3. Необходимо разработать общий комплекс мер по более эффективному восстановлению социальной справедливости и прав потерпевших с тем, чтобы обеспечить реальное возмещение причиненного материального ущерба и морального вреда. Снятие напряженности в этом вопросе позволит более взвешенно решать и вопрос о возобновлении производства.
4. Представляется необходимым обеспечить персональную ответственность субъектов уголовного процесса (следователей, дознавателей, прокуроров и судей) за нарушения в ходе уголовного судопроизводства, которые повлекли отмену приговора или иного решения, за неэффективность уголовного судопроизводства, обусловленную личной нерадивостью, если иные меры (воздействия, воспитания, обучения) исчерпаны.
5. Пора перестать делать вид, что принцип равенства перед законом и судом действительно неуклонно соблюдается, а не используется властью лишь тогда, когда требуется красиво обосновать очередное сомнительное решение.
Приведем только один пример: 3 марта 2010 г. состоялся суд над начальником отдела уголовного розыска Новоселицкого ОВД Ставропольского края и его подчиненным, которым было предъявлено обвинение в превышении должностных полномочий с применением насилия. В 2003 г. эти "правоохранители" побоями и угрозами заставили несовершеннолетнего М. признаться в убийстве родной сестры Т. с последующим расчленением и сожжением тела, а его друга - лжесвидетельствовать. На основании сфальсифицированных явки с повинной и свидетельских показаний М. был задержан, затем заключен под стражу, потом был признан невменяемым и помещен в психиатрическую больницу, где и находился до объявления сестры Т. живой и невредимой. В общей сложности он провел в условиях лишения свободы более трех лет, а сотрудники милиции отделались условным сроком. Таким примерам нет числа. И правильные слова Президента РФ Д.А. Медведева на расширенной коллегии МВД России 19 февраля 2010 г. о том, что совершение преступления должностным лицом правоохранительного органа должно рассматриваться как отягчающее ответственность, нашей фемидой не услышаны.
Но если даже оставить в стороне эмоциональные рассуждения о том, равны ли перед правосудием бедный и богатый, бомж, простой гражданин, сотрудник правоохранительного органа и высокопоставленный чиновник, остается еще вопрос равенства перед законом и судом лиц, схваченных при совершении преступления за руку или явившихся с повинной и не разоблаченных - вследствие низкой эффективности работы правоохранительных органов, лени, неграмотности и неумелости их сотрудников. Поэтому, когда обвинительная и судебная власти стремятся к чистоте квалификации и полноте обвинения во что бы то ни стало после того, как акт правосудия уже состоялся, в этом часто проявляются не только изложенные в постановлении Конституционного Суда РФ соображения.
Одним из следствий Постановления Конституционного Суда РФ от 16.05.2007 N 6-П является изменение ст. 237 УПК (в ред. от 02.12.2008).
Проблемы толкования ст. 237 УПК. Фактически Конституционный Суд РФ отступил от своей, не единожды выраженной позиции: "Направление судом, в том числе по собственной инициативе, уголовного дела для дополнительного расследования в случае неполноты произведенного дознания или предварительного следствия, а также при наличии основания для предъявления другого обвинения либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении, суд, сам инициируя продолжение следственной деятельности по обоснованию обвинения, по сути, выполняет не свойственную ему обвинительную функцию"*(383).
Возвращением дела для дополнительного расследования обеспечивается восполнение недостатков именно обвинительной деятельности. "С точки зрения интересов защиты возвращение дела для производства дополнительного расследования в таких случаях не является необходимым, поскольку при полной или частичной недоказанности, а также сомнительности обвинения защита вправе рассчитывать на вынесение судом оправдательного приговора либо, соответственно, на признание подсудимого виновным в менее тяжком преступлении, чем ему вменяли органы расследования. Такая позиция защиты является допустимой формой отстаивания интересов подсудимого, ибо суд при этих обстоятельствах обязан следовать принципу презумпции невиновности, закрепленному в статье 49 Конституции Российской Федерации"*(384).
Тогда еще оставляя возможность возвращения уголовного дела для дополнительного расследования в целях изменения обвинения на более тяжкое, если ходатайство об этом заявляет сторона обвинения, в первую очередь, государственный обвинитель, Конституционный Суд РФ подчеркивал, что даже при наличии ходатайства стороны обвинения о дополнении предварительного расследования в целях дальнейшего доказывания предъявленного обвинения или расширения его объема суд не обязан следовать этому ходатайству и имеет право вынести приговор, основываясь, в том числе, на конституционном требовании о толковании неустранимых сомнений в пользу обвиняемого.
