ИМИДЖ В СТРУКТУРЕ МИРА 30 страница

Другие аналитики связывают образ Пугина с правителем-интеллектуалом, чего явно нельзя сказать о Ельцине (Неза­висимая газета, 2001, 11 января). Интеллектуалу Владимиру Путину при этом предоставляется право спасти ситуацию, начатую деструктивной работой другого интеллектуала, но бунтаря — Владимира Ленина.

В этой же плоскости лежит и образ Путина с точки зре­ния Г. Сатарова: "Пугин — типаж, отвечающий потребнос­тям постреволюционного периода, он попал на социально ожидаемую роль созидателя. Но проблема Пугина в том, что ему нужно становиться политиком в период его президент­ства. Он взлетел на вершину неожиданно, будучи мало к это­му готовым, не имея собственной команды. О его реальной роли сегодня говорить еще рано" (Независимая газета, 2001, 11 января). Но в любом случае перед нами предстают доста­точно четко очерченные задачи, что во многом облегчает выдвижение тех или иных решений со стороны Путина.

Одной из таких задач, несомненно, станет отмежевание от режима Ельцина. Хотя реально это будет возможным, ве­роятно, только в случае физического ухода Ельцина, когда исчезнут другие нити, связывающие двух президентов. Профессор Мичиганского университета В. Шляпентш смотрит на Путина и Ельцина как на вариант Хрущева и: Сталина, где место сталинских репрессия, разоблаченных Хрущевым, заняла ельцинская коррупция.

"Несомненно, путинский "XX съезд" отличался бы от то­го, что произошло в 1956 году, и политической окраской ("тот" имел либеральную производную, "этот" будет иметь скорее авторитарно-националистическую, хотя и с демокра­тической фразеологией), и степенью неожиданности. Для сегодняшнего поколения россиян жесткий анализ прошло­го режима не станет таким же сенсационным, как в свое время разоблачение Сталина. Критику Ельцина общество примет намного спокойнее, но и поддержит гораздо охот­нее. Можно даже сказать, что это отвечало бы обществен­ным ожиданиям'' (Общая газета, 2001, 11-17 января}.

На губернаторских выборах кандидаты стараются связать себя с В. Путиным, в то время как раньше более эффектив­ная стратегия заключалась в разрыве отношений с Кремлем. Например, на плакате В. Егорова (Калининград) он изобра­жен на фотографии с В. Путиным с достаточно прозрачным набором слов ("Итоги", 2000, 26 декабря): "Новый прези­дент. Новый губернатор. Новая жизнь". Лаконичность этого текста не мешает понять всю прелесть его достоинств. Кан­дидат в губернаторы привязан не только к действующему президенту, но и заявлен переход к положительным переме­нам в регионе.

Имидж продиктовывается задачами, которые ставит пе­ред политиком его избирательная кампания. При этом он позиционируется таким образом, чтобы четко противостоять в сознании избирателей своему противнику. "Мой" имидж должен одновременно качественно разрушать "чужой", как это было, к примеру, в выборах в Югославии, где Коштуни­ца противопоставлялся Милошевичу, и тем самым активно вводилась оценка, что Милошевич проиграл, поскольку главным лозунгом было "Gotovje!" Стратегия выборов Ель­цина в максимальной степени разрушала имидж Зюганова, которому странным образом приписали только ужасы 37 го­да, хотя вполне могли связать его и с Иваном Грозным.

Целевая аудитория также задает четкие требования к имиджу. Например, В. Никонов назвал несколько ключевых

моментов избирательной кампании Б. Ельцина в 1996 г. (пе­редача "Старая квартира", РТР, 2000, 23 янв.). Одной из за­дач было привлечение молодежи, поскольку она предполо­жительно должна была голосовать за Ельцина. Отсюда были его танцы на экране и туры эстрадных исполнителей.

Впервые открыто прозвучала из его уст и фраза о поддер­жке А. Лебедя с мотивацией такого типа, что последний ра­ботал на электорате Г. Зюганова. Задача первого тура состояла в выходе пары Ельцин — Зюганов с отсечением лю­бых других кандидатов. Работа профессиональных имид­жмейкеров с Ельциным провалилась, поэтому эта роль пос­тепенно перешла к дочери Ельцина - Т. Дьяченко. Естественным плюсом ее была возможность личного воз­действия на президента, т.е. в результате был получен весь­ма эффективный "канал" связи с президентом.

