Организация учебного процесса и внутренняя жизнь

Существуют две «семьи» университетских статутов (документов, обеспечивающих внутреннюю жизнь У.ов) - Болонская и Парижская (или «южная» и «северная»). Последняя была более распространенной. Среди студентов можно было встретить как детей и подростков, так и убеленных сединами старцев. Чаще всего обучение начиналось лет с пятнадцати. Прослушав определенное количество курсов на факультете «свободных искусств » («артистическом»), студент становился сначала бакалавром, а потом и магистром искусств. В уставах оговаривалось, что эту степень мог получить человек не моложе 21 года, проучившийся уже не менее семи (в некоторых У.ах — пяти) лет. Магистр получал право на преподавание, но мог и продолжить обучение на одном из высших факультетов — медицины, права, теологии. Наиболее длительным оно было на теологическом факультете - от 12 до 15 лет. За это время последовательно обретались степени «курсора» (бакалавра-репетитора), «библикуса» (комментирующего Библию), «сентенциария» (допущенного преподавать по книге «Сентенций » Петра Ломбардского, в которой согласовывались мнения авторитетов по спорным вопросам богословия), бакалавра «формати» (участвующего во всех диспутах), лиценциата (обладателя «права преподавать повсюду »), и, наконец, степень доктора теологии, означавшая наивысшую компетентность. Студенты из монашеских орденов получали университетскую степень по облегченной схеме, что было источником постоянных конфликтов внутри У.а. На иных факультетах обучение длилось в среднем 7-9 лет. К концу средневековья наметилась тенденция к сокращению сроков обучения. Делалось немало исключений, позволяющих сократить необходимый срок пребывания в У.ах (за деньги, из уважения к происхождению или сану соискателя, для привлечения студентов в какой-нибудь мелкий У.). Но степень «магистра искусств» получало не более половины всех студентов, записавшихся в У. Не меньшим был «отсев» и на высших факультетах. Это, однако, не снижало ни значения университетских степеней в глазах окружающих, ни их привлекательности для студентов. Даже бакалавр искусств, оставивший У., уже обладал значительным престижем. Достаточно сказать, что Ян Гус — гордость Пражского У.а -был «всего лишь» бакалавром теологии, однако судьи на Констанцс- ком соборе не посмели обвинять его в недостатке учености.

Обучение в У.е само по себе не было уж очень дорогостоящим, однако больших расходов требовали пышные процедуры получения степеней: оплата технического персонала («педелей»), покупка парадного одеяния, организация банкета. Много денег уходило на книги, жилье, питание. Главным источником финансирования была помощь из дома. Сохранилось много сборников формул студенческих писем с красноречивыми просьбами выслать денег (генетически именно с этим жанром были связаны «попрошайные песни », исполнявшиеся странствующими школярами - вагантами). Еще по решению III Латеранского собора (1179 г.) в каждом диоцезе доходы с некоторых церковных должностей резервировались для магистров и студентов. У.ы ежегодно посылали в Рим или Авиньон списки («ротулы») кандидатов на получение церковных бенефициев. Там, где участие светских властей в образовании было особенно активным (на Пиренейском полуострове, в Италии, в части германских областей), жалование магистрам выплачивали именно они.

От десятилетия к десятилетию увеличивалась роль «коллегий», первоначально бывших лишь общежитиями для нуждающихся, но впоследствии ставших центрами преподавания. Монашеские ордена основывали их для своих студентов, монархи учреждали такие коллегии или оплачивали места в них (бурсы) для выходцев из подвластных им территорий, вельможи и богатые прелаты — для своих земляков. Традиционной стала практика университетской благотворительности: преуспевший выпускник завещал коллегиям свои книги, основывал новые бурсы (как правило, обязывая молиться за помин души). С течением времени в коллегии смещается центр тяжести университетской жизни, там ведется преподавание, собираются богатые библиотеки. Оксфорд и Кембридж превратились с XIV в. в конфедерацию отдельных колледжей. Для студентов существовали и заработки в виде жалованья за отправление университетских должностей, платные консультации, переписывание рукописей, службу секретарем и т.д.

