Общая характеристика политической* и правовой мысли Киевской Руси

Политическая и правовая мысль Киевской Руси дошла до нас в виде совокупности политических и правовых идей и взглядов, со­ держащихся в текстах летописей, правовых памятников, произве­ дений древнерусской литературы. Эти идеи и взгляды не склады­ вались еще в политические и правовые теории, для их выражения использовались не специальные понятия и термины, а обыденный язык, общепринятый для общения в устной речи и на письме. Жанры произведений, в которых воплощалась политическая и правовая мысль, — это одновременно жанры и литературы, и устного твор­ чества, такие, как: послание, поучение, слово, моление и т. п. То, что политические и правовые идеи и концепции излагались пре­ имущественно в произведениях подобных жанров, явно указывает на их практическую направленность. Они были предназначены слу-

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 85

жить целям практической политики, т. е. вызывать и оправдывать определенные политические действия, давать идеологические аргу­ менты в политической борьбе и т. п. Иначе говоря, политическая и правовая мысль Киевской Руси сама по себе была важным элемен­ том практической политики. Не случайно поэтому, что среди твор­ цов древнерусской политической и правовой идеологии явно пре­ обладают государственные и церковные деятели — князья, митро­ политы и т. д.

Эта укоренённость политической и правовой мысли Киевской Руси в реальную общественно-политическую жизнь была залогом ее самостоятельного развития — важнейшим фактором, ослабляв­ шим влияние на нее чужеземной политической и правовой идео­ логии.

На Руси сравнительно хорошо были известны политические и правовые идеи и концепции, выработанные в Византии. Однако, распространяясь в среде русского образованного слоя, они не мог­ ли подчинить себе его сознание и деформировать тем самым рус­ скую политическую и правовую мысль. Наоборот, византийская политико-правовая идеология сама неизбежно реформировалась на русской почве, приспосабливаясь к реалиям русской общественно- политической жизни. Византийская политическая и правовая идео­ логия вообще была чрезвычайно сложным, неоднородным явлени­ ем. Она включала в себя самые разнообразные, часто противореча­ щие одна другой идеи, многие же высказывания византийских идеологов были неопределенны, неясны и требовали соответствен­ но толкования, разъяснения. К тому же политическая и правовая культура Византии развивалась по мере эволюции византийского общества, менялись содержание и смысл старых идей и концеп­ ций, появлялись новые идеологические постулаты. Русские мысли­ тели, обращавшиеся к произведениям византийской литературы, должны были со всей неизбежностью делать выбор идей, а часто и по-своему их истолковывать. В рамках политической и правовой мысли Киевской Руси невозможно поэтому выделить собственно византийские идеи и концепции.

Содержание политической и правовой мысли Киевской Руси (в том виде, в каком оно дошло до нас в сохранившихся памятниках письменности) отличалось довольно большим разнообразием. Однако в нем можно обозначить целый ряд идей и концепций, повторяю­ щихся из произведения в произведение, составляющих своего рода остов, каркас древнерусского политико-правового сознания.

Это в первую очередь концепция Русской земли. В текстах ли­ тературных произведений Киевской Руси понятие "Русская зем­ ля", как и синоним его — слово "Русь", во многих случаях упот­ ребляется для обозначения территории проживания русского на­ рода, т. е. в географическом смысле. Вместе с тем оно нередко обо-

История политических и правовых учений

86История политических и правовых учений

значает собой образ некоего огромного дома — обители русского народа и православной веры христианской. Причем образ этот зача­ стую приобретает явно выраженную эстетическую окраску. Рус­ ская земля — не простая обитель, но светло светлая, прекрасно украшенная, многими красотами прославленная. Именно так ха­ рактеризуется она в "Слове о погибели Русской земли" — дошед­ шем до нас отрывке из большого произведения о нашествии войск хана Батыя на Русь, созданного между 1238—1246 гг. "О, свЪтло св-Ьтлая и украсно украшена, земля Руськая! И многыми красота­ ми удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, ръками и кладязь- ми мЪсточестьными, горами, крутыми холми, высокыми дубраво- ми, чистыми польми, дивными звЪрми, различными птицами, бе- щислеными городы великыми, селы дивными, винограды обител- ными, домы церьковными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля Руская, о право- вЪрьная вЪра хрестияньская!"

Вместе с тем понятие "Русская земля" получает в памятниках письменности Киевской Руси также политическое значение. Рус­ ская земля — это в понимании русских мыслителей не просто тер­ ритория, страна или обитель, но одновременно и нечто такое, что делает русских самостоятельным, независимым народом среди дру­ гих народов. Русская земля — это то, о чем должны проявлять постоянную заботу русские князья. Только те князья прославля­ ются в литературе Киевской Руси, наделяются разнообразными положительными чертами, которые были заступниками Русской земли, которые защищали ее от внешних врагов и жизни своей не жалели ради нее, всегда готовы были голову свою сложить за Русь. Широко распространенным среди русских мыслителей было мне­ ние о том, что именно от князей зависит, благоденствовать будет Русская земля или бедствовать. Если князья справедливы, то Бог милостив к Русской земле, прощает ей многие согрешения, но если князья злы и лживы, то Бог насылает на нее бедствия — "казнь Божию". В Лаврентьевской летописи в записи за 1015 г. данное поверье выражено следующим образом: "Аще бо князи правьдиви бывают в земли, то многа отдаются согрыленья земли; аще ли зли и лукави бывають, то болше зло наводить Богь на землю, понеже то глава есть земли".

Любопытно, что раздробление единого государства Киевской Руси на ряд обособленных одно от другого в политическом отноше­ нии княжеств было воспринято в древнерусской литературе не как раздробление его территории и соответственно исчезновение Рус­ ской земли, но лишь как распад единого прежде княжеского рода на враждующие между собой группировки. В этой вражде, в кото­ рой брат шел на брата, русские писатели усматривали главную причину всех несчастий, свалившихся на Русскую землю. Когда

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси87

начинались княжеские междоусобицы, "тогда на Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки по-своему говорили, собираясь лететь на пожи­ ву", — констатировало "Слово о полку Игореве" (ок. 1187 г.). Все это произведение звучало призывом к князьям прекратить меж­ доусобную вражду. "Ярославы все внуки и Всеславовы! Не взды­ майте более стягов своих, вложите в ножны мечи свои затупивши­ еся, ибо потеряли уже дедовскую славу. В своих распрях начали вы призывать поганых на землю Русскую, на достояние Всеславо- во. Из-за усобиц ведь началось насилие от земли Половецкой!" Подобный призыв звучал и в созданном в это же время, т. е. во второй половине XII в., произведении, известном под названием "Слово о князьях": "Одумайтесь, князья, вы, что старшей братии своей противитесь, рать воздвигаете и поганых на братью свою призываете, — пока не обличил вас Бог на Страшном своем суде!" Выраженная в приведенных словах идея ответственности князей перед Богом была распространенной в литературе Киев­ ской Руси. К ней, в частности, обращался в своем "Поучении" и Владимир Мономах. "Оже ли кто вас не хочеть добра, ни мира хре- стьяном, а не буди ему от Бога мира узрфти на оном свЪтЪ души

его!" — предупреждал он русских князей.

