Глава 2. Тип интеллигента

И вот, всё дело в том, что левые не просто живут сами по себе, они ещё и создают свою культуру. Пишут какие-то книги, излагают какие-то взгляды, раскрывают своё видение мира в художественных произведениях, и так далее, и тому подобное – свою левую культуру они создают довольно активно, потому что за ними стоят активные руги, которые их на этот труд активизируют. И в этой работе они значительно активней правых, активней уже потому, что им эта работа даётся проще: правый, прежде чем какие-то взгляды изложить, многократно их выверит и перепроверит, долгое время будет их вынашивать в себе, выстрадает их истинность – а иначе ему не позволит совесть, левый же лишён подобного «тормоза», он, как удачно говорят, отвязан, и он будет блудить что попало, лишь бы покрасочней получалось. В том числе будет заимствовать и взгляды правых и даже будет куда более красочно их излагать, заодно с этим на свой манер их и искажая.

Но главное в этом деле не то, что они о чём-то там говорят, в конце концов, почему бы разнообразия ради и красочных балаболок не послушать, главное то, что любой информации соответствует своя энергетика, и, создавая своё информационное поле, они тем самым создают соответствующее ему энергетическое поле, по сути, энергетическое поле дьявола. И вся культура в этом энергетическом поле корёжится и переформировывается на такой вот, хоть и красочный, но дьявольски извращённый манер. И на такой же извращённый манер переформировывается и человеческая психика.

И когда человек стремится подняться выше базового обывательского уровня, когда он стремится развиться и стать культурным человеком, то он попадает в информационно-энергетическую ловушку дьявольской левой культуры – это первое, что с ним происходит. И это главное, что с ним происходит. Подавляющее большинство людей из этой ловушки уже не выбирается. Для того чтобы из этой ловушки выбраться, необходимо иметь в себе изрядный потенциал для самостоятельной интеллектуальной работы и значительную часть своей жизни посвятить перелопачиванию и отвержению всего этого культурного «псевдо», которое так изощрённо и так удачно выдаёт себя за истинность. Но и потенциала мало. Необходимо быть представителем определённого психотипа, а конкретно, быть явно выраженным яйцеголовым человеком, то есть сложившимся в ментальном отношении человеком, иначе всё остальное окажется напрасным. Такие люди преодолевают навязываемую дьяволом обществу культуру ругайи и становятся интеллектуалами, но, увы, их мало, значительно меньше, чем можно было бы предполагать. Остальные же остаются в плену у этой левой культуры и становятся интеллигентами.

Ну, а что представляет собой тип интеллигента, долго и объяснять не надо. Народ давно уже эту породу раскусил и только сокрушается по её поводу: «Ох, уж эта гнилая интеллигенция».

Положиться на интеллигента ни в чём нельзя. Не выполнит обещаний, сподличает, обманет и даже предаст, но при этом задним числом найдёт себе очень убедительно выглядящие оправдания и предстанет даже праведником или героем. И всё это не потому, что он такой коварный, просто он вообще такой. Никакой. Одни только позы. Личины, которые он довольно неплохо умеет к себе примерять. Начитанность и раскованность воображения позволяют ему это довольно успешно осуществлять. И, в зависимости от того, как поворачивается ситуация или складывается разговор, он предстаёт совершенно разным и даже противоположным человеком, таким, каким ему представляется наиболее удачным в данном положении выглядеть – но всё это видимость. Сути там нет. Сути в нём вообще нет. И потому главная, глобальная проблема интеллигента – как быть, а не казаться. Он кажется кем угодно, но, по сути, он никем не является.

И всё его стремление к истинности оборачивается в конечном счёте стремлением к тому, как удачно солгать. Впрочем, и к истине он всерьёз вряд ли стремится, он стремится к тому, чтобы быть культурным человеком. А поскольку культурность предполагает и озабоченность поисками истины, то он согласен поиграть с истиной в прятки. Но кто от кого там прячется, так сразу и не поймёшь. Его больше интересует среда обитания. Та среда, в которой он чувствовал бы себя по-обывательски уютно и комфортно, и при этом имел бы вид умного человека, потому как без этого комфорту никакого. Своему соглашательству с удобным вместо истинного он даже термин придумал мягкий и обтекаемый – конформизм. «Что вы, мы не подлецы, мы всего лишь конформисты».

Но конформизм этот странного свойства: без критики всего, что только можно раскритиковать, интеллигент не будет интеллигентом, и в своей упоённости критикой он способен забыть и о комфорте, и о соглашательстве, и обо всём остальном на свете, и даже перспектива восхождения на плаху не угасит разошедшейся в нём жажды обличения. Самолюбования при этом будет предостаточно, но движущей силой его всё же является не борьба за правду или справедливость, а жажда критики сама по себе. За ним стоят руги, и критика его является всего лишь замаскированной формой ругани, происходящей от желания руг всё ошельмовывать и ничтожить. Да и сама ругань, то есть в прямом смысле матерщинная ругань, не сходит с его интеллигентских уст. Это, казалось бы, довольно странный феномен, и многих он озадачивает и даже шокирует – как так, культурные люди, и должны были бы следить за своей речью, а ругаются, как последние отщепенцы; но, тем не менее, это реальность – нигде не услышишь столько матерщины, как на самом дне и в интеллигентной среде. Разница только в том, что на дне ругаются без разбору, а интеллигент всё же знает, где он может позволить себе напрямую отвести душу, а где ему лучше придержать язык и перейти на замаскированную форму ругани.

