Перевод как процесс межъязыковой трансформации
Говоря о возможности использования термина трансформация для обозначения категории теории перевода, следует прежде всего внести одно уточнение: в процессе перевода не происходит никакого преобразования объекта, так как в строгом смысле слова любое преобразование влечет за собой уничтожение первичного состояния, формы объекта и т.п., их замену новыми состояниями, формами и пр. В переводе же объект, т.е. исходный текст, остается неизменным. В результате перевода создается новое речевое произведение, новый объект. Поэтому реально никакие преобразования объекта, ни трансформирующие его, ни деформирующие, в переводе невозможны.
Использование терминов преобразование, трансформация и др. в синхронном описании языковых процессов, в том числе и межъязыковых, в частности процесса перевода, весьма условно.
О языковых преобразованиях, т.е. трансформациях, в строгом смысле слова можно, пожалуй, говорить, лишь рассматривая изменения, происходящие в языках, в историческом плане, т.е. в диахронии, и то только в том случае, когда какая-либо языковая форма (фонетическая, морфологическая или иная), преобразовавшись (трансформировавшись) в другую, перестала существовать. Так, старофранцузская форма слитного артикля del в результате фонетического развития превратилась в современную форму du, перестав существовать. Всреднефранцузский период форма суффикса существительных -cion трансформировалась, превратившись в форму -tioп , которую мы обнаруживаем и в современном французском языке, и также перестала существовать. Данные примеры иллюстрируют истинные трансформации лингвистических объектов: изменения их формы.
В переводе же происходят иные процессы. Объект — исходный текст — продолжает благополучно существовать, не претерпевая никаких изменений. В результате перевода возникает новый объект, в большей или меньшей степени напоминающий
первый и существующий параллельно с ним. Каким же образом термины преобразование, трансформация и др., предполагающие изменение объекта, могут функционировать в теории перевода? Что же в самом деле преобразуется в переводе?
Прежде чем ответить на эти вопросы, напомним, что термин трансформация пришел в современную теорию перевода из генеративной лингвистки, где трансформация была представлена как метод порождения вторичных языковых структур, состоявший в закономерном преобразовании основных (ядерных) структур в поверхностные. Содержательно трансформации выявляли регулярные соответствия между синонимичными предложениями. Всякая операция, позволяющая переход от глубинной (ядерной) структуры к поверхностной, и называлась трансформацией.
Идея порождения вторичных языковых структур на основе первичных в известном смысле отражает и суть перевода. Поэтому термин трансформация получил в современной теории перевода широкое распространение, хотя используется в ней далеко не однозначно. В теории перевода, как и в синхронных типологических описаниях языков, термины преобразование, трансформации иногда используются не в значении процессов, а, скорее, в значении определенного типа отношений.
Л.С. Бархударов, определяя значение термина «процесс перевода», писал, что его следует понимать «как определенного вида языковое, точнее, межъязыковое преобразование или трансформацию текста на одном языке в текст на другом языке»1. Однако, понимая условность такого преобразования, ведь текст оригинала на самом деле ни во что не преобразуется, исследователь уточняет значение термина именно по отношению к переводу. По его мнению, «термин "преобразование" (или "трансформация") здесь может быть употреблен лишь в том смысле, в каком этот термин применяется в синхронном описании языка вообще: речь идет об определенном отношении между двумя языковыми или речевыми единицами, из которых одна является исходной, а вторая создается на основе первой. В данном случае, имея исходный текст а на языке А, переводчик, применяя к нему определенные операции ("переводческие трансформации"...), создает текст б на языке Б, который находится в определенных закономерных отношениях с текстом а. В своей совокупности эти языковые (межъязыковые) операции и составляют то, что мы называем "процессом перевода" в лингвистическом смысле. Таким образом, перевод можно считать определенным видом трансформации, а именно межъязыковой трансформацией»2.
1 Бархударов Л.С. Язык и перевод. С. 6.
2 Там же.
Из этого высказывания следует, что термин трансформация закрепляется за тремя весьма различными понятиями, обозначая: 1) отношениемежду языковыми или речевыми единицами сопоставляемых языков; 2) языковые, точнее, межъязыковые операции; 3) процессперевода в целом.
Такое нанизывание понятий в пределах одного термина одной науки вряд ли можно считать удачным.
Похожую трактовку понятия «переводческой трансформации» мы находим и у А.Д. Швейцера. Отмечая определенную метафоричность термина трансформация в теории перевода, Швейцер писал: «На самом деле речь идет об отношении между исходным и конечным языковыми выражениями, о замене в процессе перевода одной формы выражения другой, замене, которую мы образно называем превращением или трансформацией. Таким образом, описываемые ниже операции (переводческие трансформации) являются по существу межъязыковыми операциями "перевыражения" смысла»1. Иначе говоря, Швейцер также понимает переводческую трансформацию как отношение между исходным речевым произведением и текстом его перевода и как процесс замены одних форм выражения другими, и как межъязыковые операции.
