СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА 18 страница

мин «интерес» в самом что ни на есть широком смысле — применительно ко всякому поведению, которое можно считать целенаправленным. Говоря об интересе, подразумевают его субъект, объект и отношение между ними. Говоря, что субъект имеет некий интерес к объекту, мы одновременно утверждаем, что объект представляет некую значимость для субъекта. «Интерес» и «значимость» — термины коррелирующие, описывающие две стороны асимметричного отношения.

Таким образом, изучение социальной структуры ведет непосредственно к изучению интересов и значимостей как детерминант социальных отношений. Социальные отношения не вытекают из сходства интересов, но основываются либо на взаимной заинтересованности людей друг в друге, либо на общем интересе (или общих интересах), либо на сочетании того и другого. Простейшая форма социальной солидарности — это когда два лица одинаково заинтересованы в достижении какого-то результата и кооперируют свои усилия с этой целью. Когда два или более лица одинаково заинтересованы в каком-то объекте, можно сказать, что этот объект представляет собой социальную значимость для ассоциированных лиц. Если практически все члены общества заинтересованы в соблюдении закона, мы можем сказать, что закон имеет социальную значимость. Поэтому изучение социальных значимостей — в указанном смысле — является частью изучения социальной структуры.

Именно с такой точки зрения я подошел в одной из своих ранних работ к изучению того, что удобно называть ритуальными значимостями, т.е. к изучению значимостей, представление о которых выражается в обрядах и мифах. Вероятно, опять-таки будет трюизмом сказать, что религия — это цемент, скрепляющий общество. Но для научного понимания нам необходимо знать, как именно это скрепление осуществляется. Вот предмет для длительного изучения в обществах различных форм.

В качестве последнего примера позвольте мне упомянуть исследования магии и колдовства, которым посвящена огромная антропологическая литература. Я укажу на работу д-ра Эванс-Причарда об азанде как на образец того, что может быть достигнуто, если систематически изучать магию и колдовство с точки зрения их роли в социальных отношениях членов сообщества

С той точки зрения, которую я стремился вкратце изложить, социальные институты, если понимать под ними стандартизованные способы поведения, составляют ту механику, с помощью которой социальная структура — сеть социальных отношений — поддержи-

вает свое существование во времени. Я с сомнением отношусь к термину «функция», который в последние годы так часто использовался — притом нередко неуместно — во множестве смыслов, сплошь и рядом весьма туманных. Вместо того чтобы употреблять его в качестве подспорья при выработке точных научных характеристик (как подобает научным терминам), его теперь употребляют для внесения путаницы в описание предметов, которые должны быть охарактеризованы. Ведь его часто ставят на место более обычных слов «польза», «назначение», «цель», «смысл». Мне кажется и более удобным и разумным, равно как и более научным, говорить о предназначении или способах использования топора или палки-копалки, о смысле слова или символа, о цели законодательного акта, нежели употреблять одно слово «функция» для всех этих разных вещей. Слово «функция» служило очень полезным техническим термином в физиологии, и по аналогии с его использованием в названной науке было бы весьма удобно обозначать им одно чрезвычайно важное понятие в науке об обществе. Я привык пользоваться этим словом, подразумевая вслед за Дюркгеймом и некоторыми другими под социальной функцией стандартизованного способа действий или образа мыслей то, что я определил бы как соотношение этого способа действий или образа мыслей с той социальной структурой, в существование и поддержание которой они вносят некий вклад. По аналогии: в живом организме физиологическая функция сердцебиения или секреции желудочного сока есть его или ее соотношение с той органической структурой, в существование и поддержание которой оно или она вносит свой вклад. Именно в этом смысле я проявляю интерес к таким вещам, как социальная функция наказания за преступление, или социальная функция тотемических обрядов у австралийских племен, или социальная функция погребальных обрядов у жителей Андаманских островов. Но это совсем не то, что проф. Малиновский или проф. Лоуи имеют в виду под функциональной антропологией.

Помимо двух подразделов изучения социальной структуры, которые я называю социальной морфологией и социальной физиологией, имеется еще и третий — исследование процессов изменения социальных структур, а также исследование путей возникновения новых структурных форм. Исследования социальных изменений в бесписьменных обществах с неизбежностью сводятся почти исключительно к анализу особых процессов изменений, или модификаций, социальной жизни под влиянием или в условиях господства европейских захватчиков или завоевателей.

