Глава XXI О РАСПРОСТРАНЕНИИ НАКАЗАНИИ

I. Каким образом наказание распространяется на тех, кто соучаствует в преступлении?
II. Общество или правители ответственны за преступление подданного, если, будучи осведомлены, не воспретили такового, хотя имели возможность и были обязаны воспрепятствовать ему.
III. Равным образом - вследствие принятия тех, кто совершит преступление в другом месте.
IV. Если не накажут и не выдадут преступника, что поясняется примерами.
V. Право ходатайствовать об убежище принадлежит несчастным, а не преступникам; с изъятиями.
VI. Тем не менее ходатайствующие берутся под защиту, пока по делу ведется следствие; и на основании чего должно быть вынесено обвинительное заключение.
VII. Каким образом подданные соучаствуют в преступлении правителей, или члены общества - в преступлении общества; и каким образом различаются наказание общества и наказание отдельных граждан.
VIII. Как долго длится право наказания общества?
IX. Распространяется ли наказание при отсутствии соучастия?
X. Различие того, что причиняется непосредственно, и того, что является дальнейшим последствием.
XI. Различие того, что случайно связано с преступлением, и того, что вытекает из самого преступления.
XII. Собственно говоря, никто не наказывается по закону за чужое преступление, и почему.
XIII. Сыновья не наказываются за преступления родителей.
XIV. Сыновей преступников постигает божественная кара.
XV. Еще менее ответственны прочие кровные родственники.
XVI. Тем не менее возможно в чем-нибудь отказывать детям и кровным родственникам преступников, на что в противном случае они могли притязать; с примерами.
XVII. Подданные не могут, собственно, нести наказания за преступление царя.
XVIII. Также отдельные граждане, не давшие своего согласия на преступление всего общества.
XIX. Наследники не подлежат наказанию как таковому; причины этого.
XX. Однако же они ответственны, поскольку наказание переходит в иного рода долг.

Каким образом наказание распространяется на тех, кто соучаствует в преступлении?

I. 1. Очень часто возникает вопрос о распространении наказаний, касающийся соучастников преступления и прочих [прикосновенных лиц]¹.
Соучастники преступления наказываются не столько за чужое, сколько за свое преступление. Можно думать, что они относятся к числу тех, о ком сказано выше, в разделе об Ущербе, причиненном правонарушением. Ибо к соучастию в преступлении приходят почти тем же способом, как и к соучастию в причинении ущерба; тем не менее не всегда там, где возникает ответственность за причинение ущерба, имеется также и преступление, но именно тогда оно налицо, когда привходит более значительное злодеяние, так что сверх ответственности за причиненный ущерб часто достаточно какой-либо незначительной вины.
2. Следовательно, те, кто повелевает совершить преступное деяние², кто дает требуемое согласие, кто помогает³, кто укрывает похищенное⁴ или участвует иным путем в самом преступлении: подает совет⁵, подстрекает, одобряет⁶, кто не воспрещает, когда по праву в собственном смысле обязан воспретить⁷, или кто по такому же праву обязан оказать помощь потерпевшему и не окажет таковой, кто не отсоветует, когда следует отсоветовать, кто скроет содеянное, о чем должен был по закону сообщить, - все такие лица могут быть наказаны, если они повинны в злодеянии, которое достаточно для того, чтобы повлечь за собою наказание, согласно изложенному несколько выше.

Общество или правители ответственны за преступление подданного, если, будучи осведомлены, не воспретили такового, хотя имели возможность и были обязаны воспрепятствовать ему

II. 1. Дело будет понятнее из примеров. Общество, как любое иное, так и государство, не отвечает за поступки отдельных граждан, когда нет его собственного деяния или какого-либо упущения. Хорошо говорит Августин: "Одно дело - когда кто-либо из населения совершит что-либо собственно преступное; иное - когда деяния совершаются обществом единодушно и единой волей, когда собирается с определенной целью толпа". Отсюда слова договорной формулы: "Если преступит с общего согласия"⁸.
Локрийцы у Ливия доказывали римскому сенату, что народ был далек от того, чтобы питать какие-нибудь преступные замыслы к отпадению. По сообщению Ливия же, Зенон, будучи ходатаем за магнетян перед Т. Квинцием и послами, которые к нему явились, умолял с плачем "не приписывать государству безумия одного лица и каждого предоставить его собственному риску" (кн. XXV). И родосцы перед сенатом отделяли дела государственные от дел частных лиц, говоря: "Нет ни одного государства, в котором не имелись бы когда-нибудь преступные граждане или невежественные толпы". Так, ни отец не ответственен за преступление детей, ни господин - за проступки рабов, ни иное начальство, если только они сами не повинны в чем-нибудь преступном.
2. Из числа путей, посредством которых правители людей впадают в преступление, наибольшее распространение имеют два, заслуживающие поэтому тщательного рассмотрения: попустительство и сокрытие.
Попустительство имеет место тогда, когда кому-нибудь известно о преступлении и такое лицо может и обязано воспретить это, но не воспрещает, становясь тем самым преступным в том же. Цицерон в речи "Против Пизона" говорит: "Не представляет ведь большой важности, в особенности что касается консула, сам ли он досаждает государству опасными законами и неблагонадежными сборищами или же допускает, чтобы досаждали другие". Брут в письме к Цицерону пишет: "Итак, ты скажешь, что обвиняешь меня в чужом преступлении? В совершенно чужом, если я мог предупредить его совершение". Агапит в обращении к Юстиниану заявляет: "Одно и то же - совершать преступление и не препятствовать преступникам". "Кто допускает для преступника возможность совершать преступление, тот придает силу дерзости", - говорит Арнобий (Против язычников", кн. IV). "В чьих руках возможность воспрепятствовать, тот способствует совершению, если не воспрепятствует совершению", - замечает Сальвиан. Верно говорит Августин: "Кто отказывается воспрепятствовать, имея на то возможность, тот дает свое согласие".
3. Так, кто может не допустить склонения рабыни к блуду, но допускает это, тот по римским законам считается за подстрекателя на блуд (С. Imperator. D. qui sine manum.). Если раб совершит убийство с ведома господина, то господин ответственен с ним солидарно, ибо считается, что убийство совершил сам господин (L. II. cle noxal. act). По закону Фабия ответственность падает на господина, если раб похитит чужого раба с ведома своего господина (Павел, "Заключения", кн. V).
4. Но, как мы сказали, кроме осведомленности, требуется еще возможность воспрепятствовать. Это подразумевают законы, когда карают осведомленность⁹ о преступлении, которая означает допущение совершения преступления, так как тот, кто мог воспрепятствовать ему, ответственен, если он не воспрепятствует; и под осведомленностью здесь разумеется также воля; первая мыслится совместно с намерением (L. Sclenta ad 1. Aquil. L. I. Haec. autem. sl fam. furt. f. d. 1. In delictis, de nox. act).
Оттого господин не обязан ни к чему, если раб публично заявляет о своей свободе вопреки запрету господина, потому что. стало быть, невиновен тот, кто хотя и осведомлен о чем-нибудь, но не может воспрепятствовать этому (L. Culpa. de R. I. 1. nullum crimen eo tit.). Так, и родители отвечают за преступления детей, но лишь тех. которые находятся в их власти (L. I. qui earn. In fine. L. Quid ergo. I. L. Non alia. D. qui not. inf.). Наоборот, если даже дети находятся в их власти и они могли бы воспрепятствовать совершению преступления, тем не менее родители не ответственны, если им ничего не было известно о деяниях их детей (L. Furtum. Quod si. D, arb. furt. caesar.). Осведомленность и невоспрепятствование должны сочетаться, чтобы кто-нибудь нес ответственность за чужое деяние.
Все сказанное на том же основании распространяется на подданных в силу естественной справедливости. 5. По поводу следующего стиха Гесиода:

