Международные литературные связи 1 страница

Симфоническое единство, о котором шла речь, обеспечивается всемирной литературе прежде всего единым фондом преемственности (о топике см. с. 356–357), а также общностью стадий развития (от архаической мифопоэтики и жесткого традиционализма к свободному выявлению авторской индивидуальности). Начала сущностной близости между литературами разных стран и эпох именуют типологическими схождениями , или конвенгенциями . Наряду с последними объединяющую роль в литературном процессе играют международные литературные связи (контакты: влияния и заимствования)[888].

Влиянием принято называть воздействие на литературное творчество предшествующих мировоззрений, идей, художественных принципов (по преимуществу идейное влияние Руссо на Л.Н. Толстого; преломление жанрово-стилевых особенностей байроновских поэм в романтических поэмах Пушкина). Заимствование же — это использование писателем (в одних случаях — пассивное и механическое, в других — творчески-инициативное) единичных сюжетов, мотивов, текстовых фрагментов, речевых оборотов и т. п. Заимствования, как правило, воплощаются в реминисценциях, о которых шла речь выше (см. с. 253–259).

Воздействие на писателей литературного опыта других стран и народов, как отмечал еще А.Н. Веселовский (полемизируя с традиционной компаративистикой), «предполагает в воспринимающем не пустое место, а встречные течения, сходное направление мышления, аналогические образы фантазии»[889]. Плодотворные влияния и заимствования «извне» являют собой созидательно-творческий контакт разных, во многом не похожих друг на друга литератур. По мысли Б. Г. Реизова, международные литературные связи (в наиболее значительных своих проявлениях), «стимулируя развитие <…> литератур <…> развивают их национальное своеобразие»[890].

Вместе с тем на крутых поворотах исторического развития интенсивное приобщение той или иной литературы к инонациональному, дотоле чужому художественному опыту порой таит в себе опасность подчинения чужеземным влияниям, угрозу культурно-художественной ассимиляции. Для мировой художественной культуры насущны широкие и многоплановые контакты между литературами разных стран и народов (о чем говорил Гете)[891], но вместе с тем неблагоприятен «культурный гегемонизм» литератур, имеющих репутацию всемирно значимых. Легкое «перешагивание» национальной литературы через собственный культурный опыт к чужому, воспринимаемому как нечто высшее и всеобщее, чревато отрицательными последствиями. «На вершинах культурного творчества», по словам философа и культуролога Н.С. Арсеньева, имеет место «соединение духовной открытости с духовной укорененностью»[892].

Едва ли не самое масштабное явление в области международных литературных связей Нового времени — интенсивное воздействие западноевропейского опыта на иные регионы (Восточная Европа и неевропейские страны и народы). Этот всемирно значимый культурный феномен, именуемый европеизацией , или вестернизацией , или модернизацией , истолковывается и оценивается по-разному, становясь предметом нескончаемых дискуссий и споров.

Современные ученые обращают пристальное внимание как на кризисные и даже негативные стороны европеизации, так и на ее позитивную значимость для «незападноевропейских» культур и литератур. В этой связи весьма представительна статья «Некоторые особенности литературного процесса на Востоке» (1972) Г.С. Померанца, одного из ярких современных культурологов. По словам ученого, привычные для западноевропейских стран представления на «неевропейской почве» деформируются; в результате копирования чужого опыта возникает «духовный хаос». Следствием модернизации является «анклавность» (очаговость) культуры: упрочиваются «островки» нового по чужому образцу, контрастирующие с традиционным и устойчивым миром большинства, так что нация и государство рискуют утратить цельность. И в связи со всем этим происходит раскол в области общественной мысли: возникает противостояние западников (вестернизаторов-просветителей) и этнофилов (почвенников-романтиков) — хранителей отечественных традиций, которые вынуждены защищаться от размывания национальной жизни «бесцветным космополитизмом».

Перспективу преодоления подобных конфликтов Г.С. Померанц усматривает в осознании «средним европейцем» ценностей культур Востока[893]. И расценивает вестернизацию как глубоко позитивное явление мировой культуры.