Тони Блэр создал рождественские открытки с сюжетом, в рамках которого его семья прочитывается как святое се­мейство, где их сын Лео олицетворяет младенца Иисуса (Коммерсанть-Власть, 2000, 19 дек.). Хотя это и вызвало критику, но, по сути, политик всегда подстраивается под тот формат, который считает наиболее позитивным для его ау­дитории. Облик Путина в шлеме летчика подходит для дру­гого периода и другого народа. Правда, в статусе президента В. Путина тоже уже можно увидеть на рождественском бо­гослужении.

Анатолий Чубайс очень справедливо заметил: "Бывают ситуации, очень редко, когда политическое и пиаровское пространство абсолютно расходятся" (Комсомольская прав­да, 2000, 20 окт.). Он говорит это по поводу слухов об от­ставке М. Касьянова, но это его высказывание следует ис­править, исключив слова "очень редко". Эти пространства расходятся достаточно часто. И технологии пиара часто направлены на то, чтобы изменить политическое пространс­тво в соответствии с лекалами, заданными пиаровским пространством.

В целом избирательные технологии, как показывают пос­ледние события в Югославии, становятся совершенно но­вым инструментарием с невиданными ранее возможностя­ми. Кстати, в чем-то можно наблюдать силу имеющихся новых для нас ресурсов (в первую очередь, административ­ного и информационного) и в успехе Пугина, поскольку в

его случае также происходило движение к победе, обуслов­ленное, в первую очередь, технологически, хотя во многом это опиралось и на то, что как советский, так и постсовет­ский человек патологически любит свою родную власть, кем бы в данный момент она ни манифестировалась.

ЕСЛИ БЫ КАРЛСОН ЗАХОТЕЛ ПОЙТИ В ДЕПУТАТЫ

Попытаемся представить на некоторых примерах дейс­твие отмеченных выше механизмов. Для иллюстрации возь­мем наиболее яркие характеры, которые встречаются в сказ­ках. Таким образом, мы попытаемся найти приемы ПР, представленные в сказочном материале.

Пример первый: Карлсон.

Для него нет проблем в индивидуализации своего имид­жа. Сам он себя характеризует следующими словами: "Я красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил!" [207, с. 24]. Плюс к тому же его имидж усиливает мо­торчик с пропеллером. С таким набором характеристик, к которому можно добавить, что он живет на крыше, нам больше никто не встретится.

Но для "продажи" политика мало одной индивидуализа­ции образа. Он должен четко отвечать на боли своей ауди­тории. Вот "Советы имиджмейкера", данные "Огоньком" (1995, №38):

"Любите своего избирателя, сочувствуйте ему, плачьте и смейтесь вместе с ним. Помните: вы - плоть от плоти сво­его электората, у вас общая судьба, общие проблемы. Изби­ратель скорее простит вам невыполненные обещания, чем равнодушие к его драмам. Если округ, от которого вы бал­лотируетесь, накануне пережил повышение цен на продо­вольствие, или кровавое убийство, или аварию газопровода, бесполезно разговаривать с избирателями о макроэкономи­ческих проблемах: не поймут. Начните с того, что вы глаз не сомкнули, думая о страшной трагедии".

В какой жизненной ситуации находится "избиратель" Малыш:

"В тот день все шло шиворот-навыворот. Мама выругала его за то, что он опять разорвал штаны, Бетан крикнула ему: "Вытри нос!*, а папа рассердился, потому что Малыш поз­дно пришел из школы.

- По улицам слоняешься! - сказал папа" [207, с. 22-23].

Плюс к этому существовала долговременная конфлик­тная ситуация: мама и папа не хотели заводить собаку. Все — и кратковременные, и долговременные контексты для Ма­лыша были отрицательными.