Часто народ искупает вину одного нечестивца,

Прокул делает превосходное замечание: "Когда, имея возможность воспрепятствовать, он, однако же, на деле не препятствует злодеянию, хотя бы даже одного лица". Так, о греческом войске, где Агамемнон сам и прочие подчинялись общему решению, не напрасно сказано:

Что ни набредят цари, всему рукоплещут ахейцы.

По их принуждению Агамемнон¹⁰ возвратил жрецу дочь. Далее сообщается о сожжении их флота:

Ради вины одного и безумств Оилеева сына¹¹.

По этому предмету у Овидия в "Метаморфозах" (XIV) сказано:

Похитивший деву из храма,
Кару за то заслужив, навлек ее на все войско,

потому что прочие не препятствовали отказу возвратить деву-жрицу. У Ливия (кн. I) читаем: "Родственники царя Тация прогнали послов лаурентинян. А когда лаурентиняне сослались на право народов, то Таций уступил влиянию и мольбам своих близких. Таким образом он принял на себя их вину". Сюда, собственно, относится следующее место у Сальвиана о царях: "Власть великая и могущественнейшая, которая может воспрепятствовать совершению величайшего преступления¹², как бы подтверждает его возникновение, если заведомо допустит совершение преступного деяния". У Фукидида (кн. I) есть такое место: "Более виновен тот, кто может воспретить". У Ливия (кн. I, VI) жители Вей и латиняне оправдываются перед римлянами, приводя тот довод, что враги последних получили помощь со стороны подданных указанных народов без ведома их самих. Напротив, извинения Теуты, царицы иллирийцев, не были приняты, несмотря на уверения ее в том, что не она, но ее подданные занимались морским разбоем, ибо она не воспрещала этого. Некогда амфиктионы обвинили жителей о. Скироса в том, что они давали возможность некоторым из своих соотечественников заниматься морским разбоем¹³.
6. В свою очередь легко предполагается известным, что становится заметным и часто повторяющимся. "То, что совершается многими, естественно, менее всего ускользает от внимания", - говорит Дион Прусийский в своей "Родосской речи". Тяжко упрекает этолиян Полибий (кн. II) за то, что они не хотели явно выразить враждебность к Филиппу, но тайно позволяли своим гражданам поступать враждебно по отношению к нему и воздавали почести руководителям тех, кто поступал таким же образом.

Равным образом - вследствие принятия тех, кто совершит преступление в другом месте

III. I. Обратимся к другому вопросу, касающемуся предоставления убежища от наказания. Требовать применения наказания, как мы сказали, по природе может всякий, кому нельзя поставить в вину ничего подобного. Благоустроенным же государствам приличествует, чтобы преступления отдельных лиц, направленные против их собственного общения, были подвергнуты наказанию по усмотрению самих этих государств или их правителей.
2. Однако же им предоставлено не столь широкое полномочие карать преступления, касающиеся так или иначе человеческого общества, преследование которых по праву принадлежит чужим государствам и их правителям, тогда как в отдельных государствах по некоторым преступлениям существует право каждого гражданина возбуждать преследование. Менее всего усмотрение государства имеет место по отношению к преступлениям, коими, в частности, затрагивается иное государство или его правитель, и оттого на этом основании оно или он имеют право наказания в целях охраны своего достоинства или безопасности, согласно сказанному нами выше. Ибо осуществлению этого права государство, куда скроется такой преступник, и правитель не должны чинить препятствия.