Однако процессуалисты отмечали, что если органы уголовного преследования, несмотря на огромные возможности, предоставленные им законом, не использовали свой шанс и не смогли доказать виновность обвиняемого в еще каком-то или в более тяжком преступлении, после направления уголовного дела в суд поворот к худшему невозможен. Возвращая уголовные дела прокурору, суды фактически помогают скрывать следственный брак, дают им шанс собрать недостающие доказательства или тихо прекратить уголовное дело вместо правомерно ожидаемого громкого оправдания подсудимого*(385).
УПК 2001 г. дополнительного расследования, предполагающего возможность поиска доказательств более тяжкого, чем предъявлено обвиняемому, преступления с целью изменения объема и тяжести обвинения в сторону, ухудшающую положение обвиняемого (поворот к худшему), первоначально не допускал. По замыслу законодателя, отсутствие возможности исправить допущенную ошибку должно было стимулировать обвинительную власть на более тщательное расследование обстоятельств преступления до принятия решения о направлении уголовного дела в суд. Статья 237 УПК в своей первой редакции предусматривала возвращение уголовного дела прокурору лишь для устранения нарушений уголовно-процессуального закона, препятствующих постановлению законного и обоснованного приговора, а также для выполнения прокурором обязанности вручения обвиняемому копии обвинительного заключения (обвинительного акта), разъяснения прав, предусмотренных ч. 5 ст. 217 УПК, соединения уголовных дел и составления обвинительного заключения (обвинительного акта) по делу, направленному в суд с постановлением о применении принудительных мер медицинского характера, и не допускала восполнения пробелов предварительного расследования. Отсюда небольшой, т.е. пятидневный срок, на устранение выявленных судом нарушений уголовно-процессуального закона и запрет на производство следственных действий, не вызываемых необходимостью устранения этих нарушений или совершенных за рамками пятидневного срока.
Стоит ли говорить, что работники органов следствия, дознания и прокуратуры в большинстве своем новый УПК встретили с неодобрением. Да и многие судьи выказывали сожаление об отсутствии права возвращения уголовных дел прокурору во всех случаях, когда следственные материалы затрудняют им вынесение (обвинительного) приговора. А.К. Барабанов, судья в отставке, приводит такие данные: 55,8% опрошенных им судей считают необходимым восстановить институт дополнительного расследования, причем среди судей, имеющих стаж работы свыше 20 лет, этот процент значительно выше (79%). Среди прокурорских работников число сторонников дополнительного расследования составило только 20%, однако подозревать их в большей приверженности к состязательности не приходится: 75% прокурорских работников (и примерно половина судей) полагают возможным разрешить изменять обвинение в худшую для подсудимого сторону непосредственно в суде*(386). Схожие данные приводят и другие исследователи*(387).
Принципиальная новизна, можно сказать, революционность первоначальной редакции ст. 237 УПК обусловила многочисленные обращения судей, а также граждан, признанных потерпевшими, в Конституционный Суд РФ за разъяснениями. 8 декабря 2003 г. Конституционный Суд РФ подтвердил ранее высказанную им по этому вопросу позицию. Признав право суда как по собственной инициативе, так и по ходатайству стороны возвратить прокурору уголовное дело, в досудебном производстве по которому допущены существенные нарушения уголовно-процессуального закона, неустранимые в судебном заседании, а в связи с этим и возможность совершения необходимых для устранения этих нарушений следственных и иных процессуальных действий, Конституционный Суд сопроводил свои разъяснения запретом на восполнение по возвращенному делу неполноты произведенного дознания или предварительного следствия (Постановление Конституционного Суда РФ от 08.12.2003 N 18-П). Такую же рекомендацию высказал затем Пленум Верховного Суда РФ*(388). При этом было разъяснено, что под основанием возвращения дела прокурору предусмотренным п. 1 ч. 1 ст. 237 ("обвинительное заключение или обвинительный акт составлены с нарушением требований настоящего Кодекса"), следует считать существенные нарушения уголовно-процессуального закона, совершенные дознавателем, следователем или прокурором и в ходе досудебного производства, ибо они всегда свидетельствуют о несоответствии закону обвинительного заключения (обвинительного акта). К таким нарушениям, препятствующим рассмотрению дела судом, бесспорно, относятся нарушения права обвиняемого на защиту и права потерпевшего на доступ к правосудию. Пункту 1 ч. 1 ст. 237 УПК было дано, таким образом, расширительное толкование, что и послужило первым шагом к пересмотру этой статьи.
Позднее в связи с обращением Всеволожского городского суда Ленинградской области Конституционный Суд РФ внес в свою позицию поправку. В Определении от 02.02.2006 N 57-О Конституционный Суд РФ отказал в принятии к рассмотрению запроса о конституционности ч. 5 ст. 237 УПК, т.е., не рассматривая вопрос о сроке, который установлен законом для устранения прокурором препятствий к рассмотрению судом уголовного дела, Суд как бы между делом обронил: на случаи возвращения уголовного дела прокурору по основанию, предусмотренному п. 1 ч. 2 ст. 237 УПК, установленный ч. 5 этой статьи пятидневный срок не распространяется. Позиция Конституционного Суда РФ вошла в явное противоречие с положениями закона и фактически диктовала законодателю необходимость пересмотра ч. 5 ст. 237 УПК. Требовала этого и судебная практика: возвращение уголовного дела прокурору для устранения существенных нарушений закона приводила к новым нарушениям.
