СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА 16 страница

** «Manuel d'Histoire des Religions» (франц.) — «Учебник по истории религий».

с. 194

*В австраловедческой литературе эта мифическая эпоха, или этот мифический мир, обычно именуется Временем Сновидений (Dreamtime) или просто Сновидениями (Dreaming), а иногда Началом (Beginning). Особенность этого религиозного понятия состоит в том, что Сновидения, или Мир Зари (по Рэдклифф-Брауну), мыслится аборигенами и как древняя эпоха творения, и как современная трансцен-

²⁵ «..тем, что скрепляло каждое общество у древних, был культ. Точно так же как домашний алтарь собирал вокруг себя '1ленов семьи, так и город был коллективом тех, у кого были одни и те же боги-покровители и кто проводил религиозные церемонии у одного и того же алтаря» (Fustel de Coulanges. The Ancient City, p. 193).

дентная реальность, которая существует параллельно с миром, данным людям в непосредственных ощущениях. Люди, по верованиям аборигенов, способны вступать в контакт с этой мифической реальностью, или мифическим параллельным миром, и его обитатели постоянно влияют на обычный мир природы и людей.

с. 196

*См. коммент. к гл. 6 (к с. 141).** Равно как и его дочери.

*** Это существенная неточность и упрощение; нередко в одной локальной группе жили представители нескольких культовых групп или, напротив, представители одной культовой группы жили дисперсно, распределяясь по нескольким локальным группам (подробнее см.: Элъкин А. Аборигены Австралии. М., 1952).

с. 200

*Гуделка — традиционная принадлежность австралийских культов, брусок, дощечка или камень с просверленным отверстием, через которое продернута веревка. Во время церемоний гуделку вращают, держа за веревку. Получающемуся при этом звуку придают религиозное значение. Часто не посвященных в религиозные тайны и не участвующих в обрядах женщин и детей уверяют, что это голос того или иного мифического существа, воображаемого в облике гигантского чудовища, например огромной змеи.

** Фигуру лепят из земли или просто насыпают землю внутри антропоморфного контура так, что изображение получается лежащим.

с. 202

*«Essai historique sur le Sacrifice» (франц.) — «Исторический очерк о жертвоприношении».

с. 203

*«A la merci des elements, des saisons, de ce que la terre lui donne ou lui refuse,des bonnes ou des mauvaises chances de sa chasse ou de sa peche, aussi du hasard deses combats avec ses semblables, il croit trouver le moyen de regulariser par dessimulacres d'action ces chances plus ou moins incertaines. Ce qu'il fait ne sert a rienpar rapport au but qu'il se propose, mais il prend cohfiance en ses entreprises et enlui-meme, il ose, et c'est en osant que reellement il obtient plus ou moins ce qu'il veut.Confiance rudimentaire, et pour une humble vie; mais c'est le commencement ducourage moral» (франц.) — «Находясь во власти стихий, времен года, того, что дает и в чем отказывает ему земля, успехов и неудач на охоте и в рыбной ловле, а также превратностей сражений с себе подобными, он думает, что найдет средство видимостью действия упорядочить эти более или менее неопределенные шансы. То, что он делает, бесполезно по отношению к поставленной им цели, но он обретает веру в эти свои предприятия и в самого себя, он осмеливается и, именно осмеливаясь, более или менее реально достигает того, чего хочет. Рудиментарная вера и для жалкой жизни; но это — зачатки моральной смелости».

Глава 9. О ПОНЯТИИ «ФУНКЦИЯ» В СОЦИАЛЬНЫХ НАУКАХ¹

Применение понятия «функция» к человеческим обществам основано на аналогии между социальной жизнью и жизнью органической. Эта аналогия и некоторые следующие из нее умозаключения сами по себе не новы. В литературе XIX в. по социальной философии и социологии как названная аналогия, так и понятие «функция», а равно и само слово встречаются весьма часто. Насколько я знаю, первое системное определение этого понятия в приложении к строго научному изучению общества было дано Эмилем Дюркгеймом в 1895 г. («Règles de la Méthode Sociologique»*).