Если не накажут и не выдадут преступника, что поясняется примерами

IV. 1. А так как государства не должны допускать, чтобы другое государство, вооруженной силой вступало в их пределы ради осуществления наказания, поскольку это нецелесообразно, то отсюда следует, что государство, в котором находится тот, кто уличен в преступлении¹⁴, должно или само, по требованию другого государства, наказать по заслугам преступника, или же предоставить это усмотрению соответствующего государства. Здесь следует привести примеры чрезвычайно часто встречающиеся в истории¹⁵.
2. Так, израильтяне прочих колен потребовали у колена Вениаминова выдачи им преступников (кн. Судей, XX). Филистимляне требовали у евреев выдачи им Самсона как злоумышленника (кн. Судей, XV). Лакедемоняне вторглись войной к мессенянам за то, что те не выдали им некоего убийцы лакедемонян; а в другое время - за невыдачу им тех, кто учинил насилие над посланными на священные торжества девицами (Павсаций, кн. XIV; Страбон, кн. VIII).
Катон хотел выдать германцам Цезаря за несправедливо начатую против них войну. Галлы требовали выдачи им фабиев за то, что те сражались против них¹⁶. Римляне требовали у гервиков выдачи тех, кто опустошил их поля; а у пунийцев выдачи Гамилькара, не того знатного военачальника, а другого, который возмущал галлов; впоследствии римляне требовали выдачи Ганнибала¹⁷ (Ливии, кн. XXVIII). Они же требовали у Бокса выдачи Югурты в словах, приведенных у Саллюстия: "Тем самым ты отнимешь у нас горькую необходимость одновременно преследовать тебя за ошибку и его за тягчайшие преступления".
Самими римлянами были выданы те, кто наложил руки на послов карфагенян и аполлониатов (Ливии, кн. XXXVIII). Ахеяне потребовали у лакедемонян выдачи себе тех, кто завоевал город Ланвик; при этом они добавляли, что если бы те не были выданы, то договор оказался бы нарушенным. Афиняне через глашатая объявили, что если бы кто-нибудь стал строить козни против Филиппа и бежал бы в Афины, то очутился бы "в положении того, кто подлежит выдаче" (Диодор, кн. XVI). Бэотийцы потребовали у гиппотентов выдачи убийц Фоки (Плутарх, Narr. amat.).
3. Все это, однакоже, нужно понимать так, что народ или царь обязаны не исключительно к выдаче, но, как мы сказали, к выдаче или к наказанию. Мы читаем, как элейцы пошли войной против лакедемонян, потому что последние не покарали тех, кто нанес оскорбление элейцам; лакедемоняне не привлекли к ответственности и не выдали виновных, а таково альтернативное обязательство (Валерий Максим, кн. VI, гл. 6).
4. Иногда требующим выдачи виновных предоставляется свобода выбора¹⁸, чтобы удовлетворить их тем полнее. Цериты. У Ливия (кн. VII) сообщают римлянам, что, "проходя угрожающей толпой по их области, терквиняне, не просившие ничего, кроме свободного пропуска, захватили с собой некоторых из местных жителей, принявших участие в опустошениях, в которых обвиняются все цериты; и если римлянам угодно будет потребовать их выдачи, то они готовы их выдать, если же следует предать их мучениям, то они готовы наказать их".
5. Во втором договоре карфагенян с римлянами, приведенном у Полибия, имеется место, плохо расчлененное и неудачно отредактированное: "Если же этого не последует (что Должно последовать - неясно, ибо этому предшествует пробел), то каждый пусть осуществляет свое право в частном порядке. Если же кто-нибудь поступит таким образом (то есть, если ему не будет воздано правосудие), то правонарушение Должно быть признано публичным". Эсхин в возражении на обвинение Демосфена в неудачно выполненном посольстве сообщает о себе, что когда у Филиппа Македонского он вел переговоры о мире в Грециион сказал, между прочим, что справедливо, чтобы за совершенное преступление наказание постигало не государство, но виновных в преступлении, а государствам ничто не должно мешать предавать таковых суду. Квинтилиан в "Речах" (CCLV) говорит: "Я считаю, что ближе всего к беглецам стоят те, кто дает им убежище"¹⁹.
6. К числу бедствий, порождаемых раздорами между государствами, Дион Хризостом в речи, обращенной к никомедийцам, относит то, что "тем, кто оскорбил одно государство правонарушением, удается скрыться бегством в другое государство".
7. Здесь возникает вопрос о том, что если преступники, будучи выданы своим государством, не будут приняты другими, то сохраняют ли они свое прежнее гражданство. Публий Муций Сцевола полагал, что не сохраняют, потому что те, кто выдан своим народом, невидимому, изгнаны из своего государства, как если бы они были лишены воды и огня (L. ult. D. cle legat.). Противоположное мнение защищает Брут, а за ним Цицерон. Последнее - правильнее, однако не в силу того довода, который приводит Цицерон, утверждающий, что как дарение, так и выдача немыслимы без принятия ("Об ораторе", I и II: "Топика"; "В защиту Цэцины"). Ибо акт дарения совершается не иначе, как путем согласия двоих, и выдача, о которой здесь идет речь, есть не что иное, как предоставление гражданина власти другого народа, так, чтобы тот постановил о нем, что ему угодно. Однако же такое предоставление не сообщает и не лишает никакого права, оно лишь устраняет препятствие к осуществлению права. Поэтому если другой народ не воспользуется предоставленным ему правом, то тот, кто выдан, окажется в таком положении, что может быть наказан своим народом (что имело место при выдаче Клодия корсиканцам, не принятого ими) или же может быть оставлен безнаказанным, как в случае многих преступлений, по отношению к которым допускается поступать таким двояким образом (в ск. Валерий Максим, кн. VI, гл. 3).
Право же гражданства, как другие права и имущества. не утрачивается чисто фактически, но утрачивается в силу какого-нибудь постановления или судебного решения, если только какой-нибудь закон не постановит признать факт имеющим силу судебного решения, чего здесь нельзя сказать.
Наконец, если имущество отдано и не принято, то оно продолжает принадлежать тому, чье оно было раньше. Если же выдача принята, и впоследствии как-нибудь случайно тот, кто был выдан, возвратится в свое государство, то он уже не будет гражданином, иначе как в силу нового пожалования. В этом смысле верно то, что сказано Модестином, в его заключении о выдаче (L. Eos qui. D. de captivis).
8. To, что мы сказали о выдаче или о наказании преступников, распространяется не только на тех лиц, которые были всегда гражданами государств, где они ныне находятся, но также на тех, кто убежит в другое место после совершения преступления.

