Общие понятия о типологии и о процедуре типологизации.

Особенность типологизации этнографического материала состоит в том, что ее объекты не существуют сами по себе, а живут во плоти народной культуры. Предметы утвари и фольклорные сю­жеты, орудия труда и обряды окружены плотной этнографичес­кой средой и в то же время обладают преемственностью разви­тия. Бытование этнографических реалий зависит не только от ма­териальных условий производства, но и от избирательного • сан­кционирования общества, наделяющего эти вещи качеством на­родных. Без обращения к целостности народной культуры как главному условию жизни этнографических явлений любой типо­логический подход будет оставаться формальным, а не содержа­тельным.

Несмотря на согласие в вопросе о реальности этнографических типологий, этнологи по-разному подходят к своей задаче. А это затрудняет сопоставление типов, выделенных в смежных районах, у соседних народов, а в случае типологизации на одном материале ведет к выделению разного количества типов. Необходимо выяс­нить общие принципы этнологической типологии.

В применении к огромному разнообразию народной культуры под термином «тип» понимается такая группа фактов, которая учитывает вариационные отклонения. Поэтому типом здесь счи­тается основная форма, а не чистый прообраз и не наиболее ста­тистически характерное явление. Чтобы охватить сумму вариаци­онных отклонений класса орудий труда, средств транспорта, жи­лища, одежды, обряда и т.д., выявляемая этнологом основная форма должна учитывать группу признаков, т.е. тип в этом смыс­ле выступает в виде комплекса черт. Так, типологизируя жилище, этнологи рассматривают его по нескольким параметрам: мате­риалу конструкций, планировке, связи с хозяйственными постройками, положению очага, размещению культового места и проч.

Группируя так или иначе изучаемое множество фактов, этно­логи используют два основных вида абстракций: отождествляю­щую (обобщающую) и аналитическую (изолирующую). Допус­тим, перед нами стоит задача типологизировать формы жилищ какой-либо области или этнической территории. После обнаруже­ния некоторого количества варьирующих признаков жилищ мы задаемся установлением тождественных форм жилищ. Обобщая важные признаки и отвлекаясь от второстепенных, мы выделяем класс жилищ на основе первого вида абстракций. Но на какой-то стадии исследования может возникнуть вопрос о сходстве каких-либо черт изучаемых жилищ с чертами жилищ других территорий. Такой интерес может вызвать, например, круглая или другая форма жилища, элемент конструкции, украшение входа или крыши и т.д. Находя сходные примеры и создав таким образом определенную группу жилищ, мы используем второй вид абстрак­ции — аналитическую, при которой отвлекаемся от многих свойств жилищ и рассматриваем изолированно лишь некоторые.

Третий важный вид абстракции — идеализация, т.е. анализ предметов с мыслимыми, идеальными свойствами, в исследова­ниях народной культуры применяются очень мало и главным об­разом на материале систем родства и мифологии. В этих сферах создание идеально возможных моделей имеет значение как сред­ство обнаружения нового объекта или вскрытия причин его от­сутствия. Однако для целей типологизации как таковой этот вид абстракции неприменим в силу того, что типология как раз и состоит в построении таких абстракций, которые выделяют ре­альные формы, но в действительности в чистом виде не сущест­вующие. Поэтому справедливо вообще различать типологию и идеализацию как способы абстрагирования.

В общественных науках в соответствии с двумя основными ви­дами абстракций четко проявляются два принципа типологии: 1) выделение сущностных свойств явлений, отражающий соци­альный и культурный прогресс, на основе аналитической (изоли­рующей) абстракции, и 2) конкретно-историческое обобщение, принимающее во внимание внешние характеристики объектов (отождествляющая или обобщающая абстракция).

В конкретной этнографической работе, состоящей в фиксации и группировке явлений народной культуры, применяется второй вид абстракции, для которого основным критерием служат раз­личия между изучаемыми объектами.

