Правовые идеи юридических памятников Киевской Руси

Первыми по времени своего возникновения письменными ис­ точниками права Киевской Руси являлись договоры Руси с Визан­ тией. Наиболее же значительными были "Русская Правда" и цер­ ковные уставы великих князей Владимира Святого и Ярослава Мудрого. Кроме того, правовое наследие Киевской Руси включает в себя уставы и уставные грамоты ряда других русских князей, а также переведенные на русский язык и приспособленные к обще­ ственным условиям Руси сборники византийских правовых уста­ новлений, такие, как, например, "Номоканон".

Названные акты содержат правовые нормы, действовавшие в Киевской Руси. Эти нормы формулируются в большинстве своем путем описания какого-либо случая правонарушения с указанием соответствующего наказания. В юридических документах Киевской Руси отсутствуют определения правовых институтов, нет здесь и прямо выраженных теоретических положений. Тем не менее конк­ ретное, казуистичное содержание их текстов таит в себе совершенно определенные представления о праве, законе, законности, суде,

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 109

преступлении и наказании — представления, которые вполне можно выразить в виде правовых идей.

Идейный смысл имеет уже сам факт появления рассматрива­ емых юридических документов. Очевидно, что их создание было ответом на определенные общественные требования. Однако возник­ нуть они могли только после того, как в русском обществе утверди­ лась идея о законодателе, мысль о том, что властитель мо­ жет регулировать общественную жизнь, приводить ее в порядок посредством издания собственных законов.

Как показывает исторический опыт, отсутствие такой идеи в общественном сознании не препятствует развитию законодатель­ ства. Но государственная власть вынуждена в этом случае про­ исхождение собственных законов приписывать какому-либо мифи­ ческому существу или богу, изображая себя в глазах общества в качестве не творца, а всего лишь оракула данных законов.

Законодательство Киевской Руси предстает как результат за­ конотворческой деятельности конкретных властителей. Имена кня­ зей-законодателей содержат и "Русская Правда", и церковные ус­ тавы. "Се яз, князь Василии, нарицаемы Володимир, сын Свято- славль, внук Игорев...", — говорит ст. 2 первого русского Устава о церковных судах. Статья 5 продолжает: "И яз, съгадав с своею княгинею с Анною и с своими детми, дал есмь ты суды церквам, митрополиту и всем пискупиям по Русьскои земли".

Русские князья открыто выставляли себя в качестве законо­ дателей, творцов законов для всей Руси. Однако, как показывают юридические тексты, законодательные полномочия князей не да­ вали им возможностей для произвола. Законотворчество было для русского князя не правом, возвышавшим его над своими поддан­ ными, а обязанностью, возложенной на него богом. Не случайно княжеские уставы начинаются, как правило, со слов: "Во имя отца, и сына, и Святаго духа".

Возлагая на князя обязанность законодательствовать, бог пред­ писывал совершенно определенные рамки этой деятельности. Со­ держание издаваемого князем закона должно было соответство­ вать духу христианской религии, т. е. быть проникнуто милосерди­ ем и любовью.

Самое раннее выражение данной идеи встречается в Договоре Руси с Византией, заключенном в правление великого князя Олега. Текст его приводится в "Повести временных лет" под 6420 (912) г. Вот слова, с которых начинается основное содержание данного До­ говора: "Суть, яко понеже мы ся имали о Божьи вЪре и о любви, главы таковыа: по первому убо слову да умиримся с вами, грекы, да любим друг друга от всеа душа и изволениа, и не вдадим, елико наше изволение, быти от сущих подь рукою наших князь свътлых

110 История политических и правовых учений

никакому же соблазну или винЪ; но потщимся, елико по сил1з, на сохранение прочих и всегда лЪт с вами, грекы, исповеданием и написанием со клятвою извещаемую любовь непревратну и непос- тыжну. Тако же и вы, грекы, да храните таку же любовь ко кня- земъ нашим свЪтлым рускым и ко ВСБМ, иже суть под рукою свЪтлаго князя нашего, несоблазну и непреложну и всегда и во вся лЪта".

Русь на момент заключения цитируемого Договора не приняла еще христианства в качестве своей официальной религии — рус­ ский противопоставляется в тексте договора христианину как дру­ гой стороне правоотношения, — однако христианскую этику Русь уже признала как свою. Очевидно, что проповедовавшиеся христи­ анством этические ценности соответствовали духу русского обще­ ственного сознания, находились в гармонии с общим его настроем. Законодательство Киевской Руси отличается от законодатель­ ства других государств, пребывавших на аналогичной ступени ис­ торического развития, своим гуманизмом. Для него характерна срав­ нительная мягкость наказаний, которые, как правило, выражаются в денежном штрафе. Предписывая кары за нарушение правовых норм, русский законодатель исходил из идеи святости человечес­ кой жизни и не предусматривал смертной казни в качестве меры наказания. При этом термины "казнь", "казнить" довольно часто употреблялись в законодательных актах, но подразумевали они не

лишение жизни, а простое телесное наказание.

Митрополит Иоанн II (1080—1089 гг.) в одном из своих настав­ лений разъяснил суть кары, называвшейся на Руси "казнь". Он рекомендовал людей, занимающихся волхвованием, сначала отвра­ щать от греха словесным увещанием, а затем, если они не послу­ шаются, "яро казнити, но не до смерти убивати, ни обрезати сих телесе".

Развитие начал гуманизма в русском правосознании было свя­ зано с распространением на Руси православной христианской веры. Однако главные предпосылки этих начал коренились все же в са­ мом русском обществе, в его экономическом и социально-политичес­ ком строе и духовном складе.

На эту мысль наводит прежде всего характер законодатель­ ства Византии — государства, где православное христианство яв­ лялось господствующей религией. Этому законодательству были свойственны самые жестокие наказания за преступления, как-то: отсечение руки или носа, выкалывание глаз, оскопление и т. п. На Руси нормы византийского законодательства, предусматривающие такие кары, были хорошо известны, однако они не были восприня­ ты русскими законодателями.

Более того, как свидетельствуют летописи, редкие случаи при­ менения отдельными князьями практиковавшихся в Византии на-

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 111

казаний встречали резкий протест со стороны других русских кня­ зей. Характерна в этом плане реакция последних на ослепление в 1097 г. Василька Ростиславича, заподозренного в заговоре против великого князя Святополка Изяславича. Владимир Мономах, услы­ шав, как ослеплен был Василько, ужаснулся и, заплакав, сказал: "Се не бывало есть в РусьскЪй земьли ни при дЪдЪх наших, ни при отцихъ наших, сякого зла". То же самое сказали и князья Давыд и Олег Святославичи. Вместе с Владимиром Мономахом они послали мужей своих к Святополку с вопросом: "Что се зло створил еси в Русьстъй земли, и вверглъ еси ножь в ньгВ?"

Вывод о том, что гуманистические начала русского правосоз­ нания коренились в самом русском обществе, а христианство, рас­ пространяясь на Руси, не привносило эти начала с собой, но лишь придавало им более определенную форму, вытекает из целого ряда и других фактов. Вместе с христианской религией на Русь пришла христианская церковная организация, в рамках которой домини­ ровало, естественно, византийское правосознание. Из летописей хо­ рошо видно, что первые служители русской христанской церкви, прибывавшие, как правило, на Русь из Византии, были склонны скорее к ужесточению наказаний за правонарушения, нежели смяг­ чению. В частности, именно по их настоятельной рекомендации ве­ ликий князь Владимир Святославич ввел смертную казнь за раз­ бои, пусть и на короткое время. Иначе говоря, утверждавшееся на Руси в качестве господствующей религии христианство несло с собой одновременно два прямо противоположных типа правосозна­ ния: одно — проникнутое духом милосердия к правонарушителям и другое — отягощенное духом жестокости. Уже по одной этой причине христианство не могло стать главным фактором в форми­ ровании гуманистических начал русского правосознания. Оно ока­ зывалось не инструментом для выработки русского правосозна­ ния, а материалом, из которого последнее черпало соответствую­ щие духу русского общества мировоззренческие постулаты, поня­ тия, образы.