Право ходатайствовать об убежище принадлежит несчастным, а не преступникам; с изъятиями

V. 1. Сказанное не вступает в противоречие с правами просящих об убежище и примерами оказания им убежища²⁰. Ибо право убежища полезно тем, кто страдает от незаслуженного гонения, а не тем, кто совершит что-либо насильственное против человеческого общества или других людей. Лакедемонянин Гилипп у Диодора Сицилийского ("Библиотека", кн. XIII), говоря об этом праве, высказывает следующую мысль: "Кто впервые ввел такие права, тот имел в виду оказать несчастным милосердие, а тем, кто злонамеренно причиняет несправедливость, - угрожать наказанием". И далее: "Те же, кто по злому умыслу, по незаконной жажде чужого имущества совершит такие преступления, пусть не обвиняют свою судьбу, де присваивают себе имени молящих об убежище. Ибо по человеческому праву это причитается тем, чей дух остается невинным, несмотря на превратности судьбы²¹. Людям, чья жизнь полна незаконных деяний, не остается места для милосердия и убежища". То и другое - превратности судьбы и злодеяние - отлично различает Менандр: Злодейство тем отлично от несчастия, что это дело случая, а то - воления²².
Сходным является изречение Демосфена ("Против Афоба", I), которое Цицерон переводит таким образом во второй книге "Об изобретении": "Следует жалеть тех, кто терпит бедствия от судьбы, а не вследствие своей злостности". Имеется также изречение Антифана: "То, что не совершается добровольно, - то от судьбы; что же - добровольно, то действие преднамеренное". Лисий говорит: "Никому несчастие не приключается по собственному произволу".
В мудрейшем законе говорится, что если у кого-нибудь выскользнет из руки копье и убьет человека, то такому лицу открыто убежище, в том числе и рабу; если же кто-нибудь преднамеренно убьет невинного человека, что возмутит государство, то такому лицу даже священнейший алтарь божий не может служить убежищем (Второзаконие, XIX, 1: XXIII, 15; Исход, XXI, 14; I кн. Царств, II, 29; II кн. Царств, XI, 13 и сл.). Этот закон Филон ("Об особых законах") изъясняет следующим образом: "Нечестивым в святилище нет никакого убежища". Не иначе полагали древние греки. Рассказывают, что халкиданяне не пожелали отдать Науплия ахеянам, а причина была в том, что он достаточно очистился от того, в чем его упрекали ахеяне²³ (Плутарх, "Греческие вопросы", 32).
2. У афинян был алтарь милосердия, о котором упоминают Цицерон, Павсаний, Сервий²⁴, а также Феофил в "Институциях" и который подробно описывает Папиний в двенадцатой книге "Фиваиды". Для кого же он был открыт? Слушай слова-поэта:

Несчастливцы его освятили.

А затем говорится, что алтарь был убежищем

Для побежденных войной, изгнанников дома родного.
Царств лишенных своих.

Аристид ("Панафинейская речь") сообщает о том, что эфинянам было свойственно²⁵ хвалиться тем, "что они были убежищем и утешением всем несчастным пришельцам отовсюду", и в другом месте ("О мире", II): "У тех, кто повсюду несчастен, одно есть общее счастье - благо афинского государства благодаря которому им обеспечена безопасность". У Ксенофонта Патрокл Флиасийский в речи, обращенной к афинянам, заявляет: "я хвалил этот город за то, что все, как потерпевшие от преступления, так и опасавшиеся за себя и бежавшие туда, как я полагал, могут рассчитывать на помощь". Та же мысль высказана в послании Демосфена в защиту потомков Ликурга. Эдип, бежавший в Колонну в одноименной трагедии у Софокла²⁶, свидетельствует следующее:

Увы, кекропиды. я много зла принес,
Но верьте, будет мне свидетель бог.
Не совершивши добровольно ничего.

Тесей отвечает:

Не жалко мне Эдипу дать убежище,
Всегда тебе готов быть покровителем.
Ты человек - об этом помню я.

Сходно сын Тесея, Демофон, говорит после бегства гераклидов в Афины:

Так, защищать готова наша родина
Всех беззащитных, всех, чье дело правое.
Сколь много вынесла ради друзей;
А ныне угрожают распри новые.

Таким образом поступали афиняне, которых Каллисфен восхвалял особенно за то, что "они начали войну против Эврисфея ради потомства Геркулеса²⁷, так как Эврисфей угнетал Грецию тиранией".
3. Напротив, о злодеях в той же трагедии имеется следующее место:

Того, кто прибегает к алтарям богов,
Сознав вину. не полагаясь на закон,
Тащить на суд не воспретит религия;
Терпеть же зло - всегда должно преступнику.

Тот же автор в трагедии "Ион" пишет:

Касаться ведь не следует
Святилища преступнику, но праведным
Защитой служат храмы от насилия.

Оратор Ликург ("Против Леократа") сообщает о некоем Каллистрате, который, совершив уголовное преступление, задал вопрос оракулу о том, что его ожидает в Афинах, и получил ответ: "Последует то, что предписывает закон"²⁸. Он все же бежал туда и укрылся у священного алтаря в Афинах²⁹ в "полной уверенности на безнаказанность; и тем не менее он был умерщвлен по распоряжению городской общины, строго соблюдавшей свои религиозные установления. Таким образом, исполнилось предсказание оракула.
Тацит ("Летопись") порицает принятый в его время обычай в греческих городах оказывать преступным деяниям людей такое покровительство, как если бы дело шло о соблюдении священных обрядов богам. У него сказано: "Государи подлинно занимают место богов. Но боги внимают только лишь справедливым просьбам молящих".
4. Такие лица подлежат наказанию или выдаче, или, наконец, устранению. Так, по рассказу Геродота (кн. I), когда кимеи не пожелали выдать перса Пактия и не посмели его удержать, они разрешили ему отправиться в Митилену. Римляне потребовали выдачи Димитрия Фаросского, который был побежден и бежал к Филиппу Македонскому (Ливии, кн. XXVI). Персей, царь македонский³⁰, в оправдание перед Марцнем. говоря о тех, кто, по слухам, строил козни против Эвмена, сообщил: "Как только до меня в Македонии дошло ваше требование, я отдал распоряжение, чтобы требуемые вами лица покинули царство, и навсегда воспретил им вступать в мои пределы" (Ливии, кн. XXXVII). Самофракийцы объявили Эвандру, строившему козни против Эвмена, чтобы он покинул храм согласно предписаниям законов и религии.
5. Впрочем, указанным нами правом требовать выдачи для наказания лиц, бежавших из пределов территории государства, в течение последних минувших столетий в большинстве стран Европы пользуются по отношению только к тем преступлениям, которые затрагивают государственный порядок или отличаются чрезвычайной жестокостью злодейства. Менее значительные преступления предпочтительно взаимно предавать забвению, если только договорными статьями не предусмотрено что-нибудь на этот счет³¹. Следует, однако же, иметь в виду, что разбойникам и пиратам, которые настолько усилились, что сумели внушить страх, нужно давать убежище и освобождать их от наказания, потому что человеческому роду важно, поскольку нет иной возможности, удержать их от преступлений обеспечением им безнаказанности; и действовать так в интересах человеческого рода может каждый народ или правительство народа.