Определение Дюркгейма состоит в том, что «функция» социального института есть его соответствие потребностям (франц. besoms) социального организма. Это определение требует некоторых усовершенствований. Прежде всего, чтобы избежать возможной неоднозначности толкований, в особенности телеологического понимания, я бы предпочел заменить термин «потребности» термином «необходимые условия существования». Или по крайней мере если уж пользоваться термином «потребности», то понимать его только в таком смысле. Здесь можно отметить — в качестве обстоятельства, к которому еще предстоит вернуться, — что любая попытка применять понятие «функция» в социальных науках неизбежно ведет к признанию того, что есть необходимые условия для существования именно человеческого общества, как есть они для существования животных организмов. И такие условия могут быть обнаружены и определены путем надлежащего научного изыскания.

Для дальнейшего прояснения рассматриваемого понятия полезно обратиться к аналогии между социальной жизнью и органиче-

¹ Эта статья, основанная на моих комментариях к докладу д-ра Лессера, с которым он выступил на заседании Американской антропологической ассоциации, перепечатана из журнала «American Anthropologist» (1935, vol. XXXVII, р. У). Там она следует за текстом д-ра Лессера.

ской жизнью. Как и любую иную аналогию, ее нужно использовать осторожно. Биологический организм представляет собой скопление клеток и промежуточных жидкостей, взаимно организованных не как конгломерат, но как интегрированное живое целое. Для биохимика — это сложно организованная система сложных молекул. Система связей между этими единицами представляет собой органическую структуру. В том смысле, который здесь придается этому термину, организм сам по себе не является структурой; он есть собрание единиц (клеток или молекул), организованных в структуру, т.е. составляющих сеть связей; организм обладает структурой. Две взрослые животные особи одного вида и одного пола состоят из сходных единиц, собранных в сходные структуры. Структура, таким образом, может быть определена как сеть связей между некими единствами. (Структура клетки точно так же представляет собой сеть связей между сложными молекулами, а структура атома есть сеть связей между электронами и протонами.) На протяжении всей своей жизни организм поддерживает непрерывное существование структуры, хотя и не сохраняет полной идентичности своих составных частей. Он теряет часть составляющих его молекул в процессе дыхания и с выделениями и принимает другие при дыхании же и в результате усвоения пищи. Составляющие его клетки тоже не остаются неизменными. Но структурная организация составных единиц организма остается преимущественно той же. Процесс, поддерживающий непрерывность структуры организма, называется жизнью. Процесс-жизнь заключается в деятельности и взаимодействиях составляющих организм единиц — клеток и органов, в которые клетки объединяются.

Исходя из смысла, вкладываемого здесь в слово «функция», жизнь организма следует рассматривать как функционирование его структуры. Именно через посредство и благодаря непрерывности функционирования поддерживается непрерывность существования структуры. Функция каждой отдельной повторяющейся части жизненного процесса — дыхания, пищеварения и др. — это та роль, которую данная часть играет в жизни организма в целом, тот вклад, который часть вносит в поддержание жизни целого. Исходя из принятого здесь словоупотребления, клетка или орган осуществляют деятельность, а деятельность имеет функцию. Это правда, что мы обычно говорим о секреции желудочного сока как о «функции» желудка. Но исходя из того, как мы употребляем слова здесь, нам следует сказать, что «функция» «деятельности» желудка — перерабатывать протеины пищи так, чтобы они усваивались и распределялись

кровью в тканях². Мы можем заметить, что функция повторяющегося физиологического процесса состоит, таким образом, в соответствии этого процесса потребностям (т.е. необходимым условиям существования) организма.

