Географические и геополитические основы евразийства

Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться «срединным государством» («Чжунго» по-китайски). И чем дальше будет идти время, — тем более будут выпячиваться эти основания. Европа для России есть не более, чем полуостров Старого материка, лежащий к западу от ее границ. Сама Россия на этом материке зани­мает основное его пространство, его торс. При этом общая площадь европейских государств, вместе взятых, близка к 5 млн кв. км. Пло­щадь России, в переделах хотя бы современного СССР, существенно превосходит 20 млн кв. км (в особенности если причислить к ней пространство Монгольской и Тувинской народных республик '— бывших «Внешней Монголии» и «Рянхойского края», фактически находящихся в настоящий момент на положении частей Советского Союза).

За редким исключением русские люди конца XIX — начала XX в. забывали о зауральских пространствах (один из тех, кто помнил о них, был гениальный русский химик Д. И. Менделеев). Ныне насту­пили иные времена. Весь «Уральско-Кузнецкий комбинат» с его домнами, угольными шахтами, новыми городами на сотню-другую тысяч населения каждый — строится за Уралом. Там же воздвигают «Турксиб». Нигде экспансия русской культуры не идет так широко и так стихийно, как в другой части Зауралья — в так называемых «среднеазиатских республиках» (Туркмения, Таджикистан, Узбеки­стан, Киргизия). Оживает весь торс русских земель — «от стрелок Негорелого до станции Сучан». Евразийцы имеют свою долю заслу­ги в этом повороте событий. Но с тем вместе совершенно явственно вскрывается природа русского мира как центрального мира Старого материка. Были моменты, когда казалось, что между западной его пе­риферией — Европой, к которой причислялось и Русское Доуралье («Европейская Россия» старых географов), и Азией (Китаем, Инди­ей, Ираном) лежит пустота. Евразийская установка русской совре­менности заполняет эту пустоту биением живой жизни. Уже с конца XIX в. прямой путь из Европы в Китай и Японию лежит через Рос­сию (Великая Сибирская железная дорога). География указывает с полной несомненностью, что не иначе должны пролегать дороги из Европы (во всяком случае, северной) в Персию, Индию и Индоки­тай. Эти возможности к настоящему времени еще не реализованы. Трансперсидская железная дорога, прорезывающая Персию в направ­лении с северо-запада на юго-восток и связанная с железнодорожной сетью как Британской Индии, так и Европы (через Закавказье, Крым и Украину), была близка к осуществлению накануне мировой войны. В настоящее время, в силу политических обстоятельств, она отошла в область беспочвенных проектов. Нет связи между железными до­рогами русского Туркестана («среднеазиатских республик») и Ин­дии. Нет ориентации русской железнодорожной сети на транзитное европейско-индийское движение. Но рано или поздно такое движение станет фактом — будь то в форме железнодорожных путей, автолю­бительских линий или воздушных сообщений. Для этих последних кратчайшие расстояния, даваемые Россией, имеют особенно большое значение. Чем больший вес будут приобретать воздушные сообще­ния со свойственным этому роду сношений стремлением летать по прямой, — тем ясней будет становиться роль России-Евразии как «срединного мира». Установление трансполярных линий может еще больше усилить эту роль. На дальнем севере Россия на огромном пространстве является соседом Америки. С открытием путей через полюс или, вернее, над полюсом она станет соединительным звеном между Азией и Северной Америкой.

В последующих статьях говорится о стремлении евразийцев дать духовный синтез восточных и западных начал. Здесь важно указать на те соответствия, которые являет этому стремлению область геопо­литики. Россия-Евразия есть центр Старого Света. Устраните этот центр — и все остальные его части, вся эта система материковых ок­раин (Европа, Передняя Азия, Иран, Индия, Индокитай, Китай, Япония) превращается как бы в «рассыпанную храмину». Этот мир, лежащий к востоку от границ Европы и к северу от «классической» Азии, есть то звено, которое спаивает в единство их все. Это очевид­но в современности, это станет еще явственней в будущем. Связы­вающая и объединяющая роль «срединного мира» сказывалась и в истории. В течение ряда тысячелетий политическое преобладание в евразийском мире принадлежало кочевникам. Заняв все пространст­во от пределов Европы до пределов Китая, соприкасаясь одновре­менно с Передней Азией, Ираном и Индией, кочевники служили по­средниками между разрозненными, в своем исходном состоянии, ми­рами оседлых культур. И, скажем, взаимодействия между Ираном и Китаем никогда в истории не были столь тесными, как в эпоху монгольского владычества (XII-XIV вв.). А за тринадцать-четырнадцать веков перед тем исключительно и только в кочевом евразийском ми­ре пересекались лучи эллинской и китайской культур, как то показа­ли новейшие раскопки в Монголии. Силой неустранимых фактов русский мир призван к объединяющей роли в пределах Старого Све­та. Только в той мере, в какой Россия-Евразия выполняет это свое призвание, может превращаться и превращается в органическое це­лое вся совокупность разнообразных культур Старого материка, сни­мается противоположение между Востоком и Западом. Это обстоя­тельство еще недостаточно осознано в наше время, но выраженные в нем соотношения лежат в природе вещей. Задачи объединения суть в первую очередь задачи культурного творчества. В лице русской куль­туры в центре Старого Света выросла к объединительной и прими­рительной роли новая и самостоятельная историческая сила. Разре­шить свою задачу она может лишь во взаимодействии с культурами всех окружающих народов. В этом плане культуры Востока столь же важны для нее, как и культуры Запада. В подобной обращенности одновременно и равномерно к Востоку и Западу — особенность рус­ской культуры и геополитики. Для России это два равноправных ее фронта — западный и юго-восточный. Поле зрения, охватывающее в одинаковой и полной степени весь Старый Свет, может и должно быть русским, по преимуществу, полем зрения.