Тем не менее ходатайствующие берутся под защити, пока по делу ведется следствие; и на основании чего должно быть вынесено обвинительное заключение

VI. 1. Необходимо отметить также, что просящие убежища пользуются защитою в промежуток времени, пока производится следствие о законности деяния.
Так, Демофон обращается к послу Эврисфея:

Коль заподозрил ты гостей моих, -
Добейся прав своих, но не насилием!

А в другой трагедии Тесей обращается к Креонту:

Пустился ты на злодеяние, Креонт,
Позорное для Фив и пращуров твоих;
Вступил во град, известный благочестием.
Где все творится по закону и правам;
Презрев обычаи, произволением
Готов любое совершить насилие.
Таким ли вдовым, угнетенным этот град
Известен людям, я же ни во что иду?
Не научил тебя сей град Амфиона,
Не приобвыкший вразумлять лихих людей,
И не одобрит, как молва дойдет, что ты
Напал на храмы, на мое добро, исторг
Несчастных беглецов из их убежища.
Когда б вступил я в стены града Лабдака,
Хотя мое то верно достояние,
Бесспорно, рук ни на кого а я не простер,
Без разрешенья той страны правителя,
Блюдя права пришельцев в чуждом городе.
Не оскверняй тебя молящей родины
Позором. Хоть и старец ты по возрасту,
Но слаб умом ты все же тем не менее.

2. Если же то, в чем обвиняются ходатайствующие, не воспрещено по праву естественному и по праву народов, то дело подлежит разрешению по внутригосударственному праву народа, откуда явились пришельцы. Это лучше всего показал Эсхил в "Молящих", где царь аргосский с такими словами обращается к толпе данаид, пришедших из Египта:

Когда б египтяне на вас простерли власть,
Ближайшие к вам по законам родины, -
Кто же этому захочет воспротивиться?
Вам следует теперь им доказать.
Что не подвластны им по праву вашему.

Каким образом подданные соучаствуют в преступлении правителей, или члены общества - в преступлении общества; и каким образом различаются наказание общества и наказание отдельных граждан

VII. 1. Мы видим, как вина переходит на правителей от подданных, как коренных, так и пришельцев. И, наоборот, вина переходит от верховной власти на подданных, когда подданные дадут согласие на преступление или совершат по повелению или совету верховной власти что-либо, чего они не могли совершить, не впадая в злодеяние. Но об этом будет правильнее распространиться дальше, где должны рассматриваться обязанности подданных.
Преступление сообщается также от целого отдельным участникам, потому что, как говорит Августин в приведенном выше месте, "где все в совокупности, там и отдельные лица; совокупности могут состоять лишь из каких-либо отдельных лиц. Ибо отдельные лица в совокупности, или собранные воедино, образуют целое".
2. Вина падает на отдельных граждан, давших свое согласие на преступление, но не на тех, кто связан решением других. Ибо наказания отдельных лиц и всей совокупности различны. Подобно тому как иногда наказание отдельных лиц есть смерть, так "смерть государства есть государственный переворот" (Ликург), что бывает, когда государственное тело разлагается, но об этом предмете мы сказали в другом месте (выше, гл. IX, IV). И если государство прекратит свое существование, то, как правильно сказал Модестин, оно исчезает подобно узуфрукту (L. Si Ususfructus. D. quomodo ususfr. am.). Отдельные лица обращаются в рабство в виде наказания, как фивяне при Александре Македонском, за исключением тех, кто возражал против постановления о прекращении союза (Плутарх, жизнеописание Александра). Так, и государство обращается в гражданское рабство путем превращения его в зависимую область. Отдельные граждане утрачивают свое имущество вследствие конфискации. Так, и у государства могут быть отняты его общие имущества - стены, морские гавани, военные корабли, военное снаряжение, слоны, казна, государственные земли.
3. Но несправедливо, чтобы за преступления целого общества без согласия отдельных граждан они лишались своего имущества, как правильно показал Либаний, говоря об антиохийском восстании. То же самое подтверждает образ действий Феодосия³², который преступления общие наказывал закрытием театров, общественных бань, воспрещением названия столичного города [метрополии].

Как долго длится право наказания общества?

VIII. 1, Здесь возникает серьезный вопрос, возможно ли во всех случаях подвергать наказанию за преступление целого общества. По-видимому. это возможно до тех пор, пока продолжает существовать целое общество, ибо все тело остается тем же самым, несмотря на последовательную смену частиц, как показано в другом месте. Но необходимо отметить, что так говорится о целом первоначальном и самом по себе, именно о том, что имеет казну, законы и тому подобное; другое возникло не иначе, как производным образом от отдельных граждан. Так, например, мы называем ученым и доблестным целое общество, в котором таково преобладающее в нем большинство (Аристотель, "Политика", VII, XIII).
Того не рода и вина: ведь первоначально она присуща отдельным лицам как одушевленным существам, что не характеризует целое само по себе. По удалении же тех, благодаря которым вина переносится на целое, исчезает и вина последнего, а оттого отпадает и долг подвергнуться наказанию, которое, как мы сказали, без вины не имеет места. У Либания в упомянутой речи сказано: "Таким образом, я полагаю, что для наказания тебе достаточно того, чтобы из совершивших преступление никто не остался в живых".
2. Следует, стало быть, одобрить мнение Арриана, осуждающего месть Александра персам³³, так как давно уже погибли те, кто совершил преступление против греков. Об избиении бранхидов. совершенном тем же Александром, вот суждение Курция: "Если бы это было возведено на самих виновников измены, то, по-видимому, налицо было бы справедливое возмездие, а не проявление жестокости. Ныне же вину предков искупили потомки, которые даже не видали Милета и потому не могли сдать его Ксерксу". Подобный же смысл имеет в другом месте суждение Арриана о поджоге Персеполя в возмездие за то, что причинили персы Афинам: "Мне кажется, что тут Александр поступил неблагоразумно и что это не есть истинное возмездие тем персам, которые уже ранее прекратили свое существование".
3. И ведь всякий посмеется над ответом Агафокла, который на жалобы итакийцев на причиненные им убытки ответил, что сицилийцы потерпели некогда больше от Улисса. Плутарх в книге, направленной против Геродота, утверждает, что всего менее правдоподобно, будто коринфяне хотели отомстить за испытанную от самосцев обиду "спустя три поколения". Не применимо к этому и подобным ему деяниям то оправдание, о котором можно прочесть у Плутарха в трактате "Об отсрочке божественного возмездия"; ибо ведь одно дело - правосудие божественное, другое же - человеческое, которое происходит более явно.
Могут возразить, что подобно тому как преемники унаследуют почести и награды, проистекающие из заслуг их предков, так точно они должны быть наказаны за совершенные предками злодеяния. Однако свойство благодеяния таково, что оно может быть направлено на кого угодно; без правонарушения же наказания не может быть.