В последнее время среди некоторых антропологов стало модным рассматривать изменения такого рода с точки зрения того, что называют «культурные контакты». Под этим термином мы можем понимать односторонние или двухсторонние последствия взаимодействий двух обществ, классов или областей, обладающих различными формами социальной жизни, различными социальными институтами, различными поведенческими практиками и идеями. Так, в XVIII в. происходил обмен идеями между Францией и Великобританией — обмен, имевший очень большое значение. А в XIX в. наблюдалось существенное влияние немецкой мысли и на английскую, и на французскую. Такие взаимодействия, конечно, являются постоянной чертой социальной жизни, но они не обязательно влекут за собой сколько-нибудь заметные изменения в социальной структуре.

Изменения, которые происходят у бесписьменных народов Африки, — это изменения совсем иного свойства. Возьмем какую-нибудь европейскую колонию или владение в Африке. Это район, который первоначально был заселен африканцами, обладавшими собственной социальной структурой. Европейцы — военным или мирным путем — устанавливают контроль над этой территорией: то, что мы называем колониальным режимом. Возникает новая социальная структура, затем она начинает развиваться. Население теперь включает некоторое число европейцев — правительственных чиновников, миссионеров, торговцев, а иногда и поселенцев. Социальная жизнь в районе перестала быть процессом, зависящим лишь от взаимоотношений между туземными народами. Вырастает новая политическая и экономическая структура, в которой европейцы, даже несмотря на то что их очень немного, пользуются преимущественным влиянием. Европейцы и африканцы составляют разные классы в пределах новой структуры. У них разные языки, разные обычаи, стили жизни, наборы идей и ценностей. Для таких обществ подошел бы термин «составные»; предлагался также термин «множественные». Сложный пример составных обществ дает Южно-Африканский Союз с его единой политической и экономической структурой и населением, включающим англо-говорящих и говорящих на африкаанс людей европейского происхождения, так называемых цветных Капской провинции (потомство от смешанных браков голландцев и готтентотов), уцелевших готтентотов, «малайцев» Кейптауна (потомков переселенцев с Малайского архипелага), индусов и мусульман из Индии и их потомков, а также представителей целого ряда племен банту, которые составляют большинство населения Союза в целом.

Изучение составных обществ, описание и анализ процессов изменений в них — сложнейшая задача. Попытки упростить ее, рассматривая эти процессы как процессы взаимодействия двух или более «культур» по методу, который предложил Малиновский в своем «Введении» к XV Меморандуму Международного института африканских языков и культур, озаглавленном «Методы изучения культурных контактов в Африке», — это просто способ обойти реальные трудности. Ведь то, что, к примеру, происходит в Южной Африке, отнюдь не является процессом взаимодействия британской культуры, культуры африканеров (буров), готтентотской, различных культур банту и культуры индийской. Это взаимодействие индивидов и групп в пределах официальной социальной структуры, которая сама находится в процессе преобразования. И то, что происходит, скажем, в одном из племен Транскея, можно описать, только рассматривая это племя как составную часть более широкой политической и экономической структуры, в которую оно инкорпорировано.

У нас, к сожалению, почти полностью отсутствуют аутентичные исторические данные, необходимые для научного изучения примитивных обществ в условиях, когда они свободны от давления более продвинутых обществ, т.е. не входят в составные общества. Мы не можем изучать процессы изменений, имевшие место в прошлом, которое не засвидетельствовано письменными источниками. О таких процессах мы можем лишь строить спекулятивные гипотезы. Антропологи умозрительно рассуждают о предшествующих изменениях в обществах аборигенов Австралии или обитателей Меланезии, но такие спекуляции отнюдь не история, и толку от них в науке никакого. Чтобы изучать социальные изменения в обществах иного типа, чем упоминавшиеся выше составные, мы должны опираться на работы историков, имеющих дело с аутентичными письменными материалами.

Вы знаете, что в некоторых антропологических кругах словосочетание «антрополог-эволюционист» — это почти ругательство. Однако применяют его без особой разборчивости. Так, Льюиса Моргана зовут эволюционистом, хотя он отрицал теорию органической эволюции, а применительно к обществу верил не в эволюцию, а в прогресс, который он понимал как постоянное улучшение материального и морального состояния человечества: от грубых каменных орудий и промискуитета к паровым машинам и моногамному браку в Рочестере (штат Нью-Йорк). Но в прогресс верит даже такой антиэволюционист, как Боас.