Типологию (типологизацию в значении процедуры) иногда понимают в широком смысле, включая понятия классификации и систематизации. Но собственно типология по сравнению с ними решает сходные, и тем не менее особые задачи. Классифи­кация, как известно, заключается в распределении предметов ка­кого-либо ряда на взаимосвязанные классы согласно наиболее су­щественным признакам, присущим предметам данного ряда. При соблюдении логических правил деления объема понятий каждый класс занимает определенное место. Наилучшим примером про­ведения классификации в этнологии молено назвать распределе­ние предметов в музеях. Но задачи типологии выходят за рамки рубрикации по отдельным, хотя и важным признакам. В типо­логии выдвигается на первый план комплексность признаков. Классификация, построенная по комплексу характерных призна­ков, поднимается до уровня типологии. Охват типологией не толь­ко признаков, характеризующих предмет сам по себе (формаль­но-морфологических, иначе — формально-типологических при­знаков), но, главное, условий его бытования, выходит далеко за рамки вычленения предмета среди однородных явлений. Типоло­гия устанавливает связи с явлениями других родов и прежде всего со средой. Эти связи и есть условия-признаки типологизируемого класса. Так, в этнологии ареал бытования предмета — это и ус­ловие его существования, и признак. Аналогичная ситуация су­ществует в биологии в отношении вида, в определение которого непременно входит характеристика его связей со средой обита­ния и прежде всего с ареалом. Группировка предметов по не­скольким параметрам, т.е. комплексность признаков, — важней­шая черта типологии, отличающая ее от классификации. Соот­ветственно тип характеризуется как комплекс признаков (свойств).

Есть существенные различия между типологией и системати­кой в ее современном понимании. Цели последней отличаются от целей типологии. Последовательно построенная система упо­рядочивает не только известные предметы, но и такие, сущест­вование которых возможно, но еще не обнаружено наукой. Поэтому в систематике большую роль играет группировка объектов с помощью обобщенных или идеализированных моделей. В этно­графической проблематике, как было сказано, этот прием лучше всего показал свои преимущества при анализе систем родства и мифологии. В последней особенно заметно стремление к постро­ению всеохватывающих космологических систем, и здесь приме­нение системно-структурного подхода дало наибольшие результа­ты. В группировке явлений материальной культуры применение идеальных моделей сильно осложнено субстанционной природой объектов (не из всякого материала можно сделать серп и т.д.), а также производственным и хозяйственно-бытовым их назначе­нием. В отношении этих явлений очень остро стоит вопрос пре­емственности, связанной с непрерывностью производственно-бы­товых процессов. Помимо производственной непрерывности в на­родной культуре есть особые черты традиционного нормирова­ния. Поэтому здесь более действен типологический подход, при котором выделяются слабо интегрированные комплексы, но тем не менее обладающие устойчивостью в силу преемственности их развития. Слабая интегрированность типа выражается в отсутст­вии прочных корреляционных связей между отдельными призна­ками, чем тип отличается от системы. Логично поэтому тип ха­рактеризовать как набор признаков, но такой набор, где фор­мально-морфологические признаки подчинены признакам-услови­ям, обеспечивающим стабилизацию типа и его отличие от изо-функционального, равноценного ему типа.

2. Ценностные черты локального этнографического типа.Нормирующий характер народной культуры имеет непосредст­венное отношение как к устойчивости, так и к изофункциональ-ности типов этнографических явлений. Последние становятся эле­ментами культуры в том контексте, в том значении, которое им дают люди, т.е. предметы материальной и духовной культуры на­рода обладают эстетической, знаковой, престижной и прочими идеологическими функциями. Эти функции наряду с производст­венной преемственностью выступают в роли важнейших стаби­лизирующих факторов этнографических форм.

Особого внимания заслуживают ценностные (аксеологичес-кие) и эстетические функции. Говоря о них, мы имеем в виду не столько шедевры народного творчества, сколько сами явления как таковые, когда о них говорится в выражениях «родимый дом» или «родная хата», «coxa-кормилица», «веселая Масленица» и т.д. Определенной идейно-эстетической оценкой наделены не только орудия труда, жилище, одежда, пища, обряды, но и все трудовые процессы. Ценностные и эстетические функции сопряжены с дру­гими — знаковыми и престижными. Поэтому следует ввести в анализ обобщенное понятие идейно-эстетических функций явле­ний народной культуры. Характерно, что эти функции присущи не только созданиям крестьянского труда, но и рыночной про­дукции, становящейся элементом народного быта. Петр Богаты­рев уже в 20-х гг. активно применял понятие идейно-эстетичес­ких функций для анализа народного костюма и проч. Наша цель — расширить это понятие, соотнося его с понятиями этни­ческой специфики и этнографического типа.