Идея ответственности князей перед Богом закономерно выте­ кала из учения о божественном происхождении княжеской влас­ ти, составлявшего стержень официальной политико-правовой иде­ ологии Киевской Руси. Духом данного учения проникнуты и рус­ ские летописи, и послания митрополитов князьям, и различные литературные произведения. Так, в "Повести временных лет" в записи за 1015 г. летописец замечает в ответ на предполагаемый замысел князя Святополка убить своих братьев и взять себе одно­ му всю власть русскую: "Помысливъ высокоумьемъ своимъ, не въдый яко "Богъ дает власть, ему же хощеть; поставляетъ бо цеса­ ря и князя вышний, ему же хощеть, дасть" (думая так, не знал он, что Бог дает власть тому, кому захочет, и поставляет цесаря и князя, каких захочет). Подобная мысль проводится и в рассказе о преступлении рязанских князей Глеба и Константина Владимиро­ вичей, убивших в 1218 г. на специально для этого организованном пиру одного родного и пятерых двоюродных братьев своих. Рассказ этот содержится в Синодальном списке XIII в. Новгородской пер­ вой летописи. Согласно ему Глеб и Константин думали, что если перебьют своих братьев, то захватят в свои руки всю власть. "И не вьеси, оканьные, божия смотрения: даеть власть ему же хощеть, поставляеть цесаря и князя вышний", — заявляет в данном случае летописец, употребляя почти точно такие же слова, какие говори­ лись в рассказе об убиении Святополком своих братьев Бориса и Глеба.

88История политических и правовых учений

Таким образом, учение о богоизбранности князей имело для своего выражения в политической идеологии Киевской Руси даже и некую устойчивую формулу. Иногда, правда, употреблялись и другие формулы. К примеру, Никифор, митрополит Киевский в 1104—1121 гг., в одном из своих посланий писал просто о князе "яко от Бога избранном".

Учение о божественном происхождении верховной государ­ ственной власти утверждалось в русском политическом сознании вместе с распространением в русских землях христианства. При­ чем в общественных условиях Киевской Руси это учение все более отходило от византийского варианта.

В Византии обожествление императорской власти служило глав­ ным образом упрочению единодержавия императора, его вер­ ховенства в системе государственного управления. Византийский император был (если не на практике, то в теории) единовластным правителем. Такой смысл и вкладывался в наименование его моно- кратором или автократором. В Киевской Руси великий князь назы­ вался иногда аналогичными титулами: "единодержец", "самодер­ жец". В ряде случаев применительно к нему употреблялся даже титул "царь". Например, митрополит Иларион в "Слове о Законе и Благодати" говорил о великом князе Владимире, что он "едино- дЪржъцъ бывъ земли своеь". Знаменитый летописец Нестор писал в сказании "О зачале Печерского монастыря": "В княжение само­ держца Рускиа земля благовернаго великаго князя Владимера Свя- тославичя...". В "Повести временных лет" Нестор замечает в запи­ си за 1037 г., что Ярослав стал "самовластецъ Русьстьй земли". Внук Владимира Мономаха Гавриил в одной из уставных грамот именовался следующим титулом: "Се аз Князь Великый Гаврил, нареченный Всеволод Самодержец Мьстиславичь, внук Володимир, владычествующю ми всею Русскою землею и всею областью Нов- гороцкою...". Даниил Заточник в своем "Слове", писанном велико­ му князю Ярославу, обращается к нему следующим образом: "По­ милуй мя, сыне великаго царя Владимера...". Ипатьевская лето­ пись называет царем великого князя Андрея Боголюбского в сле­ дующей фразе: "...Спасе люди Своя рукою крепкою, мышцею вы­ сокою, рукою благочестивою Царскою благоверного Князя Андрея". Однако при всем том единовластие великого князя Киевской Руси имело другой, отличный от единовластия византийского императо­ ра характер.

Великий князь властвовал не один, а совместно со всем кня­ жеским родом, с другими князьями — своими братьями, сыновья­ ми и племянниками. Он был, скорее, первым среди равных, нежели подлинным единовластием. В Киевской Руси, в отличие от "Импе­ рии Ромеев", отсутствовал развитый бюрократический аппарат. Великий князь вынужден был поэтому полагаться преимущественно

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 89

на собственные силы. Управленческие функции византийского им­ ператора сводились по существу к подбору соответствующих лиц на административные должности и контролю за их деятельностью. Круг обязанностей великого князя Киевского предполагался пре­ дельно широким. Он должен был самолично осуществлять практи­ чески все управленческие функции.

В соответствии с этим в политической идеологии Киевской Руси в воспринятом вместе с христианством учении о божественном про­ исхождении государственной власти главный упор делался на бо­ жественность не сана властителя, а его обязанностей. Иначе гово­ ря, в русском политическом сознании предполагалось, что тот или иной человек избирается богом на роль главы государства не для того, чтобы просто быть верховным властителем, но для служения Русской земле, для поддержания в ней порядка, защиты ее от врагов, отправления правосудия и т. п. Идеальный князь в русском политическом сознании — это князь-труженик, князь-воин.

В "Повести временных лет" рассказывается, как в правление великого князя Владимира на Руси резко увеличилось число раз­ боев и как подошли к нему епископы и спросили: "Се умножишася разбойници; почто не казниши их?" "Боюся греха", — ответил князь. Тогда епископы сказали: "Ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милованье. Достоить ти казнити разбойника, но со ис- пытом". И Владимир начал с тех пор казнить разбойников.

Среди функций князя одной из важнейших считалась функция защиты православного христианства, Идея о князе—охранителе православия дополняла концепцию его богоизбранности. Согласно данной идее князь, будучи избранным Богом на престол, не просто призывался к православной вере, но должен был хорошо знать Христово учение и служить опорой Святой церкви. В послании митрополита Никифора великому князю Владимиру о латинах указанная идея выражалась следующим образом: "Подобает бо Князем, яко от Бога избранном и призваном Правоверную веру Его, Христова словеса разумети известно и основание, якоже есть святыя церкве, на свет и наставление порученым им люд ем от Бога. Един бо Богъ царствует небесными, вам же, с Его помошдю, царьствовати земными, долыпнимъ симъ въ роды и роды".