Я думаю, что удобно применять термин «прогресс» для обозначения процесса, в ходе которого человеческие существа получают все больше и больше контроля над биологическим окружением благодаря увеличению знаний и улучшению техники с помощью изобретений и открытий. Тот способ, которым мы теперь можем уничтожить с воздуха значительную часть городов, — это одни из позднейших разительных примеров прогресса. Прогресс — это не то же самое, что социальная эволюция. Но оба эти понятия очень тесно связаны.

«Эволюция», как я понимаю этот термин, означает процесс возникновения новых структурных форм. Органическая эволюция отличается двумя существенными чертами: 1) малое число органических видов дало начало гораздо большему числу видов; 2) более сложные формы органических структур появились как результат развития более простых форм. Если я не могу придать сколько-нибудь определенное значение таким словосочетаниям, как «эволюция культуры» или «эволюция языка», то в то же время думаю, что -«социальная эволюция» — это реальность, которую антропологам следует признавать и изучать. Как и органическая эволюция, она может быть охарактеризована двумя чертами. Во-первых, происходил процесс, в ходе которого из небольшого числа форм социальных структур на протяжении длительного исторического периода возникло множество различных форм, т.е. это был процесс диверсификации. И во-вторых, в этом процессе более сложные формы социальных структур развились из более простых или заменили собой более простые формы.

Как классифицировать структурные системы с точки зрения их большей или меньшей сложности — это проблема, требующая изучения. Но имеются свидетельства весьма тесной корреляции между степенью сложности и еще одной характеристикой структурных систем, а именно величиной общего поля социальных отношений. В структурной системе с узким общим полем социальных отношений средняя, или типичная, личность входит в прямые или косвенные социальные контакты с небольшим числом других лиц. В системах такого типа мы можем обнаружить, что лингвистическое сообщество — совокупность людей, говорящих на одном языке, — исчисляется в 250—500 человек, политическое сообщество при этом скорее всего будет еще меньшим, а экономические отношения по обмену материальными ценностями и услугами будут охватывать лишь очень узкий круг лиц. Помимо половозрастной в таких обществах почти нет дифференциации социальных ролей, нет и разде-

ления на классы. Таким системам социальных структур мы можем противопоставить те, что наблюдаются сегодня в Англии или Соединенных Штатах. Таким образом, исторический процесс, к которому, я думаю, правомерно применять термин «социальная эволюция», можно было бы определить как процесс развития систем широкого круга социальных связей из систем узкого круга или процесс замещения систем узкого круга системами широкого круга. Независимо от того, приемлема ли такая формулировка, я полагаю, что понятие «социальная эволюция» следует определять исходя из представления о социальной структуре.

Теперь у меня нет времени обсуждать, как соотносятся между собой изучение социальной структуры и изучение культуры. В качестве интересной попытки совместить оба эти вида штудий я хотел бы упомянуть книгу г-на Грегори Бейтсона «Naven». Я не стремился говорить о социальной антропологии в целом, охватить все ее отрасли и ответвления. Я постарался лишь дать самое общее представление о том виде научных изысканий, которому я счел целесообразным посвятить значительную и неуклонно возрастающую часть своих времени и энергии. Единственная награда, привлекавшая меня при этом и, как кажется, хотя бы отчасти обретенная, — нечто вроде способности проникать в сущностные черты устройства того мира, частью которого мы являемся. Получить такую награду можно, только неотступно следуя методам естественных наук.

Комментарии

с. 219

*Имеются в виду отделение антропологии Кембриджского университета и Школа экономических и политических наук при Лондонском университете.

с. 220

*Гетеродоксия — ересь, неортодоксальная позиция, неортодоксальное учение.

с. 229

*Реципрокальный — взаимный; реципрокация (или реципрокность) — симметричный, взаимный обмен услугами и материальными ценностями.

Глава 11. СОЦИАЛЬНЫЕ САНКЦИИ¹

В любом сообществе есть определенные способы поведения, которые являются обычными и характеризуют это конкретное сообщество. Такие способы поведения можно назвать практиками. За любой социальной практикой стоит авторитет общества, но некоторые из них санкционированы, а некоторые нет. Санкция — это реакций определенной части общества или значительного числа его представителей на тот или иной способ поведения: реакция одобрения (позитивная санкция) или неодобрения (негативная санкция). Далее, санкции можно подразделить на диффузные и организованные; первые — это спонтанное выражение одобрения или осуждения членами общества, выступающими в качестве индивидов, а вторые — общественные акции, осуществляемые в соответствии с некоторой традиционной и признанной обществом процедурой. Существенным является тот факт, что в любом человеческом обществе негативные санкции определены лучше, чем позитивные. Общественные обязанности могут быть определены правилами поведения, несоблюдение которых влечет за собой эти или иные санкции. Их следует отличать от необязательных социальных практик, таких, как, к примеру, повседневные технические процедуры.