Идейно-эстетические функции явлений народного быта на­столько всеобщи, что этнографы часто их не отмечают в своих публикациях и сразу после описания явлений переходят к их ха­рактеристике в плане этнической специфики, а это выглядит не­достаточно убедительно. Идейно-эстетическая сторона предметов, обрядов и фольклорных сюжетов воздействует так, что они эм­пирически становятся эстетически знаковыми, получают эстети­ческую специфику. Можно сказать, что идейно-эстетические представления обеспечивают жизнь эстетической традиции в культуре. Эта традиция тесно связана с этническим самосознани­ем. От всех видов самосознания (классового, религиозного и др.) этническое отличается наиболее выраженной преемственностью и устойчивостью. Безусловно, оно вторично, производно от мате­риальных факторов. Но этническое самосознание в силу преем­ственности во все цериоды жизни может избирательно узакони­вать не только характер тех или иных обычаев и обрядов, но даже и формы материальной культуры, наделяя их идейно-эсте­тическими функциями.

Непременная часть народной культуры, связанная с идейно-эстетическими представлениями, — осознание явления как «на­шего» и «чужого», что выражается часто в противопоставлении: «как у нас» и «как у них». Само собой разумеется, что здесь противопоставлены явления одного порядка, т.е. изофункциональ-ные. В изофункциональности и заключается их сопоставимость.

Психологическое разделение вещей по указанному принципу до­вольно жестко, так как почти неиерархизировано. Оно в немалой степени способствует устойчивости этнографических реалий, ко­торые подчиняются нормирующей санкции крупных коллекти­вов. Задача поддержания устойчивости, гомеостаза в первобытную эпоху диктовалась слабостью общества, для которого активное внедрение инноваций могло обернуться гибелью. В эпохи классо­вого строя нормирующая роль коллектива сказывалась уже не только в боязни нового, но в стремлении к его коллективному освоению. В таких коллективах среди идейно-эстетических функ­ций явлений быта все большее значение получали знаковая и пре­стижная функции.

Дихотомическое разделение по принципу «как у нас» и «как у них» обеспечивает существование важной черты явлений на­родной культуры — их типологическую локальность. Она вызвана особенностью народных идейно-эстетических представлений, где престижная цель состоит не в достижении отличия, а напро­тив — в достижении подобия, т.е. уровня, определяемого прин­ципом «как у всех», «как у людей». И не случайно, что на членов поселения, соседей распространяется понятие «народ», хотя и в узком смысле, но родственное понятию «народ» в широком, эт­ническом значении. Ничего противозаконного в этом нет, ибо соседские связи на микроуровне воспроизводят этнические связи макроуровня. В качестве близкой аналогии соотношения микро­уровня с макроуровнем можно назвать наличие государственных функций в вотчинном хозяйстве, которое обосновывалось в рабо­тах академика Н.М. Дружинина. В культуре феодально зависимо­го крестьянства преемственность могла проявляться, только буду­чи опосредованной всеми конкретными условиями социально-экономической жизни. Известный консерватизм деревни, прояв­ляющийся в феодальную эпоху, диктовался консерватизмом об­раза жизни и, как показал академик Борис Рыбаков, носил также характер протеста против судебно-финансовых новшеств со сто­роны государства.

Ареальность (локальность) этнографического типа — его не­обходимое свойство, признак-условие. Часто локальность культу­ры рассматривается как прогресс в овладении экологическим раз­нообразием природы. Такая постановка вопроса закономерна, но не безусловна. Этнологи постоянно сталкиваются с относительной независимостью культуры от природной среды. Это касается раз­витых и менее развитых народов. К примеру, японский дом с бумажными стенами на севере Японии дает столь же мало тепла зимой, как и чум охотников-оленеводов на севере Азии. Вряд ли сарафан вошел в быт северного русского населения из-за того, что он лучше защищает от холода. Поэтому нужны поиски такой объясняющей системы локальных модификаций, которая рас­сматривала бы полное совпадение или несовпадение явлений с требованиями экологии как частный случай. В решении этой про­блемы правомерно обращаться к позиции самих носителей на­родной культуры, которые из множества возможных решений (моделей) выбирают нужное. Очевидно, что в этнографических явлениях, обладающих устойчивостью и ареальной ограниченнос­тью, сказывается избирательность народной культуры: съедобным считается не все, что может быть пищей, жилище — не любая форма постройки, обряды строго канонизированы. Такая изби­рательность как бы проецирует на быт сетку народной класси­фикации. В этом смысле можно сказать, что модель, бытующая ареально, в силу нормирующего характера народной культуры становится типом.