Представляя князя охранителем православной христианской веры, русские мыслители касались тем самым проблемы соотно­ шения светской власти и церковной. Эта проблема была одной из главных в политической и правовой идеологии Киевской Руси.

Как известно, в Византии данная проблема решалась на осно­ вании шестой новеллы императора Юстиниана I, согласно которой власть императора (imperium) и власть церкви (sacerdotium) объяв­ лялись двумя божественными дарами, исходившими из одного ис­ точника — Бога. Гармония между этими двумя властями поддер-

90История политических и правовых учений

живалась тем, что каждая из них исполняла свои функции: импе­ раторская — светские, церковная — духовные. Рассматриваемая идея получила развитие в созданном в 883—886 гг. своде законов под названием "Эпанагога". Нормы, регулирующие статус импера­ тора и патриарха, были выделены в нем в два отдельных парагра­ фа. Император, по нормам Эпанагоги, должен был хранить устои государства и церкви, являться образцом благочестия. На патри­ арха возлагались обязанности руководства клиром, толкование Священного писания и церковных установлений. "Согласие и еди­ номыслие царственности и первосвященства" Эпанагога объявляла условием "духовного и телесного благоденствия" подданных. Эпа­ нагога, а следовательно, и закрепленные ею принципы взаимоотно­ шения светской и церковной властей были хорошо известны на Руси. Тем более, что константинопольские патриархи, в ведении которых находилась русская православная церковь, иногда специ­ альными посланиями напоминали данные принципы русским кня­ зьям и митрополитам. Так, около 1162 г. тогдашний Цареградский (Константинопольский) патриарх Лука Хрисоверг в своей грамоте к великому князю Андрею Боголюбскому писал о том, что князь должен повиноваться поучениям епископа.

Знали государственные и церковные деятели Киевской Руси и то решение проблемы соотношения государства и церкви, которое проповедовалось современной им римской католической церковью (см. гл. 5). Идеологи последней исходили из принципа безусловного верховенства церковной власти над государственной. Государство при этом объявлялось творением дьявола. Объявляя государствен­ ную власть греховной по своему происхождению, Григорий VII тем не менее признавал ее божественной и считал необходимым союз церкви с ней. При этом он, правда, заявлял: "Папа так превышает императора, как солнце превосходит луну, а потому власть апос­ тольского трона стоит далеко выше могущества королевского пре­ стола".

Русские мыслители пошли в решении проблемы соотношения светской и церковной властей своим путем, не приняв ни визан­ тийского принципа диархии, ни римско-католической идеи безу­ словного превосходства церкви над государством. Выработанный политико-правовым сознанием Киевской Руси принцип решения данной проблемы соответствовал сложившейся практике взаимо­ отношений русских князей и церковных деятелей, тому реально­ му месту, которое занимали в общественной жизни государство и церковь.

После крещения Руси Киевским князем Владимиром (988 г.) русские князья неизбежно становились в особое положение по от­ ношению к христианской религии и церкви — такое, какое не зани­ мал ни один византийский император. В Византии верховный вла-

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 91

ститель всходил на престол в условиях, когда в обществе уже гос­ подствовала христианская религия и существовала сложившаяся церковная организация. В Киевской же Руси глава государства был распространителем христианства и в некотором смысле даже создателем церковной организации. От русских князей в огромной мере зависела судьба христианской религии и церкви на Руси. Именно поэтому церковные деятели проявляли особую заботу о мировоззрении князей: не остался ли кто из князей в язычестве, не уклонился ли от православия в католицизм ("латинство"). И в случае, когда обнаруживалось, что кто-либо из князей подпадал под влияние римско-католической церкви, они немедленно прини­ мали все возможные меры, дабы воспрепятствовать отходу князя от православия.

Такой случай произошел, например, со старшим сыном Ярос­ лава Мудрого Изяславом, унаследовавшим после его смерти пре­ стол великого князя Киевского, но изгнанным из Киева. Пытаясь восстановить себя на Киевском престоле, Изяслав Ярославич обра­ тился за помощью к польскому королю Болеславу, затем попытал­ ся найти поддержку у германского императора Генриха IV, но по­ терпел неудачу. Тогда он отправил своего сына Ярополка к рим­ скому папе Григорию VII, чтобы передать главе римско-католичес­ кой церкви жалобу на короля Болеслава и просьбу утвердить Яро­ полка на Киевском престоле. Взамен Ярополк от своего имени и от имени отца обещал посодействовать распространению на Руси рим­ ско-католической веры. Григорий VII благожелательно отнесся к указанным просьбам. "Мы согласились, — писал он Изяславу в личном своем послании, — на просьбу и обещание сына вашего, которые казались нам справедливыми как потому, что даны с ва­ шего согласия, так и по искренности просителя, и вручили ему кормило вашего государства от имени святого Петра...". Далее рим­ ский папа сообщал, что направил к Изяславу своих послов, ко­ торые яснее изложат написанное им и передадут многое ненапи­ санное.

Судьба позволила Изяславу вернуться на Киевский престол без всякой помощи римско-католической церкви, однако сношения его с католиками, попытки заключить с ними союз не остались без внимания русских церковных деятелей.

В 1075 г. митрополит Киевский Георгий направил римскому папе Григорию VII послание, названное впоследствии "Стязанием с латиною", в котором обвинил римскую католическую церковь в многочисленных нарушениях Христовых заповедей.

А еще ранее, вероятнее всего, в 1069 г., с посланием князю Изяславу Ярославичу обратился игумен Феодосии Печерский. Текст его дошел до наших дней, и он представляет для нас особый ин­ терес. Уже само его название по-своему примечательно — "Слово

92 История политических и правовых учений

святаго Феодосъя, игуме[на] Печеръскаго монастыря, о вере кре- стъянъской и о латынъскои". Но содержание примечательно вдвой­ не. В нем изложена, по сути, целая программа поведения русского князя в обществе, сформулированы принципы отношения его к православию и другим религиям. Феодосии Печерский был убеж­ ден, что русский князь должен быть не только православным и не просто защитником православия. Ему надлежало быть, помимо прочего, активным проводником православной веры — постоянно воздавать ей хвалу, причем исключительно ей: похвала чужой вере, даже если при этом восхваляется и православие, есть нечто, близкое ереси. По мнению Феодосия Печорского, если князь уви­ дит, что какие-то иноверцы с православными спорят и обманом хотят отвратить их от правой веры, он должен не скрывать этого в себе, а помочь православным. Если поможет, то словно овцу спасет от пасти львиной. Если же смолчит, то словно отнимет их у Христа и передаст сатане. Примечательно, что, призывая русского князя быть нетерпимым по отношению к тем, кто пытается совра­ тить православных в чужую религию, Феодосии Печерский в то же самое время советует ему одарять милостыней, одеждой, кро­ вом, избавлять от беды не только православных, но и всех иновер­ цев, будь то иудей, мусульманин, католик, еретик или язычник.

