КАТЕГОРИИ СОЗНАНИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Время

Каждая цивилизация обладает собственным отношением ко времени. Оно представляет собой существеннейший аспект картины мира. Коренные установки средневековья относительно времени определялись преимущественно христианской религиозностью. Ею были заданы рамки развертывания времени - от сотворения мира в течение семи дней и вплоть до «конца времен», ожидаемого после второго пришествия Христа и Страшного суда. Христианское миросозерцание частично обесценивало земное время, противопоставляя его вечности, и этим определялась вся система ценностей, которую проповедовала церковь.

Если в архаических обществах время воспринималось как циклическое, как «вечное возвращение», если в системе ценностей античных обществ наиболее значимым было прошлое, и они «двигались вперед с головой, повернутой назад», то христианство, опираясь на ветхозаветную концепцию времени, ориентированную на будущее, на ожидаемый приход мессии, вместе с тем радикально ее перестроило, придав времени новую специфическую структуру. Время линейное растянуто между началом — сотворением мира и финалом - вторым пришествием и «исполнением времен», но оно уже прошло свою кульминацию -рождениеХриста, его проповедь и крестную муку. Время ветхозаветное представляет собой, согласно церковному учению, префигурацию времени новозаветного. Соответственно, история народов и монархий, равно как и жизнь каждого индивида, развертывается в контексте всемирной истории спасения. Эпоха после Христа — завершающая эпоха истории; время стареет и близится к концу, люди живут в «последние времена». Но история «Града земного», реализующаяся во времени, протекает на фоне вечности, в которой пребывает «Град Божий», и соотнесена с ней.

Историческое время подчинено сакральному, но не растворяется в нем: христианский миф дает своего рода критерий определения исторического времени и оценки его смысла. Средневековая хронология имела целью не только и даже не столько установить дату того иного события, сколько продемонстрировать связь его с другими событиями сакральной и земной истории.

«В лето от сотворения мира 5199, от потопа 2957, от рождения Авраама 2015, от Моисея и исхода израильтян из Египта 1510, от коронования царя Давида 1032, в 65 седмицу от пророчества Даниила, в 194 олимпиаду, в лето 752 от основания города Рима, в лето 42 правления Августа Октавия, когда на всей земле был вир, Иисус Христос, вечный Бог и Сын вечного Отца... вочеловечился от Девы Марии» (Римский мартиролог).

В ученых хронологиях события библейского и христианского мифа соседствуют с фактами римской истории, а подчас и с указаниями на даты правления церковных иерархов и светских монархов, - все эти явления были объемлемы средневековыми представлениями об истории.

***

Каждой социально-культурной системе присуще не единое и унифицированное восприятие времени, но целый «спектр социальных времен» (Ж.Гурвич). Переживание времени духовенством, рыцарством, горожанами и крестьянами, отражая специфику их образа жизни, имело свои особенности, которые в свою очередь налагали отпечаток на их системы ценностных ориентации и, соответственно, на их поведение. Но можно пойти дальше и предполагать, что ориентация во времени внутри этих больших социальных групп также не была гомогенной и варьировалась на разных этапах истории средневековья, равно как и в зависимости от локальных условий, традиций и, наконец, от индивидуальных воззрений тех лиц, которые оставили свои свидетельства.

Средневековая цивилизация на протяжении всей своей истории оставалась аграрной, и поэтому ритмы и ход времени преимущественно воспринимались как природные и повторяющиеся. Череда сельскохозяйственных сезонов и соотнесенных с ними аграрных праздников, уходивших в глубокую древность, лежала в основе средневекового христианского календаря. Аграрный и церковно-литургический циклы были скоординированы между собой и ритмизировались сезонными праздниками (аграрные праздники народа были «христианизованы»). времена года исчислялись от Рождества, Пасхи, дня всех святых и т.п.

Год начинался в разных странах Запада не в одно и то же время: с Рождества, со страстной недели, с Благовещения. Отсчет времени по числу недель до Рождества велся и впоследствии. Богословы долго противились тому, чтобы считать Новый год от 1 января, так как это был языческий праздник; но 1 января — также и день обрезания Христа.