Первый этап "продажи", как и в рекламе, состоит в том, чтобы ОСТАНОВИТЬ, ЗАДЕРЖАТЬ ВНИМАНИЕ. Как это удалось сделать в нашем случае:

"Карлсон окинул Малыша внимательным, долгим взгля­дом и полетел дальше. Набрав высоту, он сделал небольшой круг над крышей, облетел вокруг трубы и повернул назад, к окну. Затем он прибавил скорость и пронесся мимо Малы­ша, как настоящий маленький самолет. Потом сделал второй круг. Потом третий. Малыш стоял не шелохнувшись и ждал, что будет дальше. У него просто дух захватило от волнения и по спине побежали мурашки — ведь не каждый день мимо окон пролетают маленькие толстые человечки'' [207, с. 23].

Мы видим, что этот процесс выполнен идеально. Наш избиратель, словно завороженный, даже позабыл о всех сво­их бедах, когда перед ним стала воочию развертываться предвыборная кампания.

Что наиболее важно в последующих этапах этой кампа­нии? Сергей Михайлов говорит:

"Главное в политической кампании - это ее собственная парадигма, то есть как и какие мифы будут производиться в ее рамках, какие тезисы будут запускаться в народ и самое важное, на кого конкретно и какими методами воздейству­ем" (Рекламный мир, 1995, №12).

Поскольку нужно было запускать паровую машину (в мультфильме речь идет о люстре), то Карлсон сразу же в этот момент (естественно, идя навстречу избирателям) становится "лучшим в мире специалистом по паровым машинам".

Машина взрывается — опыт приобретает негативный от­тенок. Но Карлсон-политик знает: важен не реальный мир, а мир символический, поэтому он первый выдает интерпре­тацию негативного события, как это и требуется в аксиома­тике ПР:

"Она взорвалась! - в восторге закричал Карлсон, словно ему удалось проделать с паровой машиной са­мый интересный фокус. — Честное слово, она взорва­лась! Какой грохот! Как здорово!" [207, с. 25]

Малыш, ведя игру подлинного избирателя, пытается возра­жать, даже всхлипывает со словами "Моя паровая машина..."

Однако Карлсон как специалист по ПР не забывает поль­зоваться удачными запоминающимися слоганами, один из которых затем зашагал по просторам СНГ:

"Пустяки, дело житейское! - И Карлсон беспечно махнул своей маленькой пухлой ручкой. - Я тебе дам еще лучшую машину" [207, с. 26].

Последнее высказывание есть явный политический ма­невр, политики всегда пытаются переводить избирателей в плоскость будущего времени, именно там они короли ил­люзий.

Когда же ситуация может принять плохой оборот, возни­кает образ рассерженного папы, Карлсон сразу начинает со­бираться:

"Стоит ли волноваться по такому поводу! Так и передай своему папе. Я бы ему это сам сказал, но спешу и поэтому не могу здесь задерживаться... Мне не удастся сегодня встре­титься с твоим папой. Я должен слетать домой, поглядеть, что там делается".

И выдав второй популярный слоган: "Спокойствие, толь­ко спокойствие!", Карлсон исчезает.

После взрыва машины кандидат в депутаты улетел, а Ма­лыш принялся рассказывать окружающим, что на самом де­ле это не он, а Карлсон виновник происшедшего. Избира­тельная кампания должна продолжаться, и Карлсон появляется во второй раз, теперь в соответствии с меняю­щимся контекстом он становится сначала "лучшим в мире рисовальщиком петухов", затем "лучшим в мире мастером скоростной уборки комнат". А позже - "лучшим в мире строителем". Я обращаю внимание на то, что наш кандидат не просто отзывается на просьбы трудящихся, он еще и са­мый лучший в мире специалист по всем вопросам.

Видя, что имидж его становится несколько отдаленным от населения, Карлсон и его имиджмейкеры ставят задачу приблизиться к народу. У Карлсона в этом случае не так много вариантов, происхождение его неизвестно, наличие пропеллера только ухудшает его. И имиджмейкеры подска­зывают верный ход:

"Я хочу лежать в постели с высокой-превысокой темпера­турой. Ты придешь узнать, как я себя чувствую, и я тебе ска­жу, что я самый тяжелый больной в мире. И ты меня спро­сишь, не хочу ли я чего-нибудь, и я тебе отвечу, что мне ничего не нужно. Ничего, кроме огромного торта, нескольких коробок печенья, горы шоколада и большого-пребольшого куля конфет!" [207, с. 43].