Наряду с экологическим объяснением в этнологии довольно распространено другое объяснение локальности, которое можно назвать эволюционистским. Согласно этому представлению, в ходе эволюции культуры образуются комплексы, которые стаби­лизируют локально и отражают тем самым различные ступени эволюции. В системе этих взглядов важную роль играет понятие пережитков, на основании которых типологизируют локальные формы явлений. Французский исследователь Андре Леруа-Гуран, как и многие другие, использует понятие пережитков для рас­крытия сущности этнической специфики, полагая, что пережитки составляют основу этнокультурной непрерывности.

Для этнологии конца XIX — начала XX в. характерна типоло-гизация явлений материальной и духовной культуры на основании «праформ», сохранившихся в виде пережитков в этнографической современности. Как правило, такие формы оказывались, по мне­нию этнологов, наследием племенных общностей, вошедших в состав народа. Недостатком теоретического обоснования рассмат­риваемых взглядов было прежде всего невнимание к социально-экономическим условиям, преувеличение роли генетической преемственности, абсолютизация этнической специфики. Однако сама концепция, подчеркивающая значение преемственности в эволюции культуры, в целом может быть оценена положительно с позиций современной культуры, в частности системного подхо­да. Так, те ранние комплексы, которые существовали у предков современных народов, именуемых обычно племенами (как в рус­ских летописях), не были случайно возникшими сочетаниями. Они представляли собой относительно устойчивые организацион­ные структуры. Длительность их существования и воздействия обусловлена господством патриархальных социально-экономичес­ких укладов. В северном и южном типах русской женской одеж­ды с характерными для них сарафаном и поневой последняя яв­ляется наследием древнейшего элемента несшитой одежды, имеющей магическое охранительное значение для замужней жен­щины и сохранившейся на юге России. Сарафан как сравнительно новый элемент одежды не несет этих пережиточных черт.

3. Иерархия признаков.Итак, важнейшим признаком-условием этнографически бытую­щего типа являются: а) его устойчивость, порождаемая преемст­венностью производственно-бытовых процессов и нормативнос­тью идейно-эстетических представлений, входящих в сферу этни­ческого самосознания, и 6) связанная с этим свойством ареаль-ность типа.

Этим основным признакам-условиям в силу избирательности народной культуры подчинены признаки формально-морфологи­ческие. Типологии по признакам последней группы подчеркивают субстанциальные черты предметов и сами по себе не являются этнографическими. Так, типология по формально-морфологичес­ким признакам орудий труда будет технологической, жилищ — строительно-архитектурной. Но в рамках этнологического иссле­дования формально-морфологические различия могут отражать реальный этнологический процесс в той мере, в какой эти раз­личия санкционированы народной культурой. Типология по обеим группам признаков вскрывает в разных сферах традици­онно-бытовой (народной) культуры этнологические и этнические различия самих создателей этой культуры

Таким образом, в иерархии признаков, определяющих кон­кретно-этнографический тип, признаки-условия занимают верх­ний уровень, формально-морфологический — нижний. Признаки верхнего уровня — определяющие возникновение и жизнь этно­графического типа. Но они действуют через посредство признаков низшего уровня — формально-морфологических, представляю­щих субстанциальное качество явлений.

