Моисей и формирование "земных" властей

Господь сказал Моисею: "Пред собою ты увидишь землю, а не войдешь туда, в землю, которую Я даю сынам Израилевым" (Втор. 32. 52). Возникает весьма загадочный вопрос, пока, кажется, не привлекавший внимания исследователей: почему Моисею не было

позволено войти в землю обетованную? Бог ссылается на то, что в Кадесе Моисей усомнился в словах Господа, в реальности его обещания высечь воду из скалы ударом жезла, и ударил о нее дважды (Исх. 17. 6), притом сделав все общество свидетелем своего сомнения. Слова, выразившие это сомнение, кстати, не упомянуты при непосредственном описании этого события, но приведены ретроспективно, при повторении рассказа позже — в Числах: "Разве нам из этой скалы известь для вас воду?" (Чис. 20. 10). Господь так объясняет то, что Моисею не суждено войти в землю обетованную: "За то, что вы согрешили против Меня среди сынов Иэраилевых при водах Меривы в Кадесе, в пустыне Син, за то, что не явили святости Моей среди сынов Израилевых" (Втор. 32. 51).

А загадочно в этой истории вот что. Грех Моисея совершенно незначителен, тем более в сравнении его с грехами и предшествующих патриархов, включая Авраама, Исаака и Иакова, и последующих правителей, в том числе таких, как Давид, Соломон и др. Тем не менее, эти центральные лица ветхозаветной истории не подверглись такому строгому наказанию. Заметим, что после события у скалы ничто не изменилось в статусе Моисея пред Богом. Как раз после этого Господнего "приговора" состоялась Его встреча с Моисеем на горе Хорив, и "говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы кто говорил с другом своим" (Исх. 33. 11), Бог продолжал ставить его выше пророков и заявлял, что "он верен во всем дому Моему" (Чис. 12. 6—8). Эти факты подсказывают необходимость искать другую причину столь жесткого обращения с Моисеем.

Ряд обстоятельств указывает: то, что Моисей не должен был ступить на территорию будущего государства, было предрешено изначально. Это предположение подтверждается следующими деталями. Во-первых, Моисею постоянно говорилось лишь о том, что его задача — довести людей до обетованной земли. Между тем о том, что он еще и будет благоустраивать эту землю или жить на этой земле и тем более править там, нет ни единого слова. Во-вторых, все слова о будущем устроении этой земли или вообще о том, что следует делать на ней и как предстоит жить, адресованы уже не ему, а обществу.В-третьих, после этого события все же Моисей еще долго оставался предводителем народа — фактически до конца срока, отведенного ему. Есть также недвусмысленный намек на то,

когда завершится этот срок. Конец срока совпадает с завершением возложенной на него ответственнейшей миссии, когда он доведет до конца возложенную на него "работу", то есть когда израильтяне дойдут до обещанной земли: "(Господь) сказал (ему): Сам Я пойду (пред тобою) и введу тебя в покой"(Исх. 33. 14). Перед тем как явить знамения, Господь говорит Моисею еще об одной из Своих целей: "Чтобы ты рассказывал сыну твоему и сыну сына твоего" (Исх. 10. 2). Примечательно, что сыном сына ограничивается моисеев срок, то есть это и есть последнее поколение, с которым Моисею предстояло общаться.

Один из самых непонятных в Исходе фрагментов — следующий. Когда Моисей только что был призван Богом к своей миссии и направился в Египет для ее осуществления, происходит нечто, несовместимое с данным контекстом и с описанной ситуацией: "Встретил его Господь и хотел умертвить его" (Исх. 4. 24). Жена его Сепфора, по-своему поняв угрозу, обрезала сына Моисея (Исх. 4. 25). Исходя из этого, толкователи склонны относить эту угрозу то ли к сыну Моисея, еще не обрезанному, то ли к самому Моисею как виновнику необрезания. Однако, если исходить строго из текста, угроза адресована все-таки Моисею. Но возложение на него миссии и сразу же следующее за этим намерение умертвить, при любой мотивации, остаются двумя никак не совместимыми актами. В свете нашего предположения о предрешенности "политической" судьбы Моисея кое-что как будто проясняется. Господь ничего не таит от Своих избранников, и значит, трудно приписать Господу "коварство" в отношении Моисея. На самом деле, видимо, поступок Сепфоры — это всего лишь ее собственная реакция на по-своему понятое сообщение Моисея о предупреждении Господа. Господь же предупредил Моисея о том, что с исполнением возложенной на него миссии завершится срок его земной жизни.