А я обращаю ваше внимание на то, что имиджмейкеры принципиально не говорят о каком-то депутатском мандате, это явный моветон.

И вот свершилось. Малыш созрел. Малыш верит своему кандидату больше, чем своим близким, которые безуспешно пытаются говорить о неподлинности его биографии, о том, что до перестройки Карлсон работал в обкоме КПСС и ез­дил на черной "Волге". Все, поздно, свершилось!

"Малышу очень захотелось стать Карлсону родной мате­рью, а это значило, что ему придется опустошить свою ко­пилку. Она стояла на книжной полке, прекрасная и тяжелая. Малыш сбегал на кухню за ножом и с его помощью начал доставать из копилки пятиэровые монеты. Карлсон помогал ему с необычайным усердием и ликовал по поводу каждой монеты, которая выкатывалась на стол. <...> Когда он отдал продавцу весь свой капитал, то вдруг вспомнил, что копил эти деньги на собаку, и тяжело вздохнул. Но он туг же поду­мал, что тот, кто решил стать Карлсону родной матерью, не может позволить себе роскошь иметь собаку" [207, с. 43].

Запущенный имиджмейкерами миф о больном Карлсоне победил миф о собаке, и избиратель Малыш принял чужие правила игры. К сожалению, в этом есть определенная неизбежность — мифы всегда красивее жизни. Как сказал Ма­лыш: "Я давно заметил: чем еда невкусней, тем она полез­ней. Хотел бы я знать, почему все эти витамины содержатся только в том, что невкусно?" [207, с. 61].

Кстати, Карлсон выполнил еще один совет имиджмейке­ров из "Огонька'':

"Если у вас уже есть избиратели, держитесь их, не изме­няйте им, не охотьтесь за чужими, не пытайтесь угодить всем. Ваш избиратель может меняться. Вчера он был ярым "западником", а сегодня хочет, чтобы "американцы остави­ли нас в покое". Меняйтесь вместе с ним, бойтесь застыть в неподвижности, бойтесь опоздать — он вас разлюбит. Но не переусердствуйте, не стремитесь, чтобы вас полюбили ваши былые ярые оппоненты. Это бесполезно".

Как видим, Карлсон работает только со своими, он не пытается обольстить маму с папой, брата и сестру Малыша. Правда, ему удается чуть-чуть завлечь к себе фрекен Бок, но это, вероятно, есть великовозрастный малыш.

В ситуации Малыш и Карлсон мы постепенно прошли все три шага предвыборной кампании:

— из политика нужно сделать конкурентоспособный товар,

— избиратель должен им заинтересоваться,

— "товар" нужно успешно "продать" (Огонек, 1995, №38).

Пример второй: Красная Шапочка

"Красная Шапочка", как и "Ивасик-Телесик", демонс­трируют смену голоса и поведения под своего "избирателя".

"Мягким, тонким голосом говорит, чтоб девочка его не узнала" [345, с. 456].

Уши и глаза псевдо-бабушки тоже только для того, что­бы лучше слышать и видеть своего избирателя, которого по­том и поедают.

Пример третий: Бременские музыканты

Здесь мы можем увидеть четкое разграничение действи­тельности реальной и символической. Там действовали кот, собака, осел и петух, которые в интерпретации разбойника оказались иными символизациями:

"Ох, там в доме страшная ведьма засела, как дохнет она мне в лицо, как вцепится в меня своими длинными пальца­ми; а на дворе лежит черное чудище, как ударит оно меня своей дубинкой; а на крыше, на самом верху, судья сидит и кричит: "Тащите вора сюда!" Тут я еле-еле ноги унес" {345, с. 506-507].

Пример четвертый: Лягушка-пугешествуннинд

В этой сказке, как и в "Колобке", мы увидим великую роль слова:

"Тут лягушка уже не выдержала и, забыв всякую осто­рожность, закричала изо всей мочи:

-Это я! Я!

И с этим криком она полетела вверх тормашками на землю" [345, с. 441].

