Интерпретация как базовая операция гуманитарного знания

Прежде всего это фундаментальный метод работы с текстами произведений как особого рода знаковыми структурами. Текст открыт для множества смыслов, существующих в системе социальных коммуникаций. Он предстает в единстве явных и неявных, невербализованных значений, буквальных и вторичных, скрытых смыслов. Понимание трактуется как искусство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием другому, тогда как интерпретация, соответственно, - как истолкование знаков и текстов, зафиксированных в письменном виде (П.Рикёр).

В XIX веке переход от частных герменевтик к общей теории понимания вызвал интерес к вопросу о множественности типов интерпретации, представленных во всех гуманитарных науках. Были выделены грамматическая, психологическая и историческая интерпретации, суть и соотношение которых стало предметом обсуждения как филологов, так и историков.

Грамматическая интерпретация осуществлялась по отношению к каждому элементу языка, самому слову, его грамматическим и синтаксическим формам в условиях времени и обстоятельствах применения. Психологическая интерпретация должна была раскрывать представления, намерения, чувства сообщающего, исходя из содержания сообщаемого текста. Историческая интерпретация предполагала включение текста в реальные отношения и обстоятельства его создания.

Эпистемология интерпретации в гуманитарном знании и герменевтике развивалась также в направлении выяснения канонов интерпретации, обоснованности и неопределенности, соотношения ее с критикой и реконструкцией. В качестве канонов утверждались, в частности, принцип автономии объекта, его воспроизведение в целостности внутренних связей и в рамках интеллектуального «горизонта» интерпретатора. Теорию обоснования интерпретации предложил английский филолог Е. Хирш, опираясь на работы лингвистов, герменевтиков и философов науки. Выступая «в защиту автора», он выявил наиболее острые аспекты этой проблемы. Если значение текста меняется не только для читателя, но даже для самого автора, то можно ли считать, что «изгнание» авторского значения текста - это нормативный принцип интерпретации. Если текстуальное значение может изменяться в любом отношении, то как отличить обоснованную, законную интерпретацию от ошибочной; можно ли полагать, что не имеет значения смысл, вкладываемый автором, а значит только то, что «говорит» его текст? Последняя проблема особенно трудна для решения, так как авторский смысл в полной мере не доступен, а автор сам не всегда знает, что он имел в виду и хотел сказать, создавая конкретный текст. В подтверждение этого Хирш напоминает известное место из «Критики чистого разума», где Кант, размышляя о Платоне, заметил, что мы иногда понимаем автора лучше, чем он сам себя, если он недостаточно точно определил понятие и из-за этого «говорил или даже думал несогласно со своими собственными намерениями».

Хирш утверждает, что все понимание «культурных сущностей» прошлого и настоящего, их интерпретация есть в той или иной степени создание, конструирование, поэтому мы никогда не можем быть уверены, что правильно поняли и интерпретировали тексты как прошлого, так и настоящего, они всегда остаются открытыми. Понимание природы обоснованности интерпретации предполагает предварительное решение таких методологических проблем, как соотношение понимания, интерпретации и критицизма, принципы обоснования, его логика, а также методы, каноны, правила, наконец, объективность интерпретации, свое видение

которых предложил Хирш. Значение методологических принципов возрастает, если обратиться к более узкой сфере - научному или научно-философскому тексту, подлежащему интерпретации историком.

Достаточно свободная деятельность субъекта-интерпретатора в гуманитарном знании и сфере искусства, где интерпретация широко используется, вызывает к ней критическое отношение. Наиболее яркое из них представлено современной американской писательницей и исследователем культуры С. Зонтаг в эссе «Против интерпретации» (1966). Она отрицательно оценивает роль интерпретации в искусстве и культуре, утверждая, что произведение исскуства должно быть показано таким, каково оно есть, без объяснения, что оно значит. Необходимо стремиться к «дотеоретическому простодушию», когда искусство не нуждается в оправдании интерпретатора.

По мнению С.Зонтаг, одна из причин появления интерпретации — необходимость примирить древние тексты с «современными» требованиями. Так, грубые черты гомерова Зевса и его буйного клана перевели в план аллегории; исторические сказания Библии были истолкованы как «духовные парадигмы»; сорокалетние скитания евреев в пустыне — как аллегория освобождения, страданий и спасения. Были осуществлены талмудистские и христианские «духовные» толкования эротической «Песни песней». Интерпретация предстает как стратегия сохранения старого ценного текста, стремления надстроить над буквальным текстом почтительный аллегорический. Зонтаг полагает, что современный стиль интерпретации - раскопать то, что за текстом, найти истинный подтекст. Знаменитые и влиятельные доктрины -марксистская и фрейдистская - это развитые системы герменевтики, агрессивные теории интерпретации. Наблюдаемые феномены берутся в скобки, и найти под ними истинное содержание, скрытый смысл - значит истолковать, переформулировать явление, найти ему эквивалент. Оценка интерпретации должна быть исторической: в одних культурных контекстах она освободительный акт, в других - это деятельность реакционная, трусливая и удушающая. Именно последняя, по Зонтаг, господствует сегодня, «интерпретаторские испарения вокруг искусства отравляют наше восприятие», интерпретация «укрощает» произведение, делает искусство «ручным, уютным», подлаживает под вкусы обывателя. «Трудные» авторы, такие, как Кафка, Беккет, Пруст, Джойс и другие, «облеплены интерпретаторами как пиявками», «покрыты толстой штукатуркой интерпретаций». В современной культуре, подорванной гипертрофией интеллекта, интерпретация - это месть интеллекта искусству, миру, потому что истолковывать -значить иссушать и обеднять мир, превращать его в «призрачный мир смыслов». Желание «спастись» от интерпретаций породило неприязнь к содержанию в его традиционном понимании, отсюда абстрактное искусство, символизм и формализм. Выход Зонтаг видит в чистоте, непосредственности, прозрачности произведений искусства. «Прозрачность означает -испытать свет самой вещи, вещи такой, какова она есть». Достойное уважения, но наивное и утопическое стремление Зонтаг «искоренить» интерпретацию, как представляется, сродни вере

наивно-реалистической философии в возможность познать вещь «как она есть на самом деле», вне контекста и культурно-исторических особенностей. Но в отличие от познания, где невозможно освободиться от «тени» познающего человека, в искусстве спасение есть всегда -обращение к самому произведению без посредников-интерпретаторов… для того, чтобы интерпретировать самому.