Критерии различения гуманитарного и естественно-научного знания 4 страница

Объяснительные схемы для фактов поставляют теории. Множество теорий, в совокупности описывающих известный человеку природный мир, синтезируются в единуюнаучную картину мира. Это целостная система представлений об общих принципах и законах устройства мироздания.

Таким образом, о радикальном перевороте (революции) в области науки можно говорить лишь в том случае, когда нали­цо изменение не только отдельных принципов, методов или теорий, но непременно всей научной картины мира, в которой все базовые элементы научного знания представлены в обоб­щенном виде.

Поскольку научная картина мира представляет собой обоб­щенное, системное образование, ее радикальное изменение нельзя свести к отдельному, пусть даже и крупнейшему науч­ному открытию. Последнее может, однако, породить некую цепную реакцию, способную дать целую серию, комплекс на­учных открытий, которые и приведут в конечном счете к смене научной картины мира. В этом процессе наиболее важны, ко­нечно, открытия в фундаментальных науках, на которые она опирается. Как правило, это физика и космология,, Кроме того, помня о том, что наука — это прежде всего метод, нетрудно предположить, что смена научной картины мира должна озна­чать и радикальную перестройку методов получения нового знания, включая изменения и в самих нормах и идеалах науч­ности.

Таких четко и однозначно фиксируемых радикальных смен научных картин мира, т.е. научных революций, в истории раз­вития науки вообще и естествознания в частности можно вы­делить три. Если их персонифицировать по именам ученых, сыгравших в этих событиях наиболее заметную роль, то три глобальных научных революции должны именоваться:аристо­телевской, ньютоновской и эйнштейновской.

Опишем вкратце суть изменений, заслуживших право име­новаться научными революциями.

В VI — IV вв. до н. э. была осуществленапервая революцияв познании мира, в результате которой и появляется на свет сама наука. Исторический смысл этой революции заключается в отличении науки от других форм познания и освоения мира, в создании определенных норм и образцов построения науч­ного знания. Наиболее ясно наука осознала саму себя в трудах великого древнегреческого философаАристотеля. Он создал формальную логику, т.е. фактически учение о доказательстве — главный инструмент выведения и систематизации знания; раз­работал категориально-понятийный аппарат; утвердил своеоб­разный канон организации научного исследования (история вопроса, постановка проблемы, аргументы «за» и «против», обоснование решения); предметно дифференцировал само на­учное знание, отделив науки о природе от метафизики (фи­лософии), математики и тд. Заданные Аристотелем нормы на­учности знания, образцы объяснения, описания и обоснования в науке пользовались непререкаемым авторитетом более тысячи

лет, а многое (законы формальной логики, например) дейст­венно и поныне.

Важнейшим фрагментом античной научной картины мира стало последовательное геоцентрическое учение о мировых сферах. Геоцентризм той эпохи вовсе не был «естественным» описанием непосредственно наблюдаемых фактов. Это был трудный и смелый шаг в неизвестность: ведь для единства и непротиворечивости устройства космоса пришлось дополнить видимую небесную полусферу аналогичной невидимой, допус­тить возможность существования антиподов, т.е. обитателей противоположной стороны земного шара и т д. Да и сама идея шарообразности Земли тоже была далеко не очевидной. Полу­чившаяся в итоге геоцентрическая система идеальных, равно­мерно вращающихся небесных сфер с принципиально различ­ной физикой земных и небесных тел была существенной со­ставной частью первой научной революции. (Конечно, сейчас мы знаем, что она была неверна. Но неверна — не значит не­научна!)

Вторая глобальная научная революция приходится на XVI— XVIII вв. Ее исходным пунктом считается как раз переход от геоцентрической модели мира к гелиоцентрической. Это, без­условно, самый заметный признак смены научной картины ми­ра, но он мало отражает суть происшедших в эту эпоху пере­мен в науке. Их общий смысл обычно определяется формулой:

становление классического естествознания. Такими классика­ми-первопроходцами признаны:Н. Коперник, Г. Галилей, И. Кеплер, Р. Декарт, И. Ныотон.