Этнологи накопили большой опыт работы с признаками этого уровня. Плодотворным методом исследования является картогра­фирование. Развернувшиеся у нас и во многих странах Европы работы по составлению историко-этнографических атласов при­ковывают внимание к разным сторонам проблемы типологиза-ции. Отечественные ученые настаивают на необходимости изучать типы народной культуры в их историческом развитии. Это отно­сится не только к области фольклористики и религиоведения, где во все послереволюционные годы постоянно поддерживались тра­диции историзма, заложенные Всеволодом Миллером,. Борисом Соколовым и др. В сфере изучения материальной культуры, ко­торая привлекла внимание гораздо позже, чем различные стороны духовной культуры, работы русских ученых (В.В. Богданов, Б.А. Куфтин, Н.И. Лебедева, Е.Э. Бломквист, Г.С. Маслова), по словам С.А. Токарева, заслужили мировое признание. К назван­ным именам следует добавить С.А. Токарева, а также Т.А. Ждан-ко, М.Г. Левина, С.П. Толстова, Н.Н. Чебоксарова и др. Их ис­следования стали основой историко-этнографических атласов.

В изданном историко-этнографическом атласе «Русские» выде­лены три хронологических среза: 1) середина XIX в., 2) конец XIX — начало XX в., 3) середина XX в. Такой динамический под­ход позволяет не только фиксировать распространение типов ма­териальной и духовной культуры, выявлять их ареал, но и систе­матизировать, обобщать данные для этнической истории, этноге­неза, истории культуры. В работах над атласами, в попытках от­разить динамику тех или иных типов выкристаллизовывается само динамическое понимание типа.

Проблема здесь заключается в том, чтобы исторически возник­шие и исторически изменяющиеся типы показать в их простран­ственно-географическом континууме. Динамика развития типа выражается в расширении или сокращении его ареала. Но это означает, что соответственно сокращаются или расширяются ареалы соседних типов, так как типы соотнесены в пространстве друг с другом. Существуют, таким образом, конкретные терри­тории, на которых протекает взаимодействие этнографических типов. Эти территории можно назвать типологическими зонами. Каждая такая зона не просто географически очерчивает несколько типов. В ее пределах проявляет себя признак, стоящий между признаками верхнего и нижнего уровня — изофункциональная пространственность, которая заключается в выполнении одной функции, одного действия различными способами.

Плодотворная постановка проблемы была предпринята Кирил­лом Чистовым на материале обрядов и обрядового фольклора. Теоретически подготавливая этот материал к картографированию, Чистов отмечает, что «картографическое отражение бытования явления в каком-либо районе должно отвечать на вопрос по принципу «да — нет», но только в том случае, если в районе, который отмечается значками... действительно нет равноценного (пусть и имеющего какие-то отличительные свойства или черты) явления». В виде примера взяты брачные посещения невесты же­нихом после сговора до свадьбы или же их запрет. Итак, в ка­честве первого требования типологизации обряда ставится про­тивопоставление. Следующий вопрос Чистов относит к тому, «какие именно отличия следует противопоставлять и какова до­пустимая мера сходства явлений, которые могут считаться рав­ноценными». В принципе ясно, что «противопоставляться долж­ны изофункциональные, т.е. взаимозаменяемые (имеющие рав­ное или примерно равное назначение) явления или формы». Не-изофункциональными обрядами являются, например, «колупание невестой печки» и «прыгание в поневу». Первый обряд означает приобщение невесты к очагу нового для нее дома, а второй — ее переход в следующее половозрастное состояние. Следовательно, это обряды из разных типологических рядов. А вот «одевание кокошника» изофункционально «прыганию в поневу» и поэтому оба обряда могут рассматриваться типологически равноценными, сопоставимыми.

