Культура как коммуникативная система.

Выделяют два противоположных подхода к коммуникации в двух противостоящих друг другу лингвистических парадигмах. Первое направление, представленное В. фон Гумбольдтом, А. А. Потебней, К. Фросслером, видит в языке динамический феномен, находящийся в постоянной эволюции, предопределяемой творческой энергией говорящего. В рамках этого подхода коммуникация воспринимается как акт творческого взаимодействия коммуникаторов. Когда я говорю, а меня понимают, то я не перекладываю целиком мысли из своей головы в другую. Главным предметом исследования К. Фосслера стала история языка в ее взаимосвязи с культурой соответствующих исторических эпох. По Фосслеру, история языка напрямую обусловлена импульсами, мотивами, влияниями, воздействиями среды, которые притекают в язык извне, а современность есть место, где язык и жизнь встречаются друг с другом, и каждое полное жизни словоупотребление есть, соответственно, современное словоупотребление. В философском понимании слова исследователь языка всегда имеет дело только с языком современности как единственным, который существует.

Структуралистский подход (Ф. де Соссюр, В. Брендаль, Л. Ельмслев, Р. О. Якобсон) рассматривает пользование языком как создание по заданным моделям определенных конструкций из дискретных фиксированных единиц, не подвергающихся серьезным изменениям.

Одной из важнейших задач современной культурологии является исследование межкультурной коммуникации.

Теория символов Сепира существенно отличается от семиотики, складывающейся в Америке в первой половине ХХ века. Сепир использует термин «символ» для обозначения всех возможных типов знаков. Для Сепира символы предстают как референциальные, служащие для экономии способа изображения. К их числу Сепир относил естественный язык, письменный язык, коды, Если референциальная система для человека или группы насыщается эмоциями, то тогда она превращается в конденсационную систему[22].

Эвард Сепир писал о том, что «было бы ошибкой полагать, что мы можем полностью осознать действительность, не прибегая к помощи языка, или что язык является побочным средством разрешения некоторых частных проблем общения и мышления. На самом же деле «реальный мир» в значительной степени бессознательно строится на основе языковых норм данной группы. Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или иные явления главным образом по тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения.

В работе «Статус лингвистики как науки» Сепир утверждает, что язык приобретает все большую значимость в качестве руководящего начала в научном изучении культуры. В некотором смысле система культурных стереотипов всякой цивилизации упорядочивается с помощью языка, выражающего данную цивилизацию. Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном. В значительной степени они все находятся и во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. Т.н. «реальный мир» в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством выражения одной и той же социальной действительности. Миры, в которых живут различные общества, - это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками. Громадное количество всяческих действий является в этом грубом смысле языковыми актами. Примитивный знак имеет некоторое объективное сходство с тем, что он замещает или на что указывает. Некоторые знаки становятся редуцированными формами тех функциональных действий, которые они обозначают. Однако со временем форма символа изменяется до такой степени, что всякая внешняя связь с замещаемым им понятием утрачивается.

Бенджамен Л. Уорф в работе «Отношение норм поведения и мышления к языку» объясняет, как исторически создается сплетение между языком, культурой и нормами поведения. Ставя вопрос: что было первичным – норма языка или норма культуры Уорф приходит к выводу, что в основном они развивались вместе, постоянно влияя друг на друга. Но в этом содружестве природа языка является тем фактором, который ограничивает его свободу и гибкость и направляет его развитие по строго определенному пути. Это происходит потому, что язык является системой, а не просто комплексом норм. Структура большой системы поддается существенному изменению очень медленно, в то время как во многих других областях культуры изменения совершаются сравнительно быстро. Язык, отражает массовое мышление; он реагирует на все изменения и нововведения слабо и медленно, тогда как в сознании производящих изменения это происходит моментально.

Сравнивая латынь, с древнееврейским языком, исследователь обнаруживает, что если для древнееврейского языка характерна лишь некоторая трактовка непространственного через пространственное, то для латыни это характерно в большей степени. В средние века языковые модели, уже выработанные в латыни, стали приспосабливаться ко всем увеличивающимся изобретениям в механике, промышленности, торговле, к схоластической и научной мысли. Потребность в измерениях в промышленности, торговле грузов материалов, стандартизация единиц измерения, изобретение часового механизма введение записей, счетов, составление хроник, летописей, развитие математики и соединение прикладной математики с наукой – все это вместе взятое привело наше мышление и язык к их современному состоянию», - считает Уорф.

Такие универсалии культуры, как «время» и «материя» не даны из опыта всем людям в одной и той же форме. Они зависят от природы языка или языков, благодаря употреблению которых они развились.