Выраженная здесь этническая терпимость, отношение к пред­ ставителям всех этнических групп как к людям, хотя и чужой веры, но имеющим равные права с православными русскими на житей­ ские блага и защиту от бедствий, насилия, станет доминантой рус­ ского политического и правового сознания на все последующие эпохи русской истории.

Киевская Русь изначально была полиэтническим государством. Одновременно она была страной открытой как для торговли с ино­ земцами, так и для самых различных религиозных влияний. На Руси в свободном хождении были различные иностранные сочине­ ния, представители других конфессий могли свободно посещать русские земли и проповедовать свою веру. При таких условиях свободы и открытости, существовавших на Руси, прочность и цело­ стность государственного организма в огромной мере зависели от сохранения идеологического, мировоззренческого единства правя­ щего и образованного слоя общества. Этим и объясняется та особая забота, которую проявляли деятели православной церкви о миро­ воззрении русских князей, и те усилия, которые они предпринима­ ли для сохранения незыблемости православной веры — правосла­ вие было государственной религией, составляло идеологический ске­ лет государственного организма.

Помимо Феодосия Печерского и митрополита Георгия послания князьям с обвинениями в адрес римско-католической церкви пи-

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 93

сали и митрополит Киевский в 1077—1088 гг. Иоанн II, и митропо­ лит Никифор.

Сложившиеся в Киевской Руси условия общественной жизни во многом объясняют ту парадоксальную тенденцию в русском по­ литическом и правовом сознании, когда княжеская власть обязы­ вается строго следовать канонам религии, которую она сама же выбрала из нескольких распространенных тогда в окружавших Русь странах конфессий и привила подвластному населению.

Другой парадокс заключался в том, что на Руси христианская церковь, в отличие от церкви на Западе, выступала за усиление центральной государственной власти и всячески стремилась сохра­ нить единство государственной организации. В среде церковных деятелей Киевской Руси было принято воздавать моления не толь­ ко за православных христиан, но и за землю Русскую.

Объяснение данному парадоксу таится в том, что в условиях Киевской Руси православная христианская церковь могла существо­ вать только как общерусская организация, опирающаяся на силь­ ную центральную, единодержавную власть. Церковные деятели хорошо сознавали, что Киевскому князю Владимиру удалось уко­ ренить в русских землях христианскую религию лишь благодаря тому, что он был единодержавным правителем. Они хорошо созна­ вали и то, что крещением Руси князь Владимир посадил только первый корень христианства, которому надлежало расти и давать побеги в цветущем саду язычества. Лишь сильная единоличная центральная власть обеспечивала проведение в различных землях Руси единой религиозной политики, в которой нуждалась русская церковь.

Вместе с тем и великокняжеской власти жизненно необходим был союз с православной христианской церковью. В таком обшир­ ном по территории и с населением, состоящим из множества раз­ личных этнических групп, государстве, как Киевская Русь, право­ славие оказывалось более соответствующим интересам централь­ ной власти, нежели язычество. К тому же принятие православного христианства ставило Русь в один ряд с самым могущественным и культурным государством того времени, наследницей Древней Рим­ ской империи — Византией.

Государственная власть и христианская церковь в условиях Киевской Руси оказывались как бы в симбиозе: усиление одного из них не ослабляло соответственно другого, как это было в Западной Европе, а усиливало. Поэтому русские мыслители не отделяли го­ сударство от церкви и церковь от государства, не разделяли их функций, как это делали византийские и западноевропейские иде­ ологи, отводя государству светские дела, а церкви — религиозные. Русский церковный деятель часто выступал в своих произведени­ ях с позиций государственного деятеля, отстаивая интересы ве-

94 История политических и правовых учений

ликокняжеской власти, возвышая государство над церковью. Го­ сударственный же деятель нередко представал в своих трудах как церковный проповедник и смотрел на государственную власть так, как должен был бы смотреть священнослужитель, а не князь. В этом плане примечателен приводившийся нами выше рассказ о беседе Киевского князя Владимира с епископами. Напомним, что епископы спросили у князя, почему он не казнит разбойников, и князь ответил, что боится греха. Как видим, церковные деятели и князь здесь как бы поменялись саном — епископы говорят то, что должен был бы говорить князь, а князь изрекает то, что приличе­ ствовало бы изречь епископам. Не случайно многие русские князья получали от православной церкви персональные звания святых, блаженных, боголюбивых, благочестивых или благоверных, более подходящие для священнослужителей, чем для государственных деятелей.

Взгляд на князя как на душу общества выражал в образной форме характерное для политической идеологии Киевской Руси воззрение на государственную власть как на преимущественно духовную силу.

Конечно, во многом данное воззрение проистекало из неразви­ тости в эпоху Киевской Руси государственного аппарата, воплоща­ ющего материальную мощь данной власти. Однако основной источ­ ник его таился в особенностях культурного развития русского об­ щества. Если в Западной Европе главными центрами культуры в Средние века, особенно в эпоху раннего Средневековья, были мона­ стыри, то на Руси столпом культуры выступала в первую очередь государственная власть, которая прививала христианство в рус­ ском обществе, возводила церкви, распространяла грамотность, организовывала школы, развивала книжную культуру. Становле­ ние монастырей как центров духовной культуры произошло на Руси во многом благодаря государству.

Русские князья описываются в летописях не только как пол­ ководцы, но и как подвижники культурного поприща и часто про­ славляются исключительно в последнем качестве.

Летописи сохранили имена многих князей, которые собирали книги, имели страсть к их чтению, организовывали школы и т. п.

Русские князья воистину являлись пахарями и сеятелями на ниве русской культуры. Причем эта их деятельность составляла традицию — то, что переходило по наследству вместе с властными полномочиями.

Неудивительно, что церковь зачастую находила в русских кня­ зьях не объект для просветительской работы, а пример для подра­ жания. Один из церковных деятелей Киевской Руси XII в. поучал священнослужителей весьма примечательными на сей счет слова­ ми: "Если властители мира сего и люди, занятые заботами житей-

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 95

скими, обнаруживают сильную охоту к чтению, то тем больше нужно учиться нам, и всем сердцем искать сведения в слове божием, пи­ санном о спасении душ наших".

