Обоснование гипотезы и превращение ее в теоретическую модель объекта

Гипотетические модели обретают статус теоретических представлений о некоторой области взаимодействий только тогда, когда пройдут через процедуры эмпирического обоснования. Это особый этап построения теоретической схемы, на котором доказывается, что ее первоначальный гипотетический вариант может предстать как идеализированное изображение структуры именно тех экспериментально-измерительных ситуаций, в рамках которых выявляются особенности изучаемых в теории взаимодействий.

На наш взгляд, в исследованиях по методологии науки не обращают достаточного внимания на эту сторону дела и ограничиваются простой констатацией того факта, что вводимая теоретическая модель принимается за изображение структуры исследуемого объекта в том случае, если выведенные в ее рамках предсказания эмпирических зависимостей согласуются с зависимостями, полученными на базе реального эксперимента.

Данное утверждение, конечно, не содержит принципиально ничего неверного, однако в силу своего чисто описательного характера оно не указывает путей к объяснению предсказательных функций теоретической схемы и не вскрывает объективных истоков ее содержания.

При конструировании ее гипотетического варианта исследователь наделял абстрактные объекты, которые использовал в качестве исходного материала для построения теоретической схемы, новыми гипотетическими признаками.

Теоретический закон, выражающий связь между указанными гипотетическими признаками абстрактных объектов, на этом этапе тоже является гипотезой. На первый взгляд кажется, что его легко можно обосновать, проверив в экспериментах предсказания, полученные на основе закона. В действительности же такое обоснование — отнюдь не простая процедура.

Рассмотрим с этой точки зрения конкретную ситуацию обоснования гипотетически введенного закона, имевшую место в реальной истории науки. Обратимся к тому периоду развития электростатики, когда Кулон проверял в опыте справедливость гипотетически введенного уравнения для взаимодействия наэлектризованных тел.

Хорошо известно, что в опытах с крутильными весами Кулон получил эмпирическую зависимость, которая совпадала с гипотетическим законом для зарядов (еще раз подчеркнем, что Кулон не выводил своего закона только из экспериментов; приступая к эксперименту с крутильными весами, он уже имел гипотезу, которую проверял опытными фактами). Но переход от гипотетического уравнения к его проверке в эксперименте был не простым шагом.

В опыте Кулон оперировал с объемными шарообразными наэлектризованными телами. Закон же Кулона, введенный в качестве гипотезы вместе с моделью взаимодействия зарядов, был сформулирован не для протяженных тел, а для точечных зарядов (мы будем употреблять современный термин “заряд” вместо кулоновского “порция электрического флюида заданной плотности”, учитывая, что смысл этих терминов идентичен). И, строго говоря, было неясно, можно ли переходить от величины точечного заряда к величине заряда, распределенного по объему некоторого тела. Иными словами, для того чтобы проверять гипотетический закон, нужно было иметь рецептуру связи между ним и величинами, измеряемыми в опыте. А этой-то рецептуры у Кулона вначале не было. Чтобы получить ее, нужно было доказать, что гипотетическое свойство заряда “быть точечным” не противоречит тем характеристикам взаимодействия заряженных тел, которые были выявлены в реальных экспериментах электростатики. Доказательство такого рода состояло во введении точечного заряда как идеализации, опирающейся на реальные эксперименты электростатики. Из экспериментов было известно, что заряд распределяется по поверхности тела. Далее было доказано, что в разных по объему телах можно сконцентрировать заряд одинаковой плотности, а в одном и том же теле — заряды разной плотности. Опираясь на эти свойства, можно было осуществить следующий мысленный эксперимент: мысленно уменьшая объем тела, сохранять в нем заряд одной и той же плотности и в пределе перейти к бесконечно малому объему заряда.