В итоге университетское образование сохраняло принцип общедоступности. И хотя доля знати в У.ах постепенно увеличивалась, а большинство университетского люда происходило из среды богатых купцов, городского патрициата, чиновников и судейских, в целом выходцев из небогатых семей в средневековом У.е было больше, чем в последующие эпохи. Знания облагораживали всех без исключения. И если в XIII в. духовника Людовика IX Святого и основателя прославленной коллегии Робера де Сорбонна еще могли попрекнуть его крестьянскими предками, то через несколько веков многочисленные враги не смели даже намекнуть Эразму Роттердамскому (выпускнику Монтегю — коллегии для бедных в структуре Парижского У.а) на его сомнительное происхождение. Попадая в У., человек оказывался включенным в систему связей сразу нескольких корпораций. Прежде всего - землячества, «нации». В Париже их было четыре — французская, нормандская, пикардийская, английская (со времени Столетней войны ставшая германской). Названия были условны. К англо-германской «нации» приписывались также ирландцы, шотландцы, скандинавы и славяне, а к французской — уроженцы Парижского бассейна, земель к югу от Луары, выходцы из других романских стран. «Нация » защищала имущественные права своих членов, отстаивая их интересы, если им мешали вовремя получить степень, занять очередную университетскую должность или быть включенным в «ротулы». «Нация» устраивала свои праздники, чтила святого патрона (в Париже у «французов» им был Карл Великий, а у «англо-германцев» - св. Георгий), помогала заболевшим товарищам, занималась погребениями, мало чем отличаясь в этом от прочих средневековых братств. «Нации» также контролировали преподавание «свободных искусств», ведали имущественными вопросами. Так, «нациям» подчинялись «университетские посыльные» — ими были купцы, обеспечивавшие доставку переписки студентов с родителями, помогавшие переводу денег от родителей детям-студиозусам. За это «университетские посыльные » считались «подданными» У.а (как и поставщики бумаги и пергамена, переписчики книг и пр.). А университетские привилегии были весьма привлекательны. Члены корпорации были подсудны лишь церковному суду, освобождались от повинностей, их имущество было надежно защищено. Поэтому власти стремились отделить «истинных» студентов от «ложных», приписавшихся к У.у, чтобы избежать суда и налогов. Совокупность «наций» и составляла факультет искусств. Он возглавлялся ректором, избираемым магистрами по очереди от каждой «нации» сроком на 3 месяца. Он считался также главой всего У.а, принимал присягу от вновь прибывших студентов, представлял корпорацию в торжественных случаях. Ректора, умершего при исполнении своих обязанностей, хоронили с почестями, положенными лишь принцу королевской крови.

Решив продолжить образование на высших факультетах, магистры оставались членами своей «нации», но также клялись в верности своим новым факультетам, возглавляемым деканами. Факультеты с течением времени приобретали все большее значение в формировании университетской политики. Но главной их задачей оставался контроль за качеством преподавания, что делалось все более сложным по мере того, как преподавание концентрировалось в отдельных коллегиях. Принесенную раз корпоративную клятву никто не отменял. В XIV-XV вв. магистров, давно оставивших У., иногда приглашали на важнейшие ассамблеи. Если же они принимали участие в каких-то акциях, не угодных У.у, их могли объявить клятвопреступниками. В сохранении формальных и особенно неформальных связей была одна из причин удивительного политического веса У.ов на исходе средневековья. Описанное выше устройство Парижского У.а чаще всего бралось за основу при создании новых У.ов. Конечно, жизнь быстро вносила свои коррективы. Из-за того, например, что факультеты «искусств » в германских У.ах не были столь многолюдны, как в Париже, ректорскую должность мог занимать преподаватель высшего факультета.