Распространяется ли наказание при отсутствии соучастия?

IX. Мы сообщили об условиях, в силу которых общность наказания возникает из общности вины. Остается рассмотреть вопрос о том, может ли при отсутствии общности вины [соучастия] распространяться наказание на лиц. Для правильного понимания этого предмета, а также для того, чтобы различное по существу не смешивать вследствие сходства слов, необходимы некоторые предварительные соображения.

Различие того, что причиняется непосредственно. и того, что является дальнейшим последствием

X. 1. Прежде всего одно есть непосредственно причиненный вред, другое же - то, что является следствием.
Непосредственно причиняется вред тогда, когда лицо лишается чего-нибудь, имея на то право; вред как следствие возникает тогда, когда кто-нибудь не получает чего-нибудь, что он имел бы при иных обстоятельствах, так как исчезают условия, без которых никто не приобретет права. Пример приводит Ульпиан: "Если я на моем участке выкопал колодец, вследствие чего пресекаются источники, которые доходили бы до тебя, то юрист отрицает с моей стороны причинение ущерба таким деянием, поскольку я только лишь воспользовался своим правом" (L. Flumlna, ult. de damn. inf.). И в другом месте он говорит, что весьма важно учитывать, причинит ли кто-либо ущерб или же воспрепятствует воспользоваться выгодой, которой кто-либо пользовался до сих пор (L. Proculus d. t). И юрист Павел указывает: "Весьма нелепо выдавать себя за разбогатевшего, прежде чем приобретено что-либо" (L. Pretia, D. ad L. Falc.).
2. Так, дети испытывают известный ущерб от конфискации имущества родителей, но в собственном смысле слова это не есть наказание, потому что соответствующее имущество не стало бы их имуществом, если бы не было сохранено родителями до их последнего издыхания. Это правильно отмечено Альфеном, по словам которого дети утрачивают вследствие наказания отца то, что от него досталось бы им, но вместе с тем остаются нетронутыми вещи, которые достаются им не от отца, а в силу естественных условий или из иного источника (L. Eum. D. de Interdict, et releg.). Так, были обречены на нищету дети Фемистокла, по свидетельству Цицерона, который полагает справедливым, чтобы такое же бедствие терпели дети Лепида ("Письма", кн. II, 11 и 19). Цицерон говорит, что подобный порядок существует с древних времен и во всех государствах. Однако последующие римские законы внесли большие ограничения в этот обычай (L. Cum ratio. D. de bonis damn.).
Если в силу преступления большинства, которое, как мы сказали в другом месте, является носителем личности целого общества, последнее окажется виновным, то вследствие этого оно утратит так называемую гражданскую свободу, стены и иные сооружения; ущерб почувствуют и отдельные неповинные лица, но лишь в том, что принадлежало им не иначе, как совместно с другими.

Различие того, что случайно связано с преступлением, и того, что вытекает из самого преступления

XI. 1. Кроме того, необходимо отметить еще, что иногда кому-нибудь причиняется то или иное зло или у кого-нибудь отнимается какое-либо благо, правда, вследствие чужого преступления, но не в том смысле, что это преступление есть ближайшая причина действия, поскольку дело касается лишь самого права действовать таким образом. Так, например, лицо, обещавшее что-нибудь по случаю чужого долга, терпит ущерб, по старинной пословице: "Обещай за другого - ущерб тут как тут". Но ближайшая причина такого обязательства есть самое обещание. Ибо подобно тому как тот, кто клятвенно поручится за покупателя, ответствен собственно не по сделке купли-продажи, но в силу своего формального поручительства, так и тот, кто поручится за преступника, ответствен не за преступление, но за свое поручительство. А отсюда следует, что испытываемый им ущерб соразмеряется не с преступлением другого лица, а с возможностями, которыми он обладал для выполнения того, за что поручился.
2. В связи с этим, согласно наиболее верному, па наш взгляд, мнению, никто не может быть умерщвлен вследствие поручительства за другого, потому что мы установили, что никто не обладает таким правом на жизнь, чтобы лишить сам себя жизни или обязаться к лишению ее перед кем-либо. Однако древние римляне и греки полагали иначе о том же предмете и потому они считали, что поручители подлежат смертной казни³⁴, о чем сообщается в стихах Авзония и что явствует из известнейшей повести о Дамоне и Пифии. Заложники также часто подвергались смертной казни, как мы упоминали в другом месте³⁵.
Сказанное нами о лишении жизни должно распространить и на членовредительство, ибо человеку дано право на его члены не иначе, как ради сохранения тела в целости.
3. Если при формальном обещании предусмотрено изгнание или же денежное взыскание, или иное последствие совершения преступления, то ущерб несет поручитель, хотя, выражаясь точно, он не подлежит никакому наказанию.
Нечто подобное имеет место в том праве, которое принадлежит кому-либо в зависимости от воли другого, каковы, например, временное право владения [прекариум], зависящее от усмотрения собственника вещи; и права частного владения, зависящие от верховного права собственности, принадлежащего государству в видах общественной пользы. Если у кого-нибудь отнимается что-либо такое в силу преступления другого лица, то это является для них не наказанием, но осуществлением ранее возникшего права, принадлежавшего тому, кто производит отнятие данного права. Так, поскольку наказание, собственно, не падает на животных, то в случае умерщвления животного, как, например, по закону Моисееву³⁶, вследствие сожительства с человеком, это не будет наказанием в точном смысле слова, но осуществлением права собственности человека над животным.