Следует отметить, что князь выступает в памятниках русской письменности не только как внешний по отношению к духовной культуре инструмент, но и как лицо, само преображающееся в результате собственной культурной деятельности. Согласно "Пове­ сти временных лет" князь Владимир, просветив Русскую землю, был "просвЪщенъ самъ и сынове его". Ярослав, развивая книж­ ность на Руси, сам много читает — недаром заслужил прозвание Мудрого.

Наконец, князья — не просто распространители православной веры, но и страдальцы за нее. В наиболее яркой степени образ русского князя — страдальца за веру предстает в лице братьев Бориса и Глеба, убиенных Святополком в 1015 г. и позднее причис­ ленных к лику святых.

Выступая в качестве духовной силы, государственная власть должна обладать соответствующими идеологическими инструмен­ тами. На Руси одним из таких инструментов в распоряжении кня­ жеской власти был образ святых мучеников князей Бориса и Гле­ ба. В произведении под названием "Съказаше и страсть и похвала святую мученику Бориса и ГлЪба", созданном предположительно в конце XI в., содержатся любопытные строки, в которых данный образ именуется "мечом" и "забралом" земли Русской.

Безусловно, сам по себе рассказ о трагической судьбе Бориса и Глеба не мог отвратить русских князей от кровавых междоусобиц, но тем не менее напоминание кому-то из них, что он поступает подобно Святополку Окаянному и будет также проклинаться потом­ ками, не могло не сдерживать дьявольских инстинктов. Вот почему Борис и Глеб, воплощенные в образе страдальцев за Русскую зем­ лю и православную веру, стали "мечом" и "забралом" для русских князей. А сказание о них — выдающимся политическим произве­ дением.

Литература Киевской Руси, как и всякая художественная ли­ тература, мыслила образами. Однако во многих случаях эти обра­ зы создавались для того, чтобы выразить политические идеи. По­ этому возникала парадоксальная, казалось бы, ситуация — чем более высокохудожественным по своему содержанию было то или иное произведение, тем более политическим по значению оно ока­ зывалось. Парадоксальность здесь, однако, лишь кажущаяся. Поли­ тические идеи, которые выражала в рассматриваемую эпоху рус­ ская литература, были настолько жизненно важными для русской государственности, они в такой большой степени затрагивали жиз­ ненные интересы русского общества, что напрочь исключали спокой­ ное логическое рассуждение, а значит, и форму сухого научного

96История политических и правовых учений

трактата. Русский мыслитель, желавший высказать такие идеи, неизбежно должен был стать страстным обличителем или проповед­ ником. Русская политическая мысль зарождалась с появлением среди русских сознания ответственности за судьбу своего отече­ ства — Русской земли, государства с кратким, как выкрик, назва­ нием "Р УСЬ".

§ 3. Политические идеи в произведении Илариона "Слово о Законе и Благодати"

Дошедшие до нас письменные памятники Киевской Руси сохра­ нили слишком мало сведений об Иларионе, чтобы можно было со­ ставить его биографию. В вошедшем в "Киево-Печерский патерик" сказании Нестора "Что ради прозвася Печерьскый монастырь" со­ общается, что князь Ярослав, занявший после победы над Свято- полком Киевский великокняжеский стол, полюбил Берестово и та­ мошнюю церковь Святых Апостолов. Среди ее священников был "презвитеръ, именемь Ларионъ, муж благочестивъ, божественым Писаниемъ разуменъ и постник". Далее говорится, что этот Лари- он "хождаше съ Брестова на ДнЪпрь, на холмъ, гдь нынЪ вЪтхый монастырь Печерьскый, и ту молитву творяще, бь бо тамо лЪс ве­ лик. И ископа ту печерьку малу (т. е. маленькую пещерку) дву саженъ и, приходя съ Берестова, псалмопьние пояше, моляшеся Богу втайнв. Посем же (т. е. спустя некоторое время) благоволи Богъ възложити на сердце благоверному великому князю Яросла­ ву, и, събрав епископы, в лЪто 6559 (в 1051 г.) поставиша его мит­ рополитом в Святьй Софии, а сии его печерька оста". О том же самом, но в несколько иной редакции, пишется и в "Повести вре­ менных лет". Кроме того, имя митрополита Илариона упоминается во введении к Уставу о церковных судах великого князя Ярослава, где говорится, что Устав этот он "по данию отца своего съгадал есмь с митрополитом Ларионом".

В историю православной русской церкви Иларион вошел как первый митрополит из русских, до него эту должность занимали священнослужители только греческого происхождения, присылав­ шиеся из Константинополя. Однако был Иларион митрополитом недолго: при описании погребения великого князя Ярослава, умерше­ го в 1054 г., летописи говорят только о попах, ни в одной из них не упоминается митрополит Иларион, а применительно к 1055 г. в Новгородской летописи называется уже другой митрополит — по имени Ефрем.

Из содержания произведений Илариона видно, что он хорошо знал греческий язык и византийскую церковную литературу. Ско­ рее всего, ему пришлось самому побывать в Византии, а возможно,

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси97

и в Западной Европе. По некоторым сведениям, Иларион в 1048 г. ездил во главе русского посольства в Париж на переговоры по вопросам брака дочери князя Ярослава Анны с королем Франции Генрихом I. Брак этот был заключен, как известно, в 1051 г.

Иларион открывает собой и по времени и по совершенству своих творений ряд крупнейших писателей Киевской Руси. Помимо "Слова о Законе и Благодати" до нас дошли еще два его сочинения — "Молитва" и "Исповедание веры". Кроме того, сохранились сде­ ланное им собрание ветхозаветных речений о том, как Бог равно возлюбил все народы, и маленькая заметка следующего содержа­ ния: "Я милостью человеколюбивого Бога, монах и пресвитер Ила­ рион, изволением Его, из благочестивых епископов освящен был и настолован в великом и богохранимом граде Киеве, чтоб быть мне в нем митрополитом, пастухом и учителем. Было же это в лето 6559 при владычестве благоверного кагана Ярослава, сына Влади­ мира. Аминь". Дошедшие до нас творения Илариона содержанием и стилем своим явно свидетельствуют, что написал он гораздо боль­ ше. Однако попытки обнаружить новые его произведения пока не привели к успеху.