Если мы обратимся к систематическому изучению природы организмов и органической жизни, то столкнемся с тремя комплексами проблем. (Имеются вдобавок и другие наборы проблем, связанные с некоторыми аспектами или характерными чертами органической жизни, но здесь мы не будем их касаться.) Один комплекс проблем сопряжен с органической морфологией: какого рода органические структуры встречаются; каковы их сходства и различия; как классифицировать эти структуры? Второй комплекс проблем — проблемы физиологии: как органические структуры в целом функционируют и какова природа жизненных процессов? Третий комплекс — проблемы эволюции, или развития: как возникают новые типы организмов?

Переходя теперь от органической жизни к социальной и взяв для рассмотрения, к примеру, африканское или австралийское племя, мы можем обнаружить в нем социальную структуру. Отдельные человеческие существа — основные единицы в этом случае — связаны определенной сетью социальных отношений в интегрированное целое. Непрерывность существования социальной структуры, так же как и непрерывность существования органической структуры, не нарушается изменениями, происходящими с отдельными единицами. Одни индивиды могут покидать общество вследствие смерти или иных причин, другие могут вступать в него заново. Непрерывность структуры поддерживается процессом социальной жизни, который заключается в деятельности и взаимодействиях людей и организованных групп, в которые объединяются индивиды. Социальную жизнь сообщества мы определяем здесь как функционирование социальной структуры. Функция всякой повторяющейся деятельности, такой, как наказания за преступления, например, или погребальные церемонии, — есть та роль, которую эта деятельность играет в социальной жизни в целом, и также вклад, который она вносит в поддержание непрерывности структуры.

Таким образом, понятие «функция» — как оно здесь определяется — влечет за собой понятие о структуре, состоящей из сети связей между единицами-единствами, а также понятие о непрерывно-

² Я настаиваю именно на таком употреблении терминов только ради аналогии, которую хочу провести. Но я не имею ничего против использования термина «функция» в психологии для обозначения как деятельности органа, так и результатов этой деятельности с точки зрения поддержания жизни.

сти структуры, поддерживаемой процессом жизни, который обеспечивается деятельностью составляющих единиц.

Если, оперируя этими понятиями, мы предпримем систематическое изучение человеческого общества и социальной жизни, то столкнемся с тремя комплексами проблем. Прежде всего это проблемы социальной морфологии: какого рода социальные структуры встречаются; каковы их сходства и различия; как классифицировать эти структуры? Затем это проблемы социальной физиологии: как функционируют социальные структуры? И в-третьих, это проблемы развития: как возникают новые типы социальных структур?

Следует, однако, отметить два существенных пункта, в которых аналогия между организмом и обществом дает сбои. Во-первых, органическую структуру биологического организма можно наблюдать в какой-то степени независимо от ее функционирования. Поэтому можно создать морфологию, независимую от физиологии. А в человеческом обществе социальная структура как целое может наблюдаться только в процессе ее функционирования. Некоторые черты социальной структуры, такие, как географическое распределение индивидов и групп, можно наблюдать непосредственно, но в большинстве своем социальные отношения, в совокупности составляющие структуру, такие, как отношения отца с сыном, продавца с покупателем, могут наблюдаться только в процессе общественной деятельности, т.е. в процессе функционирования этих отношений. Следовательно, социальная морфология не может быть выработана независимо от социальной физиологии.

Во-вторых, биологический организм в течение своей жизни не меняет структурного типа. Свинья не превращается в гиппопотама. (Развитие животного с момента его зарождения и до наступления зрелости не меняет его типа, так как этот процесс на всех своих стадиях типичен для вида в целом.) В то время как общество в ходе своей истории может поменять структурный тип без нарушения непрерывности, и сплошь и рядом именно так и происходит.