Принципиально иной тип организации представлял Болонский У. Он специализировался на изучении права, и прибывавшие в Болонью студенты были уже люди достаточно взрослые. Поэтому они, а не магистры составляли ядро корпорации, преподаватели же считались членами Болонской городской коммуны, городскими должностными лицами. Студенческие «нации» («цитрамонтанс- кая», куда входили жители Италии, и «ульт- рамонтанская», объединявшая прочих европейцев) заключали с ними договоры и следили за качеством преподавания. Такая система организации складывалась в большинстве итальянских У.ов, отчасти в У.ах Испании и Южной Франции. Но с течением времени парижская модель утверждается и в этих центрах.

Несмотря на бесконечное разнообразие уставов, основные принципы преподавания были повсюду схожи. Утром читались т.н. курсорные или ординарные лекции (lectio). Преподаватель зачитывал текст книги, затем выделял основную проблему и разбивал ее на подвопросы. На вечерних, экстраординарных лекциях уже другие преподаватели (ими могли быть и бакалавры) растолковывали, повторяли утреннюю тему либо же останавливались на специальных вопросах. Умение выделять вопросы (questio) считалось важнейшим. Не меньшее внимание уделялось умению вести полемику. Обычные, ординарные диспуты (disputatio) проводились еженедельно.

Событием, привлекавшим много публики, были диспуты «о чем угодно» (квод- либеты). Проводимые согласно особому кодексу чести, они напоминали рыцарские турниры. Затрагиваемые темы часто носили фривольный характер, но иногда касались злободневных политических вопросов. Большинство актов университетской жизни отличалось театрализованностью. Вот как, например, шло присвоение степени бакалавра («детерминация») в Пражском У.е. Кандидату, одетому в студенческий плащ и сидящему среди студентов, его наставник («промотор») предлагал сюжет для толкования («софизм»). Отвечать по заранее сделанным записям запрещалось. После правильных ответов студенту подавалась одежда бакалавра (своя форма одежды была у каждого университетского ранга, но также и у каждого факультета, и рассуждения о символике ее цветов были частой темой университетской литературы). Переодевшись, он занимал место среди бакалавров. Затем - снова демонстрировал свои знания. В случае успеха - присягал на верность факультету искусств и обещал не добиваться магистерской степени в другом У.е. Затем произносилась речь промотора в честь кандидата, где подтверждалось, что он прослушал все требуемые курсы, и давалась оценка его личных качеств. Для получения более высоких степеней кандидату приходилось вести многочасовые диспуты, читать проповеди и давать пробные уроки. Вся процедура могла растягиваться на несколько дней.

В курсе «свободных искусств» в У.ах главное место занимает логика. Грамматика практически вытесняется из университетской программы, ее изучают в подготовительных «грамматических школах». Риторика сводится к изучению сборников писем. Геометрия, астрономия, музыка, математика были представлены далеко не во всех У.ах. Как правило, в У.ах XIV-XV вв. наибольшее внимание уделялось изучению права - канонического и римского. Авторитетными в вопросах теологии считались лишь У.ы Парижа, Саламанки, Оксфорда, Тулузы, Кельна. Наиболее популярными были медицинские факультеты в Монпелье, Париже, Болонье, Лериде. При кажущейся неизменности содержания и методов обучения в У.ах ощущалась пульсация научной мысли. Здесь шла борьба за наследие Аристотеля. Та форма сочетания аристотелизма с христианством, которую предложил Фома Аквинский, с трудом, но все же утвердилась в большинстве У.ов. Прямое или косвенное заимствование римского права, осуществленное при посредстве У.ов, преобразовало юридическую мысль средневековья. Конечно, многие новаторские идеи не получили прямого развития («логическая машина» Рамона Льюля, опытный метод Роджера Бэкона). Но факультеты медицины оказались более прочих способны к эволюции. Они сохраняли свою открытость идеям арабской медицины, сумели утвердить практику анатомических вскрытий. Однако научный поиск вовсе не входил в число общепризнанных задач У.ов.

