Глава 8. Однополюсный мир

Экстраполяция обозначенных в предшествующих главах факто­ров и тенденций² создает четыре основных сценария будущего.

Первый определяется всемогуществом Соединенных Штатов, имеющим шансы продлиться на десятилетия. Почти ничто на гори­зонте не предполагает немотивированного и внезапного ослабления Америки, и немалое число наблюдателей склонны согласиться с пред­сказанием английского футуролога X. Макрэя: «Американская воен­ная мощь, единство нации, ее размеры и показатели, по-видимому, еще на одно поколение обеспечат Соединенным Штатам политиче­ское лидерство в мире. Ни один из двух других развитых регионов — Европа или Восточная Азия — не имеет такой комбинации элемен­тов могущества». Пределы этому периоду американской гегемонии могут положить лишь объединение конкурентов или зарождение на­циональной апатии.

Второй сценарий, предполагающий переход однополюсного мира в биполярный, исходит из появления у Соединенных Штатов гло­бально значимых конкурентов, прежде всего в лице поднимающего­ся Китая или (и) Европейского союза, складывания ожидаемых и не­ожиданных коалиций, чье самоутверждение сразу же вернет из про­шлого картину дипломатического баланса сил. Гегемония не может быть приемлемой схемой, на нее соглашаются по принуждению или из страха перед хаосом. При малейшей же возможности гордые сво­им прошлым (что закрепляет устойчивые черты самосознания) дер­жавы воспользуются шансом для выхода из-под самой благоже­лательной опеки. Такова психика человека и такова история мира. Биполярность же обычно вызывает устойчивую поляризацию меж­дународного сообщества, окружение державы-полюса кругом союз, Подопечных, клиентов. Противостояние может длиться дол­гие годы.

В качестве третьего сценария предстает схема многополярного ми­ра, в котором прежний гегемон совместными действиями соперни­ков теряет главенствующие позиции. В этом случае собственной зо­ной влияния окружен уже значительный ряд государств, таких как КНР, Германия, Россия, Индия, Бразилия. И эта схема хорошо зна­кома мировой истории, в данном случае происходит сложное взаимодействие самых разнородных сил, мировая история представит собой сочетание мирных периодов и конфликтных ситуаций, постоян­ные поиски более удобных партнеров, конкуренцию за зоны влия­ния и стремление расширить круг клиентов.

Четвертый сценарий мирового развития предполагает параллель­ное сосуществование шести или семи цивилизаций, утверждающих себя в качестве самодостаточных и самостоятельных центров миро­вого развития. По этому пути человечество пойдет скорее всего лишь в случае краха модернизационной идеологии, крупных общенацио­нальных разочарований мнимым прогрессом со стороны ряда ключе­вых стран, неожиданного подъема автохтонных начал — таких как подъем основных мировых религий (среди разочарованного безду­ховным материализмом и тщетой пробиться в авангард развития населения).

Пятый сценарий дает примеры апокалиптического видения мира. Приведены несколько вариантов крупнейших международных ка­таклизмов, перехода от мирного развития к спазмам силовых реше­ний, к силовому разрешению назревающих геополитических, эконо­мических, культурно-цивилизационных противоречий. Упор сделан не на том, как конкретно будет протекать очередной многоплановый международный кризис, а на том, что практически все отдельно взя­тые ходы этого кризиса возможны и вероятны. В политологическом сообществе не должно быть места самоуспокоению. К сожалению, апокалипсис возможен. Человечество проделало огромный путь от колеса и лучины, но оно сохранило потенциал агрессивности, непо­мерной гордыни и презрения к компромиссам.

Попытаемся непредвзято взглянуть на наше возможное будущее.

Возможность гегемонии. Прогноз большинства футурологов в от­ношении возможности продления на будущее превосходных совре­менных показателей Америки, в отношении сохранения ею исключительных мировых позиций/обретенных между 1942-1992 гг., сво­дится к тому, что заокеанская республика имеет все возможности в течение нескольких десятилетий владеть ключевыми мировыми
позициями в Северной Америке, в Западном полушарии, в Западной
Европе и Восточной Азии, во всех четырех океанах и космосе, в во­енной мощи и военных исследованиях, на основных мировых рын­ках, в науке и практических разработках, в информационной рево­люции, в производительности труда, в привлечении наиболее та­лантливых иммигрантов, в мировом университетском образовании,в ведущих средствах масс-медиа, в популярной культуре, в привле­чении молодежных симпатий и в международной помощи. Практи­чески Америке обеспечены десятилетия сильнейшего воздействияна мир и на ход мировой эволюции.