В чем же заключаются принципиальные отличия созданной ими науки от античной? Их немало:

1. Классическое естествознание заговорило языком матема­тики. Античная наука тоже ценила математику, однако ограни­чивала сферу ее применения «идеальными» небесными сфера­ми, полагая, что описание земных явлений возможно только качественное, т.е. нематематическое. Новое естествознание су­мело выделить строго объективные количественные характери­стики земных тел (форма, величина, масса, движение) и выра­зить их в строгих математических закономерностях.

2. Новоевропейская наука нашла также мощную опору в методах экспериментального исследования явлений со строго контролируемыми условиями. Это подразумевало активное, на­

ступательное отношение к изучаемой природе, а не просто ее созерцание и умозрительное воспроизведение.

3. Классическое естествознание безжалостно разрушило ан­тичные представления о космосе как вполне завершенном и гармоничном мире, который обладает совершенством, целесо­образностью и пр. На смену им пришла скучная концепция бесконечной, без цели и смысла существующей Вселенной, объединяемой лишь идентичностью законов.

4. Доминантой классического естествознания, да и всей науки Нового времени, стала механика. Возникла мощная тен­денция сведения (редукции) всех знаний о природе к фунда­ментальным принципам и представлениям механики. При этом все соображения, основанные на понятиях ценности, совер­шенства, целеполагания, были грубо изгнаны из царства науч­ной мысли. Утвердилась чисто механическая картина природы.

5. Сформировался также четкий идеал научного знания: раз и навсегда установленная абсолютно истинная картина приро­ды, которую можно подправлять в деталях, но радикально пе­ределывать уже нельзя. При этом в познавательной деятельно­сти подразумевалась жесткая оппозиция субъекта и объекта по­знания, их строгая разделенность. Объект познания существует сам по себе, а субъект (тот, кто познает) как бы со стороны на­блюдает и исследует внешнюю по отношению к нему вещь (объект), будучи при этом ничем не связанным и не обуслов­ленным в своих выводах, которые в идеале воспроизводят ха­рактеристики объекта так, как оно есть «на самом деле».

Таковы особенности второй глобальной научной револю­ции, условно названной ньютоновской. Ее итог:механистиче­ская научная картина мира на базе экспериментально-мате­матического естествознания. В общем русле этой революции наука развивалась практически до конца XIX в. За это время было сделано много выдающихся открытий, но они лишь до­полняли и усложняли сложившуюся общую картину мира, не покушаясь на ее основы. «Потрясение основ» —третья научная революция — случилось на рубеже XIX —XX вв.

В это время последовала целая серия блестящих открытий в физике (открытие сложной структуры атома, явления радиоак­тивности, дискретного характера электромагнитного излучения и тд.). Их общим мировоззренческим итогом явился сокруши-

тельный удар по базовой предпосылке механистической карти­ны мира — убежденности в том, что с помощью простых сил, действующих между неизменными объектами, можно описать все явления природы и что универсальный ключ к пониманию происходящего дает в конечном счете механика И. Ньютона.

Наиболее значимыми теориями, составившими основу но­вой парадигмы научного знания, стали теория относительности (специальная и общая) и квантовая механика. Первую можно квалифицировать как новую общую теорию пространства, вре­мени и тяготения. Вторая обнаружила вероятностный характер законов микромира, а также неустранимый корпускулярно-волновой дуализм в самом фундаменте материи. Подробнее суть этих открытий будет рассмотрена в следующих главах. Здесь же целесообразно сформулировать те принципиальные изменения, которые претерпела общая естественно-научная картина мира и способ ее построения в связи с появлением этих теорий. Наиболее контрастные ее изменения состояли в следующем.

1. Ньютоновская естественно-научная революция изначально была связана с переходом от геоцентризма к гелиоцентризму. Эйнштейновский переворот в этом плане означал принципи­альный отказ от всякого центризма вообще. Привилегирован­ных, выделенных систем отсчета в мире нет, все они равно­правны. Причем любое утверждение имеет смысл только буду­чи «привязанным», соотнесенным с какой-либо конкретной системой отсчета. А это и означает, что любое наше представ­ление, в том числе и вся научная картина мира в целом, реля-тивны, т.е. относительны.