Таким образом, гипотетическая модель взаимодействия точечных зарядов оказывалась обоснованной в качестве идеализированной схемы реальных опытов. Из этого обоснования как раз и следовал рецепт связи между величиной точечного заряда и величиной заряда, распределенного по объему тела. Получалось, что если выбрать достаточно малое шарообразное заряженное тело, то оно должно взаимодействовать с другим заряженным телом так, будто их заряды расположены в центре тел. Значит, в опыте можно было проверять взаимодействие тел, заряженных некоторым количеством электричества, измеряя расстояние между центрами тел, и изучать, как меняется электрическая сила в зависимости от расстояния.

Из сказанного видно, что процедура обоснования гипотетически введенной модели предполагает особую проверку признаков, которыми были наделены ее абстрактные объекты. Эти объекты как бы заново “выстраиваются” путем идеализации реальных экспериментов, для объяснения и предсказания которых предназначалась модель. После этого гипотетическая модель предстает в качестве идеализированной схемы реальных экспериментально-измерительных ситуаций той области взаимодействий, на объяснение которой она претендует. Такое обоснование превращает гипотетическую модель в теоретическую схему данных взаимодействий.

Можно в общем виде сформулировать основные требования, которым должно удовлетворять обоснование гипотетической модели. Предположив, что она применима к новой, еще не освоенной теоретически, предметной области, исследователь тем самым допускает: во-первых, что гипотетические признаки абстрактных объектов модели могут быть сопоставлены с некоторыми отношениями предметов экспериментальных ситуаций именно той области, на объяснение которой претендует модель; во-вторых, что такие признаки совместимы с другими определяющими характеристиками абстрактных объектов, которые были обоснованы предшествующим развитием познания и практики. Правомерность таких допущений следует доказывать специально. Это доказательство производится путем введения абстрактных объектов как идеализаций, опирающихся на новый опыт. Гипотетически введенные признаки абстрактных объектов получают в рамках мысленных экспериментов, соответствующих особенностям тех реальных экспериментально-измерительных ситуаций, которые призвана объяснить вводимая теоретическая модель. После этого проверяют, согласуются ли новые свойства абстрактных объектов с теми, которые оправданы предшествующим опытом.

В этом процессе обоснования модели автоматически создаются операциональные определения тех основных физических величин, которые фигурируют в формулировке теоретического закона. Операциональные определения предстают как описания идеализированного эксперимента и измерения, в рамках которых вводится соответствующая величина, и описание способов построения соответствующего идеализированного эксперимента на базе тех реальных экспериментов и измерений, которые обобщает теория. Таким путем достигается связь физических величин, введенных в уравнениях теории, с опытом в теории появляется рецептура этой связи, создаются правила соответствия.

Весь этот комплекс операций, обеспечивающий обоснование признаков абстрактных объектов теоретической модели опытом, будем называть конструктивным введением абстрактных объектов, а теоретическую схему, удовлетворяющую описанным процедурам — конструктивно обоснованной.

Поскольку при построении модели как гипотезы всегда происходит наделение исходных объектов новыми признаками, конструктивное введение этих объектов обязательно даже тогда, когда, казалось бы, гипотетическая модель просто и наглядно сопоставляется с соответствующими экспериментальными ситуациями.

Никакая внешняя наглядность и очевидность модели не гарантирует того, что гипотетические признаки ее абстрактных объектов имеют основание в опыте. Наглядность и очевидность могут быть связаны с тем, что эти признаки ассоциируются с экспериментами других областей знания — тех, откуда заимствовался каждый такой объект на гипотетической стадии построения модели. Но модель предназначается для объяснения новой области взаимодействий, и ее нужно обосновать как идеализированную схему именно тех экспериментов, которые относятся к новой области. Поэтому даже в относительно простых ситуациях исследователь обязан доказывать, что каждый гипотетический признак абстрактных объектов вводимой теоретической модели может быть получен за счет идеализаций, опирающихся на объясняемые данной моделью опыты.

С этой точки зрения весьма характерным примером может служить деятельность Фарадея по обоснованию созданной им теоретической схемы электромагнитной индукции. На первый взгляд кажется, что эта схема весьма просто проецировалась на эксперименты по изучению электромагнитной индукции. Однако внимательный анализ обнаруживает, что здесь возникали довольно-таки непростые проблемы.