***

Сельская природа общества исключала потребность в точном измерении времени, и в тех относительно редких случаях, когда такая потребность все же возникала, ее удовлетворяли с помощью песочных, водяных и солнечных часов, доступных, разумеется, лишь ограниченному кругу лиц. Для всей массы верующих ритмы течению времени придавал бой церковных колоколов. Этому переживанию времени соответствовало его понимание в героическом эпосе, персонажи и события которого отделены от времени его исполнения и записи «абсолютной эпической дистанцией» (М.М. Бахтин). время в этой картине мира не обладает высокой ценностью, течет, как правило, медленно и само по себе не привлекает пристального внимания. Человеческая память не контролировалась постоянным измерением времени, так что многие простолюдины не знали даже точно своего возраста и определяли его приблизительно. Эти особенности переживания времени и побудили М. Блока и некоторых других историков выдвинуть тезис о «безразличии ко времени» в средневековой Европе. Правильнее было бы говорить не об иррелевантности времени, а об особом к нему отношении и специфических противоречиях, присущих его восприятию.

Средневековые скульптурные и живописные календари (рельефы на стенах соборов, книжные миниатюры, украшавшие часословы) изображают разные сельскохозяйственные сезоны, месяцы года и соответствовавшие им занятия. При этом важно подчеркнуть, что в центре внимания художников — не феномены природы сами по себе, но люди, активно на нее воздействующие. Время воспринимается не как некая абстракция, скорее оно осознается в качестве параметра человеческой активности, и поэтому те отрезки времени, которые не наполнены значимыми событиями и деяниями людей, воспринимались как «пустые» и, по сути дела, игнорировались. время в эпосе, саге, а отчасти и в анналах не столько протекает плавно и непрерывно, сколько движется как бы толчками, от одного события к другому, и подчас остается совершенно неясным, какими временными промежутками разделены эти «сгустки времени».

***

«Что есть время ?» — этот вопрос, поставленный Августином в период, отделявший древность от средневековья, занимал представителей схоластики. Но если Августин трактовал время преимущественно в качестве субъективного, психологического феномена (в отличие от Аристотелевой трактовки времени как меры движения тел), то средневековые авторы были поглощены анализом времени как антитезы вечности. Последняя релятивировала и даже обесценивала время. Вечность, в их трактовке, не имеет со временем ничего общего: она дана «вся сразу» (totum simul), между тем как время обладает протяженностью. Схоласты могли толковать не только об «эрах», «веках», но и о таких малых долях времени, как «минута», «секунда», «атом» и т.п., но эти рассуждения были чисто абстрактными и не имели никакого отношения к реальному восприятию времени (точность в измерениях была присуща в средние века исключительно сфере отвлеченной мысли, но ни в коей мере — области практической деятельности). Минимальной единицей времени, которую принимали во внимание, был час, но и его протяженность варьировалась соответственно времени года.

Что касается вечности, то это понятие в указанном выше смысле было доступно прежде всего ученым людям, тогда как остальные верующие представляли себе вечность в виде очень протяженного, бесконечно длящегося времени.

***

Казалось бы, время присуще одной только земной жизни, тогда как потусторонний мирпринадлежит вечности. Тем не менее в виденияхзагробного мира иногда упоминается бой церковных колоколов, отмечающих течение литургического времени на том свете.

Согласно легенде о св. Брендане, ирландские монахи, отправившиеся в плавание по Северной Атлантике, повстречали на океанском утесе Иуду Искариота, который поведал им, что, будучи осужден на вечные муки, он подвергается им по понедельникам, средам и пятницам в «нижнем аду», а по вторникам, четвергам и субботам — в «верхнем»; по воскресеньям он, по несказанной милости Творца, получает отдохновение.

Таким образом, народная фантазия переносила земные представления о счете времени и на мир потусторонний. Однако течение времени «там» было иным, нежели на земле. Многочисленны рассказы о том, как отдельные индивиды, внезапно оказавшиеся на том свете и воображавшие, будто провели там короткое время, по возвращении к жизни обнаруживали, что отсутствовали целый век или даже несколько сотен лет. Существовал рассказ о некоем аббате, который, выйдя поутру прогуляться, провел день в благочестивых размышлениях; когда же вечером он возвратился в свой монастырь, выяснилось, что никто из его обитателей его не знает, и сам аббат повстречал неведомых ему монахов. Только когда заглянули в хронику монастыря, в ней обнаружили имя этого человека, жившего, оказывается, несколькими веками прежде. Как видим, человеческая фантазия своеобразно «экспериментировала» со временем.

***

Средневековые авторы подчеркивали быстротечность времени. Одна из профилирующих тем поэзии — Ubi sunt: деяния и слава великих мужей прошлого развеялись, как дым, все земное бренно. Но, рассуждая о презрении к посюстороннему миру, папа Иннокентий III определяет время как «замедление вещей преходящих». время отличается не одною только быстротечностью, оно обладает как бы «вязкостью». Очевидно, что время все изменяет, и тем не менее, по представлениям средневековья, образ мыслей, поведение и быт людей древности оказываются сродни современным. Поэтому высказывания древних без затруднений прилагались к живым, а в искусстве, изображающем сцены из библейской или античной истории, встречаются те же предметыобихода, костюмы, оружие, здания, какие были характерны для времени художника. Время событий протекает на фоне как бы неподвижного быта.