Межкультурная коммуникация представляет собой общение языковых личностей, принадлежащих различным лингво-культурным сообществам, включает речь, жесты, положение тела, мимику лица. Межкультурная коммуникация осложнена отличиями этнических сознаний, обусловленными спецификой языков и социально-культурными обстоятельствами. Этнические особенности сознания сохраняются даже при условии, когда различные этнокультурные сообщества общаются на одном языке. Ю. М. Лотман особого коммуникационного пространства, внутри которого осуществляется взаимодействие культур "семиосферой"[23]. Область пересечения культур внутри семиосферы включает небольшие смысловые части культур, создавая ситуацию необходимости культурной интерпретации для большей смысловой части взаимодействующих культур. Несмотря на постоянное расширение области пересечения, сфера нетождественного для взаимодействующих культур создавало "напряжение" - силового сопротивления между двумя культурами как семиотическими системами. Преодоление первоначального непонимания культур, затрудняя общения, вызывало во взаимодействующих культурах напряженный интерес друг к другу, сообщало иные смыслы и приобщало к новым ценностям. Люди, выступающие как носители языка, формируясь в конкретно-историческую эпоху, обладают культурно - исторической памятью, которая всегда избирательна и специфична для каждой культуры, поэтому полная идентичность людей разных культур невозможна. Диалог культур создает ситуацию, когда через понимание отличия от другой культуры осуществляется понимание собственной культуры.

В процессе коммуникации людей от 60 до 80% коммуникации осуществляется за счет невербальных средств выражения, и только 20-40% информации передается с помощью вербальных.

Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и кодировки мира. Выражаемые в языке значения складываются в единую систему взглядов носителей данного языка. Людвиг Витгенштейн в «Логико-философском трактате» писал о том, что человек «обладает способностью строить язык, в котором можно выразить любой смысл, не имея представление, как и что означает каждое слово, - так же как люди говорят, не зная, как образовались отдельные звуки... Границы моего языка определяют границы моего мира»[24].

М. М. Бахтин сочетал лингвистический метод с социологическим методом, критикуя соссюровский структурализм, а то, что он изучает язык только как систему, оторванной от контекста, то есть как монолог. В своих работах разных лет, среди которых «Слово в романе» 1935 года, «Проблема речевых жанров» 1953 года Бахтин разработал теорию речи, понимая речь как элементарную единицу речевого общения, состоящую из письменных и устных высказываний субъектов речи. Когда речь входит в определенный контекст, то формируется перекличка автора и слушающего (читателя) и возникают коммуникативные отношения. Границы конкретного высказывания определяются сменой говорящих. «Всякое высказывание – от короткой (однословной) реплики до бытового диалога и до большого романа или научного трактата – имеет абсолютное начало и абсолютный конец»[25]. Целостность высказывания определяется Бахтиным предметно-смысловой исчерпанностью темы высказывания, речевым замыслом, подразумевающим субъективное эмоционально-оценивающее отношение говорящего к содержанию своего высказывания, а также устойчивыми речевыми жанрами, которые различаются в каждой культуре. Речевые жанры - это относительно устойчивые типы высказываний, богатство и разнообразие которых связано с многообразием сфер человеческой деятельности общения. К речевым жанрам относят бытовой диалог, бытовой рассказ, письмо, стандартную военную команду, разные литературные, научные и публицистические жанры, официальные документы, летописи, договоры.

Анна Вежбицкая, развивая идеи Бахтина, указала на несовпадение речевых жанров разных культур. Так, в системе речевых жанров английского языка она не обнаружила речевого жанра доноса, который существует в американском варианте английского языка[26]. По мнению лингвистов, в европейских языках, кроме португальского нет слов, аналогичных русскому глаголу «хохотать», то есть смеяться до слез, труднопереводимы такие русские слова, как «хандра» или «удаль», «радушие», «неприкаянность», «маята», «тоска», «удаль»[27].

О связи языка и мышления свидетельствует то, что представители западных культур больше внимания обращают на содержание сообщения, на, что сказано, коммуникация лишь в малой степени зависит от контекста. Такие культуры, которым присущ когнитивный стиль обмена информацией низкоконтекстны. В высококонтекстных культурах при передаче информации люди обращают внимание на то, с кем и в какой ситуаций они общаются. Такая культуры обладает высоким уровнем избегания неопределенности, ей присущи дифференциация эмоциональных категорий и богатство языковых средств для выражения эмоций, передающих все оттенки чувств. Примером того, как языковые формы связаны с основами национального мировидения является обычный для японцев разговор на улице, выглядящий странно для представителя другой культуры, понимающего по-японски. «Вы куда?», - спрашивает один человек встретившегося ему знакомого. Обычный ответ: «Да ненадолго туда». «Ну что же, ступайте и возвращайтесь», - говорит первый собеседник. Суть разговора заключается в том, что, неожиданно встретив знакомого, человек обеспокоен тем, не случилось ли чего. Отвечающий убеждает встретившегося знакомого в том, что идет по обыденному делу и беспокоиться незачем. О высококонтекстном характере японской культуры свидетельствует широко развитая в японском языке система личных местоимений: около 50 форм обращения в почтительно-официальном, высоком, нейтральном, сниженном, дружески-вежливом, скромном, фамильярном стилях, около 50 форм приветствий, более 40 форм выражения благодарности, более 20 форм извинений.