Как уже отмечалось, абстрактные объекты “проводящее вещество” и “магнитные силовые линии” при построении модели электромагнитной индукции были перенесены из области знаний о токе проводимости и магнитостатики. Когда эти объекты были соединены в рамках модели электромагнитной индукции, они были подвергнуты перестройке. Конструкт “проводящее вещество” ранее определялся по ряду признаков, связанных протеканием тока в проводнике (сила тока, напряжение, сопротивление). Но в модели индукции он должен был определяться еще и по признаку возникновения в нем э. д. с. индукции. Аналогичным образом объект “силовая линия” определялся в магнитостатике по признаку “ориентировать определенным образом пробный магнит”. Перенесение же его в модель индукции потребовало определить этот объект также и через свойство “порождать в проводнике э. д. с.”. Важным моментом всей этой деятельности было то, что присоединение нового признака к каждому из отмеченных абстрактных объектов одновременно предполагало сохранение и их прежних признаков — свойства проводящего вещества “быть проводником” и свойства силовой линии “репрезентировать величину и направление магнитной силы”. Но если эти признаки были обоснованы по отношению к опытам с током проводимости и взаимодействию магнитов в магнитостатике, то по отношению к опытам по изучению электромагнитной индукции они обоснованы не были. В новой модели они становились гипотетическими признаками, правомерность введения которых приходилось специально доказывать.

В текстах Фарадея отчетливо обнаруживаются следы такого доказательства. Так, объясняя явление электромагнитной индукции действием силовых линий на проводник, Фарадей ввел новое определение силовой линии через ее отношение к проводнику, в котором может индуцироваться ток. Магнитная силовая линия характеризуется уже тем, что если поставленная “поперек нее проволока двигалась бы вдоль в любом направлении, в ней не было бы стремления к индукции, тогда как при движении в любом другом направлении такое стремление имело бы место”[31]. Это определение представляет собой описание особой процедуры мысленного эксперимента, опирающегося на реальную практику, в ходе которого доказывалось, что объект “магнитная силовая линия” может быть введен по признаку “индуцировать в проводнике ток” без разрушения всех остальных определяющих его существенных свойств. На первый взгляд такого рода доказательство представляется излишним, поскольку прямой эксперимент убеждает, что “магнитная сила” не меняет своей природы при проведении опытов по электромагнитной индукции, что легко устанавливается при простом перенесении магнита из одной экспериментальной ситуации в другую. Тем не менее Фарадей специально проводит описанное доказательство, учитывая, что на уровне теоретического описания силовые линии выступают в качестве идеализированного объекта. Они рассматриваются как относительно независимые от характера источника магнетизма “самостоятельные сущности”, помеченные как носители некоторых абстрагированных из реальности свойств. На этом уровне перенос объектов одной модели в другую вовсе не доказывает их тождественности. Необходимо обосновать это положение, построив соответствующий абстрактный объект в системе мысленного эксперимента, с обязательным условием, что последний будет проецироваться на экспериментальный базис, который подлежит обобщению в рамках создаваемой теоретической схемы. Только после этого перенесенный из других областей знания абстрактный объект “магнитная силовая линия” перестает быть чужеродным по отношению к структуре экспериментальной практики, обобщаемой в модели индукции. Теперь он органически входит в качестве элемента в эту модель.

Аналогичным способом происходит обоснование абстрактного объекта “проводящее вещество”, когда доказывается, что он способен включить в качестве одного из определяющих признаков “стремление к индукции”, не разрушая при этом других своих основных характеристик (“способность быть проводником”).

Такое доказательство производилось наиболее простым способом, поскольку в опытах по изучению электромагнитной индукции с самого начала проводники использовались по признаку возникновения в них “тока проводимости”, вызванного определенным воздействием на проводник источника магнетизма.