Характерной чертой законодательства Киевской Руси было пред­ ставление о преступлении как о деянии, причинившем материаль­ ный вред другому человеку. Наказание мыслилось при этом как возмещение данного вреда.

С усвоением русским обществом христианского мировоззрения к этому представлению о преступлении добавилась мысль о нем как о грехе. И, соответственно, усложнилось представление о нака­ зании. Последнее стало мыслиться, помимо прочего, и в виде ду­ ховной кары.

Тексты юридических документов Киевской Руси дают нам воз­ можность проследить, как по мере распространения христианства

112 История политических и правовых учений

на Руси углублялось идейное содержание концепции духовной кары и менялось словесное выражение данного рода наказания.

Первое ясное воплощение этой идеи встречается в Договоре Руси с Византией 945 г. "Аще ли же кто от князь или людий рус- ких, ли хрестеянъ, или не хрестеянъ, преступить се, еже есть пи­ сано на харатьи сей, будеть достоинъ своимъ оружиемъ умрети, и да будеть клять от Бога и от Перуна, яко преступи свою клятву". В другом месте данного Договора (хартии) говорится, что в случае, если князь или еще кто, крещенный или некрещенный, преступит ее, то не будет он иметь помощи от Бога и "да будеть рабъ въ весь в!жъ в будущий, и да заколенъ будеть своимъ оружьемъ".

Примечательно, что духовная кара за нарушение норм Дого­ вора предназначается в рассматриваемом юридическом документе и христианам, и нехристианам (язычникам). И это не случайно — идея духовной кары возникла на Руси еще в рамках язычества. Однако благодаря христианству она получает новое, более глубо­ кое содержание и более богатое понятийное и образное выражение. В Уставе Святого князя Владимира о церковных судах идея духовной кары выражается уже следующими словами: "Кто пре­ ступить си правила, яко же есмы управили по святых отець прави­ лом и пьрвых царев управленью, кто иметь преступати правила си, или дети мои, или правнучата, или в котором городе наместник, или тиун, или судья, а пообидть суд церковный, или кто иныи, да будуть прокляти в сии век и в будущий семию зборов святых отець

вселеньскых".

На Руси рано осознали высокую ценность права в обществен­ ной жизни. Оно мыслилось в русском обществе не только в каче­ стве орудия управления, инструмента для поддержания порядка, но и в виде средства воспитания души. Это представление о праве хорошо выражало понятие "правда", которое со времен Ярослава Мудрого стало все чаще использоваться в качестве замены поня­ тию "закон". Впрочем, и последнее употреблялось более для обозна­ чения нравственно-религиозных заповедей, нежели для названия нормативного акта, изданного властителем.

В современной историко-правовой науке получила распрост­ ранение тенденция называть "правдами" сборники правовых норм, возникшие в западноевропейских странах в эпоху раннего феода­ лизма, утвердилось даже такое словосочетание, как "варварские правды" ("Салическая правда", "Бургундская правда" и т. п.). Упот­ ребляя термин "правда" применительно к юридическим памятни­ кам Западной Европы, необходимо, однако, понимать, что он яв­ ляется термином сугубо русского происхождения, выражающим представление о праве, которое было присуще русскому правосоз­ нанию.

Гл. 6. Политическая и правовая мысль Киевской Руси 113

Заключение

Рассмотренные идеи не исчерпывают всего богатства полити­ ческой и правовой мысли Киевской Руси. Тем не менее, составляя основу ее содержания, они дают вполне ясное представление о сущ­ ности русского политико-правового сознания в X—XII вв.

Факты показывают, что политико-правовая идеология Киев­ ской Руси была не просто отражением практики политических отно­ шений. Эта идеология создавалась для того, чтобы активно влиять на данную практику, определять характер политического поведе­ ния государственных деятелей.

Политическая и правовая мысль Киевской Руси была направлена на сплочение русского общества, сохранение единства его госу­ дарственного организма. В рамках этой мысли формулировались цели и смысл государственной деятельности, политические идеа­ лы, идеальные нормы политического поведения. Государственная деятельность представала при этом как служение Русской земле, а также началам правды, справедливости и добра, воплощенным в православной христианской религии.

К началу XIII в. Киевская Русь как единый государственный организм прекратила свое существование. Однако политическая и правовая мысль, выработанная в рамках данного государства, не исчезла. Она продолжила свою жизнь в последующих эпохах рус­ ской истории. Политические и правовые идеи Киевской Руси вли­ лись в политико-правовую идеологию Московского государства, вступив в симбиоз с новыми идеями, став в определенных случаях даже их корневой основой.

Более подробно "московская" судьба политических и правовых идей, выработанных в условиях Киевской Руси, рассматривается в следующей главе настоящего учебника.

ГЛАВ А 7

Политическая и правовая мысль Московского государства

§ 1. Введение

История Московского государства начинается со второй поло­ вины XIII в. В течение XIV—XV вв. оно превращается из неболь­ шого княжества в мощное централизованное государство с сильной монархической властью. К концу XVI в. его территория расширя­ ется, прирастая Западной Сибирью и Поволжьем. Московское госу­ дарство все чаще именуется теперь "Россия" или "Великая Рос­ сия".

В начале XVII в. происходит крах общественно-политической системы Московского государства, который выливается в так назы­ ваемую Смуту. "Смутное время" заканчивается в 1613 г. утверж­ дением на русском монархическом престоле новой династии — Рома­ новых. И хотя в письменных памятниках XVII в. Русское государ­ ство продолжает именоваться Московским государством, многие факты социальной, политической и духовной жизни русского обще­ ства данного столетия явно указывают на то, что прежнее Москов­ ское государство уступило место новому государственному орга­ низму.

Таким образом, говоря о политической и правовой мысли Мос­ ковского государства, мы имеем в виду эпоху, длившуюся с конца XIII до начала XVII в. Основными событиями этой эпохи, опреде­ лявшими характер и государственной власти на Руси, и русского политико-правового сознания, были: объединение русских земель вокруг Москвы, Куликовская битва 1380 г., Ферраро-Флорентий- ский собор 1438—1445 гг., принявший унию византийской православ­ ной церкви с римско-католической, окончательное крушение Визан­ тийской империи в результате взятия турками-османами Констан­ тинополя (Царьграда) в 1453 г., женитьба государя всея Руси Ива­ на III на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог в 1472 г., окончательное освобождение Руси от татаро- монгольского ига в 1480 г., опричнина Ивана IV.

Социально-экономический и политический строй Московского государства отличался от социально-экономического и политичес-

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 115

кого строя Киевской Руси. Московия значительно дальше продви­ нулась по пути феодализации. Это было общество другой истори­ ческой эпохи — уже вполне зрелое феодальное общество.

Различия в социально-экономической и политической сферах общественной жизни Московского государства и Киевской Руси обус­ ловили в конечном итоге и различия в области политической и правовой мысли.