Во многом сходные мысли значительно ранее (и с большей мерой критичности к европоцентризму) были высказаны в книге известного филолога и культуролога Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» (1920). Отдавая дань уважения романо-германской культуре и отмечая ее всемирное значение, ученый вместе с тем подчеркивал, что она далеко не тождественна культуре всего человечества, что полное приобщение целого народа к культурен, созданной другим народом, — дело в принципе невозможное и что смесь культур опасна. Европеизация же идет сверху вниз и затрагивает лишь часть народа, а потому в ее результате культурные слои обособляются друг от друга и усиливается классовая борьба. В связи с этим приобщение народов к европейской культуре осуществляется поспешно: скачущая эволюция «растрачивает национальные силы». И делается жесткий вывод: «Одним из самых тяжелых последствий европеизации является уничтожение национального единства, расчленение национального тела народа»[894]. Заметим, что важна также другая, позитивная сторона приобщения ряда регионов к западноевропейской культуре: перспектива органического соединения начал исконных, почвенных — и усвоенных извне. О ней хорошо сказал Г.Д. Гачев. В истории не западноевропейских литератур, отмечал он, имели место моменты и этапы, когда осуществлялось их «энергичное, порой насильственное подтягивание под современный европейский образ жизни, что на первых порах не могло не привести к известной денационализации жизни и литературы». Но со временем испытавшая сильное иноземное влияние культура, как правило, «обнаруживает свою национальную содержательность, упругость, сознательное, критическое отношение и отбор чужеземного материала»[895].

О такого рода культурном синтезе применительно к России XIX в. писал Н.С. Арсеньев: освоение западноевропейского опыта шло здесь по нарастающей, «рука об руку с необычайным подъемом национального самосознания, с кипением творческих сил, поднимавшихся из глубин народной жизни <…> Лучшее в русской культурной и духовной жизни родилось отсюда»[896]. Высший результат культурного синтеза ученый усматривает в творчестве Пушкина и Тютчева, Л.Н. Толстого и А. К. Толстого. Нечто аналогичное в XVII–XIX вв. наблюдалось и в других славянских литературах) где, по словам А.В. Липатова, имели место «взаимопереплетение» и «соединение» элементов литературных направлений, пришедших с Запада, с «традициями местной письменности и культуры», что знаменовало «пробуждение национального самосознания, возрождение национальной культуры и создание национальной словесности современного типа»[897].

Международные связи (культурно-художественные и собственно литературные), как видно, составляют (наряду с типологическими схождениями) важнейший фактор становления и упрочения симфонического единства региональных и национальных литератур.

Основные понятия и термины теории литературного процесса

При сравнительно-историческом изучении литературы оказываются весьма серьезными и трудно разрешимыми вопросы терминологии. Традиционно выделяемые международные литературные общности (барокко, классицизм, Просвещение и т. д.) называют то литературными течениями, то литературными направлениями, то художественными системами. При этом термины «литературное течение» и «литературное направление» порой наполняются и более узким, конкретным смыслом. Так, в работах Г.Н. Поспелова литературные течения —это преломление в творчестве писателей и поэтов определенных общественных взглядов (миросозерцаний, идеологий), а направления —это писательские группировки, возникающие на основе общности эстетических воззрений и определенных программ художественной деятельности (выраженных в трактатах, манифестах, лозунгах)[898]. Течения и направления в этом значении слов — это факты отдельных национальных литератур, но не международные общности.

Международные литературные общности (художественные системы , как их называл И.Ф. Волков) четких хронологических рамок не имеют: нередко в одну и ту же эпоху сосуществуют различные литературные и общехудожественные «направления», что серьезно затрудняет их системное, логически упорядоченное рассмотрение. Б.Г. Реизов писал: «Какой-нибудь крупный писатель эпохи романтизма может быть классиком (классицистом. — В.Х .) или критическим реалистом, писатель эпохи реализма может быть романтиком или натуралистом»[899]. Литературный процесс данной страны и данной эпохи к тому же не сводится к сосуществованию литературных течений и направлений. М.М. Бахтин резонно предостерегал ученых от «сведения» литературы того или иного периода «к поверхностной борьбе литературных направлений». При узко направленческом подходе к литературе, отмечает ученый, наиболее важные ее аспекты, «определяющие творчество писателей, остаются не раскрытыми»[900]. (Напомним, что «главными героями» литературного процесса Бахтин считал жанры.)