Действуя в качестве прототипа экономики нового образца, США увеличивают мощь своей индустриальной поступи и военного Alory-щества, что позволяет им сохранять глобальное влияние. Складыва­ется впечатление, что умелая мобилизация американских ресурсов и ослабление потенциальных противников может обеспечить Соединенным Штатам положение лидирующей державы мира как мини­мум на 20 лет в будущем. <...>

Мировая история подсказывает футурологии: Соединенные Шта­ты не преминут воспользоваться редчайшей исторической возмож­ностью. В этом случае главной геополитической чертой мировой эволюции станет формирование однополярной мировой структу­ры. Америка прилагает (и будет в обозримом будущем прилагать) огромные усилия по консолидации своего главенствующего положе­ния. <...>

Учитывая все вышесказанное, мало оснований для сомнений в том, что США постараются воспользоваться исключительно благоприят­ными обстоятельствами для своеобразной формы контроля над труд­но предсказуемым мировым развитием, который обеспечит Соеди­ненным Штатам многие годы исключительных возможностей и прав — речь идет о 20-30 гг. своего рода Pax Americana. Если США сохранят Организацию Североатлантического договора до 2050 г. (то есть бло­кируют военную самостоятельность Западной Европы), они останут­ся главной военной силой мира. <...>

В ходе дебатов в американской политологии выделились четыре подхода к реализации американской гегемонии в XXI в.

1. Гегемонистский реализм. Если искать исторические истоки это­го направления, тона ум приходит именно указанный столетней дав­ности «универсализм» президента Теодора Рузвельта, давшего не­меркнущую метафору о необходимости говорить мягко, неся большую дубину (1), и ожесточенный рейганизм 1980-х гг. (2). Такие идеологи консерватизма, как Р. Каган, считают, что реализм мирово­го гегемона должен идти не от идеалиста Вудро Вильсона, а от Тео­дора Рузвельта с его «практичным идеализмом, идеализмом без уто­пий, национализмом интернационального толка, вооруженным ли­берализмом». <...>

Консервативные политологи, в частности, группирующиеся во­круг журнала «Уикли стандарт», такие как У. Кристол и Р. Каган (за­нимавшие видные места в администрации Буша), напомнили читаю­щей публике слова патриарха американского политического реализма Г. Моргентау о том, что «человеческая природа, из которой черпают­ся законы политики, не изменилась со времен классической филосо­фии Древних Китая, Индии и Греции, где были сформулированы эти законы». <.„>

В свете этого:

- США должны открыто стремиться к гегемонии — природа не тер­пит пустоты, и если миром будет управлять не Вашингтон, то центр мирового могущества просто сместится в другую столицу. Пусть лучше Америка управляет миром, чем некто другой в этом мире будет управлять Америкой;

- внутренне склонная к анархии, международная система нуждает­ся в разумном контроле; США ныне — единственная страна, спо­собная осуществлять этот контроль, альтернатива — хаос;

- США просто обязаны перед своим народом и историей прегра­дить путь любому претенденту на мировое лидерство, лишить этих претендентов средств достижения гегемонии, ослабить их сило­
вой потенциал;

- возможно, никто не любит гегемона, но США будут более терпи­мым и гуманным гегемоном, чем кто-либо другой, более сдержан­ным, менее агрессивным, более склонным осуществлять гумани­тарную опеку;

- возникает шанс создания лучшего мира — на основе демократиче­ских ценностей и преимуществ рыночной экономики. Этот исто­рический шанс не должен быть упущен. <...>

2. Умеренный реализм. Немалое число тех, кто в американской политической элите причисляет себя к реалистам, смущены прямым фактическим призывом править миром в условиях единовластной мировой гегемонии. Их не устраивает излишняя прямолинейность, их шокирует беспардонное самоутверждение, их пугает реакция других стран на неприкрытую мировую претензию. Подобная неосмот­рительность, полагают реалисты-критики открытого гегемонизма, ослабит позиции США скорее всего. Реализм вовсе не равен прямо­линейному движению собственным курсом. Требуется более тонкий подход.