Согласно предложенному здесь определению, функция — это вклад, вносимый деятельностью отдельной части в общую деятельность некоего целого, в которое эта часть включена. Функция конкретной социальной практики — это ее вклад в общую социальную жизнь, т.е. в функционирование социальной системы в целом. Такой подход предполагает, что социальная система (социальная структура общества в целом вместе с совокупностью социальных практик, в которых структура проявляет себя и от которых зависит непрерывность ее существования) обладает определенного рода единством

О нем мы можем говорить как о функциональном единстве. Мы можем определить его как такое состояние, когда все части социальной системы действуют совместно вполне гармонично или согласованно, т.е. не порождая постоянно такие конфликты, которые нельзя было бы ни разрешить, ни держать под контролем³.

Идея функционального единства социальной системы, конечно, только гипотеза. Но это гипотеза, заслуживающая, по мнению функционалиста, проверки путем систематического изучения фактов.

Есть еще один аспект функциональной теории, который следует кратко отметить, возвращаясь к аналогии между социальной жизнью и жизнью органической. Мы знаем, что организм может функционировать с большей или с меньшей эффективностью, и поэтому разрабатываем особую науку о патологиях, чтобы изучать всевозможные дисфункции. В организме мы отличаем то, что называем здоровьем, от того, что зовем болезнью. Греки в V в. до н.э. думали, что можно применять эти понятия и к обществу, и к городу-государству, разграничивая состояние эвномии, т.е. хорошей формы, или социального здоровья, и состояние дисномии, т.е. расстройства, или социальной болезни. В XIX в. Дюркгейм, применяя понятие «функция» в социологии, стремился заложить основы для научного изучения социальной патологии, опирающегося на морфологию и физиологию⁴. В своих работах, особенно в исследованиях о суициде и о разделении труда, он стремился найти объективные критерии, с помощью которых можно было бы судить, является ли данное общество в данное время здоровым или патологичным, эвномичным или дисномичным Так, он пытался показать, что рост числа самоубийств во многих европейских странах в определенный период XIX в. — это симптом дисномичного, или анемичного, по его терминологии, состояния общества. Похоже, не найдется социолога, который признал бы, что Дюркгейму действительно удалось заложить объективные основы науки о социальных патологиях⁵.

Когда дело касается органических структур, мы можем выделить строго объективные критерии разграничения болезни и здоровья,

³Оппозиции, т.е. организованные и регулируемые антагонизмы, являются, конечно, неотъемлемой чертой всякой социальной системы.

⁴То, что здесь мы называем дисномией, Дюркгейм обозначал термином «аномия» (франц. апоmiе). По-моему, это неправильно. Здоровье и болезнь, эвномия идисномия — термины, сущностно взаимосвязанные.

⁵Я бы лично в основном согласился с критикой Роже Лякомба («La Méthode Sociologique de Durkheim»*, 1926, ch. IV) дюркгеймовской общей теории патологии, а также с критикой дюркгеймовского анализа проблемы суицида, представленной М.Халь6ваксом («Les Causes du Suicide»**).

патологии и нормы, так как болезнь — это то, что грозит организму смертью (распадом структуры) или же препятствует деятельности, характерной для данного органического типа. Но общества не умирают в том смысле, в каком умирают животные, и поэтому мы не можем определить дисномию как то, что ведет — если это не устранить — к смерти общества Далее, общество отличается от организма способностью изменять свой структурный тип, а также способностью вливаться в другое, более крупное общество в качестве интегрированной части. Стало быть, мы не можем определить дисномию как нарушение нормальной деятельности социального типа (что пытался сделать Дюркгейм).