Главное творение Илариона — "Слово о Законе и Благода­ ти" — создано им в период между 1037—1050 гг. (Один из совре­ менных исследователей, предпринявший попытку установить бо­ лее точное время появления этого произведения, называет дату 25 марта 1038 г.) Используемый здесь для обозначения его жанра тер­ мин "слово" придуман учеными — сам Иларион называет свое про­ изведение "повестью" ("О ЗаконЪ, МосЬем даньнемь, и о Благодати и Истине, Христосъмь бывъшиимъ, повъсть си есть".) И это назва­ ние в полной мере соответствует его стилю — Иларион действи­ тельно здесь повествует, рассказывает. Это не что иное, как пропо­ ведь, произнесенная в одном из церковных храмов. Иларион, одна­ ко, ее не только произнес, но и изложил на бумаге. Поэтому он называет свое творение не только повестью, но и писанием.

Иларион обращался своей проповедью к образованным людям православной христианской веры. Поэтому он считал излишним говорить о том, о чем уже написано в христианской литературе. Действительно, первые же фразы проповеди показывают, что ее тематика носит не книжный, теоретический, а сугубо практичес­ кий, актуальный для тогдашней Руси характер. О чем же намере­ вается повествовать Иларион? — "О Законе, МоисЪем даньномь, и о БлагодВти и Истинъ, Иисусъм Христомь бывъщиихъ; и како 3s- конъ отъиде, Благодать же и Истина вьсю землю испълни, и вЪра въ вься языкы простьръся, и до нашего языка русьскаго; и похвала кагану нашему Володим-Ьру, от него же крьщени быхомъ; и молит­ ва къ Богу отъ землЪ нашеъ".

98История политических и правовых учений

"Закон, Моисеем данный" — это совокупность заповедей Бога евреев, объявленных израильтянам Моисеем. Они изложены в Вет­ хом завете, им специально посвящена заключительная часть "Пяти­ книжия" Моисея, называемая "Второзаконие".

"Благодать и Истина" — понятия, которыми Иларион обозна­ чает христианское учение, изложенное в Новом завете. Воплоще­ ние Благодати — Христос, сын Божий. Согласно Илариону Хрис­ тос является в наш мир именно Благодатью. ("И Бог убо преже вЪк изволи и умысли сына своего въ миръ посълати, и тЪм Благодати явити ся. <...> Благодать же глагола къ Богу: "Аще нЪсть времене сънити ми на землю и съпасти миръ"...".)

Сравнение Закона и Благодати, которое дается в произведении Илариона, — это, в сущности, противопоставление двух религиоз­ ных учений, двух мировоззренческих систем — иудаизма и хрис­ тианства. Однако Иларион не впадает при этом в религиозную дог­ матику. Он сравнивает между собой не собственно религиозное со­ держание и обрядовые формы иудаизма и христианства, а то, что можно назвать политическим смыслом этих религий. Иначе гово­ ря, он подходит к иудаизму и христианству как к идеологиям, каждая из которых несет в себе совершенно определенные цель и образ жизни, стереотипы поведения, общественное состояние и, кроме того, формирует определенную политику по отношению к другим народам. Такой подход к иудаизму и христианству, кото­ рый демонстрирует Иларион, т. е. подход не религиозно-догмати­ ческий, а политический, вполне объясним.

Дело в том, что для Руси иудаизм никогда не являлся голой абстракцией. В течение 50—60-х годов IX в., в правление великого князя Святослава, Русь вела кровопролитную борьбу с Хазарским каганатом — с тюркским государством, в котором власть принад­ лежала иудейской общине, и соответственно иудаизм был гос­ подствующей идеологией. Этой борьбой русские стремились спасти себя от разорительных хазарских набегов, от тяжкой дани, кото­ рую они платили иудейской Хазарии. В 965 г. войско Святослава разбило войско хазарского кагана и овладело его столицей. Однако разгром Хазарии, освободив Русь от опасности военной агрессии со стороны иудейских общин, не освободил ее от опасности торгово- финансовой экспансии и идеологической агрессии со стороны пос­ ледних. Еврейское ростовщичество и торговля различными товара­ ми и рабами продолжали развиваться на территории Киевской Руси по меньшей мере до 1113 г. Продолжали свою работу иудейские миссионеры. В связи с этим примечателен факт, сообщаемый "По­ вестью временных лет", о том, что в 986 г., после того, как великий князь Владимир Святославич отверг предложения болгар и немец­ ких миссионеров принять соответственно мусульманство и римско- католическое христианство, к нему приходили хазарские евреи,

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 99

чтобы обратить его в иудаизм. "Се слышавше жидове козарьстии придоша, рекуще: "Слышахомъ, яко приходиша болгаре и хресте- яне, учаще тя каждо вЪръ своей. Хрестеяне бо вЪрують, его же мы распяхомъ, а мы въруемъ единому Богу Аврамову, Исакову, Яков- лю". Расспросив евреев о сути их религии, Владимир заявил им: как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и закон Bain, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?

Необходимо заметить, что противопоставление христианства иудаизму было традиционным для христианской литературы. Уже во II в. христианские теологи настойчиво проводили в своих пропо­ ведях и писаниях идею о противоположности учений Ветхого и Нового заветов. Так, в трактате, приписываемом жившему в сере­ дине названного столетия теологу по имени Маркион, указыва­ лось на следующие различия между Богом Ветхого завета Яхве и Богом Нового завета: "Первый запрещает людям вкушать от дре­ ва жизни, а второй обещает дать побеждающему вкусить "сокро­ венную манну" (Апокалипсис 2, 17). Первый увещевает к смеше­ нию полов и к размножению до пределов Ойкумены, а второй запрещает даже одно греховное взирание на женщину. Первый обещает в награду землю, второй — небо. Первый предписывает обрезание и убийство побежденных, а второй запрещает то и дру­ гое. Первый проклинает землю, а второй ее благословляет. Пер­ вый раскаивается в том, что создал человека, а второй не меняет симпатий. Первый предписывает месть, второй — прощение каю­ щегося. Первый обещает иудеям господство над миром, а второй запрещает господство над другими. Первый позволяет евреям рос­ товщичество, а второй запрещает присваивать не заработанные деньги. В Ветхом завете — облако темное и огненный смерч, в Новом — неприступный свет; Ветхий завет запрещает касаться ковчега завета и даже приближаться к нему, т. е. принципы рели­ гии — тайна для массы верующих, в Новом завете — призыв к себе всех. В Ветхом завете — проклятие висящему на дереве, т. е. казнимому, в Новом — крестная смерть Христа и воскресение. В Ветхом завете — невыносимое иго закона, а в Новом — благое и легкое бремя Христово".