Собственно говоря, никто не наказывается по закону за чужое преступление, и почему

XII. Проведя указанные различия, мы можем сказать, что никто, раз он сам свободен от преступления, не может быть наказан за чужое преступление. Основанием для такого наказания не может служить то, что приводит юрист Павел, а именно - что наказания устанавливаются в целях исправления людей; ибо, казалось бы, можно подавать пример и помимо лица, совершившего преступление, однако его можно подавать в лице того, кого преступление касается, как мы установим вскоре. Но главное - в том, что обязательство подвергнуться наказанию возникает в силу вины, а виновность может быть только личной, имея свой источник в воле, поскольку ничто не присуще нам в большей мере, чем воля, отчего она и называется "свободным произволом".

Сыновья не наказываются за преступления родителей

XIII. 1. "Ни добродетели, ни пороки родителей, - по словам Иеронима, - не вменяются детям" (поел. III, "О смерти Непоциана"). Августин говорит, что бог сам был бы несправедлив, если бы осудил невинного (поел. CV).
Дион Хризостом, сообщив, что по законам Солона с последующего одобрения афинян потомство преступников посвящалось богам, добавляет следующее о законе божием: "Этот закон, не в пример тому, не наказывает детей и потомство преступников; но каждый является причиной собственного несчастия". И сюда же относится такая пословица: "Вина следует за личностью". "Мы подтверждаем, - говорят христианские императоры, - что наказание - там же, где и вина" (L. Sanclmus. С. de poems): и далее: "Итак, в преступлениях ответственны их виновники; мера наказания не должна превышать меры установленного преступления".
2. Справедливо говорит Филон³⁷, что наказания достаются тем, кто совершит преступление ("Об особых законах", кн. II), порицая обычай некоторых народов, которые наказывали смертью невинных детей тиранов или изменников. Это же порицает Дионисий Галикарнасский, доказывая несправедливость выдвигаемого довода о том, что дети преступников, по-видимому, станут похожими на родителей; так как последнее недостоверно, то неосновательно опасение и не должно служить достаточным основанием для осуждения кого-либо на смерть. Не знаю, кто решился внушить христианскому императору Аркадию, что дети должны погибать тон же смертью, что и их родители, чтобы служить устрашающим примером за преступления отцов (L. Quisquis. С. ad L. lul. Maiest.). Аммиан Марцеллин (кн. XXVIII) рассказывает о захваченных малолетних детях, обреченных на смерть из страха, "чтобы не последовали примеру отцов" (Витториа, "О праве войны", 38).
Страх не более справедливая причина, чем отмщение, хотя отсюда и повелась греческая пословица:

Тот безумец, кто губит отца, оставляя потомство.

3. Сенека ("О гневе", кн. II, гл. 4) говорит: "Нет большей несправедливости, чем стать кому-нибудь наследником ненависти к родителям". Детей Аттагина, бывшего виновником перехода фивян на сторону мидян, ничем не огорчил греческий полководец Павсаний, сказав, что они не причастны вине сторонников мидян (Геродот, "Каллиопа"). Марк Аврелий Антонин в послании к сенату пишет: "Поэтому вы окажете милость сыновьям: Авидия Кассия³⁸ (который составил против него заговор), его зятю и супруге. И что я говорю - милость, - когда они ни в чем не повинны?".

Сыновей преступников постигает божественная кара

XIV. 1. А бог в законе, данном евреям, на самом деле угрожает выместить нечестие отца на потомках; но ведь сам он имеет неограниченное право собственности как над имуществом нашим, так и над нашей жизнью, так что может, когда ему угодно, безо всякой причины и в любое время отнять то и другое как свое достояние. Таким образом он похитил преждевременной и насильственной смертью детей Акана, Саула, Иеровоама, Ахава, распространяя на них свое право собственности³⁹, а не право наказания, но тем самым он тяжко наказал родителей (II Самуил, XXI: I кн. Царств, XIV; II кн. Царств, VIII, 9, 10). Ведь закон специально предусмотрел, чтобы последние пережили это несчастие, и оттого он не простер своих угроз далее правнуков⁴⁰ (Исход, XXV), ибо человеческий век может продолжиться до их лицезрения. Несомненно, что таким зрелищем караются родители; им это наказание тяжелее того, которое они сами переносят. Правильно Златоуст - с чем согласен и Плутарх - говорит: "Нет горшего мучения, чем зрелище несчастий своих детей по собственной вине родителей". Если же родители не доживут до наказания детей, тем не менее страх перед этим, который они испытывают до самой смерти, есть сам по себе великое мучение. "Упорство народа. - отмечает Тертуллиан, - вынудило к таким мерам воздействия, чтобы заставить повиноваться хотя бы ради заботы о своем потомстве"⁴¹.
2. Но тут же следует заметить, что к этому столь тяжкому наказанию бог прибегает не иначе, как против злодеяний, совершаемых собственно в поношение его самого, каковы ложное богопочитание, клятвопреступление, святотатство. Так полагали и греки: ибо те преступления, которые, как они считали, распространялись на потомство, и которые называли "оскверняющими"⁴², были в таком же роде. Об этом предмете иностранно рассуждает Плутарх в книге "Об отсрочке божественного возмездия". У Элиана приводится следующее прорицание дельфийского оракула⁴³:

Право богов карает источник самих преступлений;
Неотвратимо оно, хотя бы для рода Зевеса.
И угрожает оно жизни от них порожденных. -
В доме вслед за одним приходит иное несчастье.