Существующие в сообществе санкции формируют у индивида мотивацию для корректировки собственного поведения в соответствии с принятыми практиками. Санкции эффективны, во-первых, в силу того, что индивид хочет получить одобрение или избежать неодобрения со стороны своих товарищей, получить предусмотренное обществом вознаграждение или избежать такого наказания, которым общество угрожает. А во-вторых, они эффективны потому, что индивид привыкает реагировать на различные типы поведения, высказывая одобрительные или порицающие суждения, точно так

¹ Перепечатано из: Encyclopaedia of Social Sciences. N.Y.: Macmillan Co., 1933. Vol. XIII, p. 531-534.

же как и его товарищи. А следовательно, он оценивает собственные действия, как в перспективе, так и в ретроспективе, по меркам, более или менее близким к стандартам, превалирующим в сообществе, к которому он принадлежит. Таким образом, то, что называют совестью в широком смысле слова, является рефлексом индивида на санкции общества.

Рассмотрение разных типов санкций удобно начинать с диффузных негативных санкций, которые включают реакции осуждения, вызванные конкретной формой или общим типом поведения члена сообщества. Такие реакции различаются не только по своей силе (понятно, что неодобрение можно чувствовать и выражать с большей или меньшей интенсивностью), но и по качеству. Подобные различия сложно четко определить, что затрудняет классификацию. В английском языке, например, есть много слов, выражающих неодобрение того или иного типа индивидуального поведения, начиная с таких характеристик, как «невоспитанное», «невежливое», «непристойное», «недостойное», включая «неподобающее», «позорное», «бесчестное» и «дискредитирующее», и заканчивая такими оценками, как «бесчеловечное» и «подлое». В любом обществе или культуре есть свой способ оценки поведения, изучение которого удобно начинать с анализа словаря. Однако создание систематической классификации диффузных негативных санкций не будет возможным, пока не продвинется вперед сравнительное изучение обществ различного типа. Предварительно мы можем определить негативную моральную, или этическую, санкцию как реакцию отторжения обществом личности, поведение которой не одобряется. Под моральными обязательствами можно, таким образом, понимать правила поведения, несоблюдение которых вызывает подобного рода реакцию. Можно также выделить санкцию, при которой поведение человека высмеивается его товарищами. Такая санкция получила название сатирической. Многочисленные позитивные диффузные санкции гораздо труднее классифицировать, так как они хуже определены, чем негативные.

От описанных выше диффузных санкций следует отличать те, которые, учитывая расширившееся значение этого термина, можно назвать религиозными. Их также называют сверхъестественными или мистическими, но оба эти термина несут нежелательные коннотации. Религиозные санкции в каждом обществе имеют в своей основе определенные верования, которые сами по себе обязательны. Поэтому санкции этого типа действуют только в пределах религиозного сообщества. Происходит это следующим образом: определен-

ные поступки, совершенные индивидом, изменяют его религиозный статус в желательную (хорошую) или нежелательную (дурную) сторону. Некоторые действия считаются угодными богам или духам или устанавливающими с ними желанные отношения, другие же им неугодны и тем или иным образом разрушают гармоничные, желанные отношения. В таких случаях религиозный статус индивида воспринимается как определяющийся его отношениями с персонифицированными существами-духами. В иных случаях изменение религиозного статуса может считаться непосредственным эффектом того или иного действия самого по себе, а не опосредованным следствием отражения этого действия на персонифицированном божестве или духе. Это верование не только распространено во многих более простых обществах, но и обнаруживается в специфических формах в буддизме и других развитых индийских религиях. Грехом может быть названо любое поведение, подпадающее под негативную религиозную санкцию. Нет общепринятого термина для действия, противоположного греху, т.е. действия, которое является религиозной заслугой или создает желательные с точки зрения ритуала условия.

Религиозные санкции включают веру в то, что наиболее неудовлетворительные с точки зрения религии и ритуалов условия (нечистота, греховность) могут быть устранены или нейтрализованы с помощью принятых в обществе процедур — очищения, жертвоприношения, искупления, исповеди и покаяния. Считается, что такие искупительные ритуалы тоже могут вести к цели и непосредственно, и опосредованно — через влияние, оказываемое на богов и духов. Это зависит от того, как представляют себе воздействие греха.

