Формирования человека Л. Нуаре

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОРУДИЯ (ТЕХНИКИ) И ЕГО РОЛЬ В АНТРОПОСОЦИОГЕНЕЗЕ

Еще древнегреческий философ Анаксагор (500-428 до н.э.) утверждал, что именно применением своих рук человек превосходит всех остальных животных. Соглашаясь с этим, Аристотель (384-322 до н.э.) считал, однако, что человеческие руки приобретают свой подлинный статус только благодаря человеческому разуму и под его непосредственным воздействием. Может быть, поэтому он не делал упор на орудийную деятельность, на труд как отличительную особенность человека и предпочел определить его как существо, организованное (объединенное) в полисе, т.е. как политическое (гражданское) животное.

В своей философско-исторической концепции арабский мыслитель Ибн Хальдун (1332-1406) идет еще дальше. Отвергая, по сути дела, принцип креационизма вообще и идею сотворения человека богом в частности, он в своей знаменитой «Мукаддима» рассматривал природу как великое, взаимосвязанное и развивающееся целое, где мир минералов вплотную подводит к растительному миру, а этот последний - к царству животных. При этом развитие в природе происходит под воздействием естественных факторов согласно всеобщему принципу причинности. Именно оно и приводит, в конечном итоге, к появлению человека, который выделился из животного царства благодаря ремеслу (труду) и науке, которые являются «следствием рассудка как сугубо человеческой способности»¹. Помимо рассудка человека отличает от остальных животных его рука, которая приспособлена к ремеслам, к созданию и применению различных орудий, в том числе и таких, которые заменяют человеку органы хищных зверей.

«Сила многих бессловесных животных, — пишет Ибн Хальдун, — намного превосходит силу человека. Так, например, сила лошади намного больше силы человека. Точно так же сила осла, быка, льва и слона многократно превосходит его силу. И поскольку животное по своей природе агрессивно, оно обладает специализирующимися на своей защите органами. Между тем, вместо всех этих органов человек обладает рассудком и рукой, которая приспособлена при содействии рассудка к ремеслам, а ремесла снабжают его орудиями, заменяющими ему при защите органы хищных зверей. Так, например, копья заменяют бодающие рога, сабли заменяют режущие когти, щиты заменяют твердые панцири ит.д., включая сюда все остальные органы, которые упомянул Гален в своей книге «Пользы органов»»².

Орудийная» концепция

формирования человека Л. Нуаре

Трудовая теория происхождения и формирования человека и концепция органо-проекции, которые мы находим у Ибн Хальдуна лишь в зачаточном состоянии в виде простых намеков, были детально разработаны и получили свое полное развитие только во второй половине XIX века. Правда, еще в XVIII веке американский просветитель и государственный деятель Бенджамин Франклин (1706-1790) задолго до шотландского экономиста Адама Смита (1723-1790) в основном сформулировал трудовую теорию стоимости и впервые выдвинул в связи с ней свое знаменитое положение, согласно которому человек рассматривался как «tool making animal» — «животное, делающее орудие». Повторяя, по сути дела, данное определение, немецкий ученый-лингвист Лазарь Гейгер считал орудие

«почти единственным основным отличием между целесообразной деятельностью человека и животного»³.

Роль орудия в становлении человека и его развитии детально была исследована другим немецким ученым — Людвигом Нуаре (1827-1897), который в своих работах «Происхождение языка» (1877) и «Орудие и его значение в историческом развитии человечества» (1880) твердо придерживался того убеждения, что только с появлением орудий начинается подлинно человеческая история. Таким образом, он фактически подвергает сомнению тезис Л. Гейгера о том, что «человек обладал языком ранее орудий и ранее искусственной деятельности». Он был убежден скорее в обратном, поскольку полагал, что без произведений труда наших первобытных предков само возникновение языка и разума становится проблематичным⁴. Именно поэтому он, полностью соглашаясь на этот раз с Л. Гейгером, считал, что изобретение первых орудий происходило случайно, и что «они скорее были найдены, чем изобретены»⁵.

К такому выводу, по мнению Л. Нуаре, приводит сравнительно-лингвистический анализ, данные которого, в частности, показывают, что

«орудия никогда не называются по их обработке, генетически, но всегда по выполняемой ими функции»⁶.