Но вернемся на минуту к древним грекам. Они представляли себе здоровье организма и эвномию общества как состояние гармоничной совокупной деятельности всех составных частей⁶. А ведь это как раз то же самое — коль скоро речь идет об обществе, — о чем выше говорилось как о функциональном единстве, или внутренней согласованности, социальной системы. И есть основания полагать, что вполне реально найти сугубо объективные критерии для определения степени функционального единства каждого конкретного общества; правда, надо признать, пока это неосуществимо, так как изучение человеческого общества все еще пребывает на стадии раннего младенчества. Далее, нам, вероятно, следует сказать, что организм, подвергшийся натиску опасного недуга, будет сопротивляться и — если сопротивление не принесет успеха — погибнет. Общество же, попавшее в ситуацию нарушенного функционального единства, или разбалансированности (или рассогласованности, которую мы теперь условно отождествляем с дисномией), не погибнет. Оно будет бороться за восстановление некого рода эвномии, некого рода социального здоровья и может (за исключением таких сравнительно редких случаев, как полное подавление какого-нибудь австралийского племени разрушительной силой белого человека) в ходе этой борьбы изменить свой структурный тип. Подобные процессы, как представляется, «функционалист» может в изобилии наблюдать в настоящее время у неевропейских народов, подчиненных господству так называемых цивилизованных наций, равно как и у самих этих наций⁷.

⁶См, например, четвертую книгу «Государства» Платона.

⁷Во избежание ложных истолкований сказанного здесь необходимо, по-видимому, специально подчеркнуть, что разделение социальных состояний (ситуаций) на эвномичные и дисномичные не дает нам никакой основы для оценочных суждений об обществах как о «плохих» или. «хороших». Дикое племя, практикующее полиги-

Ввиду отсутствия места мы не можем обсуждать здесь еще один аспект функциональной теории, а именно зависит ли изменение социальною типа от функции, т.е. от законов социальной физиологии? По моему мнению, такая зависимость существует и ее природа может быть выяснена путем изучения развития юридических и политических институтов, экономических систем и религий Европы на протяжении последних 25 веков. Что касается бесписьменных обществ, являющихся предметом интересов антропологии, то длительные процессы происходивших в них изменений структурных типов недоступны для детального исследования. Единственный вид изменений, которые антрополог может наблюдать, — это дезинтеграция социальных структур. Однако даже и в этом случае мы можем порой фиксировать и сравнивать между собой спонтанные движения в направлении реинтеграции. Так, в Африке, Океании и Америке мы наблюдаем, к примеру, возникновение новых религий, что с точки зрения функциональной гипотезы можно интерпретировать как попытки преодоления состояний социальной дисномии, порожденной стремительной модификацией социальной жизни в условиях контактов с цивилизацией белого человека.

Концепция функции — в том виде, как она была представлена выше, — это «рабочая гипотеза», с помощью которой сформулирован ряд проблем, требующих изучения. Никакие научные исследования невозможны без предварительного формулирования рабочих гипотез. Здесь необходимы, однако, две оговорки. Во-первых, выдвигаемая гипотеза не предполагает догматического утверждения, что любое явление в жизни любого общества имеет свою функцию. Гипотеза лишь предполагает, что любое явление может иметь свою функцию и поиск таковой оправдан. Во-вторых, одна и та же социальная практика или две весьма сходные практики в двух разных обществах могут иметь различные функции. Так, практика целибата в современной римско-католической церкви имеет совсем иные функции, чем практика целибата в раннем христианстве. Другими словами, для характеристики социальной практики и дальнейших плодотворных сравнений между сходными практиками разных народов или в разные исторические эпохи необходимо рассматривать

____________________________

нию, каннибализм и колдовство, вполне возможно, покажет более высокий уровень функционального единства, или функциональной согласованности, чем Соединенные Штаты 1935 г. Строго объективные критерии — а именно таковыми они должны быть, коль скоро мы стремимся к подлинной научности, — это нечто совершенно иное, нежели мнение о том, какая из двух конкретных социальных систем лучше, желательнее или заслуживает большего одобрения.

не только формы этих практик, но и их функции. Исходя из этого, к примеру, можно сказать, что вера в Верховное Божество в простом обществе — это нечто совсем иное, чем вера в Бога в современном цивилизованном обществе.

