Фантазия в др.-церк. антропологии.

Фантастическое представление носит У Немезия название Phantaston. Это - образ того чувства, которое возбуждает деятельность фантазии, то, что «падает в фантазию, как чувство в чувственное». Фантастон есть то, что вызывает страсть, то-есть помысл. Как в органе чувства рождается страсть от внешнего предмета, так в душе рождается страсть от фантастон. (Патр. М. т. 40, 632-636).

Максим Исповедник говорит о трех видах фантастического (Phantastikon): 1) Первое впечатление - образное чувство, 2) отпечатки прежних чувств и впечатлений - собственно фантазия и 3) наслаждение и страдание от воображения добра и зла. Фантазия, по Максиму, есть пластическое представление о чувственном ³⁶⁷ (Патр. М. т. 3, 252. Комм, к Дионисию). Др.-церк. антропология отмечает три особенности деятельности воображения-фантазии: 1) эмпатическое или патетизирующее действие, 2) лживый аспект фантазии и 3) инфернальный аспект. Характерно для др.-церк. антропологии строгое разграничение ума и фантазии. Максим Исповедник говорит:

«Иное есть фантазия и иное есть ум. Они производятся разными силами и различаются свойствами движения. Мысль есть действие и творчество, а фантазия - плод страсти, напечатление ³⁶⁸ образа, представ­ляющего нечто чувственное. Фантазия есть пассивное и формирующее движение в уме и душе» (Патр. М. т. 3, 252, Комм, к Дионисию).

Ум и фантазия разнятся в своих движениях. Движения фантазии, как душевной силы, грубее и сложнее движений ума. Участие фантазии в деятельности ума делает ум грубым и чувственным, меняется характер движений ума. Происходит снижение ума с духовного плана на душевный, помрачение ума. Ум, как духовная сила, есть свет и огонь, и от участия фантазии в деятельности ума ум в значительной степени теряет свою световидность и огненность, созерцательная сила его ослабляется. Участие фантазии и чувственности характерно для нечистого ума. Очищение, катарсис ума является необходимым условием созерцания и медитации и никакая образность, мечтательность, никакая фантазия неуместна в созерцании. Нечистый ум порождает нечистое знание. О смешении ума и фантазии в мышлении говорит Григорий Палама:

«Фантастикой души имеет образы от чувств, отделяя их от тела и предметов, имеет в себе сокровища даже в отсутствии тел, для внутреннего употребления, делая их для себя видимыми. Это фантастическое становится границей ума и чувства, и ум, вращаясь, создает разнообразные помыслы, диалогизируя, силлогизируя, аналогизируя, многовидно, страстно... Ум, опирающийся на фантазию и сроднившись с чувствами, рождает смешанное знание» (Патр. М. т. 150, 1132).

Отпечатлевая ум образами предметов, фантазия коренным образом меняет деятельность ума, сближая эту деятель ность с деятельностью чувств. Этот род деятельности ума называется противоестественною деятельностью, а такое состояние носит название эмпатии ума ³⁶⁹, и такой ум называется страстным умом, так как его деятельность лежит в основе страстей и страстных помыслов ³⁷⁰. Такой ум воспроизводит чувственные образы, фантастические, аффективные и эмотивные представления, сам двигает фантазию и приводится в движение фантазией. Ум и фантазия образуют в страстной деятельности порочный круг, сила ума слабеет и истощается вплоть до патологических состояний гипонойи и слабоумия. Это извращение ума носит название окачествования или метапоэза ³⁷¹ ума. Такой ум отражает только черты вещества и неспособен к восприятию сверхчувственного и сверхразумного, не видит невидимую внутреннюю сущность вещей, не созерцает идеи.

Фантазия вмешивается и в созерцательную деятельность ума, о чем говорит Григорий Синайский:

«Фантазия видоизменяет и извращает ³⁷² всякое духовное созерцание. Нет ничего такого духовного, чего нельзя было бы извратить фантазией... Получается заблуждение вместо истины и фантазия вместо созерцания» ³⁷³ (Патр. М. т. 150, 1228, главы в акростихах).