2. Классическое естествознание опиралось и на другие ис­ходные идеализации, интуитивно очевидные и прекрасно со­гласующиеся со здравым смыслом. Речь идет о понятиях траек­тории частиц, одновременности событий, абсолютного характе­ра пространства и времени, всеобщности причинных связей и тд. Все они оказались неадекватными при описании микро-и мегамиров и потому были видоизменены. Так что можно ска­зать, что новая картина мира переосмыслила исходные понятия пространства, времени, причинности, непрерывности и в зна­чительной мере «развела» их со здравым смыслом и интуитив­ными ожиданиями.

3. Неклассическая естественно-научная картина мира отвергла классическое жесткое противопоставление субъекта и объекта познания. Объект познания перестал восприниматься как су­ществующий «сам по себе». Его научное описание оказалось зависимым от определенных условий познания. (Учет состоя­ния движения систем отсчета при признании постоянства ско­рости света; способа наблюдения (класса приборов) при опре­делении импульса или координат микрочастицы и пр.)

4. Изменилось и «представление» естественно-научной карти­ны мира о самой себе: стало ясно, что «единственно верную», абсолютно точную картину не удастся нарисовать никогда. Лю­бая из таких «картин» может обладать лишьотносительной ис­тинностью. И это верно не только для ее деталей, но и для всей конструкции в целом.

Итак, третья глобальная революция в естествознании нача­лась с появления принципиально новых (по сравнению с уже известными) фундаментальных теорий — теории относительно­сти и квантовой механики. Их утверждение привело к смене теоретико-методологических установок во всем естествознании. Позднее, уже в рамках новорожденной неклассической карти­ны мира, произошли мини-революции в космологии (концеп­ции нестационарной Вселенной), биологии (становление гене­тики) и др. В связи с этим нынешнее (конца XX в.) естество­знание весьма существенно видоизменило свой облик по срав­нению с началом века. Однако исходный посыл, импульс его раз­вития остался прежним — эйнштейновским (релятивистским).

Таким образом, три глобальные научные революции предо­пределили три длительных стадии развития науки, каждой из которых соответствует своя общенаучная картина мира. Это, конечно, не означает, что в истории науки важны одни лишь революции. На эволюционном этапе также делаются научные открытия, создаются новые теории и методы. Однако бесспор­но то, что именно революционные сдвиги, затрагивающие ос­нования фундаментальных наук, определяют общие контуры научной картины мира на длительный период. Понять роль и значение научных революций важно еще и потому, что разви­тие науки имеет однозначную тенденцию к ускорению. Между аристотелевской и ньютоновской революциями лежит истори­ческая пропасть почти в 2 тыс. лет; Эйнштейна от Ньютона от­деляют чуть больше 200. Но не прошло и 100 лет со времени

формирования нынешней .научной парадигмы, как у многих представителей мира науки возникло ощущение близости но­вой глобальной научной революции. А некоторые даже утвер­ждают, что она уже в разгаре. Так это или не так — вопрос спорный. Но экстраполируя тенденцию ускорения развития науки на ближайшее будущее, можно ожидать некоторого уча­щения в ней революционных событий.

При этом научные революции (в отличие от социально-политических) ученый мир не пугают. В нем уже утвердилась вера в то, что научные революции, во-первых, необходимый момент «смены курса» в науке, а во-вторых, они не только не исключают, но, напротив, предполагают преемственность в развитии научного знания. Как гласит сформулированный Н. Бором принцип соответствия, всякая новая научная теория не отвергает начисто предшествующую, а включает ее в себя на правах частного случая, т.е. устанавливает для прежней теории ограниченную область применимости. И при этом обе теории (и старая, и новая) могут мирно сосуществовать.

Земля, как известно, имеет форму шара. Но в «частном слу­чае» перехода, например, через улицу ее смело можно считать плоской. В этих пределах данное утверждение будет вполне «соответствовать действительности». А вот выход за эти преде­лы (в космическое, допустим, пространство) потребует ради­кально изменить наши представления и создать новую теорию, в которой найдется место и для старой, но лишь на правах крайнего (частного) случая. Та же картина наблюдается и в случае классической и релятивистской физики, евклидовой и неевклидовых геометрий и т.д.

Таким образом, диалектическое единство прерывности и непрерывности, революционности и стабильности можно счи­тать одной из закономерностей развития науки.

2.2.3. Дифференциация и интеграция научного знания

Другой важной закономерностью развития науки принято считатьединство процессов дифференциации и интеграции науч­ного знания.