Достаточно быстро формируются черты особой, университетской культуры. Не только профессиональные преподаватели, но и большинство биографически связанных с У.ом людей отличались особым складом мышления, особой ценностной системой. Константами университетской культуры были не только рационализм, приверженность цитированию авторитетов и препарированию проблем, но и необычайно высокая самооценка. Философы объявлялись достойнейшими из людей, поскольку считалось, чтообразованность сообщала человеку не только знания, но и добродетели, делая образованных истинно благородными, превосходящими тех, кто благороден лишь по рождению, т.е. происходит из знатного рода. К этому добавлялся тезис о том, что У. играет важнейшую роль в обществе. Если рыцарство хранит христианский мир от внешних, видимых врагов, то ученым выпала честь беречь внутреннее единство мира, следить за тем, чтобы соблюдались законы человеческие и божественные. Отсюда амбиции и раздражение университетских деятелей, видящих несоответствие окружающего мира своему представлению об этих законах, а их собственного реального положения — высокой самооценке. Отсюда же проистекала нетерпимость У.ов к соперникам. Коль скоро У. - река, орошающая весь мир, общепризнанный авторитетный хранитель христианства, то, следовательно, появление новых научно- образовательных учреждений — подозрительная новация. На этой почве в XIII в. Парижский У. вступил в затяжной конфликт с нищенствующими духовными орденами. Как правило, существующие У.ы всячески мешали созданию новых У.ов по соседству. Медики боролись с «шарлатанами», отвергая не только народную медицину, но зачастую и достижения опытных хирургов-практиков. Гуманисты и реформаторы были для У.ов не просто опасными вольнодумцами или еретиками, но еще и невеждами, поскольку не принадлежали университетской культуре. Однако с еще большей неприязнью У.ы воспринимали педагогическую деятельность иезуитов. Мужскую среду холостяков отличало особое отношение к женщине. Поэзия школяров (от вагантов до Вийона) изобиловала похабщиной, контрастируя с куртуазностью рыцарской литературы. Излюбленной темой кводлибетов был вопрос «о верности проституток клирикам» (а клириком называли любого ученого человека, члена университетской корпорации). Произносимые доводы в защиту целибата основывались не на соображениях целомудрия, но на «несовместимости учености и женатого состояния». В одном из университетских документов против имени магистра значилось: «впав в безумие, женился ». Впрочем, даже самые циничные остряки почитали Элоизу, мудрую и образованную женщину, указавшую Абеляру на несовместимость брака с ученостью, но любившую его настолько, что предпочла бы титулу императрицы право называться его девкой. Наряду с Сенекой, Боэцием и аллегорической девой Философией, она вошла в своеобразный пантеон университетской культуры. В У.ах был распространен культ святых женщин - Марии Магдалины, Екатерины и, конечно, Девы Марии. Университетские доктора многое сделали для укрепления культа Богоматери, мало известного раннему средневековью. Детищем университетской культуры был догмат о непорочном зачатии св. Анны. В нач. XV в. из Парижского У.а чуть было не изгнали всех доминиканцев, поскольку один из них усомнился в справедливости этого тезиса.

В университетской среде неизменно присутствовал элемент пародии, в ней преломлялись также различные этнографические традиции. Так, например, в германских землях новичкам устраивали инициацию. Им привязывали рога, а затем обламывали их, осыпая новеньких тумаками, - это символизировало прощание с сельской, нецивилизованной жизнью. Попойки были атрибутом учености - в уставе Сорбонны штрафы измерялись мерами вина, а выражение «напоить по-богословски» дошло до Нового времени. Будущие правоведы и толкователи догматов вероучения неизменно задирали горожан, устраивали стычки друг с другом. Студенческое насилие стремились локализовать в определенных местах, где происходили постоянные студенческие дуэли. Впрочем, в отличие от настоящих поединков, они приводили не к смертельным исходам, но к травмам. Шрамы носили с гордостью. Власти неизменно осуждали подобное поведение, но студентам прощались вещи, за которые простого бродягу ждала казнь, - сказывались и ностальгические воспоминания судей, и то, что эпикурейство, прославленное в студенческом гимне Gaudeamus, считалось несколько хлопотным, но необходимым аспектом университетского образования. Хотя университетские доктора рисовали преимущества созерцательной жизни над деятельной, они проявляли большую активность - старались знакомить мирян с достижениями университетской мысли, пытались давать советы королю, считая своим долгом исправлять чужие недостатки. На рубеже XIV-XV вв. непомерно возросла политическая активность У.ов в Англии, Франции и Чехии, а чуть позже - в Германии. У.ы возглавили соборное движение, заговорили о необходимости «реформировать церковь, в голове и членах».