Политическая и правовая идеология Московского государства в сравнении с идеологией Киевской Руси выглядит более сложной по содержанию, более разнообразной по тематике. В рамках ее су­ ществуют идеологические течения, предлагающие прямо противо­ положные варианты решения одних и тех же проблем. Представи­ тели этих течений ведут борьбу между собой, как идеологическую, так и политическую.

Пример Московии показывает, что сильная единоличная госу­ дарственная власть вполне может сочетаться с политическим раз­ номыслием в обществе, разнообразием политических и правовых концепций, с борьбой различных политических идеалов и мнений. Правда, для этого необходимо, чтобы в обществе были в достаточ­ ном числе люди, способные для торжества своих идей идти на ве­ ликие жертвы.

Нашествие татаро-монголов на русские земли нанесло огром­ ный урон русской культуре. Во время осады городов горели церков­ ные храмы, а с ними и различные произведения искусства, в том числе и книги. Множество литературных сочинений были навсегда утрачены. Специалисты высказывают предположение — то, что дошло до наших дней из литературного наследия Киевской Руси, вряд ли составляет более одного процента от того, что было. Боль­ шая часть утрат приходится при этом на эпоху татаро-монгольско­ го владычества на Руси.

Однако даже это великое бедствие не могло сдержать посту­ пательного развития русской культуры. После утверждения своего господства на Руси татаро-монгольские завоеватели не препятство­ вали строительству здесь новых церквей и монастырей, открытию новых школ, распространению грамотности среди русского населе­ ния, созданию новых книг.

Русская политическая и правовая мысль в условиях Москов­ ского государства имела значительно более солидный культурный фундамент для своей эволюции, чем тот, на котором она развива­ лась в Киевской Руси.

В течение XIV—XV вв. впервые переводится на русский язык большое число произведений философской христианской литерату­ ры, таких, как творения св. Дионисия Ареопагита, Петра Дамаски- на, поучения св. Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Феодора Студи- та, и многих других.

116 История политических и правовых учений

XIV—XVI вв. — это эпоха расцвета русского летописания. Почти все дошедшие до нас летописи происходят именно из этого вре­ мени.

§ 2. Формирование политической идеологии Московского государства

Эпоха Московского государства дала новое дыхание литерату­ ре Киевской Руси. В течение XIV—XV вв. создаются новые списки сочинений русских писателей XI—XII вв. Их идеи, образы, рече­ вые обороты и стиль широко используются в литературе Моско­ вии. Соответственно этому продолжает свою жизнь в рамках поли­ тико-правовой идеологии Московского государства политическая и правовая мысль Киевской Руси. Суждения Феодосия Печерского и митрополита Никифора, идеи Илариона и Владимира Мономаха, высказывания Кирилла Туровского и многих других русских мыс­ лителей XI—XII вв. становятся от.правной точкой размышлений о сущности власти и закона, об обязанностях правителей, о соотноше­ нии церкви и государства для русских идеологов XIV—XVI вв.

Это восприятие Московским государством культурного насле­ дия Киевского государства было вполне закономерным явлением. Оно обусловливалось прежде всего действительной исторической преемственностью.

Киевская Русь была колыбелью Московии. Возникновение Мос­ ковского государства предопределялось естественно-исторической эволюцией Киевского государства. Уже в XII в. шел интенсивный процесс перемещения русского населения с юга Руси на северо- восток. И тогда же наметился соответствующий переход центра русской государственности из Киева во Владимир, т. е. в географи­ ческий район будущей Московии.

Восприятие Московией идейного наследия Киевской Руси было, однако, не только следствием действительно существовавшей между этими государствами исторической преемственности, но и про­ явлением специфической особенности средневекового политико- правового сознания. С точки зрения этого сознания государствен­ ная власть, правовые нормы или политическая идеология могут эффективно действовать в настоящем и будущем только при усло­ вии, если они укоренены в прошлом. Отсюда проистекает харак­ терное для средневековых идеологов стремление представить вся­ кое новое политическое и правовое явление в качестве традицион­ ного, воплощающего собой историческую преемственность от явле­ ния, которое существовало в древности.

Историческая преемственность Московского государства от Ки­ евской Руси была реальным фактом, но благодаря усилиям москов-

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 117

ских идеологов она стала еще и политической идеей, официальным идеологическим постулатом. Кратким выражением данной полити­ ческой идеи может служить формула: "Москва — второй Киев, московские князья — потомки киевских князей, наследники их доб­ лестей и земель". Именно в таких словах выражалась часто идея исторической преемственности Московского государства от Киев­ ской Руси в русской литературе XIV—XVI вв.

Частые и настойчивые напоминания о своем происхождении от Киевских великих князей Московские государи делали не только для придания себе большего авторитета, но и для обоснования сво­ их притязаний на земли Киевской Руси и в первую очередь на территорию самого Киевского княжества вместе с Киевом, пре­ бывавшую в рассматриваемое время под властью польского коро­ ля. В 1490 г. Московский царь Иван III откровенно писал герман­ скому императору Максимилиану I о том, что он собирается "отво­ евывать свою отчину — Великое княжество Киевское, которым владеет Казимир, король Польский, и его дети, а [это — часть] нашего Государства, русских земель".

Особенно часто при рассказах о Московских государях лето­ писи и литературные произведения XIV—XVI вв. называют имя Киевского князя Владимира Мономаха. Фигура последнего воплоща­ ла собой целый комплекс высоко значимых для Московского само­ державия политических идей.

Во-первых, Владимир Мономах был носителем образа идеаль­ ного монарха, почитаемого еще со времен Киевской Руси всеми слоями русского общества, как аристократией, так и простым на­ родом. В эпоху Московского государства этот образ получил разви­ тие в устном народном творчестве и литературе. Былинный Киев­ ский князь "Владимир Красное солнышко" соединил в себе народ­ ные мифы и о Владимире Святом, и о Владимире Мономахе, но в большей мере в нем угадываются черты именно последнего. В ус­ ловиях татаро-монгольского владычества на первый план в рус­ ском политическом сознании, естественно, выдвигался образ кня­ зя — защитника Русской земли, и Владимир Мономах, как никто из Киевских князей, подходил под этот политический идеал.

Во-вторых, Владимир Мономах воплощал своей личностью идею преемственности власти Московских государей от власти князей Киевских — памятники письменности Московии настойчиво внуша­ ют, что именно он является "прародителем" того или иного Москов­ ского великого князя или царя.

В-третьих, Владимир Мономах выражал собой идею преем­ ственности власти Московских государей от императорской власти "Империи Ромеев" — Византии. Причем для того, чтобы высту­ пать в данном качестве, Владимир Мономах имел двойное основа-

5 История политических и правовых учений

118 История политических и правовых учений

ние: он родился от дочери византийского императора Константина Мономаха и после своего восшествия на великокняжеский престол в Киеве получил его царский венец. Впоследствии этот венец пере­ шел по наследству к Московским государям, и факт его перехода сначала из Византии в Киев, затем из Киева во Владимир, а отту­ да — в Москву стал служить обоснованием идеи преемственности Московского самодержавия от власти Киевских князей и визан­ тийских императоров.

