Глава XV. Оценка границ по качеству и типам

Первую группу (I) можно было бы образовать из отчетливо продви­нутых вперед, ставших опорным органом (Сгег/ог$ап) с военно-гео­графической точки зрения наступательных границ. Опорные пункты на границе (Ц&сНзШтззрйгеп), горловины коммуникаций (УегКеНгз-1гор/е), как их великолепно описывает Ратцель в книге Сезе&еп Лез гаитНсНеп МасН&итз йег 5Ыа1еп («Законы пространственного роста государств»), характерны для многообъемлющей жизни такой гра­ницы: Гонконг (Сянган) с Коулуном (Цзюлун) по отношению к Юж­ному Китаю, Пешавар и Кветта по отношению к Восточному Ирану; так ощущается Мексикой граница по Рио-Гранде, а нынешней Герма­нией — Страсбург.

К I группе примыкает высокоорганизованная, насыщенная ком­муникациями, всегда успешно продвигающаяся, развивающаяся гра­ница (И). Ее можно было бы назвать с военно-географической точки зрения границей начеку. Насколько широко можно было бы рассмат­ривать таковой западную государственную границу [Германии], рус­скую с ее построенной на французские деньги по чисто стратегиче­ским соображениям железнодорожной сетью в канун 1914 г., именно с присущими им соответственно такими тонкостями, как военно-гео­графическая западня — «шармская дыра» (1гои йе СНагтез) и поль­ская железнодорожная сеть? Виделись ли они такими, когда герман­ский штаб придерживался еще возможности русского отступления в глубь [страны] и оставления на произвол судьбы всей этой погра­ничной организации, когда левое крыло [немецкого] войска после битвы в Лотарингии бегом устремилось прямо на Эпинал и шарм-скую западню?

Средняя, третья, ступень (III) — граница равновесия, с обеих сто­рон одновременно и разграничивающая, и соединяющая инстинктив­но верные или осознанные жизненные формы, и одна из прочнейших пограничных жизненных форм, которая может быть создана толь­ко при обоюдном понимании. Временами ее двусторонняя безопас­ность — симптом прочности благодаря состоянию кондоминиума, как казалось длительное время для Люксембурга и Мореснета, особенно пока Люксембург был в руках голландцев, как примерно могло бы быть с широко задуманной автономией, предоставленной погранич­ному ландшафту в Эльзасе, Южном Тироле, если бы... по ту сторону осознали ее преимущество.

Четвертый тип (IV) — укрепленная граница (5сНи(г§гепге) в со­стоянии обороны. Она часто имеет сильные, подкрепленные круп­ными средствами оборонительные сооружения с обеих сторон, из­вестную предрасположенность к поощрению враждебных переходных коммуникаций и защитных зон. Опытный глаз очень легко отличит высокоразвитую в военно-техническом отношении оборонительную границу от границы начеку. В первом случае основу составляют доб­ротно отстроенные долговременные укрепления: крепости не могут маршировать! Так, именно укрепление Верхнего Рейна было явным симптомом нежелания немецкой стороны нападать в этом месте. Оно, следовательно, могло скорее успокоить, чем возбудить Базель. Вы­двинутые вперед рампы, подготовка коммуникаций, проложенные железнодорожные пути (как в Пешаваре, Мерве, Кветте) и уже под­веденные к чужим крупным рекам средства для наведения мостов — признаки намерения перейти границу! Закладка Англией пирсов в Зебрюгге (Бельгия) и Эсбьерге (Дания), подготовленные возможно­сти для высадки десанта, предмостные укрепления, принудительный демонтаж крепостей у соседей, как на германском Рейне,— недву­смысленные признаки того, что речь идет не только о защите и безо­пасности.

Наконец пятый тип (V) — распадающаяся граница (2ег5е(гип§$-§гепге), разоруженная, брошенная на произвол судьбы, открытая для проникновения, подрыва, вылазок, вторжения в чужие опорные пунк­ты и центры сношений. Промежуточные области с неустойчивым со­стоянием населения, расчлененность на малые пространства (дезор­ганизация) делают ее распознаваемой. Со своей стороны она будет разлагаться именно более сильными, растущими жизненными фор­мами благодаря центрам сношений и опорным пунктам, в результате воздействия на душевное состояние ее жителей.

Агрессивные и оборонительные сооружения средств сообщения легко различимы при равной грузонапряженности сети коммуника­ций (плотности (интенсивности движения) железных дорог).

Еще один тип, который следует скорее рассматривать как подвид третьего, как разновидность границы равновесия, — спокойная, близ­кая к анэйкуменной граница.