Литературная жизнь XX столетия подтверждает эти соображения: многие крупные писатели (М.А. Булгаков, А.П. Платонов) осуществляли свои творческие задачи, находясь в стороне от современных им литературных группировок. Заслуживает пристального внимания гипотеза Д.С. Лихачева, согласно которой убыстрение темпа смены направлений в литературе нашего века — это «выразительный знак их приближающегося конца»[901]. Смена Международных литературных течений (художественных систем), как видно, далеко не исчерпывает существа литературного процесса (ни западноевропейского, ни тем более всемирного). Не было, строго говоря, эпох Возрождения, барокко, Просвещения и т. п., но имели место в истории искусства и литературы периоды, ознаменовавшиеся заметной и подчас решающей значимостью соответствующих начал. Немыслимо полное тождество литературы той или иной хронологической полосы с какой-нибудь одной миросозерцательно-художественной тенденцией, пусть даже и первостепенно значимой в данное время. Терминами «литературное течение», или «направление», или «художественная система» поэтому подобает оперировать осторожно. Суждения о смене течений и направлений — это не «отмычка» к закономерностям литературного процесса, а лишь очень приблизительная его схематизация (даже применительно к западноевропейской литературе, не говоря уж о художественной словесности иных стран и регионов).

При изучении литературного процесса ученые опираются и на другие теоретические понятия, в частности — метода и стиля. На протяжении ряда десятилетий (начиная с 1930-х годов) на авансцену нашего литературоведения выдвигается термин творческий метод в качестве характеристики литературы как познания (освоения) социальной жизни. Сменяющие друг друга течения и направления рассматривались как отмеченные большей или меньшей мерой присутствия в них реализма . Так, И.Ф. Волков анализировал художественные системы главным образом со стороны лежащего в их основе творческого метода[902].

Богатую традицию имеет рассмотрение литературы и ее эволюции в аспекте стиля , понимаемого весьма широко, в качестве устойчивого комплекса формально-художественных свойств (понятие художественного стиля разрабатывалось И. Винкельманом, Гете, Гегелем; оно приковывает к себе внимание ученых и нашего столетий[903]). Международные литературные общности Д.С. Лихачев называют «великими стилями» , разграничивая в их составе первичные (тяготеющие к простоте и правдоподобию) и вторичные (более декоративные, формализованные, условные). Многовековой литературный процесс ученый рассматривает как некое колебательное движение между — стилями первичными (более длительными) и вторичными (кратковременными). К первым он относит романский стиль, ренессанс, классицизм, реализм; ко вторым — готику, барокко, романтизм[904].

На протяжении последних лет изучение литературного процесса в глобальном масштабе все явственнее вырисовывается как разработка исторической поэтики . (О значениях термина «поэтика» см. с. 143–145.) Предмет этой научной дисциплины, существующей в составе сравнительно-исторического литературоведения, — эволюция словесно-художественных форм (обладающих содержательностью), а также творческих принципов писателей: их эстетических установок и художественного миросозерцания.

Основоположник и создатель исторической поэтики А.Н. Веселовский определил ее предмет следующими словами: «эволюция поэтического сознания и его форм»[905]Последние десятилетия своей жизни ученый посвятил разработке этой научной дисциплины («Три главы из исторической поэтики», статьи об эпитете, эпических повторениях, психологическом параллелизме, незавершенное исследование «Поэтика сюжетов»). Впоследствии закономерности эволюции литературных форм обсуждались представителями формальной школы («О литературной эволюции» и другие статьи Ю.Н. Тынянова). В русле традиций Веселовского работал М.М. Бахтин [таковы его работы о Рабле и хронотопе («Формы времени и хронотопа в романе»); последняя имеет подзаголовок «очерки по исторической поэтике»]. В 1980-е годы разработка исторической поэтики становится все более активной[906].

Перед современными учеными стоит задача создания монументальных исследований по исторической поэтике: предстоит конструктивно (с учетом богатого опыта XX в., как художественного, так и научного) продолжить работу, начатую столетие назад А.Н. Веселовским. Итоговый труд по исторической поэтике правомерно представить в виде истории всемирной литературы, которая не будет иметь хронологически-описательной формы (от эпохи к эпохе, от страны к стране, от писателя к писателю, какова недавно завершенная восьмитомная «История всемирной литературы»). Этот монументальный труд, вероятно, явит собою исследование, последовательно структурированное на основе понятий теоретической поэтики и суммирующее многовековой литературно-художественный опыт разных народов, стран, регионов.