Первое ясное выражение данной идеи дает "Сказаше о кня- зехъ владим1рскихъ", созданное в начале XVI в. Здесь рассказы­ вается легенда о том, как византийский император Константин Мономах передал через своих послов Киевскому князю Владимиру Всеволодичу "животворящий крест" со своей шеи, "царскш ве- нецъ" со своей головы, "крабъйцу сердоликову", принадлежавшую по преданию римскому императору Августу, "святыя бармы" со своих плеч и многие другие "дары царьсшя". При передаче назван­ ных даров Владимиру Всеволодичу были сообщены якобы следую­ щие слова византийского императора: "Пршми отъ насъ, боголю- бивыи и благовЪрныи княже, сия честные дарове, иже отъ начатка вЪчныхъ лЪт твоего родства и поколЪша царьскихъ жребш на сла­ ву и честь на венчание твоего волнаго и самодержавнаго царствия..., да нарицаешися боговенчанный царь...". Но еще более важную иде­ ологическую нагрузку несли заключительные слова рассказа о цар­ ских дарах: "ОттолЪ и донынЪ тъмъ царьскимъ венцемъ венчаются великш князи владимерстш, его же прислалъ греческш царь Кон- стантинъ Манамахъ, егда поставятся на великое княжение росш- ское...". О том, какую большую роль играла эта легенда в офици­ альной политической идеологии Московского государства, свиде­ тельствует уже один только факт включения ее в середине XVI в. в состав чина венчания русских царей. В течение указанного сто­ летия приведенная легенда неоднократно использовалась для обо­ снования прав Московских государей на титул царя.

Придание легенде о царских дарах повышенного идеологичес­ кого значения в условиях Московского государства свидетельству­ ет о том, что здесь сложилось понимание сущности царской власти как явления традиционного, т. е. передающегося по наследству. Царем нельзя стать — им можно только родиться. Титул царя нельзя присвоить самому себе — этот титул исходит от высшего авторитета. В качестве последнего выступает в конечном итоге бог. Божественно и само слово "царь" — в священных текстах царем именуется сам бог, который выступает как "Небесный Царь". Ца­ рями называются государи Ветхого завета — царь Давид, царь Соломон. Самовольное объявление себя царем равнозначно само­ вольному объявлению себя святым.

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 119

Политико-правовая идеология Московии строго отличала ти­ тул царя от королевского титула. Последний, с точки зрения мос­ ковских идеологов, был менее почетным, стоял ниже царского зва­ ния. В 1489 г. посол императора Священной Римской империи гер­ манской нации Максимилиана I Николай Поппель, пребывая в Мос­ кве, предложил Ивану III от имени своего императора титул коро­ ля. В ответ великий князь Московии передал послу через дьяка Федора Курицына следующие слова: "...А что ты нам говорил о королевстве, [спрашивая,] желаем ли мы, [чтобы] Цезарь поставил нас королем на своей земле, то [следует тебе знать, что] мы Божь­ ей милостью Государи на своей земле изначала, [т. е.] от первых своих прародителей. А поставление имеем мы от Бога, как наши прародители, так и мы".

Развитие идеи царской власти в условиях Московского госу­ дарства привело к появлению понятия истинного, боговенчанно- го, христианского царя, с одной стороны, и противоположного ему понятия ложного, самозванного царя — с другой.

Впервые такое различие четко провел архиепископ Ростовский Вассиан в своей грамоте, посланной на Угру великому князю Ива­ ну III во время знаменитого стояния русских войск против войск татарского хана Ахмата. Как известно, владычествовавшие на Руси татаро-монгольские ханы с самого начала звались царями. Причем еще с Батыя повелось правило, согласно которому русские князья клялись татарским ханам не выступать против них. Вассиан в сво­ ей грамоте призвал Ивана III отказаться от клятвы своих прароди­ телей не поднимать руку на царя, ибо, во-первых, та клятва была вынужденной, а, во-вторых, татарские ханы являлись ненастоящими царями. Грамота призывала русского государя выступить против татарского хана "не яко на царя, но яко на разбойника и хищника и богоборца".

Истинный царь, по мнению идеологов Московии — это царь боголюбивый, охранитель православной христианской веры. Концеп­ ция царской власти в том виде, в каком она развивалась в полити­ ческой и правовой мысли Московского государства, включала в себя, помимо идеи богоустановленности и наследственности данной власти, идею служения ее православному христианству.

Вместе с тем истинный царь рассматривался и в качестве за­ щитника Русской земли. Как известно, эти две обязанности верхов­ ного властителя — охранять православную христианскую веру и защищать Русь от врагов — выделялись еще в политико-правовой идеологии Киевской Руси. В условиях Московии учение об этих обязанностях русского государя получило довольно необычное раз­ витие в творчестве монаха псковского Елеазарова монастыря Фи- лофея. Последний совместил эти две различные обязанности носи-

120 История политических и правовых учений

теля верховной государственной власти на Руси и представил их в качестве единого предназначения царствующей особы.

В своем послании дьяку М. Г. Мисюрю Мунехину, написанном около 1523—1524 гг., Филофей связал судьбу государств, в кото­ рых официальная идеология покоится на православной христиан­ ской вере, с отношением власти и населения к данной вере. Такие государства гибнут только в том случае, если отступают от право­ славной христианской веры. Именно предательство православной веры привело к гибели Византию.

Московское царство, считал Филофей, приобрело вследствие этого особое значение. "Да вЪси, христолюбче и боголюбче, — пи­ сал он, — яко вся христианская царства приидаша в конець и снидошася во едино царьство нашего государя, по пророчьскимь книгамь то есть Ромеиское царство. Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти". Отсюда проистекала идея особой ответственности русского царя за судьбу вверенного ему Богом государства. Ибо судьба этого государства, а именно: "Русии" — Русской земли, накрепко связана отныне с судьбой православной христианской веры, так что сохранение его есть вместе с тем со­ хранение и данной веры.

Приведенное сочинение псковского старца Филофея было раз­ множено в течение XVI—XVII вв. во многих списках. Появилось оно и в иных вариантах, например, как "Послание Московскому великому князю Василию Ивановичу", "Послание к государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии".

К тексту данного произведения Филофея была впоследствии привязана политическая концепция "Москва — Третий Рим", соглас­ но которой Россия есть наследница не только политической идео­ логии, но и территории Византийской империи. Именно псковского монаха стали рассматривать в качестве родоначальника этой кон­ цепции, и указанное мнение до сих пор господствует в трудах, посвященных русской политической идеологии эпохи Московского государства.

Между тем вдумчивое чтение сочинения Филофея позволяет увидеть в нем нечто, в корне отличное от концепции "Москва — Третий Рим". Безусловно, небольшое послание псковского монаха принадлежит к числу самых значительных идеологических сочине­ ний XVI в. Однако главная его идея — это идея "Ромейского цар­ ства" .

Филофей совсем не отождествляет "Ромеиское царство" с ре­ альными государствами — Византией (Вторым Римом) или Древ­ ним Римом (Первым Римом). В его представлении это царство Гос­ пода Бога — идеальное царство, которое называется "Ромеиское" только потому, что именно в Риме произошло впервые соединение

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 121

христианской религии с государственной властью. В отличие от реальных государств "Ромейское царство" неразрушимо. Реальные же государства подвержены гибели. Древний Рим и Византия яв­ ляли собой лишь носителей образа идеального царства. После того, как они рухнули, образ "Ромейского царства" перешел на Москов­ ское царство. Таким образом, Русское государство предстает в со­ чинении Филофея не наследником реально существовавших и по­ гибших государств Византии и Древнего Рима, но в качестве ново­ го носителя идеала православного христианского государства. Иначе говоря, Филофей видел предназначение Русского государства быть не Империей, а Святой Русью, средоточием не материального, а духовного — воплощением не грубой материальной силы, а силы духовной.