Современную науку недаром называют «большой наукой». Ее системная сложность и разветвленность поражают — ныне насчитывается около 15 тыс. различных научных дисциплин. Но это — сегодня. В прошлом картина была существенно иной. Во времена Аристотеля перечень всех существовавших тогда наук едва ли достигал двух десятков (философия, геометрия, астрономия, география, медицина и пр.). Делавшее свои пер­вые шаги научное знание было поневоле синкретичным, т.е. слитным, неразделенным. Рождение в XVII в. классического естествознания знаменовало собой новую стадию изучения природы — аналитическую.

Стремление свести всю сложность единого, целостного ми­ра природы к нескольким «простым элементам» настроило ис­следователей на подробнейшую детализацию изучаемой реаль­ности. Изобретение таких приборов, как телескоп и микро­скоп, гигантски расширило познавательные возможности и ко­личество доступных изучению объектов природы. Поэтому рост научного знания сопровождался его непрерывной дифферен­циацией, т.е. разделением, дроблением на все более мелкие разделы и подразделы. В физике образовалось целое семейство наук: механика, оптика, электродинамика, статистическая ме­ханика, термодинамика, гидродинамика и пр. Интенсивно де­лилась и химия: сначала на органическую и неорганическую, затем — на физическую и аналитическую, а потом возникла химия углеводородов и т.д.

Необходимость и преимущества такой объектной специали­зации наук самоочевидны. Процесс этот продолжается и по сей день, правда, уже не такими стремительными темпами, как в XIX в. Только недавно оформившаяся в качестве самостоятель­ной науки генетика уже предстает в разных видах: эволюцион­ная, молекулярная, популяционная и т.д.; в химии появились такие направления, как квантовая химия, плазмохимия, радиа­ционная химия, химия высоких энергий и пр. Количество са­моопределяющихся в качестве самостоятельных научных дис­циплин непрерывно растет.

Но при этом, уже в рамках классического естествознания, стала постепенно утверждаться идея принципиального единства всех явлений природы, а следовательно, и отображающих их научных дисциплин. Оказалось, что объяснение химических

явлений невозможно без привлечения физики, объекты геоло­гии требовали уже как физических, так и химических средств анализа. Та же ситуация сложилась и с объяснением жизнедея­тельности живых организмов — ведь даже простейший из них представляет собой и термодинамическую систему, и химиче­скую машину одновременно.

Поэтому начали возникать «смежные» естественно-научные дисциплины типа физической химии, химической физики, био­химии, биогеохимии, химической термодинамики и т.д. Грани­цы, проведенные оформившимися разделами и подразделами естествознания, становились прозрачными и условными.

К настоящему времени основные фундаментальные науки настолько сильно диффундировали друг в друга, что пришла пора задуматься о единой науке о природе.

Интегративные процессы в естествознании ныне, кажется, «пересиливают» процессы дифференциации, дробления наук. Интеграция естественно-научного знания стала, по-видимому, ведущей закономерностью его развития. Она может проявлять­ся во многих формах:

• в организации исследований «на стыке» смежных науч­ных дисциплин, где, как говорится, и скрываются самые интересные и многообещающие научные проблемы;

• в разработке «трансдисциплинарных» научных методов, имеющих значение для многих наук (спектральный ана­лиз, хроматография, компьютерный эксперимент);

• в поиске «объединительных» теорий и принципов, к ко­торым можно было бы свести бесконечное разнообразие явлений природы (гипотеза «Великого объединения» всех типов фундаментальных взаимодействий в физике, гло­бальный эволюционный синтез в биологии, физике, хи­мии и т.д.);

• в разработке теорий, выполняющих общеметодологиче­ские функции в естествознании (общая теория систем, кибернетика, синергетика);

• в изменении характера решаемых современной наукой проблем — они по большей части становятся комплекс­ными, требующими участия сразу нескольких дисциплин (экологические проблемы, проблема возникновения жиз­ни и пр.).

В принципе можно согласиться с тем, что ныне интегра-тивные процессы в естествознании стали ведущей силой его развития. Однако это утверждение не следует понимать так, что процессы дифференциации научного знания сошли на нет. Они продолжаются. Дифференциация и интеграция в развитии естествознания — не взаимоисключающие, а взаимодополни­тельные тенденции.