[1]Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. М., 1968. Т. 1. С. 51.

[2]См.: Татаркевич В. Дефиниция искусства // Вопр. философии. 1973. № 5.

[3]См.: Фарыно Е. Введение в литературоведение. Варшава, 1991. С. 56. О подобных суждениях других зарубежных теоретиков см.: Гущина В.А. Модернизм и аналитическая эстетика // Вопр. философии. 1983. № 3.

[4]Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. Красноярск, 1987.

[5]Альберти Л.Б. Десять книг о зодчестве: В 2 т. М., 1935. Т.1. С.178.

[6]Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития. М., 1992. НЛ. С. 311; см. там же с. 437–438 (эстетическое в понимании Плотина).

[7]См.: Шестаков В.П. Эстетические категории: Опыт систематического и исторического исследования. М., 1983. С. 51–61.

[8]См.: Бычков В.В. Эстетика отцов церкви. Апологеты. Блаженный Августин. М., 1995. С. 361–369, 394^31.

[9]Эстетика света имела место уже в античности. В ее основе лежало представление о солнце и огне: «Все умопостигаемое и умозрительное, все эстетическое и прекрасное квалифицируется у Платона как светлое, яркое, блестящее и максимально ясное. Высшая идея сущего есть солнце» (Лосев А.Ф. История античной эстетики: Софисты. Сократ. Платон. М., 1969. С.430).

[10]См.: Кузанский Н. О красоте // Эстетика Ренессанса: В 2 т. М., 1981. Т.1. С.117.

[11]Кузанский Н. О даре Отца светов // Кузанский Н. Соч.: В 2 т. М., 1979. Т.1. С. 326–330.

[12]Соловьев Вл. С. Красота в природе// Соловьев Вл. С. Соч.: В 2 т. 2-е изд. М., 1990. Т.2: С. 364–365.

[13]Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 1. С. 119; М., 1973. Т. 4. С. 221. В подобном роде выказывались и русские философы. Так, Вл. Соловьев утверждал, что красота имеет «общее онтологическое основание» и является «чувственным воплощением одной абсолютно объективной всеединой истины» (Соловьев Вл. С. Красота в природе. С. 388).

[14]Кант И. Критика способности суждения. М., 1994. С. 91, 93, 96, 98–99. 19

[15]Кант И. Критика способности суждения. С. 131.

[16]Шиллер Ф. О возвышенном (к дальнейшему развитию некоторых идей Канта) // Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М., 1957. Т. 6. С. 186.

[17]См.: Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т.1. § 16, 25.

[18]Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 88.

[19]Винкельман И. Избранные произведения и письма. М.; Л., 1935. С. 109–110.

[20]Кучиньская А. Прекрасное. Миф и действительность. М., 1977. С. 79, 121–122, 155–156.

[21]Трубецкой Е.Н. Философия Ницше. М., 1904. С.'49.

[22]Новый мир. 1993. № 9. С. 195–196.

[23]См.: Хализев В.Е. Наследие М.М. Бахтина и классическое видение мира // Филологические науки. 1991. № 5.

[24]Соловьев Вл. С. Общий смысл искусства // Соловьев Вл. С. Соч.: В 2 т. Т.2. С.392.

[25]Лосский Н.О. Мир как органическое целое (1915) // Лосский Н.О. Избранное. М., 1991. С. 390.

[26]Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.361.

[27]Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. С.570–571, 266, 302.

[28]Кант И. Критика способности суждения. С. 179, 87, 97.

[29]Чернышевский Н.Г. Избранные эстетические произведения. М., 1978. С. 68.

[30]См.: Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962. С. 133–135.

[31]См.: Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994. 38—39, 53.

[32]См.: Мукаржовский Я. Структуральная поэтика. М., 1996. С. 44–49.

[33]См.: Бердсли М. Эстетическая точка зрения // Американская философия тва. Екатеринбург, 1997. С. 178, 175.

[34]Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. Киев, 1994. С. 281, 59–60. О том же в несколько иной вариации.См. Мейер А.А. Эстетический подход (1927) // Мейер А.А. Философские соч. Рагв, 1982.

[35]Плеханов Г.В. Письма без адреса // Плеханов Г.В. Искусство и литература. М., 1948. С.108.