Заявлением о том, что два Рима пали, третий стоит, а четвер­ тому не бывать, Филофей выражал не свою уверенность в несо­ крушимости Русского государства, но мысль о том, что в случае, если и оно падет, как пали Древний Рим и Византия, другого носи­ теля образа "Ромейского царства" на земле не появится. Русь — последний земной носитель идеала православного христианского государства. Если Русь погибнет, "Ромейское царство" не умрет вместе с ним — идеалы бессмертны. Поэтому идеал православного государства будет продолжать жить, однако стремиться к нему на земле станет уже некому.

Царский титул в свете такого представления о Русском госу­ дарстве приобретал особое значение — он становился титулом не просто главы государства, верховного властителя, но титулом хра­ нителя Святой Руси. Следовательно, царь начинал выступать в русском политическом сознании в качестве носителя не только го­ сударственной власти, но и устоев всего общества — его социаль­ но-политической организации и официальной идеологии. Таким образом, идею, внесенную Филофеем в русскую политическую иде­ ологию, можно выразить формулой: без царя нет Святой Руси, без Святой Руси нет царя.

Как известно, название "царь" употреблялось еще в литерату­ ре Киевской Руси применительно к таким русским князьям, как Владимир Святой, Владимир Мономах, Андрей Боголюбский. В это название тогда не вкладывался какой-то особый смысл, оно исполь­ зовалось, скорее всего, по аналогии с библейскими текстами, в ко­ торых наиболее авторитетные властители именуются царями. По­ добным же образом и в литературных произведениях Киевской Руси слово "царь" призвано было лишь оттенить особые заслуги указанных русских великих князей в распространении и охране­ нии христианской веры. Поэтому употребление его было эпизоди­ ческим.

122 История политических и правовых учений

Первым из русских великих князей, наименование которого царем стало носить постоянный характер, был Василий II (Тем­ ный), правивший в Московском государстве в 1425—1462 гг. И это произошло не случайно. Именно при Василии II Московия прекра­ тила выплату дани татаро-монгольским ханам (в 1451 г.), т. е. стала по отношению к Золотой Орде в фактически независимое положе­ ние. Закономерно в этом плане и наименование царем Дмитрия Донского — победителя татаро-монголов на Куликовом поле. Во­ шедший в Воскресенскую летопись рассказ о его жизни, написан­ ный в конце XIV в., называется "О житии и о преставлении царя Рускаго, великого князя Дмитриа Ивановича". Эти факты свиде­ тельствуют, что царский титул стал пониматься в Московии как обозначение не зависимого ни от каких других земных властите­ лей государя. В этом смысле он по существу слился с титулом "самодержец", которым величался тот, кто сам, самостоятельно дер­ жит государство.

В течение XVI в. это значение титула "царь" как титула, ука­ зывающего на независимость его носителя от какого-либо земного владыки, еще более упрочилось в русском политико-правовом со­ знании. Появилось даже словосочетание "вольное царское само- держство". Последнее противопоставлялось "убогим королевствам" европейских стран, где государи не "коренные", не "вотчинные", как на Руси, а "посаженные" и, следовательно, не "вольные".

Политическая и правовая идеология Московии отражала состо­ яние крепнущего в своих материальных и духовных силах, расту­ щего в своих территориальных размерах гордого и независимого государства.

Это государство уже вполне осознавало свои великие возмож­ ности и перспективы. И соответственно проявляло стремление ут­ вердиться в качестве не только европейской или азиатской, но и мировой державы. В официальной идеологии Московии это стрем­ ление ярче всего выразилось в изменении содержания легенды о начале княжения на Руси династии Рюрика.

Как известно, легенда эта была создана в Киеве в первые годы правления Владимира Мономаха. Она повествовала о начале Рус­ ского государства. Согласно ей в лето 6370 (в 862 г. Христовой эры) славянские племена, селившиеся на северо-востоке Европы, устав от междоусобиц, решили призвать к себе на правление князя из варягов, руси. И обратились к варяжскому князю Рюрику и его братьям: "Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нТзтъ. Да поидЪте княжить и володЪти нами". Рюрик пришел и сел княжить в Новгороде, два его брата — в других местах. Так основалась династия русских князей, правивших сначала в Киевской Руси, а затем в Московии.

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 123

Стремление Московских государей стать если не выше, то хотя бы вровень с государями европейских держав, побудило москов­ ских идеологов внести в содержание легенды о начале Русского государства соответствующие изменения. Основателем династии Московских государей был объявлен не кто иной, как римский им­ ператор Октавиан Август. Чем дальше в будущее шла династия Московских государей, тем более удлинялось ее прошлое. В офи­ циальной Воскресенской летописи, созданной в середине XVI в., рассказ о начале династии русских князей был назван следующим образом: "Начало православныхъ государей и великихъ князей Рус- кихъ, корень ихъ изыде отъ Августа, царя Римскаго, а се о нихъ писание предлежить". По этому рассказу у Августа якобы имелся брат Прус, которого он поставил править землями между реками Вислой и Неманом. С тех пор эта территория называется Прусской землей. Сороковым коленом в потомстве Пруса явился Рюрик. "И въ то время, — говорит летопись, — въ Новегороде некыхъ старейшина, именемъ Гостомыслъ, скончеваетъ житие, и созва вла- далца сущаа съ нимъ Новагорода, и рече: "Советъ даю вамъ, да послете въ Рускую землю мудрыя мужа и призовете князя отъ тамо сущихъ родовъ, Римъска царя Августа рода"; они же шедше въ Прусьскую землю, обретоша князя Рюрика, суща отъ роду Римь- ска царя Августа, и молиша его съ посланьми всехъ Новоградець, дабы къ нимъ шелъ княжити".

Помимо Воскресенской летописи данный рассказ приводится в "Сказании о князьях Владимирских" (начало XVI в.), в "Степенной книге", составленной в 1563 г., в посланиях Ивана IV и других памятниках письменности XVI в. Царь Иван IV писал: "Великих Государей Царей Российских корень изыде от превысочайшаго Це- сарскаго престола и прекрасно-цветущаго и пресветлаго корени Августа Кесаря, обладающаго вселенною". Подобная формула с указанием на Августа, обладающего вселенной, чаще всего встре­ чается в документах эпохи Московского государства. Она во мно­ гом объясняет, почему московские государи избрали в родоначаль­ ники себе вместо византийского басилевса древнеримского импе­ ратора. Древний Рим во времена Августа был средоточием всего мира. Почти все европейские государства происходят из лона Древ­ неримской империи. Выводя свое происхождение от Августа, мос­ ковские цари утверждали мировое значение своей державы.

Параллельно с рассматриваемой династической переориента­ цией с Византии на Древний Рим в XVI в. в политической идеоло­ гии Московии возникла идея о том, что Русь получила христиан­ ство не из Византии, а из Древнего Рима, т. е. непосредственно из самого источника. В связи с этим в русском обществе установился культ Андрея Первозванного как святого апостола, принесшего на

124 История политических и правовых учений

Русь христианскую веру. Легенда о посещении русских земель Андреем Первозванным отражена еще в летописях Киевской Руси. В условиях Московии эта легенда получила дальнейшее развитие. При этом в изложении ее часто подчеркивалось, что русские при­ няли христианскую веру одновременно с другими народами и, во всяком случае, не позднее греков.

Все подобные факты позволяют сделать вывод, что общим мо­ тивом, пронизывавшим русскую политико-правовую идеологию эпо­ хи Московии, была идея самоценности Русского государства. Русь поднялась из руин татаро-монгольского погрома, вышла вновь на арену мировой истории в качестве независимой державы, дабы жить самостоятельной жизнью в соответствии со своим предназ­ начением. Русская политико-правовая идеология должна была в этих условиях способствовать осознанию государственными деяте­ лями Московии, а также правящими кругами европейских стран самостоятельности и мощи новой Русской державы. В свете этого становится более объяснимым смысл новых политических идей, появившихся в русском обществе в течение XIV—XVI вв., и тех метаморфоз, которые претерпели в рамках официальной идеоло­ гии Московского государства политические идеи Киевской Руси.