***

Богословы утверждали, что время принадлежит не человеку, а Богу. На этом основании, в частности, церковь осуждала деятельность ростовщиков: давая деньги в рост, они получают проценты за пользование ссудой в течение некоторого срока; следовательно, они посягают на время — собственность Бога и подлежат вечному осуждению. И вместе с тем францисканец Бертольд Регенсбургский (XIII в.), говоря в своей проповеди, адресованной горожанам, о пяти «дарах», которыми творец наделил каждого верующего, называет наряду с «персоной», службой, имуществом и любовью к ближнему также и время. Следовательно, хотя время и остается собственностью Бога, оно принадлежит индивиду и он ответствен за его использование. Купцыи ремесленники по-новому и более высоко оценивают времясвоей практической деятельности; но время вместе с тем ценно для них и потому, что предоставляет возможность заранее подготовиться к переходу в вечность.

Изобретение в кон. XIII в. механических часов, устанавливаемых на башнях соборов и ратуш в крупных городахЕвропы, символизировало, по мысли Ж. Ле Гоффа, начало перехода от«времени церкви» ко «времени купцов». Социальный контроль над временем верующих, который осуществляла церковь (определявшая время трудаи досуга, молитв и праздников, равно как и время поста и воздержания), начинает в какой-то мере уступать место времени, контролируемому предпринимателями и купцами, осознающими, что «время — деньги». Но этот процесс растянулся не на одно столетие.

***

Христианская концепция истории предполагает протекание времени от момента сотворения мира до предрекаемого в неопределенном будущем второго пришествия Христа. Вечность как бы объемлет историческое время. Поэтому с точки зрения представителей т. н. символической» историографии ХП—ХШвв., было вполне естественным не завершать изложение исторических событий моментом, когда они писали свои истории, но продолжать изложение в будущем времени, вплоть «Судного дня (Отгон Фрайзингский): ведь план истории от века предопределен божественным провидением.

Но этой идее ученых людей церкви противостояла памятьнеграмотных простолюдинов — носителей устной культуры, которые мыслили преимущественно категориями мифа и эпоса. История схоластов и анналистов была им неведома; их память о событиях, еще не переработанных в легенду, как правило, не распространялась долее, чем на одно —два поколения. По определению Э.Леруа Ладюри, народ жил на «островке времени», без прошлого и будущего. Однако это наблюдение едва ли правомерно распространять на все аграрное население Европы. До самых недавних пор Исландия оставалась крестьянской страной, но память рядового исландца охватывает тридцать поколений предков, которые жили в этой стране начиная с ее заселения в кон. IX — нач. X вв. Отсчет времени по поколениям, а не по хронологической шкале, был характерен для его восприятия на протяжении всего средневековья.

Отношение к будущему времени определялось прежде всего ожиданием конца света, второго пришествия Христа и Страшного суда. Согласно официальной доктрине, сроки «исполнения времен» ведомы одному только Господу. Но индивидуальные и коллективные фобии, порождавшиеся мыслью о погибели души, приводили к тому, что Страшного суда ожидали немедленно после смерти индивида (парадоксальное сочетание представлений о «великой» и «малой» эсхатологиях). На протяжении средневековья многократно возникала идея о том, что конец света и Страшный суд уже на пороге; необходимо немедленно покаяться, отказаться от земных благ и привязанностей и быть готовыми ко второму пришествию, которое приведет к установлению тысячелетнего царства божьего на земле, после чего жизнь рода человеческого прекратится. Приверженцы подобной идеи, милленарии (лат. mille - «тысяча»), «торопили» время. Эти коллективные страхи, смешанные с надеждами на спасение, свидетельствовали о специфическом морально-психологическом климате, характерном для кризисных периодов истории средневекового Запада.

Будущее, представляя собой, казалось бы, область неведомого и еще не существующего, вместе с тем уже таинственным образом присутствует в плане мироздания, Убеждение в возможности заглянуть в грядущее индивида, так и целого государства лежала основе бесчисленных прорицаний, пророчеств и вещих снов. Если будущим невозможно но было управлять, если его нельзя было изменить, то его можно было провидеть. Это убеждение было связано с верой в судьбу.