Пример пятый: Приключения Незнайки

Оставляю самим читателям проследить возможности ПР на примере приключений Незнайки...

В целом сказки отражают определенные типичные моде­ли общения, поэтому с неизбежностью обучают детей при­нятым в обществе системам коммуникации.

Глава шестая ИМИДЖИ ВРАГОВ

СИМВОЛИЗАЦИЯ ВРАГОВ

Политик идет по жизни в сопровождении своих врагов. Со времен древности известно, что наличие врага консоли­дирует нацию вокруг ее лидера. Чем "лучше" враг, тем удач­нее консолидация. Враг, как и герой, всегда системен. Вспомним советский период, когда череда врагов четко от­ражала системные свойства самой власти. Белогвардейцы, вредители, шпионы довоенного времени являются зеркаль­ным отражением красноармейцев, передовиков и погранич­ников. Герой никогда не может стать героем без сопротив­ляющегося врага. Советский красноармеец, шахтер или пограничник боролись как с врагом, так и со стихией, ме­шающей им. Кстати, наличие сопротивления Мишель Фуко вообще вводит в аксиоматику власти. Он писал: "Там, где есть власть, есть и сопротивление, и все же, или скорее: именно поэтому сопротивление никогда не находится во внешнем положении по отношению к власти" [406, с. 195-196]. Он считает, что сопротивление власти строится по це­лому ряду направлений.

"Стало быть, по отношению к власти не существует одного какого-то места великого Отказа — души восстания, очага всех и всяких мятежей, чистого закона революционера. Напротив, существует множество различных сопротивлений, каждое из которых представляет собой особый случай: сопротивления возможные, необходимые, невероятные, спонтанные, дикие, одинокие, согласованные, ползучие, неистовые, непримири­мые или готовые к соглашению, корыстные или жертвенные; по определению, сопротивления могут существовать лишь в стратегическом поле отношений власти" [406, с. 196].

Гитлер также требовал осязаемых врагов.

При таком разнообразии сопротивления сегодняшние враги почему-то достаточно нечетки. Не только неясно, куда направлены ракеты. Не менее непонятно, кто же мешает ид­ти гигантскими семимильными шагами вперед. Отношения недостаточно поляризованы, чтобы выстроить четкую зави­симость "друг — враг". Газеты подчеркивают, к примеру, что А. Лебедь не может сам выстроить себе цели из-за неяснос­ти врага: "По-видимому, он все же не из тех людей, кто мо­жет на пустом месте сам себе придумывать задачи. Ему ну­жен "плацдарм", нужны "войска", нужны отработанные правила взаимодействия и нужен "враг". Имея все это, он может определять цели, выстраивать стратегию и идти впе­ред к победе с неотступностью танка. А самому себе созда­вать плацдарм и собирать по крохам войска — это нет, это не по его части" (Московский комсомолец, 1998, 12-19 марта).

Но если успех легко объясняется наличием лидера и ко­манды, неуспех вынуждает перенести ответственность на ко­го-то другого. Поэтому без врага нам никак не обойтись. Власть не только дистанцируется от негатива, но и пытается привязать к этому полюсу своих врагов. Как пишет совре­менная исследовательница:

"Если образ героя ассоциируется с понятием "чудо", то образу врага наиболее точно соответствует понятие "загово­ра". При этом как бы подразумевается, что основу и того и другого составляют некие сверхъестественные силы добра или зла, а конкретная личность — лишь представитель (про­рок или тайный агент) этих безличных сил" [120, с. 28].

Одновременно следует подчеркнуть, что это естественное свойство нашей психики персонализировать не только побе­ды, но и поражения. И хоть есть высказывание, что пораже­ние, в отличие от победы, является сиротой, это не всегда так. Аудитория всегда жаждет крови, она хочет знать, кто ви­новат. Ср. следующее высказывание из книги полковника Генштаба В. Баранца "Ельцин и его генералы" по поводу прошлой чеченской войны: "У этой войны уши Степашина, глаза Лобова, усы Шахрая, кулаки Грачева, мозги Ерина, а совесть Ельцина" (Комсомольская правда, 1998, 14 января.).