Только после проведения всех этих доказательств введенная Фарадеем гипотетически схема электромагнитной индукции превращается в теоретическую модель.

Таким образом, выявляется важная закономерность в построении теоретических схем: после того как они введены в качестве гипотез, их адаптируют в реальной экспериментально-измерительной практике, результаты которой схема должна объяснять и предсказывать. Средством такой адаптации является конструктивное обоснование теоретической схемы.

Отметим, что сама процедура такого обоснования протекает как процесс оперирования объектами эмпирических схем реальных экспериментов и измерений. Эмпирические схемы, замещая реальные эксперименты и измерения, фиксируют в форме особых абстракций (эмпирических объектов) реальные свойства и отношения предметов, взаимодействующих в опыте. Используя эти абстракции, можно оперировать в мысленном эксперименте с признаками и отношениями реальных предметов экспериментально-измерительных ситуаций. Поэтому, когда происходит построение абстрактных объектов теоретической схемы путем идеализации реального опыта, все мысленные операции совершаются с объектами эмпирических схем. В этом смысле частные теоретические схемы адаптируются к реальной экспериментальной практике через посредство ее эмпирических схем .

Конструктивное обоснование теоретической схемы обеспечивает ее связь с опытом и внутреннюю согласованность всех определяющих признаков ее абстрактных объектов. Как отмечено выше, за счет конструктивного введения объекта “силовая линия” Фарадей доказал, что ее признаки “быть источником э. д. с.” и “указывать направление магнитной силы” могут быть совмещены в одном описании и не противоречат друг другу.

Однако если все объекты гипотетической модели не прошли через процедуру конструктивного введения, то всегда существует опасность, что модель будет приводить к противоречиям теории, поскольку в ней могут быть объекты, наделенные взаимоисключающими признаками. Возможность появления таких признаков легко объяснима, поскольку при построении теоретической схемы в качестве гипотезы ее абстрактные объекты переносятся из других областей знания и, сохраняя прежние признаки, наделяются дополнительными свойствами, которые соответствуют новой сети их отношений. В этом процессе может быть задана структура, изображающая новый объект исследования. Но может произойти и разрушение абстрактных объектов, когда один, определяющий их признак будет исключать другой, также определяющий.

В качестве примера сошлемся на известные факты, связанные с применением неконструктивного объекта в модели атома Резерфорда.

Резерфордовская модель была призвана объяснить результаты опытов по рассеянию -частиц на атоме и выступала в первую очередь как аккумуляция структуры этих опытов. Вместе с тем она претендовала и на обобщение всех других экспериментов атомной физики, так или иначе выявлявших структуру атома.

В качестве предварительной гипотетической модели Резерфорд использовал введенную ранее планетарную модель атома. Но он придал этой модели принципиально новый статус за счет обоснования ее главного гипотетического элемента — положительного заряда в центре атома. Резерфорд ввел его конструктивно, опираясь на опыты с -частицами. Он определил ядро по признаку “рассеивать -частицы” и за счет идеализаций реальных опытов показал, что положительно заряженное ядро атома является центром потенциальных отталкивающих сил. В этом был главный сдвиг в развитии теоретических моделей строения атома, осуществленный благодаря деятельности Резерфорда. Тем не менее в модели Резерфорда сохранился теоретический объект, не имеющий конструктивного статуса. Признак электрона “двигаться по орбите”, введенный гипотетически для того, чтобы соединить этот объект с другими элементами планетарной модели, не был обоснован ни в одной системе процедур, опирающихся на реальную практику атомных экспериментов. Но этот признак как раз и был несовместим с другими, также определяющими характеристиками электрона. Известный парадокс излучающего заряда показывал, что электрон не может быть определен по признаку “стабильно двигаться вокруг ядра”, ибо это противоречило другому его определяющему признаку “быть элементарным отрицательным зарядом внутри атома”. Этот парадокс, известный со времен модели Нагаока, сохранился и в модели Резерфорда.