Продолжая анализировать, что представляет собой трансформация как категория теории перевода, следует вспомнить, что сам термин перевод соотносится с двумя понятиями: во-первых, с процессом, в ходе которого на основе текста оригинала на языке А возникает текст на языке В, и, во-вторых, с результатом этого процесса, т.е. самим финальным текстом на языке В. Разумеется, оба понятия оказываются тесно взаимосвязанными, так как результат любого процесса целиком и полностью зависит от характера протекания самого процесса. Однако различать действия переводчика и результат его действий представляется вполне закономерным и целесообразным, так как такое различение дает возможность взглянуть на перевод с двух точек зрения: с позиции переводчика, создающего речевое произведение, и с позиции некоего постороннего наблюдателя и аналитика, имеющего возможность сравнить текст оригинала с текстом перевода и оценить правомерность принятых переводчиком решений.
Соответственно трансформация также может рассматриваться с этих различных позиций, т.е. либо как процесс, либо как результат этого процесса, поддающийся непосредственному восприятию как самого переводчика, так и некоего третьего лица и предоставляющий возможность сравнительного анализа. В каче-
1 Швейцер А.Д. Теория перевода: Статус, проблемы, аспекты. М., 1988. С. 118. 362
стве третьего лица, не имеющего непосредственного отношения к процессу перевода, может выступать автор оригинала, владеющий языком перевода, читатель перевода, владеющий языком оригинала, двуязычный литературный редактор, переводчик-критик и т.п.
Обратимся к переводу как к процессу и посмотрим, что же в самом деле трансформируется в ходе этого процесса.
Заимствовав у генеративной лингвистики термин трансформация и применив его к описанию перевода, видимо, следует заимствовать и идею глубинного и поверхностного уровней в речевой коммуникации. Исходный текст, как любое речевое произведение, представляет собой некий поверхностный уровень, состоящий из определенной последовательности знаков конкретного языка, размещенных в определенной последовательности. Эта последовательность знаков предполагает глубинный уровень как некую систему смыслов. Переводчик через формы исходного текста проникает на глубинный уровень и строит собственный виртуальный объект,собственное представление о тексте как об определенной системе смыслов. Именно этот виртуальный объект, а вовсе не исходный текст и подвергается преобразованию в переводе. Виртуальный объект — это идеальная сущность, рождающаяся в сознании переводчика в результате анализа материальной сущности — исходного текста. Эта идеальная сущность объективна лишь в той мере, в какой текстовые формы допускают расшифровку заложенных в них смыслов. Она субъективна настолько, насколько переводчик оказывается способен расшифровать эти смыслы.
Понятие виртуального объекта, подвергающегося преобразованию, на мой взгляд, весьма важно для теории перевода, так как способно объяснить, оправдать или, напротив, опровергнуть те или иные переводческие решения. Оно подтверждает возможность множественности переводов одного и того же текста. Это понятие, наконец, позволяет преодолеть формалистический подход к переводу как к переходу от форм языка А к формам языка В.
Строго говоря, в процессе переводапроисходит не преобразование исходного текста в текст на переводящем языке, а преобразование (трансформация или деформация) виртуального объекта, некой идеальной сущности, каковой является представление переводчика о системе смыслов сообщения, закодированного в исходном тексте, в более или менее близкую, не тождественную систему смыслов, облеченную в материальную форму языка перевода. Именно эта система смыслов, заключенная в формах исходного текста и осознанная переводчиком,и является истинным предметом трансформации.
Иначе говоря, не всякий процесс перевода оказывается трансформацией. Если в переводе система смыслов, заключенная в исходном речевом произведении или его фрагменте, не подверглась никакому изменению, если элементы смысла не оказались перегруппированными, если не добавились новые элементы смысла и не выпали некоторые из тех, что были присущи исходному речевому произведению, никакой трансформации не произошло, произошло именно «перевыражение» того же самого смысла средствами иного языкового кода. Поэтому вряд ли можно согласиться со Швейцером в том, что переводческие трансформации являются межъязыковыми операциями «перевыражения» смысла.
Переводческие трансформации являются обычной процедурой любого процесса перевода в силу асимметричности систем любой пары языков, сталкивающихся в переводе. Но асимметричные системы имеют, как правило, и зоны совпадения значений, так сказать, зоны «смысловой гармонии». Если фрагмент, подлежащий переводу, принадлежит одной из таких совпадающих зон, то никакой трансформации не происходит. Например, французское высказывание Paris est la capitale de la France мы «перевыразим» с помощью русского языкового кода следующим образом: Париж — столица Франции. При этом мы полностью сохраним смысл исходного высказывания. Но по своей грамматической структуре русское высказывание отличается от французского: в нем нет связочного глагола, обязательного во французских предложениях квалифицирующей семантики, нет артиклей, свидетельствующих о единичности обозначенных предметов.
Фр.: N (def) V N (def) Русск.: N — N
Трансформирует ли это смысл высказывания? Полагаю, что нет, ведь использование русским языком иных грамматических форм по сравнению с французским свидетельствует лишь о формальной, поверхностной асимметрии, а не о глубинной. Русское и французское предложения имеют одно и то же значение: предикат, выраженный именем, квалифицирует субъект, также выраженный именем. При этом предикат выражен словосочетанием, в котором определяемое слово, имеющее более широкое значение, чем имя субъекта, уточняется определяющим словом, что и позволяет установить знак тождества (тире в русском и форма est во французском) между субъектом и предикатом.