Решение Московией задачи своего самоопределения в качестве самостоятельного государства неизбежно обостряло проблемы ее внутренней политической организации. Это обострение нашло свое отражение в политической и правовой мысли. Следствием стало появление в рамках данной мысли самых различных идеологичес­ ких течений и воззрений. Наиболее значительными и интересными среди них были идеология "нестяжательства", политические идеи и концепции Иосифа Волоцкого, Ивана Грозного, Андрея Курбско­ го и Ивана Пересветова.

§ 3. Политические и правовые идеи "нестяжательства"

"Нестяжательство" — это идеологическое течение, оформив­ шееся в рамках русской православной церкви во второй половине XV — начале XVI в. В качестве главных проводников данного те­ чения выступили монахи Заволжья, поэтому в литературе оно час­ то именуется учением или движением "заволжских старцев". На­ звания "нестяжатели" они удостоились за то, что проповедовали бескорыстие (нестяжание) и, в частности, призывали монастыри отказаться от владения каким-либо имуществом, в том числе земель­ ными угодьями, селами, и превратиться в школы чисто духовной жизни. Однако призывом к освобождению монастырской жизни от

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 125

мирской суеты учение заволжских старцев далеко не исчерпыва­ лось. Проповедь нестяжания, хотя и была одной из главных в дан­ ном учении, не выражала его глубинного смысла. Идея бескорыст­ ной жизни, т. е. жизни, освобожденной от стремления к материаль­ ному богатству, вырастала у заволжских старцев из другой идеи, которая как раз и являлась корневой в их мировоззрении. Суть ее заключалась в понимании того, что главное в человеческой жизни совершается не во внешнем по отношению к человеку мире, а внутри самого человека. Настоящая, соответствующая природе человека жизнь — это жизнь его духа. Надлежащее устройство своей внут­ ренней, духовной жизни требует от человека, помимо прочего, дос­ тижения определенной степени свободы от внешнего мира, в том числе и от различных мирских благ. При этом нет необходимости стремиться к полному освобождению от внешнего мира — отшель­ ничество в представлении заволжских старцев есть такая же край­ ность, как жизнь в материальной роскоши. Важно, чтобы внешний мир не мешал внутреннему самоусовершенствованию человечес­ кой натуры. Отсюда и проистекала проповедь нестяжания. Не бу­ дучи главной в учении заволжских старцев, она тем не менее в наибольшей мере затрагивала интересы иерархов русской право­ славной церкви, поскольку выливалась в призыв к последним от­ казаться от владения огромным материальным богатством. В связи с этим проповедь нестяжания оказалась самой заметной среди идей­ ных лозунгов движения заволжских старцев. Вот почему это дви­ жение получило название "нестяжательство".

Политическая сторона данного учения проявлялась не только в выступлении его представителей против монастырского землевла­ дения. Определяя свое отношение к внешнему миру, нестяжатели неизбежно должны были выразить собственное отношение и к го­ сударству, и к царской власти, и к закону. Они не могли уйти и от решения проблемы соотношения государственной власти и власти церковной — одной из важнейших политических проблем русского общества как в эпоху Киевской Руси, так и в эпоху Московии.

Многое в сущности нестяжательства раскрывается через лич­ ности и судьбы его идеологов и сторонников. Поэтому, прежде чем излагать содержание данного учения, обратимся к их биографиям. Главным идеологом нестяжательства был преподобный Нгш Сорский (1433—1508). О жизни его сохранилось мало сведений. Из­ вестно только, что происходил он из боярского рода Майковых. В юности своей обитал в Москве, занимаясь переписыванием бого­ служебных книг. Еще в молодые годы принял монашеский постриг в Кирилло-Белозерском монастыре. Был в ученичестве у знаменито­ го в те времена своими добродетелями старца Паисия Ярославова. После этого Нил Сорский много странствовал по Востоку, побывал

126 История политических и правовых учений

в местах, связанных с Иисусом Христом. Затем долго жил среди монахов русского скита на Святой Горе Афонской. Вернувшись домой, Нил Сорский некоторое время жил в келье возле Кирилло- Белозерского монастыря. Но потом, не удовлетворенный образом своей жизни, ушел в лесные дебри за 15 верст от монастыря и там на берегу речки Сорки (отсюда и прозвище его — Сорский) постро­ ил себе хижину и стал жить так, как хотел.

Неподалеку от хижины Нила Сорского построил себе домик ученик его Иннокентий, тоже происходивший из бояр (Охлеби- ниных). Потом стали приходить на поселение в это место и другие монахи. Так возник первый на Руси скит, или, по-другому, пус­ тынь — сообщество монахов, живущих в отдельных кельях, устро­ енных в лесных дебрях. Впоследствии Нил Сорский разработал для своего скита целый устав, в котором выразил многое из своего мировоззрения.

Эта Нилова пустынь, расположившаяся на Вологодчине, стала колыбелью движения нестяжателей. Жизнь в глухомани не меша­ ла Нилу Сорскому распространять свое учение посредством пись­ менных посланий и устных речей. С последними он выступал и на соборах русской православной церкви. Особенно большую извест­ ность приобрела речь Нила Сорского на Соборе, состоявшемся в Москве в 1503 г. Именно на нем он призывал монастыри отказаться от земель и деревень и добывать средства для существования только "рукоделием".

Умер Нил Сорский 7 мая 1508 г., составив перед тем удивитель­ ное по своему содержанию завещание — последнюю вспышку сво­ ей души. "Повергните тело мое в пустыни, — обращался он к сво­ им ученикам, — да изъядят е зверие и птица, понеже согрешило есть к Богу много и недостойно погребения. Мне потщания, елико по силе моей, чтобы бысть не сподоблен чести и славы века сего никоторыя, яко же в житии сем, тако и по смерти... Молю же всех, да помолятся о душе моей грешной, и прощения прошу от вас и от мене прощения. Бог да простит всех". Не только в жизни, но и в смерти своей Нил Сорский остался верен своему учению.

Продолжатели Нилова учения были не столь последовательны, как он.

Среди них необходимо выделить прежде всего Вассиана Косо­ го (ок. 1470 — до 1545). Мирское имя его Василий Иванович Пат­ рикеев. Он был князем, представителем знатного рода Гедимино- вичей, троюродным братом великого князя Василия III. До янва­ ря 1499 г. состоял на государственной службе. Из летописей вид­ но, что в 1494 г. тогдашний русский государь Иван III направлял Василия Патрикеева в качестве главного посла на переговоры к Литовскому князю Александру, а в 1496 г. назначил его главным

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 127

воеводой над войском, ходившим против шведов в Финляндию. В 1499 г. молодой князь по не вполне ясным из источников причи­ нам был обвинен вместе со своим отцом и младшим братом в госу­ дарственной измене. Благодаря заступничеству духовенства смерт­ ная казнь, назначенная боярам Патрикеевым, была заменена Ва­ силию и его отцу пострижением в монахи, а брату домашним за­ точением. В качестве места монашеского пострига и дальнейшего пребывания Василию Патрикееву был назначен Кирилло-Белозер- ский монастырь. Здесь он, став монахом Вассианом, познакомился с Нилом Сорским. Учение последнего увлекло новоиспеченного мо­ наха, и он поселился в Ниловой пустыни. Осенью 1503 г. Вассиан прибыл в Москву на церковный Собор, по окончании которого ос­ тался здесь, обосновавшись в Симоновом монастыре. Вскоре он ста­ новится самым ярым критиком церковной политики Иосифа Во- лоцкого и его сторонников — иосифлян. Как представитель родо­ витой знати Вассиан был вхож в великокняжеский дворец и впо­ следствии даже пользовался покровительством Василия III. Одна­ ко это не спасло его от печальной участи. На церковном Соборе 1531 г. Вассиан Косой был обвинен в богословских промахах и осуж­ ден на заточение в Иосифов монастырь в Волоколамске, где впос­ ледствии и кончил свою жизнь.