Показательно, что существование в модели атома конструкта с взаимоисключающими признаками нашло выражение в противоречиях внутри системы теоретического знания, относящегося к модели. Здесь возникли два логически взаимоисключающих друг друга высказывания: “атом стабилен” и “атом не стабилен”.

Появление таких противоречий легко объяснимо, если учесть, что система теоретических высказываний развертывает знания о связях и отношениях абстрактных объектов теоретической модели. Поэтому наличие у неконструктивного объекта взаимоисключающих друг друга свойств должно рано или поздно приводить к появлению в системе знания суждений, противоречащих друг другу. Такое противоречие служит своеобразным сигналом несоответствия исходной модели, на базе которой выросла данная система знаний, свойствам реального объекта. В этом, очевидно, кроется причина того мощного регулятивного начала, которое заключается в требовании непротиворечивости системы знания. Обнаружение парадоксов всегда показывает, что структура исследуемого объекта неадекватно представлена в его теоретической схеме, что, в свою очередь, ставит задачу радикальной перестройки последней в новую теоретическую модель. В рассматриваемом случае физикам пришлось перестраивать модель Резерфорда так, чтобы, сохранив идею атомного ядра, устранить неконструктивный элемент — заряд, движущийся по орбите вокруг ядра, заменив его новым абстрактным объектом (электроном, у которого не было бы указанного признака, но вводились другие, обеспечивающие его существование как элементарного отрицательного заряда внутри атома при сохранении стабильности последнего). Эта задача в окончательном виде была решена в рамках квантовой механики.

Таким образом, наличие неконструктивных элементов в теоретических схемах может приводить к парадоксам в теоретических знаниях. При этом выявляется еще один важный аспект процедур конструктивного введения абстрактных объектов. Эти процедуры позволяют разделить конструктивные и неконструктивные элементы в модели и тем самым стимулируют развитие знаний, указывая, в каком направлении нужно перестраивать модель.

Показательно, что одним из импульсов к развитию квантово-механических моделей атома как раз и было стремление локализовать, а затем и элиминировать такой элемент, как “электронная орбита”, сохранив при этом все другие признаки объектов резерфордовской модели, имеющие эмпирический смысл.

Итак, процесс построения теоретической схемы обеспечивается благодаря взаимосвязи двух основных операций: 1) переноса абстрактных объектов из других областей знания и соединения их в новой системе отношений в рамках гипотетической модели; 2) перестройки гипотетической модели и превращения ее в теоретическую схему за счет введения ее абстрактных объектов как идеализаций, опирающихся на новый эмпирический материал (тот, который должна ассимилировать создаваемая теория).

Все эти операции осуществляются как понятийная деятельность исследователя и представляют собой одну из главных познавательных процедур, обеспечивающих развитие научных понятий.

Абстрактные объекты всегда фиксируются в соответствующих понятиях. В этом смысле трансляция и перестройка в рамках новой модели абстрактных объектов эквивалентна перенесению понятий из других областей знания и их переопределению на новой области. Благодаря этому понятие включает все новые определения, в которых все полнее и конкретнее отображаются свойства и отношения объектов реального мира. В этой связи следует вновь обратиться к проблеме взаимоотношения понятия и абстрактного объекта.

Выше указывалось, что в логике понятие рассматривается как свернутое определение и отождествляется с сингулярной пропозициональной функцией P(х), которая получает значения истинности или ложности в зависимости от того, какие объекты подставляются на место переменной х, то есть, каким объектам приписывается предикат P. Воздействуя на пропозициональную функцию особыми операторами, например -оператором (в концепции -конверсии Черча), всегда можно выделить абстрактный объект, соответствующий тому или иному понятию. Существует и обратная операция, позволяющая переходить от абстрактного объекта к понятию. Отсюда можно заключить, что обогащение абстрактного объекта новыми признаками приводит к развитию содержания понятий. Отмеченная специфика проявляется еще более отчетливо, если проследить, как функционируют понятия в системе развивающегося знания.