Эти и другие данные доказывают, что человеческая мысль могла появиться «лишь на созданиях человека» и что разум и язык возникли из «солидарной деятельности» людей. Все это позволяет заключить, что язык

«является исключительно социальным продуктом, голосом коллектива» и что, следовательно, «не индивидуальный труд, а труд коллективный является исходным пунктом языка и мышления, т.е. ясного духовного создания человека»⁷.

Принимая далее гейгеровскую классификацию артефактов, согласно которой искусственные создания человека подразделялись на орудия, утварь и оружие, Л.Нуаре полагал, что в орудии получает воплощение принцип творчества, в то время как утварь служит сохранению жизни, а оружие есть разрушитель.

В связи с этим представляется интересной и достаточно оригиналь­ной его попытка найти реальные истоки и раскрыть тайну индуистской религии в указанных трех категориях артефактов и выражаемых ими принципах, а, стало быть, и в самих действительных условиях жизни и существования человека. Так, именно указанные три категории образуют, как он писал,

«объективное отображение основной идеи индусской религии, в которой деятельное начало мира проявляется в трех действенных факторах: в Браме — создателе. Вишну — хранителе и Сиве — разрушителе. Это триединство проистекает из субъективной природы человеческого мышления, оно имеет свои корни в условиях жизни и ее проявлениях»⁸.

Не менее интересным и важным моментом в размышлениях Л.Нуаре об орудийной деятельности как факторе формирования человека является его попытка раскрыть гносеологический аспект (значение) орудия, выявить его роль в становлении и развитии человеческого сознания и позна­ния. Признавая факт существования тесного и непрерывного взаимодей­ствия между воплощенным в орудии принципом творчества и мышлени­ем, он полагал, что ни одно обстоятельство не имело столь исключитель­ной важности для становления и укрепления человеческого мышления, как создание и применение орудий.

«Влияние орудия труда на мышление, — говорил он, — проявляется в двух направлениях:

во-первых, благодаря разрушению и разъединению элементов каузального отношения, объективному сепаратному выступлению причины и следствия, средства и цели.

Во-вторых, это влияние проявляется в объективации и проекции собственных органов человека, до того действующего лишь при наличии смутного сознания индивидуумом своих инстинктивных функций»⁹.

Нет, конечно, сомнений в том, что и поведение животного подчиняется закону причинности. Однако животное действует под непосредственным влиянием своей воли, полностью определяемой инстинктом. Его действия не есть, таким образом, акт его сознания и именно поэтому животное держится страдательно. Совсем другое дело — человек. Между его волей и его действием становится промежуточное звено — орудие, которое служит воле и берет на себя выполнение определяемой и раскрываемой в действии функции.

«Здесь понятие каузальности становится очевидным и как бы само навязывает себя сознанию. Отношение целевого средства к сознательному действию есть настоящее каузальное отношение», которое «апеллирует и к воле, и к интеллекту»¹⁰.

Так, в человеческом творческом акте, в сознательной человеческой деятельности вместо двухчленного ряда «причина — действие» впервые

«выступает перед нами трехчленный ряд причинности — между субъектом и объектом занимает особое место посредствующее орудие труда, инструмент, сотворенный искусственный орган»¹¹.

Данное направление в исследовании сущности технической деятельности получает свое дальнейшее развитие, как увидим дальше, в работах Ф.Бона.

Создание и совершенствование искусственных органов - орудий несомненно, происходят под непосредственным воздействием и ру­ководством «разумного мышления». Поэтому, Л.Нуаре и называет орудия «созданиями человеческого разума», повторяя, по сути дела, Марксово положение о машинах как органах человеческого мозга. Однако отсюда еще не следует, что древнейшие орудия прямо выво­дились «из рефлексии, из разумного мышления». Одновременно с этим Н.Л.Нуаре предостерегает и от другой крайности, полностью отрицающей роль и значение мышления в процессе происхождения и развития орудий.

«В древнейшие эпохи, — резюмирует он, — умоз­рение, рефлексия, по преимуществу, следовало за практической удачей еще бессознательно нащупывающего себе работу инструмента; в более поздние времена умозрение идет вперед и проявляет себя как творческая сила»¹².

Следовательно, человеческий разум не только вы­ступает создателем орудий, но и сам находится под их влиянием и развивается вместе с их развитием.