16 декабря 2004 г. одним из районных судов Самарской области, рассматривающим уголовное дело в первой инстанции, по ходатайству государственного обвинителя вынесено постановление о возвращении дела прокурору для устранения нарушений требований УПК при составлении обвинительного заключения. Получив уголовное дело 20 декабря 2004 г., прокурор установил срок расследования до 20 января 2005 г. 17-19 января 2005 г. было предъявлено обвинение, предоставлены материалы уголовного дела для ознакомления, 20 января 2005 г. составлено и утверждено новое обвинительное заключение. Все перечисленные действия органов уголовного преследования, включая обвинительное заключение по настоящему уголовному делу, совершенные за рамками пятидневного срока, незаконны. Однако судебная коллегия по уголовным делам Самарского областного суда указала в кассационном определении, что продление прокурором срока предварительного следствия после возвращения судом дела на один месяц не противоречит действующему законодательству. Этот же довод впоследствии был приведен и всеми надзорными инстанциями. Ни одна из судебных инстанций не приняла во внимание, что установленные законом процессуальные сроки могут быть продлены управомоченными участниками процесса, в том числе и прокурором, лишь в случаях и в порядке, предусмотренных законом (ч. 2 ст. 129 УПК). Судьи ссылались на п. 1.2 ст. 237 УПК, дающий прокурору право продлевать срок расследования, однако правомочия, предусмотренные общей нормой (ст. 237 УПК), могут быть реализованы лишь в пределах и порядке, установленных уголовно-процессуальным законом. Продления установленного ч. 5 ст. 237 срока закон не предусматривал, да и сама деятельность по устранению препятствий к рассмотрению дела судом, по смыслу этого закона, не является расследованием.
Согласно позиции Конституционного Суда РФ, "если на досудебных стадиях производства по уголовному делу имели место нарушения норм уголовно-процессуального закона, то ни обвинительное заключение, ни обвинительный акт не могут считаться составленными в соответствии с требованиями данного Кодекса". Следовательно, действия прокурора по рассмотренному делу вновь создали основания возвращения судом уголовного дела, однако допущенное процессуальное нарушение исправить невозможно, поскольку "все процессуальные действия старшим следователем прокуратуры были совершены за пределами предусмотренных ст. 237 УПК сроков, то приговор, постановленный по материалам дела, расследованного с указанными нарушениями уголовно-процессуального законодательства, не может быть признан законным и подлежит отмене"*(389). Чтобы не отменять приговор, все судебные инстанции предпочли сделать вид, что нарушения не было.
В Определении Конституционного Суда РФ от 02.02.2006 N 57-О было допущено еще одно отступление от своей же официально высказанной позиции - на этот раз запрет на восполнение неполноты дознания или предварительного следствия Суд сопроводил словами "в качестве самостоятельной задачи". Эта оговорка позволяла толковать пределы производства следственных действий расширительно: восполнение неполноты расследования возможно, если это обусловлено необходимостью устранения нарушений уголовно-процессуального закона, препятствующих рассмотрению дела судом (т.е. не в качестве самостоятельной задачи). В связи с этим постоянно возникал вопрос о том, что следует понимать под неполнотой (пробелами) расследования - невыяснение каких-либо обстоятельств или неполноту проведенных для выяснения этих обстоятельств следственных действий и соответственно доказательств, и можно ли по возвращенному судом делу, не восполняя пробелы расследования, изменить квалификацию обвинения на более тяжкую. В практике такие метаморфозы с обвинением, по нашим наблюдениям, не влекли негативных последствий.
Очевидно, эти и подобные проблемы и привели Конституционный Суд РФ к тому, чтобы еще раз уточнить свою позицию по этому вопросу. В Постановлении Конституционного Суда РФ от 16.05.2007 N 6-П сказано, что ранее сформулированное им положение о недопустимости восполнения неполноты расследования в качестве самостоятельной задачи "не распространяется на случаи, связанные с необходимостью исследования новых или вновь открывшихся обстоятельств, свидетельствующих о наличии в действиях обвиняемого признаков более тяжкого преступления, которые ранее не были и не могли быть известны органам предварительного расследования". В целях установления и использования таких обстоятельства органам уголовного преследования должны быть обеспечены адекватные возможности для собирания и представления дополнительных доказательств и для оспаривания обвинения. Касающаяся, казалось бы, только ситуации, связанной с применением положений ст. 413 и 418 УПК, позиция Конституционного Суда РФ, на самом деле, имеет более широкое значение.
Дата добавления: 2016-07-09; просмотров: 1182;