[36]Арсеньев Н.С. О красоте в мире. Мадрид, 1974. С. 44, 9,139; его же. Преображение фа и жизни. Нью-Йорк, 1959. С. 44.

[37]Шиллер Ф. Письма об эстетическом воспитании // Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т.?б. С. 307 (см.: Письма 15–21).

[38]Гегель Г.В. Эстетика: В 4 т. Т. 1. С. 123.

[39]См.: Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 593.

[40]Мейер А.А. Эстетический подход (1927) // Мейер АА. Философские соч. Рагй, 1982. С. 103.

[41]Бердсли М. Эстетическая точка зрения. С. 143, 178,142.

[42]Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XI–XVII веков. М., 1992. С. 127.

[43]Шеллинг Ф.В. Философия искусства. М., 1996. С. 84. В подобном же духе — следующее высказывание: «Звать надо не к морали, а к красоте <…> Тут более любви и конкретности» (Ухтомский А.А. Интуиция совести. СПб., 1996. С. 393).

[44]Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. С. 25.

[45]Манн Т. Философия Ницше в свете нашего опыта // Манн Т. Собр. соч.: В 10 т.,'Т. 10. С. 385. См. также: Федотов Т.П. Борьба за искусство// Вопр, литературы. 1990. № 2.

[46]Киркегор С. Наслаждение и долг. СПб., 1894. С. 236. 2

[47]См.: Современное зарубежное литературоведение. Страны Западной Европы и США: Концепции, школы, термины. М., 1996. С. 255–257, 268–271, 290–293.

[48]Подробнее об эстетизме и основных звеньях его истории см.: Гайденко П.П. Порыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997. С. 79–203.

[49]См.: Бычков В.В. Эстетика отцов церкви… С. 201–214.

[50]Толстой Л.Н. Что такое искусство? М., 1985. С. 180.

[51]Виноградов И.И. По живому следу. Духовные искания русской классики: Литературно-критические статьи. М., 1987. С. 66.

[52]Булгаков С.Н. Религия человекобожия в русской революции (1908)// Новый мир. 1989. № 10. С. 223.

[53]Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. С. 23.

[54]Толстой Л.Н. Что такое искусство? С. 166.

[55]Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. М., 1965. С. 154–159.

[56]Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. С. 131.

[57]Булгаков С.Н. Искусство и теургия// Русская мысль. 1916. № 12. С. 18.

[58]Аристотель. Поэтика// Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 116.

[59]Там же. С. 126. Теория подражания древних изложена и интерпретирована в: Лосев А.Ф. История античной эстетики: Высокая классика. М., 1974. С. 32–56; его же. История античной эстетики: Аристотель и поздняя классика. М., 1975. С. 402–417.

[60]См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики: Аристотель и поздняя классика. С.417.

[61]Кант И. Критика способности суждения. С. 182.

[62]См.: Бычков В.В. Формирование византийской эстетики // Культура Византии: IV — первая половина VII. М., 1984. С. 526–528.

[63]Гегель Г.Ф. Эстетика: В 4 т. 1969. Т. 2. С. 16. См. также: Лосев А.Ф. Проблема ста и реалистическое искусство. М., 1976. С. 130–132.

[64]См.: Мандельштам О.Э. Утро акмеизма // Мандельштам О.Э. Слово и культура. |.. 1987. С. 168–172.

[65]См.: Пушкин А.С. Мысли о литературе. М., 1988. С. 339–340.

[66]См.: Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья ^Ренессанса. М., 1990. С. 129. О том же см.: Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. С. 156–162 («Символ и тип»).

[67]Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. Нижний Новгород, 1997. С. 33–34 (разд. «Характер и тип»).

[68]Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1953. Т. 3. С. 53.

[69]См.: Поспелов Г.Н. Искусство и эстетика. М., 1984. С. 81–82.

[70]См.: Михайлов А.В. Проблема характера в искусстве: живопись, скульптура, музыка // Михайлов А.В. Языки культуры: Учеб. пособие по культурологии. М., 1997.

[71]Главная задача художника — «передать характер, преобладающий в предмете» и шлющий его "идею"» (Тэн И. Философия искусства. М., 1996. С. 26–27).

[72]Роден О. Сборник статей о творчестве. М., 1960. С. 13.