Тогда как в современном цивилизованном обществе грех обычно понимается как непременно сознательный поступок или помысел, в простых обществах многие непреднамеренные действия могут подпадать под существующее там понятие греха. Болезнь, например проказа у древних евреев, нередко рассматривается как подобие религиозной или ритуальной нечистоты, требующее поэтому искупления или ритуального очищения. Состояние религиозной или ритуальной нечистоты, как правило, считается крайне опасным для индивида; при этом часто верят, что если человек не пройдет процедуру очищения, то он заболеет и, вероятно, даже умрет. В некоторых религиях религиозная санкция проявляется как вера в то, что индивид, грешивший в этой жизни, получит возмездие в загробной жизни. Во многих случаях на индивида, нечистого с ритуальной точки зрения, смотрят как на источник опасности не только для

него самого, но и для всех, с кем он контактирует, а то и для всего сообщества Поэтому он может быть исключен на время, а то и навсегда из общественной жизни. Таким образом, очень часто, если не всегда, предпринять необходимые действия для очищения — обязанность самого согрешившего или человека, считающегося нечистым.

Итак, религиозные санкции отличаются от других видов диффузных санкций наличием верований и убеждений, обозначенных выше. Они не поддаются простому определению или описанию. В некотором отношении сходными являются верования, лежащие в основе магических практик и процедур, призванных обеспечить удачу. Однако если религиозные предписания и связанные с ними верования обязательны для всех членов данного религиозного сообщества, то магические практики и связанные с ними поверья, подобно техническим процедурам, общеприняты, но не обязательны.

Организованные санкции следует рассматривать как особым образом трансформировавшиеся диффузные санкции, что часто происходит под влиянием религиозных верований. Организованные позитивные, или премиальные, санкции редко бывают сколько-нибудь значительно развиты. Чествование, присуждение знаков отличия, присвоение званий и прочие способы награждения за заслуги, включая денежное вознаграждение, например назначение специальной пенсии, словом, различные формы поощрения индивида сообществом в целом типичны для современных обществ. В бесписьменных обществах человеку, убившему врага, могло быть присвоено право носить особое украшение или какие-то иные знаки отличия.

Организованные негативные санкции, важное место среди которых занимают карательные санкции уголовного законодательства, — это определенные, хорошо распознаваемые процедуры, направленные против лиц, чье поведение вызывает социальное осуждение. Существует много разновидностей подобных процедур, но наиболее существенны и распространены следующие: виновного подвергают всеобщему поруганию и осмеянию, например надевают на него колодки и выставляют на публичное обозрение; виновного исключают из общественной жизни (на время или навсегда) и лишают сопряженных с этим привилегий; лишают специфического статуса или ранга, понижают ранг (противоположность положительной санкции в виде поощрения); лишают имущества (путем наложения штрафа, насильственного изъятия или уничтожения); причиняют телесную боль; уродуют или клеймят, так что боль оказывается эпизодическим испытанием по сравнению с постоянным позором; навечно изгоняют из сообщества; заключают в тюрьму; подвергают

смертной казни. Такие санкции являются легальными, если они применяются официальными властями — гражданскими, военными или церковными.

В каждом конкретном обществе различные первичные санкции образуют более или менее систематизированное целое, которое представляет собой механизм социального контроля. Существует тесная связь между религиозными и моральными санкциями. Но характер этой связи варьирует от общества к обществу и не может быть определен в краткой формулировке. Первичные легальные санкции уголовного права во всех обществах, за исключением высоко секуляризованных современных государств, переплетены с религиозными верованиями.

Помимо этих первичных санкций, существуют санкции, которые можно назвать вторичными; они сопряжены с последствиями действий одних лиц или групп для других лиц или групп. В современном гражданском праве, к примеру, если индивид обязывается судом возместить ущерб, но отказывается сделать это, то вторичная санкция, следующая за решением суда, — принудительное изъятие его собственности властью суда, тюремное заключение или какое-то иное наказание за оскорбление суда. Таким образом, вторичные санкции состоят в процедурах, осуществляемых сообществом, как правило представленным уполномоченными лицами, или отдельными индивидами — с одобрения сообщества, — когда попираются общепризнанные права. Вторичные санкции базируются на общем принципе, что любое лицо, понесшее какой-либо урон, имеет право на удовлетворение и это удовлетворение должно быть так или иначе пропорционально полученному ущербу.