Признание противоположности учения Нового завета учению Ветхого завета не помешало, однако, христианской церкви вклю­ чить последний в состав книг Священного писания. В обстановке III в. более актуальной для христиан была борьба с манихейством и другими подобными ему идеологическими течениями, отрицав­ шими существование единого бога, а также противостояние рим­ ским императорам, развернувшим гонения на христианские об­ щины. Ветхий завет в этих условиях становился естественным со­ юзником новозаветного учения. Многие его идеи можно было без

100 История политических и правовых учений

особых ухищрений представить в качестве предтечи идей Нового завета и таким образом дать последним прочное историческое, кор­ невое основание.

Иларион в своем произведении "О Законе и Благодати" следо­ вал христианским традициям. Идейный смысл данного произведе­ ния не может быть понят в полной мере без учета исторических реалий, в которых пребывало современное Илариону русское обще­ ство, но его также невозможно уяснить, рассматривая творение русского мыслителя вне контекста существовавшей в рамках хри­ стианской литературы традиции противопоставления новозаветно­ го учения ветхозаветному.

В полном соответствии с христианской традицией Иларион на­ зывает Закон Моисея предтечей Благодати и Истины. При этом он совсем не подразумевает, что в Законе содержится зародыш или предпосылка последних. Закон — предтеча Благодати и Истины только в том смысле, что "въ немь обыкнеть чьловЪчьско естьство, отъ мъногобожьства идольскааго укланяяся, въ единого Бога вЪро- вати". Иначе говоря, Закон является предтечей Благодати лишь в той мере, в какой луна выступает предтечей солнца. "Отъиде бо свътъ луны солньцю въсиявъшю, тако и Закон — Благодати явль- шися", — возглашал Иларион.

В своем противопоставлении иудаизма и христианства русский мыслитель использовал и другие традиционные для христианской литературы символы. Так, он связывал ветхозаветный закон с зем­ лей, а новозаветную Благодать с небом, утверждая, что иудеи о земном радели, христиане же — о небесном. Однако указанные символы использовались им в качестве иллюстрации мысли о том, что Закон Моисеев служит иудеям для самооправдания, тогда как христиане Благодатью и Истиной не оправдываются, но спасаются. Причем, отмечает Иларион, оправдание иудейское скупо от завис­ ти, оно предназначено только для иудеев и не простирается на другие народы, христиан же спасение благо и щедро простирается на все края земные.

В этих словах Илариона выражена, пожалуй, важнейшая мысль его произведения: иудаизм — это религия, которая служит только иудеям, христианство ж.е —- религия, призванная служить всем народам.

Следует отметить, что на данную мысль наводит само содер­ жание Ветхого завета. Согласно "Второзаконию" Моисей заявил народу Израиля при изложении ему законов: "И если вы будете слушать законы сии, хранить и исполнять их, то Господь, Бог твой, будет хранить завет и милость к тебе". Но в чем же заключаются эти завет и милость? Оказывается, не только в спасении от болез­ ней и бесплодия, но и в содействии истреблению народов, ненави­ дящих израильтян, народов, которых израильтяне боятся. "И бу-

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 101

дет Господь, Бог твой, — продолжал говорить Моисей народу Израи­ ля, — изгонять пред тобою народы сии мало-помалу; не можешь ты истребить их скоро, чтобы [земля не сделалась пуста и] не умножились против тебя полевые звери; но предаст их тебе Гос­ подь, Бог твой, и приведет их в великое смятение, так что они погибнут; и предаст царей их в руки твои, и ты истребишь имя их из поднебесной..." "Второзаконие" совершенно недвусмысленно представляет заповеди и законы, объявленные Моисеем, как ору­ дие достижения израильтянами господства над другими народами. Иларион, без сомнения, подразумевает при характеристике иудаизма текст "Второзакония", но в основание мысли о нем как о религии, служащей, в отличие от христианства, исключительно иу­ деям, он кладет факты из практики христианства. Так, он расска­ зывает, что христиане, проживавшие в Иерусалиме вместе с иуде­ ями, терпели от них обиды и насилие. Выбор данных фактов, конеч­ но, выдает в Иларионе прежде всего христианского теолога. Одна­ ко он не остается на этих позициях, а восходит в своем произведе­ нии к общечеловеческой точке зрения. Примечательно, что высшую ценность христианства, его главное преимущество перед иудей­ ством, русский мыслитель видит в служении всему человечеству. Закон Моисеев — это рабство, а Благодать и Истина — свобода ("Образъ же Закону и Благодбти — Агарь и Сарра, роботьная (т. е. порабощенная) Агарь и свободьная Сарра"). В Законе Моисеевом человечество теснится, заявлял Иларион, а в Благодати свободно

ходит.

Таким образом, сопоставление христианства с иудейством, ко­ торое проводит Иларион в своем произведении "О Законе и Благо­ дати", призвано, в конечном итоге, подчеркнуть высокую ценность христианской религии в истории человечества. Естественно, что при этом Иларион не мог не сказать о благодатности христианской веры для Руси. По его мнению, Бог посредством Благодати и Исти­ ны спас русских, привел их в истинный разум.

Похвала князю Владимиру, составляющая вторую часть рас­ сматриваемого произведения Илариона, органически выводится из этого признания высокой ценности христианства для Руси. Все стра­ ны, отмечал Иларион, чтут и славят их учителя, который научил их православной вере. "Похвалимъ же и мы, по сил!; нашей, малы- ими похвалами великая и дивьная сътворьшааго нашего Учителя и наставника великааго кагана нашеЪ землъ ВолодимЪра, вънука старааго Игоря, сына же славьнааго Святослава".

Своей похвалой великому князю Владимиру Иларион выражал собственные представления об идеальном государе, характере его власти, отношениях его со священнослужителями.

Такой прием выражения политических и правовых идей был характерен для литературы Киевской Руси, заметен он и в лето-

102 История политических и правовых учений

писях. Авторы произведений, использующие его, не говорили о том, каким должен быть государь, какой характер должна иметь его власть, как он должен относиться к церкви и т. п. Они выбирали среди когда-то живших или еще живущих государственных деяте­ лей подходящий персонаж и прославляли его. Причем это прославле­ ние делалось на основе реальных исторических фактов, которые соответствующим образом интерпретировались. Таким способом вместо совокупности абстрактных, далеких от действительности политических идей на страницах литературных произведений пред­ ставал конкретный портрет известного всем государя. Его писали эпитетами, сравнениями, художественными образами, обрамляющи­ ми те или иные жизненные события. Однако при необходимости политический смысл данного художественного портрета вполне мог быть переведен с языка символов и образов на язык абстрактных понятий и теоретических идей.