К числу видных сторонников идеологии нестяжательства сле­ дует отнести и Максима Грека (ок. 1470—1556). Он также происхо­ дил из знатной и богатой семьи, правда, семьи не русских, а гре­ ческих аристократов. Первоначальное его имя — Михаил Триво- лис. До прибытия своего в Московию он сумел получить добротное светское образование, слушая лекции в лучших итальянских уни­ верситетах (Флоренции, Падуи, Милана).

В 1502 г. Михаил Триволис становится монахом монастыря св. Марка. Однако в 1505 г. в его судьбе происходит коренной поворот: Михаил покидает Италию и поселяется в Ватопедском монастыре на Св. Горе Афонской. Здесь он обращается в православие и при­ нимает имя Максим.

В 1515 г. великому князю Василию III понадобился переводчик для переложения греческой толковой Псалтыри на русский язык. В Ватопедский монастырь митрополитом Варлаамом была направле­ на просьба прислать специалиста по таким переводам монаха Сав­ ву. Последний, однако, не смог по причине своей глубокой старости и немощи выехать в Москву. И тогда выбор пал на Максима Грека. За короткое время греческий монах сделался заметным явле­ нием культурной жизни Москвы. Незаурядный ум и широкие по­ знания в европейской философии и теологии привлекли к нему внимание образованных представителей русской аристократии. Келья Максима Грека стала местом, где регулярно собирались для

128 История политических и правовых учений

обсуждения сложных философских и богословских проблем многие из тех людей, которые прославятся впоследствии в качестве вид­ ных русских мыслителей.

В 1521 г. Максим Грек знакомится с Вассианом Косым, в ре­ зультате чего обнаруживается, что греческий монах вполне разде­ ляет основные принципы русской идеологии нестяжательства. Бо­ лее того, Максим Грек становится активным проповедником этих принципов. Он, в частности, открыто заявляет, что неприлично мо­ настырям владеть каким-либо недвижимым имуществом. Такие заявления не могли остаться без последствий. И в 1525 г. церков­ ный Собор обвиняет Максима Грека в деяниях против православ­ ной веры и русской церкви и осуждает его к монастырскому зато­ чению. Более четверти века Максим Грек живет в заточении: сна­ чала в Волоколамске, затем, после вторичного осуждения на Собо­ ре 1531 г., в Твери. Наконец в 1551 г. царь Иван IV, вняв "умоле- нию" игумена Троице-Сергиевой лавры Артемия, освобождает уже дряхлого, больного Максима из заточения и разрешает ему прове­ сти остаток дней в этой знаменитой обители. Здесь Максим Грек и умирает в январе 1556 г.

Помимо Вассиана Косого и Максима Грека в числе сторонников нестяжательетва находился Артемий Троицкий. Судьба его оказа­ лась печальной. В 1553 г. он был обвинен церковным Собором в склонности к ереси и приговорен к заточению в Соловецком монас­ тыре. Вскоре после этого подверглась осуждению на заточение це­ лая группа заволжских старцев — нестяжателей. В результате к 60-м годам XVI в. нестяжательство как социальное движение фак­ тически прекратило свое существование.

Биографии идеологов нестяжательства ясно свидетельствуют, что церковные и светские власти Московии видели в этом движе­ нии опасную для себя духовную силу, сокрушить которую можно было только жестокими репрессиями. Причем данная опасность осо­ бенно увеличивалась вследствие того, что нестяжатели не только не выходили за рамки православной христианской идеологии, но и, напротив, именно себя считали истинными ее выразителями. Об­ винения в склонности к ереси, которыми обволакивалось преследо­ вание нестяжателей официальными московскими властями, Нил Сорский и его последователи напрочь отвергали. Более того, стро­ гое следование духу и букве православия все нестяжатели рас­ сматривали в качестве своей главной жизненной обязанности.

Духовная мощь нестяжательства во многом основывалась на личном авторитете его идеологов. Все они — и Нил Сорский, и Вас- сиан Косой, и Максим Грек, и Артемий Троицкий — были людьми в высшей степени деятельными, высокообразованными, умственно одаренными. Они умели красиво излагать свои мысли как в устной

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 129

беседе, так и на письме, т. е. были способны пршвлекать к себе все новых и новых сторонников. Идеологи нестяжательства были весь­ ма плодовитыми для своего времени писателями. На это указывает та часть их письменного наследия, которая дошла до нас.

Нестяжатели представляли собой тот редкий пример, когда люди, проповедуя какие-либо идеи, сами стремятся жить в полном соответствии с ними. Особенно удалась жизнь согласно своим иде­ ям Нилу Сорскому. Другим же идеологам нестяжательства очень помогли привести образ их жизни в более полное соответствие с проповедуемыми ими идеями официальные церковные и светские власти — помогли именно тем наказанием, которое им назначили, т. е. монастырским заточением, освобождающим человека от из­ лишних материальных благ и обособляющим его от внешнего мира. Максим Грек почти все свои произведения, в том числе "Исповеда­ ние православной веры", написал во время заточения в Тверском Отрочь монастыре.

Судьбы Нила Сорского и его сторонников — такое же реальное воплощение идеологии нестяжательства, как и их сочинения.

Потерпев поражение от последователей Иосифа Волоцкого — иосифлян — в земном мире, мире практической политики, нестя­ жатели одержали внушительную победу над ними в мире идеаль­ ном. Иосифляне вытеснили сторонников нестяжательства из сфе­ ры церковной иерархии, заняв в ней почти все ступени. Нестяжа­ тели же всецело возобладали над иосифлянами в пантеоне святых русской православной церкви. В этом пантеоне нашлось место само­ му Иосифу Волоцкому, но не нашлось никому из непосредствен­ ных его учеников. Нил Сорский же был канонизирован вместе со многими своими учениками. Канонизация Нила Сорского происхо­ дила постепенно, в течение XVIII—XIX вв., с ростом числа его почитателей. Синод вынужден был санкционировать ее в 1903 г. А Максим Грек был официально причислен к лику святых лишь недавно — в 1988 г. Венец мученика, которым официальные цер­ ковная и светская власти Московии одарили почти каждого из иде­ ологов "нестяжательства", превратился в конце концов в венец свя­ тости.

Но еще более значимым знаком победы нестяжательства в мире идеальном стало появление в русском обществе и широкое распро­ странение в течение XIX в. мнения о том, что именно оно является истинно русской и истинно православной идеологией.

Изучение письменного наследия нестяжателей показывает, что полного единомыслия среди них не было. Каждый из идеологов нестяжательства, будучи личностью незаурядной, самостоятельно мыслящей, привносил в это учение что-то свое, лишь ему прису­ щее. Однако в их произведениях нельзя не увидеть целого ряда

130 История политических и правовых учений

общих для всех этих людей идей, жизненных принципов, воззре­ ний на те или иные общественные явления. Знакомство с этими идеями, принципами и воззрениями позволяет понять, почему цер­ ковная и светская власти Московии относились к их выразителям как к своим злейшим врагам.