Рассмотрим конкретный пример, связанный с процессом применения понятий в уже разобранном случае построения модели электромагнитной индукции. При переносе из области знаний магнитостатики абстрактного объекта “магнитная силовая линия” было использовано соответствующее понятие, которое фиксировало силовую линию в качестве объекта исследования. Образование этого понятия можно описать в нашей системе анализа следующим образом. Вначале создавалась теоретическая схема, которая представляла в познании существенные характеристики взаимодействия магнитов, выявленные в экспериментах магнитостатики (опытов Эрстеда по ориентации магнитной стрелки проводниками с током, экспериментов Кулона по изучению взаимодействия магнитов, опытов Фарадея по исследованию ориентации железных опилок магнитами и проводниками с током и т. д.). Предметная структура всех этих экспериментов была представлена в идеализированной форме, как взаимодействие идеальной магнитной стрелки с источником магнитной силы. В рамках данной модели фиксировалось следующее отношение: магнитная стрелка, двигаясь в направлении магнитной силы, всегда должна быть ориентирована по касательной к этому направлению. Отображение модели на введенную Фарадеем физическую картину мира позволяло рассмотреть ее как репрезентацию особого предмета исследования (направления магнитных сил). Зафиксированное в модели существенное отношение выступило как определение этого предмета. Таким образом, “направление магнитной силы” было определено через свой существенный признак и охарактеризовано как линия, которую описывает идеальная магнитная стрелка, “если она движется в какую-либо сторону в направлении своей длины так, что все время остается касательной к линии движения”[32]. Совершенно отчетливо видно, что предмет исследования определяется через связи, зафиксированные в соответствующей ему теоретической схеме. Поскольку эти связи исчерпывающе характеризовали способ его существования (существенные признаки объекта), постольку в рамках определения, выраженного в форме соответствующего суждения, субъект S оказался тождественным предикату P. Благодаря этому свойству происходило свертывание определения в понятие, обозначаемое некоторым термином теоретического языка (в нашем случае это был термин — “магнитная силовая линия”).

Все эти операции вводили “внутри понятия” своеобразный “план” (метод) построения идеального объекта. Данный план мог быть всегда реализован в том смысле, что понятие можно было развернуть в определение и по нему ввести соответствующий идеальный объект. В этой связи понятие можно охарактеризовать двояким образом: как выявление структуры связей действительности, представленных в форме идеального объекта, и как выражение операций (способов) построения данного объекта. Обе эти стороны понятия — “объектное” содержание и “операциональная” функция — неразрывно связаны между собой (объект исследования отражается в понятии в форме деятельности). Отметим, что в позитивистской и операционалистской интерпретации понятия вторая его функция отрывается от первой и противопоставляется ей, что не позволяет уяснить природу понятия. Содержащийся в понятии способ построения идеального объекта позволяет использовать последний в функции объекта оперирования, применяя его как средство для создания новых моделей. Если до образования понятия можно было выделить объект, только указав на соответствующую теоретическую схему, то теперь эта схема в своих существенных характеристиках оказалась “свернутой” в понятии. Основные признаки изучаемой предметной области, зафиксированные в понятии, могут быть представлены в форме абстрактного объекта — носителя данных признаков. По этим признакам указанный объект можно восстанавливать, используя понятие в качестве средства изучения новой предметной области. Отсюда видно, что с помощью понятий в процессе теоретического исследования оказывается возможным формировать абстрактные объекты, превращая их из предметов исследования в идеальные объекты оперирования. Благодаря этому объекты, полученные в одной области, могут быть использованы в качестве исходного материала для построения теоретических моделей новой области.