Возвращаемся, однако, к явлениям чисто географического поряд­ка. По сравнению с русским «торсом» Европа и Азия одинаково пред­ставляют собою окраину Старого Света. Причем Европой, с русско-евразийской точки зрения, является, no-сказанному, все, что лежит к западу от русской границы, а Азией — все то, что лежит к югу и юго-востоку от нее. Сама же Россия есть ни Азия, ни Европа — таков ос­новной геополитический тезис евразийцев. И потому нет «Европей­ской» и «Азиатской» России, а есть части ее, лежащие к западу и к востоку от Урала, как есть части ее, лежащие к западу и к востоку от Енисея, и т. д. Евразийцы продолжают: Россия не есть ни Азия, ни Европа, но представляет собой особый географический мир. Чем же этот мир отличается от Европы и Азии? Западные, южные и юго-восточные окраины старого материка отличаются как значительной изрезанностью своих побережий, так и разнообразием форм релье­фа. Этого отнюдь нельзя сказать об основном его «торсе», состав­ляющем, no-сказанному, Россию-Евразию.

Он состоит в первую очередь из трех равнин (беломорско-кавказской, западносибирской и туркестанской), а затем из областей, лежащих к востоку от них (в том числе из невысоких горных стран к вос­току от р. Енисей). Зональное сложение западных и южных окраин материка отмечено «мозаически-дробными» и весьма не простыми очертаниями. Лесные, в естественном состоянии, местности сменя­ются здесь в причудливой последовательности, с одной стороны, степ­ными и пустынными областями, с другой, — тундровыми районами (на высоких горах). Этой «мозаике» противостоит на срединных рав­нинах Старого Света сравнительно простое, «флагоподобное» распо­ложение зон. Этим последним обозначением мы указываем на то об­стоятельство, что при нанесении на карту оно напоминает очертания подразделенного на горизонтальные полосы флага. В направлении с юга на север здесь сменяют друг друга пустыня, степь, лес и тундра. Каждая из этих зон образует сплошную широтную полосу. Общее широтное членение русского мира подчеркивается еще и преимуще­ственно широтным простиранием горных хребтов, окаймляющих на­званные равнины с юга: Крымский хребет, Кавказский, Копетдаг, Парапамиз, Гиндукуш, основные хребты Тянь-Шаня, хребты на се­верной окраине Тибета, Ин-Шань в области Великой китайской сте­ны. Последние из названных нами хребтов, располагаясь в той же линии, что и предыдущие, окаймляют с юга возвышенную равнину, занятую пустыней Гоби. Она связывается с туркестанской равниной через посредство Джунгарских ворот.

В зональном строении материка Старого Света можно заметить черты своеобразной восточно-западной симметрии, сказывающейся в том, что характер явлений на восточной его окраине аналогичен Та- j кому же на западной окраине и отличается от характера явлений в ,срединной части материка, и восточная, и западная окраины мате­рика (и Дальний Восток, и Европа) — в широтах между 35 и 60 гра­дусами северной широты в естественном состоянии являются областями лесными. Здесь бореальные леса непосредственно соприкасаются. и постепенно переходят в леса южных флор. Ничего подобного мы не наблюдаем в срединном мире. В нем леса южных флор имеют­ся только в областях его горного окаймления (Крым, Кавказ, Турке­стан). И они нигде не соприкасаются с лесами северных флор или бореальными, будучи отделены от них сплошною степно-пустынною полосою. Срединный мир Старого Света можно определить, таким образом, как область степной и пустынной полосы, простирающейся непрерывною линией от Карпат до Хингана, взятой вместе с горным ее обрамлением (на юге) и районами, лежащими к северу от нее (лес­ная и тундровые зоны). Этот мир евразийцы и называют Евразией в точном смысле этого слова (Eurasia sensu stricto). Ее нужно от­личать от старой «Евразии» А. фон Гумбольдта, охватывающей весь Старый материк (Eurasia sensu latiore).