Как уже говорилось, для идеологов нестяжательства — и, в первую очередь, Нила Сорского, бескорыстие было лишь одним из необходимых условий праведной жизни, т. е. жизни "по закону Бо- жию и преданию отеческому, но по своей воле и человеческому помыслу". Подобная жизнь с их точки зрения может быть устроена человеком только внутри себя, в сфере своего духа. Внешний по отношению к человеку мир, будь то общество, государство, цер­ ковь или монастырь, организован таким образом, что праведно жить в нем невозможно.

По мнению Нила Сорского, чтобы устроить себе праведную жизнь, необходимо стать как можно более независимым от внешнего мира. Для этого следует прежде всего научиться приобретать "днев­ ную пищу и прочие нужные потребы" плодами "своего рукоделия и работы". Ценность указанного "рукоделия" состоит, помимо про­ чего, еще и в том, что "сим бо лукавыя помыслы отгоняются". "Стя­ жания же, яже по насилию от чужих трудов собираема, вносити отнюдь несть нам на пользу".

Призыв полагаться единственно на собственные силы идеологи нестяжательства относили не только к добыванию средств суще­ ствования. Нил Сорский и его последователи придавали большое значение личным усилиям каждого человека и в совершенствова­ нии собственного духа. Они считали, что духовное развитие чело­ века — это главным образом дело его самого. Нил Сорский никогда не называл своих учеников учениками, но собеседниками или же братьями. "Братиям моим присным, яже суть моего нрава: тако бо имейую вас, а не ученики. Един бо нам есть Учитель...", — обра­ щался он к ним в своем "Предании". В одном из своих посланий преподобный Нил бросился словами: мол, ныне же пишу, "поучая во спасение души", но тут же оговорился, что адресат должен сам избрать "угодное из того, что слышал устно или видел очами". И хотя Нил Сорский, бывало, советовал "повиноваться такому че­ ловеку, который будет свидетельствован, как муж духовный, в слове и деле и разумении", в целом он скептически смотрел на возмож­ ность достичь совершенства на путях духовного развития с помо­ щью наставничества постороннего человека. Ныне иноки "до зела оскудели", считал он, и трудно найти "наставника непрелестна".

Характерным для идеологов нестяжательства было критичес­ кое отношение и к церковной литературе. "Писания бо многа, но не вся божествено суть", — заявлял Нил Сорский. Достаточно вольно

Гл. 7. Политическая и правовая мысль Московского государства 131

относился к богословским книгам и Максим Грек, который неодно­ кратно говорил, что в этих книгах много ошибок, и по-своему ис­ правлял некоторые их тексты. Вассиан Косой на сей счет выражался со свойственной ему резкостью: "Здешние книги все лживы, а здеш­ ние правила — кривила, а не правила; до Максима мы по тем книгам Бога хулили, а не славили, ныне же мы познали Бога Мак­ симом и его учением".

Для таких заявлений имелись все основания: русские перепис­ чики богословских книг действительно часто допускали ошибки, а, бывало, и сознательно пропускали или изменяли какие-то слова в их текстах в угоду политической конъюнктуре. Однако критичес­ кое отношение нестяжателей к церковной литературе вытекало не столько из осознания данного факта, сколько из духа их учения, из коренных основ их мировоззрения. Идеологи нестяжательства ис­ кали опору, во-первых, в первоначальных текстах Священного пи­ сания, среди которых явное преимущество отдавали Новому заве­ ту, а, во-вторых, в разуме человека, без участия коего ни одного дела, по их мнению, нельзя совершить.

Знакомство с мировоззренческими корнями движения нестя­ жателей не оставляет сомнений в том, что они строили церковь, принципиально отличную от той, что официально существовала в Московии. Эта церковь должна была объединять людей, видящих в служении богу не средство достижения для себя материального богатства и высокого социального статуса, но путь праведной жиз­ ни, т. е. жизни по заповедям, провозглашенным Христом, по нрав­ ственным началам, соответствующим природе человека. Внутри этой церкви должен был господствовать культ человеческого разума и истинного Священного писания, а также дух личной свободы, отвер­ гающий подчинение человека человеком, признающий его ответ­ ственность только перед богом.

Утверждая принцип личной свободы в устройстве каждым че­ ловеком своей духовной жизни, нестяжатели были далеки от по­ нимания этой свободы в качестве личного произвола в вопросах веры. Свобода допускалась ими только в рамках православной христианской религии. Любая другая религия, а тем более ересь в среде православных христиан вызывали у нестяжателей резкое неприятие. Причем в осуждении ереси они были более последова­ тельны и убедительны, чем даже иосифляне. Не случайно Иосиф Волоцкий пользовался в своих обличениях еретиков рассуждения­ ми Нила Сорского. Нестяжатели расходились с иосифлянами лишь в вопросе об участи раскаявшихся еретиков. В то время, как иосиф­ ляне настаивали на необходимости казнить и таких еретиков, не­ стяжатели предлагали проявлять к ним милосердие. Но не по при­ чине жалости к раскаявшимся еретикам, а потому, что милосердие

132 История политических и правовых учений

соответствовало духу Святого Евангелия. Вассиан Косой писал по этому поводу в составленном им "Ответе кирилловских старцев на послание Иосифа Волоцкого об осуждении еретиков", что старцы из Кириллова монастыря, а с ними все заволжские старцы полага­ ют, что, согласно Божественному писанию, нераскаявшихся и не­ покорных еретиков предписано держать в заключении, а покаяв­ шихся и проклявших свое заблуждение еретиков Божья Церковь принимает в распростертые объятия: "Ради грешников облекся плотью Сын Божий, и пришел он погибших сыскать и спасти".

Милосердное отношение нестяжателей к раскаявшимся ерети­ кам официальная церковная власть изобразила как потворство ере­ си, создав тем самым основание для разгрома нестяжательства как движения. При этом была скрыта подлинная причина данного раз­ грома, которая таилась в том, что из идеологических принципов нестяжательства вырастали контуры новой церковной организа­ ции, альтернативной официальной, более привлекательной для простого народа, чем официальная церковь.

В условиях средневекового общества, где церковь выступала, помимо прочего, и в качестве института политической власти, лю­ бые идеи, затрагивавшие устои церковной организации, неизбежно приобретали политический характер. Именно поэтому идеология нестяжательства была понята официальной властью Московии, как церковной, так и государственной, в качестве всецело политичес­ кой идеологии. И с носителями ее поступила эта власть соответству­ ющим образом — как с опасными политическими противниками.

Следует отметить, что отношение Московских государей к не­ стяжательству было не столь однозначно враждебным, каким оно являлось со стороны церковных иерархов. Интересам государствен­ ной власти вполне соответствовало стремление нестяжателей осво­ бодить монастыри от роскоши, владения земельными угодьями и селами. Поддержку этому стремлению прямо выражал и государь Иван III, и преемник его Василий III. Тем не менее у государей Московии имелись серьезные основания опасаться идеологии и дви­ жения нестяжательства.

Из мировоззренческих начал нестяжательства вытекало отно­ шение к любому носителю государственной власти как к воплоще­ нию самых гнусных человеческих пороков. Именно такой взгляд на властителей выражается в сочинении с примечательным на сей счет названием — "Инока Максима Грека слово, пространне изла- гающе, с жалостию, нестроения и безчиния царей и властей после- дняго жития".

Нет уже ныне "царей благоверномудренных", говорится далее в рассматриваемом