Не всякий процесс перевода есть трансформация, даже если внешне структуры высказываний на исходном языке и на языке перевода не совпадают. Трансформации затрагивают не области внешних, поверхностных структур, так как они при переходе от
одного языка к другому естественным образом изменяются практически всегда. Они затрагивают области смысла. Именно система смыслов исходного речевого произведения трансформируется в большинстве случаев в переводе. Поэтому определение перевода как «перевыражения» смысла иными средствами представляется неверным. Наивно полагать, что система смыслов остается неизменной в переводе. Она всегда трансформируется, иногда в большей степени, иногда — в меньшей, иногда удачно, иногда — нет. Поэтому возможны множественные переводы одного и того же произведения и их критическая оценка. Поэтому устные переводчики, работающие в окружении «молчащих билингвов», т.е. людей, владеющих в той или иной степени обоими языками, сталкивающимися в переводе, никогда не застрахованы от кривых усмешек, а иногда и прямых корректирующих замечаний, далеко не всегда обоснованных.
Приведу другой пример, наглядно показывающий, что при сохранении внешней структуры высказывания и даже некоторых сходных по форме лексических единиц смысл высказывания трансформируется, скорее, даже деформируется в переводе. В период, когда военная мощь Советского Союза никем в мире не ставилась под сомнение, в Белорусском военном округе были организованы военные учения, т.е. имитация боевой работы частей и подразделений, для одного высокопоставленного французского генерала. Кульминацией учений было форсирование Березины, не очень большой реки, протекающей у Бобруйска и впадающей в Днепр. Именно там, на Березине, был оборудован командно-наблюдательный пункт, откуда французская делегация могла наблюдать всю картину «военных действий». Напомню, что отступающая Великая армия Наполеона имела немало неприятностей именно при форсировании Березины в 1812 г. Поэтому в современном французском языке слово bérézina стало нарицательным и обозначает катастрофу, полный крах. После учений и обеда в «штабном спецавтомобиле» французский генерал, несмотря на, возможно, грустные национально-исторические ассоциации, желая сказать что-нибудь приятное своему советскому коллеге, произносит любезную фразу: «0мг, c'était un beau spectacle». Я, потеряв бдительность после напряженного дня перевода на учениях, в штабных палатках и автомобилях, иду по пути наименьшего сопротивления. Я копирую структуру и, что самое страшное, некоторые слова французской фразы. Единственное, что я позволяю себе, так это «увеличить» положительную оценочность, сквозящую во французской фразе, и перевожу французское слово beau (красивый) как прекрасный. Получилось русское высказывание «Да, это был прекрасный спектакль». Услышав это, советский ге-
нерал помрачнел и гордо отпарировал: «Это был не спектакль, а настоящая боевая работа, все было по-настоящему». Французский генерал, не понимая, почему посуровело лицо советского коллеги и тон его речи, недоуменно смотрит на меня. Я понимаю, что попал в ловушку и что для меня настала моя «березина». Как перевести недовольную реплику французскому генералу? Ведь французское слово spectacle обозначает прежде всего зрелище; нечто, что предстает взору, а уже потом спектакль, представление, постановку. Понимая, что вот-вот из-за моей неточности может разразиться военно-политический скандал, и хорошо осознавая, чью сторону мне важнее удовлетворить в этом неудачном «акте межкультурной коммуникации с переводом», я изменяю долгу верного переводчика — объективно переводить все, что слышишь, и, избегая слова спектакль, бормочу что-то французскому генералу о том, что войска работали, как в бою, и, не дожидаясь, пока он на это что-нибудь ответит, извиняясь, объясняю советскому генералу, что это я, переводчик, допустил ошибку, что французский генерал хотел сказать совсем иначе, а именно: «Это было впечатляющее зрелище\» Советский генерал внешне успокоился, но его недоверие к французскому коллеге и к переводчику сохранилось, ведь он собственными ушами из уст француза слышал слово, очень похожее на русское спектакль] А что же французский генерал? Несколько позднее, в ситуации, где я мог говорить не как переводчик, а «от себя», я объяснил ему смысл произошедшего инцидента и, извинившись в очередной раз, покаялся, что перевел слово spectacle как спектакль, а не как зрелище. Правда, до сих пор я так и не уверен, что действительно допустил ошибку, за которую извинялся направо и налево. Что в самом деле имел в виду французский генерал, побывав на своей «Березине» (так назывались показныеучения), произнося слово spectacle? Переводческая трансформация — это такой процесс перевода, в ходе которого система смыслов, заключенная в речевых формах исходного текста, воспринятая и понятая переводчиком в силу его компетентности, трансформируется естественным образом вследствие межъязыковой асимметрии в более или менее аналогичную систему смыслов, облекаемую в формы языка перевода.
Дата добавления: 2016-06-24; просмотров: 1148;