Западная граница Евразии проходит по черноморско-балтийской перемычке, т. е. в области, где материк суживается (между Балтий­ским и Черным морями). По этой перемычке, в общем направлении с северо-запада на юго-восток, проходит ряд показательных ботанико-географических границ, например восточная граница тиса, бука и плюща. Каждая из них, начинаясь на берегах Балтийского моря, вы­ходит затем к берегам моря Черного. К западу от названных границ, т. е. там, где произрастают еще упомянутые породы, простирание лес­ной зоны на всем протяжении с севера на юг имеет непрерывный ха­рактер. К востоку от них начинается членение на лесную зону на се­вере и степную на юге. Этот рубеж и можно считать западной грани­цей Евразии, т. е. ее граница с Азией на Дальнем Востоке переходит в долготах выклинивания сплошной степной полосы при ее прибли­жении к Тихому океану, т. е. в долготах Хингана.

Евразийский мир есть мир «периодической и в то же время симметрической системы зон». Границы основных евразийских зон со значительной точностью приурочены к пролеганию определенных климатических рубежей. Так, например, южная граница тундры от­вечает линии, соединяющей пункты со средней годовой относитель­ной влажностью в 1 час дня около 79,5%. (Относительная влажность в час дня имеет особенно большое значение для жизни растительно­сти и почв.) Южная граница лесной зоны пролегает по линии, соеди­няющей пункты с такой же относительной влажностью в 67,5%. Юж­ной границе степи (на ее соприкосновении с пустыней) отвечает оди­наковая относительная влажность в 1 час дня в 55,5%. В пустыне она повсюду ниже этой величины. Здесь обращает на себя внимание ра­венство интервалов, охватывающих лесную и степную зоны. Такие совпадения и такое же ритмическое распределение интервалов мож­но установить и по другим признакам (см. нашу книгу «Географиче­ские особенности России», часть 1, Прага 1927). Это и дает основа­ние говорить о «периодической системе зон России-Евразии». Она является также системою симметрической, но уже не в смысле вос­точно-западных симметрии, о которых мы говорили в предыдущем, но в смысле симметрии юго-северных. Безлесию севера (тундра) здесь отвечает безлесие юга (степь). Содержание кальция и процент гумуса в почвах от срединных частей черноземной зоны симметриче­ски уменьшаются к северу и к югу. Симметрическое распределение явлений замечается и по признаку окраски почв. Наибольшей интенсивности она достигает в тех же срединных частях горизонталь­ной зоны. И к северу, и к югу она ослабевает (переходя через корич­невые оттенки к белесым). По пескам и каменистым субстратам — от границы между лесной и степной зонами — симметрично расходят­ся: степные острова к северу и «островные» леса к югу. Эти явления русская наука определяет как «экстразональные». Степные участки в лесной зоне можно характеризовать как явление «югоносное», ост­ровные леса в степи суть явления «североносные». Югоносным фор­мациям лесной зоны отвечают североносные формации степи.

Нигде в другом месте Старого Света постепенность переходов в пределах зональной системы, ее «периодичность» и в то же время «симметричность» не выражены столь ярко, как на равнинах Рос­сии-Евразии.

Русский мир обладает предельно прозрачной географической структурой. В этой структуре Урал вовсе не играет той определяю­щей и разделяющей роли, которую ему приписывала (и продолжа­ет приписывать) географическая «вампука». Урал, благодаря своим орографическим и геологическим особенностям, не только не разъе­диняет, а, наоборот, теснейшим образом связывает «Доуральскую и Зауральскую Россию», лишний раз доказывая, что географически обе они в совокупности составляют «один нераздельный континент Евразии». Тундра как горизонтальная зона залегает и к западу, и к востоку от Урала. Лес простирается по одну и по другую его сторону. Не иначе обстоит дело относительно степи и пустыни (эта послед­няя окаймляет и с востока, и с запада южное продолжение Урала — Мугоджары). На рубеже Урала мы не наблюдаем существенного из­менения географической обстановки. Гораздо существенней геогра­фический предел «междуморий», т. е. пространств между Черным и Балтийским морями, с одной стороны, Балтийским морем и побе­режьем северной Норвегии — с другой.

Своеобразная, предельно четкая и в то же время простая геогра­фическая структура России-Евразии связывается с рядом важней­ших геополитических обстоятельств.