В рассматриваемом случае речь идет о святотатстве⁴⁴; такой взгляд подтверждает также история "тулузского золота" у Страбона и Геллия. Выше мы привели сходные изречения по поводу клятвопреступлений. Однако же хотя бог и грозит таким наказанием, тем не менее далеко не всегда он пользуется этим правом, в особенности если в детях обнаруживается какая-нибудь выдающаяся доблесть⁴⁵, как видно из Иезекииля (гл. XVIII), а также подтверждается некоторыми примерами, приведенными Плутархом в упомянутом месте.
3. А так как в новом завете более явно, чем ранее, сказано о мучениях, ожидающих нечестивых после смерти, то поэтому там не приводятся никакие угрозы против кого-либо, кроме самих преступников⁴⁶. В частности, хотя и менее явно, что обычно свойственно прорицаниям, на это также указывается в уже упомянутой речи Иезекииля.
Но такому образу действий божества человеку подражать не следует; ибо для этого нет достаточных оснований, потому что, как мы уже сказали, бог и без наличия особой вины имеет право на жизнь человека, люди же имеют подобное право не иначе, как в силу тяжкой вины, причем отчетливо индивидуальной.
4. В связи с этим тот же самый закон божий воспрещает карать смертной казнью как родителей за преступления детей, так и детей за деяния родителей. Можно прочесть, что этому закону следовали благочестивые цари⁴⁷ даже при измене (Второзаконие, XXIV, 16); его весьма восхваляют Иосиф Флавий (кн. II) и Филон ("Об особых законах", II), подобно тому как сходный египетский закон хвалит Исократ ("Бусирис"), а римский закон - Дионисий Галикарнасский (кн. VIII)⁴⁸. Платону принадлежит изречение: "Позор и кары отцов отнюдь не распространяются на детей".
Это в латинском переводе так выражает юрист Каллистрат: "Ни преступление, ни наказание отца не может наложить никакого пятна на сына" (L. Crimen. D. de poenis). Он приводит следующую причину: "... потому, что каждый в отдельности подвергается своей участи за свои же преступления и не становится виновником чужого преступления".
"Допустит ли, - говорит Цицерон ("О природе богов", кн. IV), - какое-нибудь государство издание такого закона, которым бы осуждался сын или внук за преступления отца или деда?". Отсюда порядок, принятый в законах египетских, греческих и римских⁴⁹, согласно которому считалось грехом предавать смертной казни беременную женщину⁵⁰.

Еще менее ответственны прочие кровные родственники

XV. Если несправедливы человеческие законы, предающие смерти детей за преступления родителей (Даниил, VII, 22; Юстин, кн. X), то еще несправедливее, конечно, законы персидский и македонский, обрекавшие на смерть также ближайших родственников⁵¹. По этим законам печально оканчивали жизнь преступники, посягавшие на жизнь царя, по словам Курпия. Суровость этих законов превосходит все законы, как пишет Аммиан Марцеллин (кн. XXIII)⁵².

Тем не менее возможно в чем-нибудь отказывать детям и кровным родственникам преступников, на что в противном случае они могли притязать; с примерами

XVI. Однако нужно еще отметить, что если дети преступников имеют что-либо или же могут ожидать чего-либо, на что право собственности принадлежит не им самим, а народу или царю, то это может быть у них отнято по некоторому праву собственности, применение которого принимает размеры наказания преступников. Сюда отнесем рассказ Плутарха о детях Антифона, которым за измену отца было воспрещено занимать почетные должности⁵³, как и в Риме детям граждан, изгнанных Суллой. И в упомянутом законе Аркадия имелось разумное постановление о детях: "Они не допускаются ни к каким почетным должностям, ни к каким священнодействиям".
А в какой мере и каким образом рабство переходит на детей без вины с их стороны, это нами выяснено в другом месте.

Подданные не могут, собственно, нести наказания за преступление царя

XVII. 1. Сказанное о распространении наказаний на детей за преступления отцов можно перенести также на покоренный народ (ибо кто не состоит в подданстве, тот может понести наказание по своей вине, то есть по неосмотрительности, как мы сказали), коль скоро возникнет вопрос, можно ли покарать народ за злодеяния его царя или иных правителей. Ведь мы не спрашиваем, привходит ли согласие самого народа⁵⁴ или же иное деяние, заслуживающее само по себе наказания, но мы ведем речь о том договоре, который возникает из природы целого, главой которого является царь, а членами - прочие люди.
2. Бог наказал чумой народ за прегрешения Давида, хотя, как полагает Давид, народ не был виноват, но бог имеет неограниченное право над жизнью людей. Между тем это наказание относилось не к народу, но к Давиду; ибо, как говорит христианский писатель, "всего горше, когда наказание за преступления царей постигает народ" ("Вопросы к православным", 138). Такое бывает, по словам того же автора, так, как если бы тот, кто согрешил рукой, получил удар в спину. В сходном случае Плутарх говорит, что это следует понимать не иначе, как если бы врач для излечения бедра стал бы прижигать седалище. Почему же это не годится людям, мы сказали уже раньше.

Также отдельные граждане. не давшие своего согласия на преступление всего общества

XVIII. То же следует сказать о причинении ущерба частным лицам за преступление всего общества, на которое они не дали согласия.

Наследники но подлежат наказанию как таковому; причины этого

XIX. Наследник ответствен по прочим долгам наследодателя, но не несет наказания⁵⁵; как написано у юриста Павла: "Если на кого-либо налагается наказание, то согласно положительному праву принято, что оно не переходит на наследника (L. Sl poena. D. de poenis). Истинная причина этого в том, что хотя наследник и является преемником покойного, однако же не в тех винах, которые имеют чисто личный характер, а в его имуществе⁵⁶, с которым связаны долговые обязательства, вытекающие из самого имущественного неравенства, возникшего одновременно с учреждением частной собственности. Дион Прусийский, обращаясь к родосцам, говорил: "Долги предков в не меньшей мере переходят на их потомков, причем нельзя ссылаться на отказ от наследства".

Однако же они ответственны, поскольку наказание переходит в иного рода долг

XX. А отсюда ясно, что если сверх наказания за преступление возникнет какое-нибудь новое основание для обязательства, тогда то, что составляло предмет наказания, может отныне обратиться в долг, хотя и не станет наказанием в собственном смысле. Так, в одних местах по постановлении решения, в других после засвидетельствования судебного спора, в силу чего договор приобретает формальную силу, денежное взыскание переходит на наследника, как и долг, вытекающий из соглашения. Ибо отныне возникло новое основание долгового обязательства.