4. Проблема изофунщионалъности.В последнее время границы изофункциональных явлений принято называть изопрагмами (по аналогии с изоглоссами в лингвистике). Понятие изопрагмы способствует более четкому раскрытию как географической локализации явления, так и ее исторических измерений. Даже при самом предварительном подходе к мате­риалу обнаружение не просто противоположения двух или более вариантов, а выявление географической протяженности противо­поставления по функционально одинаковым признакам — это первый шаг к типологическому обоснованию локального ком­плекса. Естественно, что следующий шаг — смыкание концов изопрагмы, т.е. выявление ареала. Изофункциональность этногра-фических признаков — понятие, взаимосвязанное с изопрагмой. Изофункциональность (функциональная сложность) позволяет! нам типологизировать внешне разнородные ялвения (деревянное и каменное жилище и т.д.). Комплексы одного класса явлений! (жилище, одежда и т.д.) будут различаться как типы, если им свойственны изофункциональные признаки, ареально очерченные изопрагмой. Этнологи часто наблюдают исторические колебания изопрагм (например, продвижение однорядной связи на юг в русском жилище), но это не устраняет фактора устойчивости нографического типа. В качестве примера четкого прослеживания изопрагм можно сослаться на изучение районов и истории бы-тования двух типов русской женской одежды — сарафана и по- невы. Это совершенно различающиеся по покрою формы одеж-ды. Сарафан, как известно, был локализован на севере в области северорусских диалектов, понева — главным образом в области южнорусских диалектов. Историческая динамика двух типов со-стояла в том, что сарафан имел выраженную тенденцию k выходу за первоначальные рамки своего ареала за счет сокращения ареала распространения поневы.

Наступление северорусских типов на южнорусские вплоть до начала XX в. прослеживалось и в других родах традиционно-бы товой культуры. Так, это относится и к распространению на юг однорядного типа связи жилого помещения с хозяйственными постройками в крестьянском жилище. Возникновение данных пологических изменений зависело от разнообразных условий, включающих и тяжесть социально-экономического гнета крес-тьянства южнорусской территории, и моменты, связанные с ко-лонизационными процессами у крестьян на севере.

Подчинение формально-морфологических признаков (нижнего уровня) признакам-условиям (верхнего уровня) проявляется также в общем направлении развития этого явления. В типоло­гической зоне этот процесс идет у разных типов в разной форме, затрагивает неодинаковые стороны явлений. Развитие прогрессив­ного или регрессивного характера может дойти до такой степени, когда инновация или вариант старого типа переходит в ранг само­стоятельного типа. Так случилось, например, с упомянутой одно­рядной связью, постепенно развившейся из покоеобразной. Смена оснований деления является чертой истинной типологии в отличие от схематизма формально-типологического подхода. Ти­пология этнографических явлений учитывает характер изменений материальных и духовных потребностей их создателей.

Направление развития в типе стоит по сравнению с формаль­но-морфологическими признаками на более высоком уровне, но подчиненном признакам-условиям. Вместе с изофункциональной соотнесенностью направление варьирования образует средний уровень. Признаки этого уровня в силу того, что они ярко выра­жают соотнесенность типов, следует назвать признаками типо­логического взаимодействия. Они говорят о том, что выявление типологической зоны важно и необходимо для конструирования отдельного типа.

Вопрос о таксономической неравноценности среди признаков нижнего уровня очень сложен. Довольно распространена точка зрения, согласно которой конструктивные признаки считаются наиболее важными среди других формально-морфологических. Имеет смысл рассмотреть проблему на некоторых конкретных примерах.

Этнологи довольно часто обращаются к типологизации народ­ного сельского жилища. В российской науке эта работа велась на материале как оседлых и кочевых народов СССР, так и зарубеж­ных народов. Большинство авторов утверждает, что в основу ти­пологии традиционных сельских жилищ следует брать внутрен­нюю планировку помещения (например, для восточнославянско­го жилища положение печи и ее устья по отношению к входу) и тот или иной способ связи жилой части дома с хозяйственными постройками. Это рассматривается в качестве «морфологических особенностей», лежащих в основе типов, которые существуют как локально-исторические комплексы. Для всего восточнославянско­го жилища характера схема: жилая изба (хата) + неотапливае­мые сени + клеть (комора) или вторая изба (хата). Схема реализуется в нескольких локальных типах: северорусском, поволж­ском и т.д. Здесь то, что этнографами называется «внутренней планировкой», «планом жилища», является сочленением функци­онально различающихся помещений, характер которого зависит от потребностей и традиций носителей культуры.

Если же обратиться к археологическому материалу, то можно увидеть, что соотношение частей было иным, а некоторых частей жилище не имело вовсе. Выявлено, что сени безусловно были в жилищах XII—XIII вв. (в Новгороде), но их наличие в XI в. уже стоит под вопросом. В более раннее время специалистами отме­чается устойчивое единообразие славянских жилищ, которые представляли собой прямоугольные полуземлянки. Лишь в неко­торых районах формируется постепенно жилище иного типа — срубное наземное. Таким образом, речь идет о разных основаниях типологии в различные исторические эпохи. Вывод, что «все по­пытки проецировать на древнерусское жилище современные эт­нографические формы русской избы или украинской хаты, совер­шенно недопустимы», справедлив, хотя это не исключает того, что разделение на типы по планировке русского, украинского и белорусского жилищ восходит к Киевской Руси (XII—XIII вв.).