Высоконтекстной является русская культура.

З. Фрейд провел анализ языковых искажений, нарушений, описок, оговорок и очиток и обнаружил, что силой, которая вызывает искажение звуков, являются аффекты влечения и стыда, возникающие вследствие сходства произносимых слов с непроизносимыми. Человеческая речь может оказаться патогенной, а коммуникация нарушенной даже при сохранении правил грамматики и логики.

Э. Кассирер в своих последних работах подметил опасность, которой грозит культура «тотальность символических миров». Кассирер исследовал язык нацистской пропаганды и ее деструктивное воздействие на мораль и дискурс человека. Проблема «диктатуры языка» и «символического отчуждения» была предметом анализа со стороны Р. Барта и Р. Блакара. Современные исследования в области семиотики культуры показали, что символические системы культуры могут быть не только средством освобождения и творческого развития человека, но и могущественным средством его порабощения и манипулирования его сознанием. В последнее времяпроисходитрезкое изменение коммуникационного пространства, в общемировом общении начинают господствовать интегративные языковые тенденции, при этом становится возможным подчинение всех языков языку, который в наибольшей степени способен распространить себя в силу политических, научно-технических и других условий. Господство мировых сверхдержав проявляется и как языковое господство.

Изменения в характер процесса коммуникации связаны с появлением медиа. Герберт Маршалл Макклюэн считал, что средства коммуникации это не только СМИ, но и электрический свет, устная речь, письмо, дороги, числа, одежда, вещи, город, деньги, печать, любые транспортные средства, фотографии, игры, пресса. Язык медиа - это технологии, которые существенно изменяют процесс коммуникации человека с окружающим миром и со временем обретают над человеком власть: развитие технологической инфраструктуры человеческого тела сопровождается последовательной «ампутацией» человеческих способностей. Человек, чьим сознанием овладевает медиа, погружается в своеобразное «наркотическое» опьянение.

Интернет создает ситуацию вариативности интерпретаций текста, бесконечность переходов между фрагментами текстов. Для гипертекста, как одного из главных компонентов перехода от текста к тексту в Интернете характерно внезапное перемещение позиции пользователя в тексте, когда он волен продолжать текст, перейти в другой или развить сюжетные линии. В классическом тексте сюжет задан авторской волей раз и навсегда, гипертекст, в котором можно развивать иную сюжетную линию или несколько сюжетных линий создает возможности для творчества. Язык общения человека с компьютером вносит изменения и в общение между людьми: алгоритмизация языка как необходимое условие общения человека с компьютером приводит к минимизации содержания используемых понятий в естественном языке. Визуально-образная информация воспринимается субъектом обладает большей объективностью, чем прочитанная, поскольку то, что человек видит своими глазами на телевизионном экране убедительно, а то, что картинка скомпонована, минует его сознание, контролируется им в меньшей степени, что создает ранее невиданные возможности для манипулирования сознанием как отдельного человека, так и общества в целом. Массмедиа проявляют способность к многократному дублированию реальности, созданию альтернативных множественных ее вариантов, а в конечном итоге к разложению смысла событий данной реальности, их нейтрализации и энтропии, деградации их формы, - считает Ж. Бодрийяр[28].

Таким образом, семиотический подход, в котором культура предстает как сверхсложная система и ненаследственная память человечества, рассматривает картину мира как с точки зрения первичных моделирующих систем (язык), так и с точки зрения вторичных моделирующих систем (искусство, религия и др.), выделяя в общей картине мира - научную, философскую, языковую ее разновидности.

Литература к разделу:

Беньямин Ф. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. - М., 1996.

Евразийское пространство: Звук, слово, образ / Рос. Акад. Наук. – М.: Языки славянской культуры, 2003.

Кононенко Б. И. Большой толковый словарь по культурологии. М.: ООО «Издательство «Вече 2000», «Издательство АСТ», 2003.

Костина А. К. Массовая культура как феномен постиндустриального общества. Изд 2-е, перераб. И доп. – М.: Едиториал УРСС, 2005.

Кристева Ю. Разрушение поэтики. Избранные труды. – М.: РОССПЭН, 2004.

Культура и культурология: Словарь / Сост. и ред. А.И. Кравченко. – М.: Академический Проект, Екатеринбург: Деловая книга, 2002, статьи «контркультура», «субкультура», «субкультура бедности».

Культурология: ХХ век: Словарь. - С.Пб.: Университетская книга, 1997.

Маклюэн М. Понимание медиа. – М. – Жуковский: Канон-Пресс–Ц 2003.

Маркузе Г. Одномерный человек. М., 2003.

Массовая культура и массовое искусство. «За» и «против». М.: Изд-во «Гуманитарий» Академии гуманитарных исследований, 2003.

Сергеева А.В. Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность. М.: Флинта; Наука, 2005.