Когда же дело коснётся уничтожения тех самых интеллектуалов, которые от природы таковы и до уровня интеллигента не опустились или же его в себе перебороли, то тут у интеллигента пропадёт покой и сон. От рвения, разумеется. Многие отмечали, что интеллигенция «готова утопить в ложке воды лучших из себя». Вот только топит она не «лучших из себя», топит она тех, кто не имеет с ней ничего общего, тех, кто является представителем настоящей, от природы существующей элиты, и кого она ненавидит лютой ненавистью, хотя и боится сама себе в этом признаться, потому что всячески их при этом копирует и имитирует и норовит оказаться на их месте. Естественно, вытеснив и уничтожив их самих.

Людям, далёким от среды творческой интеллигенции, это может показаться преувеличением, но именно так обстоят дела: те немногие яйцеголовые представители высшего психотипа, которые как раз и могли бы дать обществу более всей остальной тужащейся в убогих потугах якобы творческой массы, этой массой всячески шельмуются и изживаются, а если они и удерживаются, то только вложив в преодоление всяческих дрязг большинство своих сил и даже вопреки всему на свете. На практике интеллигенция оказывается агрессивной средой, которая в значительно большей степени разрушает культуру, чем поддерживает её. И вся чего-либо стоящая культура создаётся интеллигенции вопреки.

Хорошо известен очень странный феномен: для того, чтобы талантливого человека признали, он должен вначале умереть. Признают у нас только посмертно. Но если правильно понимать роль интеллигенции в обществе, то ничего странного здесь нет. Напротив, всё вполне закономерно. Призвание интеллигента в том, чтобы ничтожить как таланты, так и всё прочее, что исходит от Бога, а поскольку здесь, на русских землях, мы имеем интеллигенцию как явно оформившийся и сплочённый культурный класс, то такое своё призвание она выполняет успешней, чем где бы то ни было.

А потом уже, уничтожив творящего от Бога созидателя, она подстраивается под то, что этим созидателем было создано и вопреки ей, интеллигенции, всё же прижилось, и считает это достоянием своей интеллигентской среды. И очень гордится при этом собой: «Посмотрите, как нас все вокруг топчут, а мы всё же вопреки всему создаём культуру! Ай да мы, интеллигенция!». Как бы не так.

На самом деле, если присмотреться, то они явно отличаются друг от друга – те, кто создаёт культуру, и те, кто создаёт культурную среду, пробавляясь при этом игрой в то, что роль созидателя им не чужда. Это разные типы людей, и типы эти вполне различаются анатомически, и один из наиболее явных признаков – достаточная сформированность головы. У создателей культуры голова, а вместе с ней и мозги, достаточно сформированы, у этих, у других… они, конечно, сформированы тоже, но не так, чтобы очень. И вот, если не проводить между ними чёткой границы, если уравнять их и смешать их всех вместе в одну категорию культурных людей, то тогда и получается та адова закваска, которую мы имеем.

Те, у которых мозги «почти сформированы», это люди поверхностные и мозг их хорошо работает в режиме восприятия чужих мыслей, но не в самостоятельном мышлении. Когда они мыслят самостоятельно, то, кроме поверхностных суждений, они ничего не производят, поэтому они могут бесконечно судачить о чём угодно, но к истине от этого они не приближаются (хотя, как это и свойственно поверхностным людям, считают себя очень умными людьми). Они даже не замечают, как оказываются в гипнотическом плену всевозможных красочных дьявольских заморочек, которым для гипнотичности главное поярче выглядеть и возбуждать побольше чувственности, и сами становятся проводниками всей этой дьявольщины. И они при этом и в самом деле кажутся довольно умными людьми, потому что используют в своих суждениях и те истины, которые действительно глубоки и которые были раскрыты для них другими людьми, но в их изложении эти истины становятся всего лишь спекуляциями, используемыми в угоду дьявольской материи.

Возможно, именно по этой причине в изначальном Древнем Египте знания были тайной и за их разглашение полагалась смертная казнь, потому что иначе всё профанировалось и превращалось в одно большое непотребство, от которого не было никакого спасения. Впрочем, их и это не спасло, и очевидно, что это не метод. Метод в осознании, вот мы и ничтожимся всем обществом в угоду интеллигенции, и так будет до тех пор, пока на уровне всего общества не возникнет осознания того, что интеллектуальную элиту следует сознательно формировать по жёстко обозначенным психофизиологическим критериям, а не по умению успешно блудить словами с использованием накопленного человечеством багажа знаний, что такую интеллектуальную элиту следует юридически выделять как отдельную среду со своими правами и обязанностями, и среду просто культурную с ней ни в коем случае не уравнивать и не смешивать, что эта «просто культурная среда» должна, безусловно, поощряться в своих созидательных устремлениях, но уже под контролем элиты, и при этом должна существенно ограничиваться в своём критическом рвении, вплоть до уголовной ответственности за случаи явно демонстрирующей себя разрушительной критики.

В оправдание же интеллигенции можно сказать, что её интеллигентская типология проявляет себя в ней далеко не всегда в полной мере. Причина этому естественна: в культурные люди в массе своей устремляются люди изначально вполне положительные, и интеллигентское начало подминает под себя их доброкачественность не всегда достаточно успешно. Интеллигенция постоянно пополняется из народа, из обывательской трудящейся массы, которая по наитию своему держится рамок добропорядочной обывательской жизни и хранит в себе эту, пусть иногда и совершенно малокультурную, но доброкачественность. И становясь интеллигентами, эти люди стараются впитать в себя всё лучшее из того, что культурным людям присуще, а если и попадают под влияние худшего, то пытаются его понять и как худшее осознать, чтобы потом его из себя изжить. Поэтому интеллигент, пожалуй, не всегда такой страшный зверь, как это представляется из его обобщённого облика. Но, тем не менее, как раз этот обобщённый облик, этот портрет интеллигента как такового это портрет самого лукавого.