Враги, когда они есть, ведут себя четко по правилам, они столь же разумны, как и мы, только действуют в рамках

иной "грамматики". Когда Петр Первый брил бороды и оде­вал в мужское платье, то он как бы не учитывал того, что на иконах того времени бесы как раз и изображались в немец­ком платье и безбородыми. Все это (как и ряд других фак­тов) позволило Борису Успенскому заявить следующее: "Поведение Петра, под некоторым углом зрения, предстает не как культурная революция, но как анти-тексты, минус-поведение, находящееся в пределах той же культуры" [382, с. 525].

Д. К. Зеленин дает картинку еще более отдаленную во времени:

"Иправить зло, причиненное колдуном, — дело, собствен­но не колдуна, а знахаря. Однако нередко за это берется и колдун, очевидно пользуясь разногласиями, существующи­ми между различными представителями нечистой силы. У русских широко распространены рассказы о состязаниях двух колдунов; иногда состязается колдун со знахарем, но часто и два колдуна, причем побеждает тот, в чьем распоря­жении больше нечистой силы, у кого она мощнее и опыт­нее" [144, с. 422].

То есть образы "странных сил" обладают достаточной до­лей детализации.

И. Черепанова еще более четко рисует характеристики внешности, поведения и речи ведьм:

1) Неординарная внешность (либо красивая девушка, либо безоб­разная старуха).

2) Обладает особыми знаниями и даром красноречия. Верит в си­лу слов.

3) Оригинально мыслит: неистощимая выдумка.

4) Уверена в своей избранности. Отсюда - нестандартное пове­дение.

5) Обладает качествами победителя (идет по пути воина), порож­дает в людях страх и благоговение" [418, с. 104].

Одновременно население обладает четким пониманием, кого оно не уважает. Служба "Социс-Гэллап" после опроса жителей Украины (День, 1996, 21 декабря), дает следующие

результаты по полюсу негативности (сумма ответов превос­ходит сто, поскольку можно было давать несколько ответов):

Эрик Хоффер считал наличие хорошего врага основой любого массового движения, поскольку ненависть — самое главное объединяющее средство. Ненависть отвлекает чело­века от его собственных проблем, делая анонимной части­цей целого.

"Массовое движение может возникнуть и распространить­ся без веры в Бога, но никогда это не будет возможным без веры в дьявола. Обычно сила массового движения пропор­циональна яркости и осязаемости их дьявола... Легче нена­видеть врага, в котором есть много хорошего, чем такого, у которого все плохо. Мы не можем ненавидеть тех, кого пре­зираем. У японцев было преимущество перед нами, посколь­ку они восхищались нами больше, чем мы ими. Они могли ненавидеть нас более жгуче, чем мы их" [500, р. 86, 90].

Важной психоаналитической характеристикой является перенос (проекция) своих негативных черт на врага. Мы как бы приписываем врагу те коварные замыслы по отношению к нам, которые сами готовы совершить по отношению к не­му. Так что фраза о "коварном агрессоре" одновременно го­ворит и о том, кто ее произносит.

Вообще-то образ тоталитарного врага — самый лучший из врагов, поскольку его строят профессионалы, в руках у ко­торых целый арсенал воздействия. Враг в рамках тоталитар­ной системы был таким же обязательным элементом ее су­ществования, как и герой. И поскольку эта система гиперболизировала своего героя, под стать ему надо было

делать и врага. Ибо герой не мог побеждать каких-то недос­тойных его врагов.

Враг может строиться по параметрам злой силы. Враг часто примитивизируется. Вспомним, что образы немцев или японцев в фильмах явно оглуплены и занижены. В них присутствует только одна какая-то черта. Они, как правило, тяготеют к слиянию в массы. Мы не хотим их различать. "Американские агрессоры, немецкие фашисты..." Герой в противовес этому полон индивидуальных характеристик — типа противопоставления Александра Невского немецким псам-рыцарям в фильме Сергея Эйзенштейна. "Герой, — пишет Зигмунд Фрейд, — претендует на единоличное совер­шение поступка..." [403, с. 316]. Отсюда следует та обяза-киьность личной победы над врагом, которую нам демонс­трируют кинодетективы. И лишь после того, как чашу весов удалось лично перетянуть на свою сторону, вдали начинают быть слышны звуки полицейской или милицейской сирены. Победа многих над одним, даже самым коварным врагом, не была бы воспринята как подлинная победа.