Помимо разума непосредственное и самое деятельное участие не только в применении, но и в создании и усовершенствовании орудий принимает человеческая рука, которая одновременно является и продуктом орудия (орудийной деятельности), и его творцом, и его обладателем. Более того, рука сама выступает в качестве особого орудия, поскольку представляет собой, на самом деле, «орудие орудий» или «орган органов». Л.Нуаре называет ее еще «органом мозга», перефразируя распространенное в его время определение руки как «внешнего мозга»¹³.

В ходе орудийной деятельности рука претерпевает существенные изменения, благодаря которым она не просто приобретает универсаль­ность, но и становится мощным фактором развития самого разума. Дело в том, что как «орган осязания» она непосредственно связана с мозгом и активно взаимодействует с ним, поэтому любые изменения, претерпева­емые ею в процессе труда под воздействием орудий рано или поздно должны сказываться непосредственно на работе мозга и его развитии. С другой стороны, эти же изменения могут оказывать и реально оказыва­ют активное воздействие на работу (функцию) и развитие других орга­нов (например, зрение и глаза), а через них, естественно, на функцио­нирование и развитие всего человеческого организма и, в первую оче­редь, мозга человека. Именно это, по всей видимости, имел в виду Л.Ну­аре, говоря о том, что

«рука, благодаря изменениям, которые она сама производит, дает поучительные уроки глазу и разуму» и что «видящий глаз — ученик осязающей руки»¹⁴.

Как было уже отмечено, орудие рассматривается Л. Нуаре в качестве посредствующего звена между человеческой волей и сознательным человеческим действием. Воля человека получает свое выражение и воплощение в проекции или проецировании (от лат. слова «projicere» — «выбрасывать», «выдвигать», «переносить» вовне), наполняющем пространство «силой и субъективной точкой зрения». Прямой противоположностью проецированию выступает «то, что сопротивляется, как преграда стремлению во-вне», т.е. объективное (от лат. слова «objicere» — «противопоставлять», «сопротивляться»). Проецирование и объективация теснейшим образом между собой взаимосвязаны, так что

«объективация невозможна без проекции и наоборот: проекция невозможна без объективации».

Отсюда Л. Нуаре заключает, что всякое объективное познание состоит из двух следующих актов:

а) движения, направляющегося от субъекта к объекту и определяемого волей;

б) объективного сопротивления, т.е. того сопротивления, которое объект оказывает этому движению.¹⁵

В свете сказанного он подвергает сомнению широко распространенный среди философов и филологов взгляд, согласно которому человеку изначально приписывается необъяснимый дар абстрагирования, благодаря которому он оказался в состоянии образовывать общие идеи. В соответствии с данным взглядом самые абстрактные идеи и общие понятия, такие, как, например, пространство, время, движение, тело, душа и т.д., следовало бы признавать самыми естественными и привычными для человека, поэтому именно они должны были бы появиться на исходном этапе становления всех языков, а все остальные, более частные понятия, должны были бы быть выведены из них впоследствии.

«Что это не так, что действительности отвечает прямая противоположность этого, есть один из несомненнейших результатов языкознания и сравнительной филологии»¹⁶.

Эти результаты недвусмысленно, по мнению Л.Нуаре, свидетельствуют о том, что

«мышление лишь позднее достигает того, что уже значительно раньше было развито благодаря работе, благодаря деятельности». Следовательно, «всюду работа идет впереди мышления, предшествует мышлению и лишь впоследствии мышление воздействует на работу в качестве укрепляющего фактора и побудительного мотива».

Поэтому можно сказать, что вначале все же было дело, а не слово. Человеческое слово как материальный носитель мысли появляется лишь тогда, когда определенный человеческий звук преимущественно будет связан с определенной деятельностью и будет всегда повторяться при ее появлении. Вот, собственно, почему человеческая речь (язык) не смогла, как было отмечено выше, исторически сложиться и развиваться вне процесса труда, т.е. до совместной трудовой деятельности человека и независимо от нее. Язык как «тело мысли» и труд как орудийная деятельность с самого начала находятся между собой

«в неразрывной связи, в непрекращающемся ни на один момент взаимодействии»¹⁷.

Рассмотрение развития человека под углом зрения «орудийной концепции» и идеи «органической проекции» дает Л.Нуаре основание говорить о «культурно-исторических» истоках теории познания, а саму человеческую историю трактовать не иначе как «последовательную смену человеческого труда»¹⁸.