Прежде всего такие представители клинтоновского министерства обороны, как У. Перри, Дж. Най, А. Картер, призывают не забывать сути оборонных усилий Соединенных Штатов — защита Североаме­риканского континента (1) и Североатлантического региона (2). Уход с центра на периферию, перенесение центра приложения усилий на дальние страны — в ущерб подлинно значимым — отвлечет крити­чески важные ресурсы, завяжет Америку на решение второстепен­ных задач, подорвет моральные и физические ресурсы. Поэтому при выработке стратегии очень важно отделить первостепенные угрозы (и задачи) от второстепенных — действуя лишь таким образом, США могут сохранить необходимые им жизненные силы. Группа теорети­ков и политиков, которых мы называем умеренные реалисты, выде­ляют три категории угроз:

1) непосредственно угрозы американскому будущему. В указанном смысле речь может идти о грядущем вызове Китая, о «веймарском» синдроме России, о распространении оружия массового пораже­ния в направлении «государств-париев»;

2) региональные войны, прежде всего в Юго-Восточной и Северо-Восточной Азии — от Ирака до Северной Кореи;

3) важные международные проблемы, не затрагивающие собственно американских интересов (конфликты типа косовского, Босния, Руанда, Сомали, Гаити, Сьерра-Леоне). <...>

Умеренные реалисты указывают на строгую необходимость: Ф обращения к внешнему миру исходя из очередности приоритетов. В качестве иллюстрации можно указать, что представители этой школы поддерживали применение американской военной силы в Персидском заливе (ведь речь шла о стратегическом сырье), но не в Косове или забытой Богом Сьерра-Леоне;

- необходимой видится им выработка шкалы мер невоенного харак­тера в разрешении неизбежных международных проблем. Эконо­мическая помощь, вовлечение в торговый оборот, предоставление части американского рынка видятся ими столь же эффективны­ми средствами манипуляции потенциальными партнерами, как и прямое силовое воздействие;

- очень важное положение этой школы заключается в признании ошибочности сугубо односторонней политики — в этом случае потенциал США подвергнется ненужному напряжению. Амери­канский шериф не должен быть одиночкой. Вместо проповедей среди неверующих, утверждает Р. Хаас из Брукингского институ­та^ Соединенные Штаты должны привлекать для поддержки сво­ей политики союзников и нейтралов, создавать широкую коали­цию своих помощников во всем мире, схожую с альянсом времен холодной войны. <...>

3. Гегемонистский либерализм. Это направление включает в себя либералов, которые не хотели бы ассоциироваться с теориями жест­кого реализма и силового удержания мирового баланса. Холодная, строго себялюбивая отстраненность во внешней политике для них неприемлема. Откровенная битва за эгоистически определенные на­циональные интересы им претит, равно как и циничный выбор важ­ных и неважных регионов. Но гегемонистские либералы признают, что мир несовершенен, что на пути США могут встретиться опасные угрозы и, владея непревзойденной американской мощью, следует вы­соко держать знамя либеральных принципов и воспротивиться пося­гательствам на них преступных, безответственных режимов. <...,>

Рассуждая в том же духе, заместитель главного редактора журна­ла «Уорлд полней джорнэл» Д. Риефф предлагает использовать во­енное превосходство Америки не для жесткого утверждения гегемо­нии (так остро воспринимаемой Китаем» Россией, Японией, Герма­нией), а для наведения порядка в нецивилизованных углах вроде Руанды и Сьерра-Леоне. Америка должна помогать там, где менее мощные державы отстают, где она может; показать пример гуманного поведения, более цивилизованного морального стандарта. <„.>

Данное направление обрело значительный вес среди американ­ских либералов, среди влиятельных политиков; связанных с между­народным бизнесом классом менеджеров, среди влиятельных журна­листов, в среде политологов, стремящихся избежать выхода Амери­ки на ненужную прямолинейность и агрессивность.

4. Новые либеральные интернационалисты. Они более осторож­ны в отношении способов реализации либерального гегемонизма. Их теоретические построения базируются на тезисе, что демократиче­ские государства значительно реже вступают в конфликты между со­бой, чем автократические и нелиберальные государства (особенно активен в отстаивании этого тезиса американец М. Доил). Отсюда задача Соединенных Штатов: посредством свободной торговли и от крытого рынка способствовать формированию среднего класса, ко­торый является движущей силой демократических преобразований. США должны не озираться в поисках возможного соперника, а ук­реплять в мире идеологию, автоматически делающую Америку лиде­ром. <„>

В воззрениях сторонников этого подхода слышны отголоски дви­жения за вильсоновскую Лигу Наций и рузвельтовских мечтаний об ООН как ответе на насилие в мире, которое, с точки зрения либе­ральных националистов, уже не может никому принести позитивных результатов. Процесс глобализации делает войны бессмысленными и уж никак не прибыльными для все большего числа стран. <...>

Сторонники либерального мирового порядка полагают; что но­вые угрозы безопасности в мире являются общими для всего земно­го населения. Свободная мировая торговля будет благом для всех. И напротив: загрязнение атмосферы или всеобщее потепление климата будут общей бедой.