Границы тем надежнее и безопаснее, чем больше они одновремен­но окаймляют области с сырьевыми ресурсами и заселенные; иными словами, спокойная, инертная граница (Тга§-1гег^§геп2е), удобная для пограничных сношений, может долго оставаться неизменной, как и совсем не вызывающим соблазна, замкнутым видом границы. На про­тивоположной стороне существует, естественно, повышенная опас­ность, где впадают в искушение узнать, что находится на поверх­ности земли и под ней; признаки выходящих пластов (соль, калий, каменный уголь, железная руда) оказывают свое воздействие. Имен­но так могут возникать авантюристические отношения на границе: проходы, соединяющие залежи (Берхстесгаден — Халлейн), штоль­ни, которые с военно-технической точки зрения должны быть отго­рожены, как между калийными копями в Верхнем Эльзасе севернее Мюльхаузена; и здесь, разумеется, любому доступны пределы вели­чин (залежи калийных солей между Мюльхаузеном и Баденом, бас­сейн Брие, каменный уголь Верхней Силезии, золотой прииск на Амуре). Насколько сильно противостоит таким отношениям соблаз­на разделяющая способность меридиональных русел крупных рек между Китаем и Индией, скажем, в противоположность уже больше не разделяющим сегодня афганским пограничным горным районам. Там, где геология, морфология ландшафта, климат, биогеография взаи­модействуют в установлении границ, мы имеем как раз наилучшие границы; но самые лучшие всегда там, куда не приходит человек,— в анэйкумене!

Противопоставляя чрезмерно полнокровную, тонизирующую, лег­ко возбуждающую границу (Кег2§гепге) спокойной или закостенев­шей, малокровной, застойной границе, можно также, вероятно, прий­ти к плодотворным антропогеографическим (т. е. геополитическим) выводам.

Тонизирующие, вызывающие искушение границы активно или пассивно обнаруживают по отношению к той или иной жизненной форме аналогичные состояния. Они показывают с антропогеографической точки зрения повышенный подвод связи, внезапное измене­ние давления населения, его более свободное отношение к земле, более ранний, чем в ее «хинтерланде», переход от натурального хозяйства, от автаркии к чисто денежному хозяйству или к состоянию моно­культуры, более раннюю социальную дифференциацию, разделение труда, но и порчу нравов, более быстрое и более глубокое смешение рас, в том числе в животном мире и в мире хозяйственных растений, о дальнейшем распространении которых заботятся затем области свободных портов, открытых портовых зон, транзитных вокзалов, пе­редовые опорные пункты всех видов, горловины коммуникаций, ко­лонии портов (как в Китае), международные колонии (шанхайский сеттльмент). Они часто образуют почти самостоятельные миниатюр­ные транзитные государства, настоящие центры и подцентры распре­деления, к которым имеет обыкновение прицепляться система ячеек (по образцу большевистской).

При этом географические проявления родственны, идет ли речь о размещении опорных пунктов на море (Данциг, Гонконг, Сингапур), на озерах и реках (Линдау, Констанц, города на реке Инн, Зальц­бург), на горных перевалах (Партенкирхен, Клеве-Плюре), на кром­ке горных зон (Пешавар, Верона, Беллуно, Герц), в проломах лесных зон (Москва), на, проходах через зыбуны (персидские торговые пунк­ты по окраине солончаковых пустынь Биканер, Джайпур).

Повсюду неудержимо усиливающаяся жизненность проявляется также культурно-географически в чрезвычайно богатом смешении сти­лей, поглощении и дальнейшем распространении местночуждых об­разцов строений и изделий и лейтмотивов культуры (отражение гре­ческого в культуре Гандхары, турфанские находки, англо-индийский колониальный стиль, новокаталонский стиль в архитектуре). Антропогеографические, покрытые многими рунами пограничные знаки народов и культур особенно поучительны в пространственно свя­занных, хорошо обозреваемых местах. Таковы Гвалиор, Ангкорват, Пекин и Мукден (Шэньян), Анурадхапура, Москва, в особенности Кремль, а также Вена и Мюнхен.

Часто имеет место изоляция особо возбуждающих пунктов в про­тивовес политико-географическим жизненным формам, очень силь­ным по характеру и здоровым. Так поступала Япония по отношению к Осима и Хирадо, Китай в случае Кантона против Шамьяна, столь же внушает опасения как фильтр Восточный Лондон в Англии, Вена в отношении австрийских альпийских земель. Имперские города со­здавались как сепаратные районы (Нюрнберг — Фюрт!), но и у госу­дарств иногда вырастает на такой почве стремление формироваться как особые органы. На этой основе выросли альпийские государства на перевалах: Савойя, древние кантоны, Тироль, распространившие свое господство над Альпами крупные епископства — Зальцбург и Фрейзинг.

Совсем иную картину являет окостеневшая или окостеневающая инертная граница. Она обнаруживает большие различия, смотря по тому, возникает ли граница вследствие внутреннего застоя (Япония между 1636 и 1854 г., старевшая Венеция) или же окостеневает, ис­пытывая давление в результате принуждения извне или же блокады или же создавая препятствие любым возможностям внешнего воздействия, которое внутри становится причиной, мешающей есте­ственному общению и кровообращению. Подобными проявлениями изобиловали старые и новые австрийские границы, отношения меж­ду Сербией и Центральной Европой были таким образом отравлены из-за венгерских препятствий на границе. <...>

К. Хаусхофер