***

Ментальные установки в отношении ко времени были теснейшим образом связаны с установками и отношении к ПРОСТРАНСТВУ. Понятие «хронотопа» — пространственно-временного «континуума», введенное М.М. Бахтиным, оказывается продуктивным при изучении памятников средневековой литературы. Индивид обладает собственной пространственно-временной сферой, неотъемлемой от его сущности; он остается самим собой до тех пор, пока не выходит за пределы органически присущих ему времени/пространства. Так, Зигфрид, Гунтер, Кримхильда и другие герои «Песни о Нибелунгах» удачливы и остаются равными самим себе, покуда пребывают и действуют в собственных пространстве/В.ни; покинув свой «хронотопос» и перейдя в несвойственные им время/пространство, они изменяют собственной природе и обречены гибели.

**

Экземплум (короткое повествование, выдаваемое за истинное и предназначенное для того, чтобы быть включенной в какую-либо речь ( наапр. проповедь) Специфика «хронотопоса» экземплума может быть определена как драма встречи двух миров -земного мира повседневной жизни с миром трансцендентным. Рисуемое в E.um событие изображается в виде чудесного и неожиданного столкновения и взаимопроникновения обоих миров, которые в момент чудаобразуют специфический «хронотопос»: земное времяна мгновение соприкасается с вечностью, человеческое пространство сливается с пространством потусторонним. В результате рисуемое в «примере» событие происходит одновременно и «тут» и «там» и, следовательно, и «не тут» и «не там», но в особом, поражающем воображение «хронотопе».

Странствующие монахи, повествуется в одном из Экземпла, натыкаются в лесу на неведомый им монастырь, обитатели которого предоставляют им ночной приют. Утром следующего дня один из прибывших монахов приступает, в присутствии как хозяев, так и гостей, к чтению проповеди о девяти чинах ангельских. Однако ему приходится остановиться, так как монахи-хозяева в смущении покидают проповедь. И тут выясняется, что они никакие не монахи, но бесы, которые не могли перенести рассказа об их собственном отпадении от Господа. После того, как их предводитель сделал это удивительное признание, демоны-обитатели этого «монастыря» исчезли так внезапно, что не успели причинить зла своим гостям. Здесь земные пространство/время приведены в драматический конфликт-контакте пространством/вечностью ада.

В другом Экземплум на земной «хронотоп» налагаются «хронотопы» и ада, и рая. Знатный юноша растратил свои владения и, вознамерившись возвратить их себе, прибегает к помощи явившегося ему дьявола. В качестве условия сделки нечистый требует у него отказа от Бога. Юноша отрекается от Христа при посредстве процедуры расторжения вассальной связи, но дьявол предъявляет к нему новое требование: отречься и от Матери Божией. Однако это требование юноша отвергает, и сделка не состоялась. Теперь ему необходимо примириться со своим Господом, уповая на поддержку Богоматери. Юноша молит Христа о прощении, стоя в церкви пред скульптурным изображением Марии с Младенцем, но тот отворачивается от него. Тогда Мать сходите пьедестала, посадив на него своего Сына и вымаливает прощение для рыцаря. Силы преисподней, а затем и силы небесные действуют здесь в рамках земного «хронотопа», чудесным образом изменяя его обыденную природу. Потрясающую сцену конфронтации человеческого пространства/времени с «хронотопом» Страшного суда рисует E.um, повествующий о смерти юриста.

Присущий Экземплум «хронотоп» возникает в критический и поворотный момент жизни персонажа нравоучительного анекдота, по-новому освещая его личность и отношение с Богом. «Хронотоп» Экземплум — это «хронотоп» «пограничной» ситуации индивида.

**

Противоречивая оценка времени характерна для рыцарского романа. Общие временные рамки его кажутся неподвижными, но в этом «стоячем» времени странствуют и совершают подвиги рыцари, которые ощущают быстротечность времени и стремятся наполнить его своими подвигами. Осваивая пространство собственного внутреннего мира, рыцарь вместе с тем начинает овладевать и своим личностным временем. время героя романа рыцаря обладает для него ценностью, каковой лишено время простолюдина.

***

Ориентация на прошлое, на старину характерна для средневекового сознания. Даже вводя новшества, люди этой эпохи зачастую были склонны осознавать их как восстановление уже бывшего прежде. Им вовсе не было чуждо стремление к изменению и обновлению, но эти новации осмыслялись ими в качестве реставрации, нахождения былого, возобновления того, что уже было проверено опытом и увековечено традицией. Как в области политики (translatio imperii), так и в интеллектуальной сфере (translatio studii) они видели в себе скорее консерваторов, нежели новаторов. «Мы подобны карликам, стоящим на плечах гигантов, - писал автор XII в., - и только поэтому мы видим дальше наших предшественников».