Один класс таких процедур составляют воздаяния, т.е. социально одобряемые, контролируемые и ограничиваемые обществом акты мести. Так, в австралийском племени если человек совершил преступление против другого, то последнему общественным мнением — чаще всего его определенно 'выражают старшие мужчины — дозволяется бросить некоторое число копий или бумерангов в обидчика или — в отдельных случаях — пронзить копьем его бедро. Получив такого рода сатисфакцию, пострадавший больше не должен испытывать дурных чувств к своему противнику. Во многих дописьменных обществах убийство индивида дает той группе, к которой он принадлежал, право получить удовлетворение, убив преступника или кого-то из его группы. При регулируемом обществом возмездии группа преступника обязана покориться этому акту справедливости и не должна стремиться к очередному мщению. Те же, кто получил

подобное удовлетворение, не должны больше, как считается, иметь оснований для враждебных чувств.

Удовлетворение за ущерб может быть также получено на дуэли — признанном и контролируемом обществом поединке индивидов или аналогичном противоборстве двух групп. В австралийских племенах дуэли на копьях, бумерангах, дубинках или каменных ножах (при этом противники закрываются щитами) — альтернатива одностороннему возмездию, к которой обращаются весьма часто. В таких случаях с обеих сторон присутствуют секунданты, готовые вмешаться, если дело заходит слишком далеко. В тех же племенах проводятся сходные регулируемые сражения между двумя группами, иногда это происходит под наблюдением других групп, которые следят за тем, чтобы игра велась честно. Часто трудно провести границу между подобными групповыми поединками и вооруженными схватками; фактически их можно рассматривать как особого рода военные действия, характерные скорее для примитивных, нежели для цивилизованных обществ. Таким образом, война часто может выступать в качестве вторичной общественной санкции, сходной с дуэлью. Чтобы права политической группы признавались, она угрожает войной в случае их нарушения. Даже в самых простых обществах одни действия во время войны признаются правомерными, а другие — нет, и объявление войны при одних обстоятельствах будет правомерным, а при других — нет; так что ведение военных действий в определенной мере контролируется диффузными санкциями.

Альтернативой возмездию часто бывает компенсация как способ принести и получить удовлетворение. Один человек или группа дает другой личности или группе нечто ценное в виде компенсации, чтобы устранить или нейтрализовать нарушение прав. Это отличается от искупительного дара тем, что в определенных обстоятельствах такая компенсация обязательна (т.е. подлежит негативной санкции, диффузной или организованной). Плата, вносимая за предстоящее нарушение прав с согласия лица или лиц, получающих ее, может рассматриваться как компенсация. Так, в ряде обществ взятие женщины в жены рассматривается как посягательство на право ее семьи и родственников, так что, перед тем как они согласятся отдать ее, они должны получить компенсацию или обещание компенсации. В этих случаях компенсация имеет некоторое сходство с процедурой покупки, при которой права на собственность уступаются за вознаграждение.

Во многих бесписьменных обществах процедура возмещения осуществляется под влиянием диффузной санкции общественного

мнения, вынуждающей индивида предоставить компенсацию за нарушение прав. В некоторых обществах оскорбленное лицо обладает признанным правом на насильственный захват собственности обидчика. Когда общество становится политически организованным, процедуры возмездия и компенсации, за которыми стоят диффузные санкции, уступают место правовым санкциям, за которыми стоят судебные инстанции, имеющие власть налагать наказание. Так, формируется гражданское право, благодаря которому лицо, чьи права были нарушены, может получить от ответственного за это лица репарацию и реституцию.

При рассмотрении функций социальных санкций не так важно влияние санкций на человека, к которому они применяются, как воздействие этих санкций на применяющее их сообщество. Ведь любая санкция есть прямое выражение сообществом социальных чувств, и, таким образом, применение санкций создает важный, возможно, даже основной механизм поддержания этих чувств. В частности, организованные негативные санкции и в значительной степени вторичные санкции выражают состояние социальной дисфории, вызванной определенным поступком. Функция санкции — восстановить социальную эйфорию. Санкция любо дает выход коллективному чувству, оскорбленному поступком (первичная и в некоторой степени вторичная санкция), либо устраняет конфликт внутри сообщества. Санкции, таким образом, имеют первостепенное значение для социологии, так как это реакция со стороны сообщества на события, нарушающие его интеграцию.