Главное, на что нужно обратить внимание, это непременные динамичные изменения типологизируемых форм жилищ. Для древнерусской эпохи такое заключение было четко сформулиро­вано Павлом Раппопортом: «Представление, что в древности раз­личные типы жилищ большей частью применялись одновременно на одной и той же территории, оказалось совершенно не соот­ветствующим действительности. Типы жилищ не сосуществовали, а вытесняли один другой. И если в каком-нибудь районе в одно и то же время применяли различные типы конструкции или пла­нировки жилищ, это означает то, что на данном этапе не закон­чилась замена одного типа другим, что один из типов еще не вышел из употребления, а другой уже пришел ему на смену».

Изофункциональная соотнесенность типов подчиняет все фор­мально-морфологические признаки, приводит к одному таксоно­мическому уровню комплексы, различающиеся формально-мор­фологически, субстанциально, конструктивно. Так, например, на Кавказе изофункциональными типами являются три различаю­щихся по всем параметрам комплекса: жилище со ступенчато-венцеобразным (ступенчато-пирамидальным) перекрытием, плоскокрыший каменный дом (иногда из сырцового кирпича) и деревянный или турлучный дом со скатной крышей. Ступенча-то-венцеобразное перекрытие из бревен встречается также в раз­ных странах мира — в Италии, Югославии, на Памире, в Хорез­ме, в Гималаях, в Корее. Однако по одному этому нельзя говорить о наличии там соответствующего типа. При отсутствии ареала и функциональной равноценности другим типам сгупенчато-венце-образное перекрытие оказывается приемом. Формально-морфо­логический признак, даже самый важный, характеризует этно­графический тип, если его бытование ареально и стало изофунк-ционально другому ареальному признаку.

Признаки-условия столь важны, что могут разделять сходные в формально-морфологическом отношении явления. Так произо­шло с южнокитайским и вьетнамским типом домов, очень близ­кими по своим конструктивным особенностям — наземная кар-касно-столбовая прямоугольная постройка с входом с широкой стороны, крыша покоится на несущем каркасе, потолочное пере­крытие отсутствует, очаг не имеет отопительного назначения и т.д. Однако несмотря на географическое соседство после сверже­ния политической зависимости в конце X в. вьетнамское (вьет-ское) жилище оказалось связанным со своим ареалом. Его раз­витие протекало в контакте с местными типами жилищ, оно по­лучило особое направление варьирования локальных форм в со­ответствии с историко-культурным членением Вьетнама на север­ный, центральный и южный.

С другой стороны, совпадение многих общих формально-мор­фологических особенностей в совершенно не связанных друг с другом районах не ставит вопроса о типологическом единстве, как, например, близость свайных построек Юго-Восточной Азии, Центральной Америки и стран Гвинейского побережья Африки. Этот конструктивный принцип продиктован влажным тропичес­ким климатом. Но это не исключает, что свайная конструкция в конкретных условиях жизни какого-либо народа может приоб­рести типологическое значение, как, например, у тайских народов Вьетнама.

Подчеркивая значение признаков среднего и верхнего уровня, которые определяют таксономический статус признаков нижнего уровня, мы приходим к выяснению роли последних и в локальном варьировании типа. Формально-морфологическая вариация в виде особого технического решения (если речь идет о материальной культуре) составляет подтип. Иллюстрацией этого могут служить свайные срубы, бытовавшие в Костромской области, что было вы­звано высокими весенними разливами. Технические варианты могут появляться в результате влияния, примеров чему очень много в народном жилище, или быть результатом издревле со­хранившейся особенности, реликтом, как, например, овин с двумя ямами, соединенными подземным каналом в бывшем Дмитровском уезде. Главное отличие типа от подтипа — в нали­чии изофункциональной соотнесенности в первом случае и отсут­ствии этого во втором. Так, упомянутые костромские постройки неизофункциональны в решении конкретной технической про­блемы; реликт древней формы земляночного жилища в овине Дмитровского уезда — также неизофункциональный вариант ям-ного овина. Так же особым вариантом технического решения мы должны назвать стропильную или самцовую конструкцию крыши в русском жилище и т.д. Следовательно, подтипами мы считаем неизофункционльные варианты, таксономически несамостоятель­ные. Их несамостоятельность приводит к довольно часто встре­чающейся картине — аналогичные варианты технических реше­ний бывают представлены в разных типах. Тип в своем развитии допускает большую вариабельность до той поры, пока она зани-мает свойственный ему ареал в типологической зоне.