Люди университетской культуры, хоть и не были самым влиятельным элементом по- зднесредневековой элиты, но их роль постоянно возрастала. Очень важно, что годы их социального становления проходили в среде шумной, но непреклонной университетской демократии. В характерной для университетского стиля манере принимать решения индивидуальная рассудочность сочеталась с коллегиальностью. Любые проблемы обсуждались сообща, рассматривались со всех сторон, по каждому частному вопросу выносились определения, которые сводились потом в заключительное суждение. Ни одна из университетских корпораций не мирилась с покушениями на свои права, от кого бы они ни исходили. Современники смеялись над мышиной возней магистров: страсти кипели при выборах на должности ректора или декана, занимаемые всего на несколько месяцев. Но именно так повседневная практика формировала образ мысли университетского люда, убежденного в святости права избирать своих представителей, права отстаивать свои свободы и защищать свое мнение. «Что касается всех, должно быть одобрено всеми», - эту формулу римского права часто цитировали университетские петиции. Неудивительно, что в противостоянии корпоративного средневекового общества авторитарному, «абсолютистскому» принципу власти правителей У.ы, обязанные всем поддержке пап и королей, оказывались, тем не менее, в стане защитников традиционных свобод и привилегий средневекового правового государства. {Свобода и несвобода).

В конце средневекового периода стал катастрофичным разрыв схоластики с жизнью. У.ы были высмеяны гуманистами. Новые импульсы в науке и образовании исходили теперь зачастую не из У.ов. Былая независимость от властей стала фикцией, равно как и некогда вселенский характер их статуса и деятельности. Амбиции У.ов выглядели просто смешными. Соборное движение по всем статьям проиграло ловкой политике римских пап, окруженных гуманистически образованными советниками. В пору Столетней войны политика Парижского У.а приводит его к поддержке английской оккупации, к позорному процессу над Жанной д'Арк. При участии У.ов была развернута грандиозная охота на ведьм в XV—XVII вв. Если колдуний судил обычный суд, то в половине случаев он кончался освобождением обвиняемых, но стоило судьям обратиться к университетским экспертам - дело неизменно заканчивалось суровым приговором. Активное участие Пражского У.а в гуситском движении привело в итоге к вековой изоляции Чехии. Не удалось У.ам и избежать последствий раскола Европы в годы Реформации. Но мнение об упадке У.ов можно и оспорить: в XVI-XVII вв. продолжался их бурный рост. Недаром эту эпоху называют «образовательной революцией». Подсчитано, что доля студентов от общей численности населения во многих странах Европы кануна Тридцатилетней войны была столь высока, что этот уровень был вновь достигнут лишь во второй половине XIX в. Из У.ов вышли основные деятели как Реформации, так и Контрреформации. Да и гуманисты критиковали У.ы изнутри, будучи сами тесно связаны с традициями университетской культуры. Более того, критики У.ов (гуманисты, протестанты, иезуиты) стремились подчинить их себе, а в случае неудачи создать их подобия. Ибо только У. обладал достаточным авторитетом, чтобы присуждать степени — социально признанные свидетельства обретения человеком особых качеств. В Европе укоренился образ У.а (Саламанки, Оксфорда, Парижа, Болоньи) как опоры католицизма, компетентного советника монархов, свободного обладателя драгоценного знания. Реальность была иной. Но это нисколько не мешало университетской идее воздействовать на общество и превратиться в атрибут европейской цивилизации.