Обращаясь к проблеме гегемонии, сторонники либерального ми­рового порядка предпочли бы, чтобы США увеличивали не свой во­енный бюджет, а помощь нуждающимся, финансирование международного сотрудничества и охраны окружающей среды, увеличивали бы помощь входящим в мировой рынок странам. Либеральные ин­тернационалисты считают, что Америка морально обязана взять на Себя ответственность за мировой порядок. В США это видится мно­гими как осуществление национальной судьбы, как продолжение моральных обязательств нации. Как страна, более других заинтере­сованная в сохранении статус-кво, Америка всегда выиграет от вве­дения и укрепления общих правил игры, общих сдерживающих ме­ханизмов. Успешное международное сотрудничество по правилам, а не самостоятельное плавание в бурном море меняющейся мировой политики могло бы обеспечить долговременностъ особого положе­ния Америки в мире. <...>

В теории существуют три пути «низвержения» гегемонии: воз­никновение контрбаланса в лице коалиции конкурирующих госу­дарств; региональная» интеграция; резкий рост мощи одного из противостоящих центров. Но на ближайшее будущее чрезвычайно ма­лореалистично предположить, что хотя бы один из этих способов обретет черты актуальности. Рассмотрим эти угрозы однополярному

миру.

1. Создание противостоящей доминирующему центру коалиции — довольно сложный процесс. Сплотить коалицию, способную скон­центрировать силовые возможности, равные как минимум 50% мо щи гегемона, весьма непросто. Исторически союзы консолидируют совокупную мощь за счет отказа от части собственных суверенных¹ прав, а это всегда болезненно и на ближайшие годы малоактуаль­но. «История международных отношений показывает, как сложно координировать союзы, направленные против гегемонии. Государст­ва склонны к сохранению свободы своего поведения, к распоряже­нию своими ресурсами... Государства боятся быть покинутыми свои­ми партнерами, боятся быть вовлеченными в конфликт своими парт­нерами... Государства неэффективны в слиянии своих сил, и это бо­лее всего сохраняет однополюсную систему».

Все прежние коалиции — против Франции в XVII-XVIII вв., про­тив Германии в XX в. и др. — создавались против очевидной угрозы соседям, в условиях локальной ограниченности этой угрозы, путем нахождения обеспокоенных соседей, расположенных в уязвимой бли­зости к нарушающей баланс державе. Гораздо труднее создать союз против омываемых (и охраняемых) океанами Соединенных Штатов, отдаленных, имеющих военные анклавы повсюду в мире и мощных союзников. США готовы расколоть любую складывающуюся коали­цию, они всегда постараются поддержать противостоящие склады­вающемуся союзу страны (как, скажем, они поддержали КНР про­тив СССР в годы холодной войны).

2. Противостояние Соединенным Штатам могло бы осуществить­ся на основе сближения конкурентов в экономической и особенно в военной сфере в случае подлинной интеграции Европы, Централь­ной Евразии или сближения двух воеточноазиатских гигантов — трех регионов, где интеграционный процесс наиболее многообещающ (ЕС), либо имеет шанс для своего воплощения в реальность (наследие России), либо его можно представить умозрительно (сближение Китая с Японией). Но на пути этого превращения стоят труднопре­одолимые национальные эгоизмы. Представить себе отказ Франции и Британии от собственного владения ядерным арсеналом и предоставление ими доли контроля над ним Германии — весьма трудно. Еще более трудно представить себе восстановление центральноевразийского полюса. «Россия продолжает падение. Государства не под­нимаются быстро после такого падения, которое случилось с Рос­сией. Для восстановления статуса международного полюса при­тяжения России понадобится еще одно поколение — даже если ей повезет. Для быстрого создания азиатского полюса необходимо слия­ние возможностей Японии и Китая. Как и в случае с Европой и Цен­тральной Евразией, очень многое должно случиться, чтобы Токио и Пекин оказались готовыми поделиться суверенитетом друг с другом». Итак, представить себе быстрое создание центров - противове­сов ныне весьма сложно.

3. Возвышение над соседями Германии, России, Китая и Японии так или иначе тоже означало бы собирание сил Европы, Централь­ной Евразии или Восточной Азии. Но прежде всего это означало бы контролирующее возвышение главенствующей в своем регионе дер­жавы. Выше мы уже касались сложностей на пути возвышения каж­дого из этих претендентов, если они поставят цель ограничить всевластие США. Напомним еще раз, что Япония остановила свой эко­номический быстрый бег довольно неожиданно в 1990 г. Германия окружена настороженными соседями, а на ее территории базируется американский воинский контингент — все это препятствует неожиданному броску.

Китаю еще предстоит осуществить огромный военный и эконо­мический рост и реализовать качественное возвышение преодолевая огромные трудности и множество барьеров. Речь идет как минимум о трех десятилетиях. <...>

Часть третья