Если принять функциональную гипотезу, или охарактеризованную здесь точку зрения, то нужно признать существование множества проблем, для решения которых необходимы широкие сравнительные исследования обществ различных типов, а также интенсивное изучение как можно большего числа отдельно взятых конкретных обществ. Эта точка зрения требует, чтобы во время полевой работы в простых обществах прежде всего велось непосредственное наблюдение за социальной жизнью как за функционирующей социальной структурой; у нас есть несколько таких примеров в литературе последних лет. Поскольку функцию социальной деятельности следует раскрывать, анализируя ее воздействие на индивидов, постольку эти последние подлежат изучению как типичные индивиды или как типичные и исключительные индивиды одновременно. Далее, гипотеза влечет за собой попытки непосредственного изучения функциональной согласованности, или функционального единства, социальной системы, равно как и попытки выявления — насколько это возможно — основ такого единства. Очевидно, что подобные полевые исследования должны во многих отношениях отличаться от исследований, проводимых с других позиций, например с позиций этнологии, изучающей преимущественно процессы диффузии. Мы не хотим при этом сказать, что одна из названных позиций лучше, чем другая, мы только хотим подчеркнуть, что они различны и что любая конкретная работа должна оцениваться с учетом ее целей.

Если видеть в охарактеризованной точке зрения одну из форм «функционализма», то можно сделать несколько замечаний по поводу работы д-ра Лессера. Он говорит о различии «содержаний» функциональной и нефункциональной антропологии. С представленной здесь точки зрения, «содержание», или предмет исследований, социальной антропологии — это социальная жизнь людей в целом, во всех ее аспектах. На практике удобно, а часто и просто необходимо направлять особое внимание на какие-то отдельные конкретные аспекты, или стороны, социальной жизни, но если «функционализм» вообще что-то означает, то именно стремление рассматривать социальную жизнь людей как целостность, как функциональное единство.

Д-р Лессер говорит о функционалисте как об исследователе, который «делает упор на физиологические аспекты культуры».

Я полагаю, что здесь он имеет в виду представление функционалиста о том, что социальные практики работают, или «функционируют», только благодаря их воздействию на жизнь, т.е. на мысли, чувства и поступки индивидов.

Представленная здесь «функционалистская» точка зрения, таким образом, предполагает, что мы должны изучать — настолько тщательно, насколько это возможно, — все аспекты социальной жизни в их соотношении друг с другом и что неотъемлемая часть нашей задачи — исследование индивида и того, как он формируется социальной жизнью или же приспосабливается к ней.

Переходя от содержания к методу, д-р Лессер обнаруживает, по-видимому, некий конфликт между функционалистской точкой зрения и точкой зрения исторической. Это напоминает предпринимавшиеся в прежние годы попытки приписать конфликтное противостояние социологии и истории. Здесь нет конфликта, здесь есть просто различие.

Нет и не может быть никакого конфликта между функциональной гипотезой и точкой зрения, согласно которой любая культура, любая социальная система есть конечный результат уникальной серии исторических событий. И это не противоречит убеждению физиолога в том, что современная лошадь, равно как и все ее предки, соответствует физиологическим законам, т.е. условиям, необходимым для органической жизни. Палеонтология и физиология не конфликтуют между собой. Одно «объяснение» скаковой лошади следует искать в ее истории: как она стала такой, какая есть, и получила распространение там, где обитает сегодня. Другое — и совершенно независимое — «объяснение» должно продемонстрировать то, как лошадь в специфической форме воплощает физиологические законы. Подобно этому одно «объяснение» социальной системы будет представлять собой ее историю (если, конечно, она нам известна): детальный отчет о том, как эта социальная система стала тем, чем она является сегодня, и как она укоренилась там, где существует теперь. Другое «объяснение» той же системы должно продемонстрировать, как эта система в специфической форме проявляет законы социальной физиологии, или социального функционирования. Два вида объяснений не конфликтуют, а дополняют друг друга⁸.