В похвале "великому кагану" Русской земли Владимиру, с ко­ торой выступал Иларион, почти каждый эпитет, каждое определе­ ние имеют свой политический смысл.

Называя Владимира "нашим Учителем и наставником", Иларион подразумевает тем самым, что этот князь выступал в качестве не только главы государства, но и духовного пастыря своего народа. Первейшей его заслугой было, по мнению Илариона, распростране­ ние на Руси православной веры — благоверия.

Восхваляя великого князя Владимира как духовного проповед­ ника — крестителя Руси, Иларион в полной мере осознавал тот факт, что Владимиру удалось успешно выполнить эту роль только благодаря тому, что он был носителем верховной государственной власти. Не было никого на Руси, кто противился бы благочестному его повелению креститься, отмечал в своем произведении Иларион и давал следующее объяснение этому: "Да аще къто и не любъвию, нъ страхъм повелЪвъшааго крыщаахуся, понеже бъ благовЬрие его съ властию съпряжено" (курсив мой. — В. Т.). Как видим, русский мыслитель полагал, что сила православной веры заключается в теснейшем союзе ее — сопряженности — с государственной влас­ тью.

Но что же дает поддержка православной веры, распростране­ ние благоверия носителю государственной власти? Спасение души от смерти и освобождение от бремени грехов, венец славы небес­ ной и вечную память в потомках. Именно в этом усматривал Ила­ рион вознаграждение князю Владимиру за отвращение русских людей от язычества и приобщение их к христианству.

Следует отметить, что у Илариона нет даже намека на то, что поддержка князем православной веры может каким-то образом способствовать упрочению и расширению его политической влас­ ти. Более того, из содержания произведения Илариона можно еде-

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 103

лать вывод, что православие, скорее, ограничивает власть главы государства. Согласно Илариону князь Владимир до принятия православия обладал всей полнотой единоличной государственной власти. "И единодьржьць бывъ земли свое!з, — говорил о нем мыс­ литель, — покоривъ подъ ся округъныЬ страны — овы миръм, а непокоривыБ мечьмь". Князя Владимира, принявшего православ­ ное христианство, Иларион сравнивал с римским императором Кон­ стантином Великим, который, как известно, первым из верховных властителей Римской империи признал христианство в качестве государственной религии. О, подобный великому Константину, рав- ноумный, равнохристолюбивый, равно чтящий служителей Его! — восклицал Иларион. — Он со святыми отцами Никейского собора закон людям устанавливал, ты же, с новыми нашими отцами епис­ копами, сходясь часто, с глубоким смирением совещался, как в людях этих, новопознавших Господа, закон уставить. Православ­ ный русский князь изображался, таким образом, вершащим госу­ дарственную власть (в данном случае — законодательствующим) уже не единолично, а с епископами. Причем с последними он "съни- маяся часто" и "с мъногымь съмЪрением съвТзщаваашеся".

Любопытно, что Иларион в сущности ничего не говорит о бого­ избранности князя или о божественном происхождении государ­ ственной власти. И это несмотря на то, что данное воззрение было уже общепризнанным в русской литературе его времени.

Согласно Илариону божественное происхождение имеет не власть верховного правителя в государстве, а разум в сердце его. Власть над людьми князь получает, в представлении Иларио-

на, не от Бога, а по наследству от славных предков своих — рус­ ских князей. "Сии славьныи отъ славьныихъ рожься, благородынъ отъ благородьныихъ, каганъ нашь ВолодимЪръ", — отмечал он в своем произведении. Начиная свою похвалу Владимиру, Иларион особо подчеркивал, что князь — внук старого Игоря и сын славного Святослава, которые в лета своего владычества мужеством и храб­ ростью прославились в странах многих и победами, и крепостью поминаются ныне и прославляются.

Наследственный характер княжеской власти подчеркивался Иларионом и в том месте рассматриваемого произведения, где он, обращаясь к Владимиру, говорил о его сыне князе Ярославе, наре­ ченном при крещении Георгием. "Его же сътвори Господь намЪсть- ника по т^бЪ, твоему владычьству, не рушаща твоих уставъ, нъ утвьржающа, ни умаляюща твоему благовЪрию положения, нъ паче прилагающа, не съказаша, нъ учиняюща, иже недоконьчаная твоя наконьча...". Приведенную фразу из "Слова о Законе и Благодати" нельзя трактовать в качестве обоснования божественности или сак- ральности наследования княжеской власти. Как показывает после­ дующее содержание указанного произведения, его автор подразу-

104 История политических и правовых учений

мевал в данном случае просто то, что Бог вывел Ярослава (Геор­ гия) из плоти Владимировой, не более того. "Въстани, — восклицал Иларион, обращаясь к Владимиру, — вижь чадо свое Георгия! Вижь утробу свою, вижь милааго своего! Вижь, его же Господь изведе отъ чреслъ твоихъ...". Однако мы слишком упростили бы мысль Илариона, если бы остановились на констатации данного факта.

В рассматриваемом произведении Илариона в понятие госу­ дарственной власти вкладывался особый смысл. Иларион понимает княжескую власть не столько в качестве совокупности властных полномочий или высшего сана — самого высокого места в обще­ ственной иерархии, но, скорее, в качестве поля деятельности, процесса свершения благих дел для Русской земли. Соответственно и наследование высшей государственной власти понималось им по- особому. Иларион представлял переход княжеской власти по на­ следству не столько в виде наследования высшей государственной должности, сколько в качестве наследования деятельности, про­ должения благодеяний, совершенных предшественником. Сказав в похвале Владимиру, что сына его Георгия (Ярослава) Бог сотворил наместником ему, его владычеству, Иларион уточнил, каким имен­ но наместником — не рушащим, а утверждающим уставы Влади­ мира, не умаляющим сокровищ его благоверия, а более их умножа­ ющим, не говорящим, а делающим (свершающим), и, что не окон­ чено Владимиром, кончающим.

Преемственность, традиционность благодетельной для народа политики государственной власти была реальным фактом той эпо­ хи в истории Руси, в которую выпало жить выдающемуся русско­ му мыслителю Илариону. Именно эта преемственность обусловила расцвет экономики и духовной культуры русского общества. Таким образом, похвала князю Владимиру и его преемнику на престоле Ярославу, с которой выступил Иларион, была не простым панеги­ риком власть предержащим. Это было, в сущности своей, заявле­ ние авторитетного русского идеолога о поддержке им благотвор­ ных для русского общества тенденций в политике верховной государ­ ственной власти.