Примесь фантазии в созерцании указывает, по Григорию Синайскому, на преждевременность, на незрелость созерцания:

«Неподготовленый ум легко фантазирует о том, чего он еще не достиг» (Патр. м. т. 150, 1285),

и кто прибегает к преждевременному созерцанию, тот становится «фантастом», а не «исихастом» ³⁷⁴. В преждевременном созерцании, по Исааку Сирину, «вместо действительного усматриваются призраки и образы» (Твор., сл. 65, 268). Такое созерцание есть только «подобие духовное, а не действительность». Примесь фантазии придает медитативному созерцанию мечтательный характер и Исаак отличает мечтательное созерцание, как ложное, от истинного духовного созерцания. И созерцательное знание становится фантастическим. «Древняя мудрость», оккультизм, теософия, «эсотерическая философия», представляют образец этого «смешанного», «полуфантастического», полуреального знания, но и то реальное, что в них есть, представлено в искаженном виде, как в кривом зеркале. Акатарсия (нечистота) фантазии была известна и платоновской школе мистики. Пселл говорит, что, по Платону (в Федоне), фантазия вмешивается в созерцание в экстазе и все мутит, давая всему матерьяльную форму и образ (Патр. М. т. 122, 1029-1033). Синезий говорит, что по Платону, мудрость чужда фантазии (Патр. М. т. 66, 1293, de insomniis).

Катастасис.

Таким образом фантазия удерживает ум на низшем душевном плане, не давая ему подняться на духовный план, став могущественным орудием злой силы. Максим Исповедник следует древне-церковной традиции, когда считает фантазию началом, источником и первым проявлением греха:

«В начале душа стала злою через фантазию» (Патр. М. т. 90/1, 1456).

Учение Максима о фантазии в естественном и противо­естественном состоянии излагает Никодим Агиорит ³⁷⁵. Орган дьявола — фантазия, и Адама соблазнил он фантазией "Eritis sicut Deus". Ум Адама до грехопадения не имел фантазии. В начале плоть не имела ни наслаждения, ни страдания, душа не имела незнания, и в уме не отпечатлевались образы вещей. Ум праотца получил отпечатки через фантазию, которая вошла, как стена между умом и умопостигаемым, и не дает ему войти в простые и нефантастические логосы вещей. Дьявол вводит в грех и заблуждение, в бессмысленные предрассудки, в утопические ереси и лукавые, распущенные догматы, и во всем этом соблазняет фантазией. Поэтому святые отцы называют дьявола всеподражающим и древним живописцем (Иоанн Златоуст, в главе о молитве). Демоны соблазняют не только умных людей через фантазию, но и других, во сне. Каллист патриарх называет фантазию мостом демонов. Григорий Богослов считает вообще фантазию причиною греховного поступка. По Георгию Коресийскому Господь Иисус Христос не имел фантазии.

Григорий Синайский говорит:

«Бесы наполняют образами ум наш и сами облекаются в образы для размножения в нас страстных воображений, и даже во сне мечтания наши делают богатыми воображением» (Добр. 5, 208-209).

Практикующие умную медитацию являются объектом особого внимания темной силы, как говорит Каллист патриарх:

«Всех начинающих и практикующих демон смущает своими нашептываниями, а созерцающим строит фантазии, показывая свет, цвета, огонь; смущая подвижников» (Патр. М. т. 147, 817).

Как извращенное внутреннее чувство, фантазия сродни демонам и составляет часть демонского существа:

«Что дурного в демоне? Неразумный гнев, безрас-судное желание и фантазия», говорит Дионисий (De divin. nomin. 4)
«Бесы могут принимать какой угодно мечтательный образ» (Иоанн Дамаскин, Излож. прав, веры, кн. 2, гл. 4, 58).
«Они устрашают мечтательными привидениями» (Антоний Великий)