⁸ Я не вижу никаких причин, почему оба вида исследований — исторические и функциональные — не могли бы вестись параллельно или бок о бок в полной гармонии. В самом деле, в течение более 14 лет я одновременно преподавал дисциплину, изучающую географическое распределение различных народов, а также их историю, — дисциплину, известную под названием «этнология» и тесно сопряженную

Но в конфликте с функциональной гипотезой находятся две точки зрения, которых придерживается ряд этнологов, и, вероятно, именно приверженность этим точкам зрения — порой не сформулированным определенно — часто лежит в основе неприязненного отношения к функциональному подходу. Одна из них — это теория культуры, которую условно можно назвать теорией «клочков и обрывков». Такое обозначение взято из фразы профессора Лоуи⁹, говорившего об «этом бессистемном наборе всякой всячины, о том, что составлено из клочков и обрывков и именуется цивилизацией». Концентрация внимания на явлении, называемом диффузией культурных черт, ведет к созданию такой концепции культуры, в которой культура представляется коллекцией разрозненных сущностей (так называемых черт), собранных вместе по воле чистой исторической случайности и только случайно связанных друг с другом. Эта концепция редко встречается в сформулированном виде и редко отстаивается в отчетливой форме, но в качестве полуосознанной установки она, как представляется, влияет на умы многих этнологов. Она, конечно, находится в прямой конфронтации с гипотезой 'функционального единства социальных систем.

Другая точка зрения, входящая в прямой конфликт с функциональной гипотезой, заключается в том, что вообще не существует таких познаваемых и значимых социологических законов, поисками которых занимаются «функционалисты». Два или три этнолога, которых я знаю, придерживаются — как они говорят — именно такой точки зрения, но я не смог выяснить, что именно они имеют в виду и какими доказательствами (умозрительными или эмпириче-

____________________________

с археологией, и, кроме того, дисциплину, предметом которой является функциональное изучение социальных систем и которая фигурировала под названием «социальная антропология». Но я думаю, что соединение в одном исследовании и смешивание этих двух предметов весьма неплодотворно. См: The Methods of Ethnology and Social Anthropology* (South African Journal of Science. 1923, p. 124— 147).

⁹ Primitive Society**, p. 441. Четкая формулировка той же точки зрения содержится в следующем абзаце из работы д-ра Руфи Бенедикт «Представление о духе-хранителе в Северной Америке» (The Concept of Guardian Spirit in North America. — Memoirs. American Anthropological Association. 29, 1923, p. 84): «Это, как мы можем видеть, основной факт человеческой природы: человек строит свою культуру из разрозненных элементов, комбинируя и перекомбинируя их, и, до тех пор пока мы не отбросим предрассудок о том, что результатом этого строительства является функционально согласованный организм, мы не сможем ни увидеть нашу культурную жизнь в истинном свете, ни контролировать ее проявления». Но я полагаю, что ни профессор Лоуи, ни д-р Бенедикт не придерживаются этой позиции по сей день.

скими) они могли бы подкрепить свое утверждение. Обобщения, какой бы тематики они ни касались, бывают двух типов: обобщения обывательского типа и обобщения, порожденные и выверенные систематическим анализом данных, полученных в процессе тщательных и систематических наблюдений. Обобщения второго типа называются научными законами. Те, кто утверждает, что нет законов человеческого общежития, не могут утверждать, что нет обобщений, относящихся к человеческому обществу, — ведь они сами повторяют такие обобщения и даже делают новые, свои собственные. Они должны поэтому утверждать, что в сфере социальных явлений — в противоположность сферам физических и биологических явлений — любые попытки систематической проверки существующих обобщений или создания и верификации новых являются по какой-то необъяснимой причине бессмысленными или, как выражается д-р Радин, подобны желанию «достать Луну с неба». Оспаривать такие утверждения бесполезно или даже невозможно.