Однако, как уже отмечалось, включение абстрактного объекта в сетку отношений с другими объектами при построении при построении из них гипотетических моделей, как правило требует его трансформации. В первичном своем виде объект обычно не включается в новую систему связей, поэтому его перестраивают, “подгоняя” к условиям нового существования. Конструктивное введение объекта завершает эту перестройку. При этом результаты всех процедур, приведших к появлению у объекта нового характеристического свойства, оформляются в новом определении этого объекта. Так было, например, с введением силовой линии по признаку “возникновения в проводящем веществе э. д. с. индукции”. Если такое введение осуществляется конструктивно, новые признаки объекта включаются в понятие. Таким образом, использование абстрактного объекта, “хранителем” и “транслятором” которого является понятие, в функциях объекта оперирования приводит к переопределениям понятия. Понятие включает в себя все новые определения после каждой операции конструктивной перестройки объекта в новых областях знания. В этом обогащении понятия определениями как раз и состоит развитие его содержания.

Оперирование понятиями в системе теоретического исследования протекает как образование их связей друг с другом и их переопределение в системе этих связей, пока не будет выстроена “категориальная структура”, отображающая изучаемую предметную область. За всем этим, если придерживаться вышеизложенной концепции, стоят операции трансляции и конструктивного введения абстрактных объектов, образующих теоретическую схему, с последующей экспликацией знаний о структуре предметной области, которая отображена в теоретической схеме.

Итак, в процессе понятийной деятельности исследователь создает гипотетический вариант теоретической схемы и осуществляет ее адаптацию к эмпирическому материалу. Эта адаптация и превращает исходную гипотетическую схему в теоретическое объяснение опытных фактов. Хотя теоретическая модель на первом этапе строится как бы “сверху” по отношению к эмпирическим схемам реальной практики и не выводится непосредственно из опыта, в конечном счете она оказывается аккумуляцией реальной практики и репрезентацией соответствующих природных структур, выявленных в рамках практической деятельности.

Отметим, что, разделяя этап построения модели как гипотетической схемы и этап ее обоснования, мы произвели упрощение в целях удобства анализа. В самой же реальной исследовательской деятельности в ходе обоснования модели часто происходит возвращение к исходному пункту движения, когда выясняется, что модель не может ассимилировать эмпирический материал, а значит, она неудовлетворительна в каких-то элементах. Тогда она перестраивается за счет трансформации своих абстрактных объектов и вновь подвергается проверке. Это движение между слоем теоретического знания и эмпирическим материалом, когда движение в теоретическом слое сменяется движением от него к эмпирическим схемам, а затем вновь от эмпирии к теоретическим объектам, повторяется до тех пор, пока не будет выстроена модель, выражающая структуру реальной практики, на обобщение которой претендует теоретическое знание.

Завершается вся эта деятельность отображением уже обоснованной теоретической схемы на картину мира. В этом процессе теоретическая схема, представленная на этапе ее обоснования в качестве выражения существенных черт экспериментально-измерительной практики, приобретает “онтологический” статус и выступает как образ структуры соответствующих взаимодействий.

В свою очередь, под влиянием созданных теоретических схем происходит конкретизация и развитие картины мира. Теоретические схемы благодаря конструктивному обоснованию приобретают более богатое содержание по сравнению с первоначальной гипотетической моделью (иногда такие модели вообще перестраиваются в этом процессе, что весьма радикально меняет их содержание по сравнению с первоначальным вариантом). Это новое содержание приводит к изменениям в картине мира. Так, под влиянием созданных Фарадеем теоретических схем магнитостатики, электростатической и электромагнитной индукции картина мира, первоначально выражавшая идеи близкодействия в очень абстрактной форме, все больше конкретизирует их и, наконец, вводит представление о поле сил как передаче взаимодействий от точки к точке в заполняющей пространство материальной среде (причем распространяет это представление и на поле тяготения[33]). Это была первая открыто выдвинутая физическая картина природы, в которой представление о поле как особой материи стало играть первостепенную роль.

Не менее показательным фактом обратного воздействия теоретических схем на картину мира являются последствия обоснования Резерфордом идеи ядерного строения атома. Эта идея прочно вошла в картину физической реальности, создаваемую в физике в начале XX века, породив новый круг исследовательских проблем (строение ядра, особенности “материи ядра” и т.д.).