Добавим, что при возложении на Моисея миссии вести народ "Моисей был восьмидесяти [...] лет" (Исх. 7. 7), миссия же его, как знаем, была рассчитана на 40 лет. Соответственно, Моисей должен был завершить ее в 120-летнем возрасте. Между тем, это и есть срок человеческой жизни, определенный Господом непосредственно перед потопом: "Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками (сими), потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадд

цать лет" (Быт. 6. 3). В точном соответствии с этим читаем в конце Пятикнижия: "Моисею было сто двадцать лет, когда он умер" (Втор. 34. 7). Все это показывает, что выбрав 80-летнего Моисея для осуществления Своего плана по созданию еврейского государства, рассчитанного на 40 лет, Господь уже предопределил, что Моисей не должен войти в землю обетованную и не должен стать правителем страны.

Следовательно, недопущение Моисея в будущее государство было предусмотрено заранее, вне зависимости от указанного ему проступка. Проступок этот — лишь внешний повод, ибо Господь сообщает людям лишь то, что необходимо им и доступно для их понимания. В предопределенности такого финала можно усмотреть две взаимосвязанные причины.

Первая: Моисей выполнял волю Божию совершенно бескорыстно, не ожидая никакой личной награды. Его выдвижение в правители государства разрушило бы весь Божий замысел. Ведь помимо всего, Господь в лице Моисея демонстрировал людям бескорыстное служение Богу, не обусловленное ничем, кроме веры в Него и веры в обещание грядущих благ — не себе, а предводимому им народу. Как бы ни восприняли люди факт пребывания Моисея во главе государства, в любом случае подобное завершение его подвижничества стало бы осмысливаться как его цель. Да и в дальнейшем все подвижники стали бы восприниматься обществом в том же плане: политиками, преследующими аналогичную цель, что мы и видим в современном мире. Между тем недопущением Моисея в правители государства, к которому он вел народ, Господь подсказывал всем грядущим поколениям: политический деятель, стремящийся вести общество и государство определенным путем (подсказанным ему Господом), ведущий страстную борьбу за свою идею, после торжества этой идеи не должен становиться правителем: если он достиг цели и общество уже приняло ее, то найдутся люди, готовые и способные далее ее осуществлять. Как много проблем современного мира нашли бы решение при введении подобного законодательного принципа как международно признанной нормы. Как легко ориентировались бы избиратели в многочисленных предвыборных обещаниях и политических кампаниях, как много политических карьеристов сами же отказались бы от участия в политической борьбе за власть,

будучи уверены, что этому не может следовать их личный приход к рычагам власти!

Вторая причина недопущения Моисея в землю Ханаанскую, по-видимому, может быть понята, если попытаться понять суть той властной функции, которая была возложена на него. Тут мы сталкиваемся с другой загадочной в контексте Библии деталью. Как возможно совместить постоянно повторяющееся в Библии напоминание "Я Господь, Бог твой", ставшее первой и главнейшей заповедью (Исх. 20. 2) и продолженное запретом "Да не будет у тебя других Богов" (Исх. 20. 3), — с исключительными словами, сказанными Богом в адрес Моисея: "Ты будешь ему [Аарону. — Р. П.] вместо Бога" (Исх. 4. 16); "Я поставил тебя Богом фараону" (Исх. 7. 1)? По-видимому, единственным объяснением подобного определения может быть то, что Моисей — еще не "человеческая" власть. Он — тот, посредством кого еще предстоит сформироваться земной, то есть государственной власти, — то, что и происходит в течение событий в Синайской пустыне. С самого начала Бог в лице Моисея "назначает" носителя всех властных функций, объединенных в Боге. Но с самого же начала Он фиксирует, что эти функции подлежат "распределению", передав духовную власть Аарону. В дальнейшем Он отделяет представительную власть в лице старейшинства, передав старейшинам "от Духа", который на Моисее (Чис. 11. 17). Устами тестя Моисея Господь советует ему отделить также судебную власть и назначить судей из "людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть" (Исх. 18. 21), что и делает Моисей. При этом мы видим, что сам Моисей не лишается ни одного из обозначенных властных полномочий: он продолжает быть посредником между Богом и людьми (функция духовной власти), продолжает быть законодателем (функция представительной власти), продолжает вести судопроизводство наиболее важных дел (назначенные судьи "о (всех) делах важных доносили Моисею, а все малые дела судили сами" — Исх. 18. 26). Моисей, будучи уполномочен Богом быть на земле единым источником ветвей будущей государственной власти, до образования государства остается как носителем функций всех властных структур, так и гарантом их единства. Но с образованием государства его миссия завершается, потому что единым носителем