[73]Переверзев В. Ф. Проблемы марксистского литературоведения // Литература и марксизм. 1929. Кн. 2. С. 8, 20. См также: Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. 1315–231.

[74]См.: Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства // Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. М., 1962. С. 312–321.

[75]Грехнев В.А. Словесный образ и художественное произведение. С. 33.

[76]Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 323–324.

[77]Пришвин М.М. Дневники. 1920–1922. М., 1995. С. 190.

[78]См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития. Кн. 1. С. 277, 503–508.

[79]См.: Боткин Л.М: Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М., 1989. С. 232–233.

[80]Белецкий А.И. В мастерской художника слова. М., 1989. С. 60–61.

[81]Лихачев Д.С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого конец ХIV — начало XV в.). М.; Л., 1962. С. 64.

[82]Гессе Г. Избранное. М., 1977. С. 260.

[83]Жирмунский В.М. Задачи поэтики (1919, 1923) // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 30.

[84]Ручьевская Е.А. Функции музыкальной темы. Л., 1977. С. 5, 8.

[85]Томашевский Б.В. Поэтика. М., 1996. С. 71. О соотнесенности понятий «тема» и ив» см. также: Лотман Ю.М. Тема карт и карточной игры в русской литературе яа XIX века // Ученые записки / Тартуского гос. ун-та. Вып. 365. Тарту, 1975. ГЧ20–121, 142 (прим.).

[86]Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика (1925). М., 1996. С. 176–178.

[87]Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. К понятиям «тема» и «поэтический мир»// Ученые записки/ Тартуского гос. ун-та. Вып. 365. Тарту, 1975. С. 150.

[88]См., например: Поспелов Т.Н. Эстетическое и художественное. С. 215–231.

[89]Гиршман М.М. Избранные статьи. Художественная целостность. Ритм. Стиль. Диалогическое мышление. Донецк, 1996. С. 11.

[90]По мысли Шеллинга, «вечные мифы» творятся большими поэтами (Данте, Шекспир, Сервантес, Гете) всех эпох: «Всякий великий поэт призван превратить в нечто целое открывающуюся ему часть мира и из его материала создать собственную мифологию» (Шеллинг В.Ф. Философия искусства. С. 147).

[91]Всемирный резонанс имела работа Н. Фрая, где утверждалось, что ритуально-мифологические архетипы составляют основу писательского творчества, определяя облик едва ли не всех литературных жанров (Frye N. Аnаtomyу оf criticism. Princeton, 1957). Русский перевод см. в: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX&#61630;XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. М., 1987. Из числа отечественных работ о «вечных темах» литературы назовем: Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994.

[92]См., напр.: Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Избранное. М., 1995.

[93]Максимов Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока. Предварительные замечания// Максимов Д.Е. Русские поэты начала века. Л., 1986. С. 201.

[94]См.: Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы, 3-е изд. М., 1979. С. 80–102.

[95]См.: Дайкинк Э.О. Национальное в литературе (1847)//Эстетика американского романтизма. М„1977. С. 373, 375.

[96]Унамуно М. де . Избранное: В 2 т. Л., 1981. Т. 2. С. 318–319.

[97]См.: Михайлов А.В. «Западно-восточный диван» Гете: Смысл и форма// Гете И.В. Западно-восточный диван. М., 1988. С. 667–671.

[98]См.: Кормилов С.И. К общей теории художественно-исторической литературы// Филологические науки. 1979. № 4.

[99]Ходасевич Вл. Ф. Собр. соч.: В 4 т. М., 1997. Т. 3. С. 371.

[100]Тэн И. Философия искусства. М., 1996. С. 30.

[101]Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм// Русская мысль. 1916. № 12. С. 56. Сходные мысли были высказаны АА. Блоком в статье «Без божества, без вдохновенья» и Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 6. С. 177, 183–184.)

[102]См.: Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1979. С. 182.

[103]Не удивительно, что процитированные слова В.М. Жирмунского, опирающиеся на художественный опыт и эстетическую мысль XIX в., в эту весьма длительную пору (от 1920-х до 1970-х годов включительно) оказались «не ко двору». Далеко не случайно они были исключены из последующих изданий статьи «Преодолевшие символизм» (1928 и 1973).

[104]Шмидт С.О. Путь историка: Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997. С. 115.