В нашей классификации признаков на верхний, средний и нижний уровни мы не стремимся ввести какую-то жесткую схему, а пытаемся отразить реальную картину соподчинения при­знаков. В многообразной деятельности наблюдается большая так­сономическая пластичность формально-морфологических призна-ков, которая заключается в переходе с нижнего уровня на сред-ний. В восточнославянских постройках встречается архаическая конструкция крыши на столбах («сохах»). Она устраивалась в нежилых сооружениях, в домах же редко, выступая, таким об-разом, в роли технического варианта (подтипа). Совсем в другой области — в Юго-Восточной Азии — описанная конструктивна черта распространена широко и служит базой выделения особый типов (жилище с коньковой балкой). Зато сруб, составляющий основу восточнославянских типов жилищ, на юго-востоке Тибета и на севере Бирмы не несет конструкцию крыши, которая под- держивается каркасом. Срубные стены, находясь внутри каркаса- играют роль локального технического варианта. В последнем при­мере сруб — лишь один из формально-морфологических призна­ков и наряду с другими он входит в набор признаков. Таксоно­мически, как материал стен, он не стоит выше, допустим, мате­риала крыши. Зато в восточнославянском примере сруб нельзя считать одной из единиц в наборе признаков, ибо по своим функ­циям он типологически противостоит глинобитно-каркасному, фахверковому или кирпичному дому. Конкретный тип можно ха­рактеризовать набором формально-морфологических признаков, но определяют его признаки верхнего и среднего уровня. Поэто­му подход, когда типом считается некое ядро важных признаков, отшелушенное от второстепенных деталей, неправилен, так как ориентирует исследователя только на анализ формально-морфо­логических черт, где конструктивные особенности рассматрива­ются часто как более важные, чем все прочие. Характеристика типа через набор признаков позволяет внедрить статистический метод изучения типов. В таком плане этнически специфичные черты выражаются не в понятии этнической исключительности, а в степени их распространенности.

Все рассмотренное позволяет прийти к следующему определе­нию. В этнографическом исследовании традиционно-бытовой культуры типом является устойчивый комплекс, обладающий осо­бым ареалом, изофункционально соотнесенный с аналогичными комплексами и обнаруживающий общее направление варьирова­ния формально-морфологических признаков.

Этнографический тип жилища можно выразить такой схемой:

Схема показывает, что уровнем, конституирующим тип, явля­ется уровень признаков типологического взаимодействия. Изме­нения на этом уровне перестраивают всю типологическую картину. В современных условиях исчезновение среднего уровня раз­рушает всю слабоинтегрированную структуру типа. Исчезают или близки к этому типы традиционной крестьянской культуры, вы­деленные этнографами. Дома, которые заняли место традицион­ных типов, конечно, обладают своими формально-морфологичес­кими особенностями. Несомненно, что строившие их люди ис­ходили из идейно-эстетических потребностей нового времени, но отсутствие признаков типологического взаимодействия не позво­ляет теоретикам-этнологам видеть в таких домах продолжение эволюции традиционных типов. Иными словами, в современное-; ти какие-либо черты из набора формально-морфологических при-; знаков не переходят на более высокие уровни, а остаются лишь конструктивными решениями.

Научное восстановление этих сложных условий бытования яв­лений (характер действия орудий, способы пользования различ­ными сооружениями, приспособлениями, вскрытие семантики обряда и т.д.) — все это задача этнолога, которую никто другой решить не сможет. А без ее решения невозможно построение научной этнологической типологии.