всех властных функций в реальном государстве не может быть никто из людей, в том числе Моисей. Моисей должен был уйти в соответствии с Господним планом устроения государства с его властными ветвями, и в факте его смерти следует усматривать конец не столь физический, сколь "политический". Если еще и принять во внимание немаловажное обстоятельство, что и умер-то Моисей, невзирая на то, что "зрение в нем не притупилось, и крепость в нем не истощилась" (Втор. 34. 7), то приходится признать и смерть его столь таинственной, что остается в силе принципиально важный вопрос: умер ли он или как-то иначе устранен? Не мог Господь сделать так, чтобы "политическая" миссия вернейшего из вернейших Ему была завершена смертью физической. Если "не было более у Израиля пророка такого, как Моисей" (Втор. 34. 10), то трудно понять, почему земная жизнь лишь Еноха и Илии завершилась не смертью, а вознесением. Обратим внимание на казалось бы совершенно необъяснимые противоречия в небольшом отрывке Священного Писания: указан точный адрес, где Моисей умер и где его оплакивали ("оплакивали Моисея сыны Израилевы на равнинах Моавитских (у Иордана близ Иерихона)тридцать дней" — Втор. 34. 8); сказано, что его погребли и добавлено еще одно уточнение в адресе ("Погребена долине Моавитской против Веффегора"— Втор. 34. 6); и тут же, в том же стихе, сообщается о том, что "никто не знает места погребения его даже до сего дня" (Втор. 34. 6). Разгадка этих противоречий, видимо, может сводиться к допущению, что Моисей не умер, а вознесся. Христос говорит израильтянам: "Не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцем; есть на вас обвинитель Моисей" (Иоанн 5. 45). Здесь, говоря о Моисее, Христос подразумевает как закон Моисея, так и личность, но не абстрактную, некогда существовавшую, а вполне конкретную, в настоящее время пребывающую "пред Отцем". Это реальнейшим образом подтверждается при преображении Иисуса Христа: на горе, где были апостолы, во время преображения Христа "явились им Илия с Моисеем" (Матф. 17. 3; Марк 9. 4; Лука 9. 30). Это были живые Илия и Моисей — столь реальные, что не просто "явились", "показались", а "беседовали с Иисусом" (Марк 9. 4), и сама беседа была реальна и доступна в своем содержании: "Они говорили об исходе Его, который Ему над-

лежало совершить в Иерусалиме" (Лука 9. 31). Логика событий совершенно очевидна: как раз перед этим впервые Иисус сообщил ученикам о грядущем мученичестве Своем, смерти, воскресении и вознесении. Подобное сообщение, не укладывающееся в обычные человеческие представления, нуждалось в демонстрации, в подтверждении того, что все это на самом деле возможно. И Иисус предъявил доказательство реальности Своих слов: в отношении современников — воскрешением Лазаря (Иоанн 11. 38—44), в отношении далеких предков — представлением ученикам живого Моисея. Есть мнение, что это было воскрешением Моисея в этот миг и лишь на время преображения¹. Полагаем, однако, что воскресение было ранее — уже тогда, в долине Моавитской. Устранение Моисея со сцены было актом его вознесения². Это вознесение могло быть подобно вознесению Еноха и Илии, которые были взяты на небо живыми. Но отмеченные противоречия, тем более в их соотнесенности с не имеющим аналога в Библии определением "Бог", данным Моисею дважды Самим Господом (Исх. 4. 16; 7. 1), позволяют предположить, что, подобно Христу, Моисей был погребен, но потом его не нашли на месте погребения. Так что можно утверждать, что Моисей умер, воскрес и вознесся — Господь не мог иначе устранить его, чем высоко оценив его верное служение. Устранен же он был потому, что никто из людей, и даже почти "приравненный" Богу Моисей не может быть абсолютно безгрешен, о чем Господь знает изначально и о чем свидетельствует событие у скалы, послужившее всего лишь внешним и доступным человеческому разумению поводом для Божьего вердикта. Поэтому Моисей не мог быть поставлен во главе будущего государства как носитель всех тех властных полномочий, которые по Божьему замыслу следовало отделить друг от друга.

¹ См.: Егише. Слово о преображении Господнем. Эчмиадзин, 1997. С. 55 и след. (на арм. яз.).

² Вопрос, почему же о вознесении Еноха и Илии прямо сказано, а о Моисее нет, возможно, объясняется тем, что о "смерти" Моисея повествуется в последней (34-й) главе последней книги Пятикнижия Моисея, и авторство как раз этой главы, естественно, не принадлежит Моисею. По-видимому, автор этого фрагмента был одним из "оплакивавших", изложившим все так, как израильтянами было воспринято исчезновение Моисея.