Природа евразийского мира минимально благоприятна для раз­ного рода «сепаратизмов» — будь то политических, культурных или экономических. «Мозаически-дробное» строение Европы и Азии со­действует возникновению небольших замкнутых, обособленных мир­ков. Здесь есть материальные предпосылки для существования малых государств, особых для каждого города или провинции культурных укладов, экономических областей, обладающих большим хозяйст­венным разнообразием на узком пространстве. Совсем иное дело в Евразии. Широко выкроенная сфера «флагоподобного» расположе­ния зон не содействует ничему подобному. Бесконечные равнины приучают к широте горизонта, к размаху геополитических комбина­ций. В пределах степей, передвигаясь по суше, в пределах лесов — по воде многочисленных здесь рек и озер, человек находился тут в по­стоянной миграции, непрерывно меняя свое место обитания. Этни­ческие и культурные элементы пребывали в интенсивном взаимо­действии, скрещивании и перемешивании. В Европе и Азии време­нами бывало возможно жить только интересами своей колокольни. В Евразии, если это и удастся, то в историческом смысле на чрезвы­чайно короткий срок. На севере Евразии имеются сотни тысяч кв. км лесов, среди которых нет ни одного гектара пашни. Как прожить обитателям этих пространств без соприкосновения с более южными областями? На юге на не меньших просторах расстилаются степи, пригодные для скотоводства, а отчасти и для земледелия, притом, однако, что на пространстве многих тысяч кв. км здесь нет ни одного дерева. Как прожить населению этих областей без хозяйственного взаимодействия с севером? Природа Евразии в гораздо большей сте­пени подсказывает людям необходимость политического, культур­ного и экономического объединения, чем мы наблюдаем в Европе и Азии. Недаром именно в рамках евразийских степей и пустынь су­ществовал такой «унифицированный» во многих отношениях уклад, как быт кочевников — на всем пространстве его бытования: от Венг­рии до Маньчжурии и на всем протяжении истории — от скифов до современных монголов. Недаром в просторах Евразии рождались та­кие великие политические объединительные попытки, как скифская, гуннская, монгольская (XIII-XIV вв.) и др. Эти попытки охватыва­ли не только степь и пустыню, но и лежащую к северу от них лесную зону и более южную область «горного окаймления» Евразии. Неда­ром над Евразией веет дух своеобразного «братства народов», имею­щий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияни­ях народов различнейших рас — от германской (крымские готы) и славянской до тунгусской-маньчжурской, через звенья финских, ту­рецких, монгольских народов. Это «братство народов» выражается в том, что здесь нет противоположения «высших» и «низших» рас, что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что здесь легко просыпается «воля к общему делу». История Евразии, oт пер­вых своих глав до последних, есть сплошное тому доказательство.

Эти традиции и восприняла Россия в своем основном историческом деле. В XIX и начале XX в. они бывали по временам замутнены наро­читым «западничеством», которое требовало от русских, чтобы они ощущали себя «европейцами» (каковыми на самом деле они не бы­ли) и трактовали другие евразийские народы как «азиатов» и «низ­шую расу». Такая трактовка не приводила Россию ни к чему, кро­ме бедствий (например русская дальневосточная авантюра начала XX в.). Нужно надеяться, что к настоящему времени эта концепция преодолена до конца в русском сознании и что последыши русского «европеизма», еще укрывающиеся в эмиграции, лишены всякого ис­торического значения. Только преодолением нарочитого «западни­чества» открывается путь к настоящему братству евразийских наро­дов: славянских, финских, турецких, монгольских и прочих.

Евразия и раньше играла объединительную роль в Старом Свете. Современная Россия, воспринимая эту традицию, должна решитель­но и бесповоротно отказаться от прежних методов объединения, при­надлежащих изжитой и преодоленной эпохе, — методов насилия и войны. В современный период дело идет о путях культурного твор­чества, о вдохновении, озарении, сотрудничестве. Обо всем этом и говорят евразийцы. Несмотря на все современные средства связи, народы Европы и Азии все еще, в значительной мере, сидят каждый в своей клетушке, живут интересами своей колокольни. Евразийское «месторазвитие», по основным свойствам своим, приучает к общему делу. Назначение евразийских народов — своим примером увлечь на эти пути также другие народы мира. И тогда могут оказаться полез­ными для вселенского дела и те связи этнографического родства, которыми ряд евразийских народов сопряжен с некоторыми внеевразийскими нациями: индоевропейские связи русских, переднеазиатские и иранские отношения евразийских турок, те точки соприкос­новения, которые имеются между евразийскими монголами и наро­дами Восточной Азии. Все они могут пойти на пользу в ,деле строения новой, органической культуры, хотя и Старого, но все еще (верим) молодого, но чреватого большим будущим Света.

Раздел II

Современные российские

геополитики

А. Г Дугин

Основы геополитики