Следует признать непростую роль актера в создании не­гативных образов. Впечатлительные зрители могут вмеши­ваться в ход пьесы. Случай из истории персидского театра рассматривает Е. Бертельс, говоря об актерах, которых могут избить по окончании представления:

"Предвидя такой плачевный исход, они стараются пре­дотвратить его и пытаются исполнить роль как можно менее реалистично, прерывая речи разными восклицаниями и осыпая проклятиями свои собственные злодейства. <...> Де­ло доходило до того, что как-то раз, в давние времена, в Те­геране исполнение этих неприятных ролей было поручено русским военнопленным, выступавшим в своих собствен­ных мундирах. Расчет был верен: и толпа удовлетворена, и неверным кафирам пришлось пострадать в честь славного внука пророка" [38, с. 30].

Таким образом, на более примитивных стадиях развития человечества символическая действительность вообще неот­личима от реальной.

Тип врага дает нам красноречивую подсказку, указываю­щую на ценности и идеалы лидера. Борис Ельцин говорит в

своих воспоминаниях о наведении "капитального порядка" в сфере внешней политики:

"С МИДом было легче: пришел Шеварнадзе и сам быс­тро разобрался с псевдоспециалистами, заполнившими глав­ное внешнеполитическое ведомство страны. В МГИМО и Министерстве внешней торговли дело с оздоровлением кол­лективов шло медленнее, но и там процесс пошел, сменили партийное руководство, административное. Потихоньку си­туация выправлялась" [125, с. 97].

Здесь характерной является фраза "псевдоспециалисты", раскрывающая настрой пишущего.

Важно при этом персонализировать своего "врага", по­этому множество страниц воспоминаний посвящены Горба­чеву. Например:

"Я все-таки надеялся на Горбачева. На то, что он поймет всю абсурдность политики полумер и топтания на месте. Мне казалось, что его прагматизма и просто природной ин­туиции хватит на то, чтобы понять — пора давать бой аппа­рату, угодить и тем и этим, номенклатурщикам и народу — не удастся. Усидеть одновременно на двух стульях нельзя" [125, с. 99].

Соответственно "враг" не в состоянии отвечать на разум "героя". Вот речь идет об обсуждении проекта доклада Гор­бачева, посвященного семидесятилетию Октябрьской рево­люции:

"Обсуждение шло по кругу, довольно коротко. Почти каж­дый считал, что надо сказать несколько слов. В основном оценки были положительные с некоторыми непринципи­альными замечаниями. Но когда дошла очередь до меня, я достаточно напористо высказал около двадцати замечаний, каждое из которых было очень серьезным. Вопросы каса­лись и партии, и аппарата, и оценки прошлого, и концеп­ции будущего развития страны, и многого другого.

Туг случилось неожиданное: Горбачев не выдержал, прер­вал заседание и выскочил из зала. Весь состав Политбюро и секретари молча сидели, не зная, что делать, как реагиро­вать. Это продолжалось минут тридцать. Когда он появился, то начал высказываться не по существу моих замечаний по

докладу, а лично в мой адрес. Здесь было все, что, видимо, у него накопилось за последнее время. Причем форма была крайне критическая, почти истеричная. Мне все время хоте­лось выйти из зала, чтобы не выслушивать близкие к оскор­блению замечания" [125, с. 99-100].

Как видим, чем сильнее принижается "враг", тем значи­тельнее кажется роль "героя". Они как бы находятся в об­ратной зависимости. Имеется в виду, что враг должен быть сильным, принижение его происходит в результате борьбы, а не потому, что он исходно слаб. Герой может проявить ве­ликодушие по отношению к врагу, что часто является его ошибкой, поскольку враг обязательно воспользуется еще од­ним случаем проявить свою агрессивность. На этом часто строится формула кинодетектива, где герой проигрывает все битвы, кроме последней. Асимметричность героя состоит также в том, что у него более сильный поддерживающий контекст. Отсюда народный герой советского времени. Враг же всегда подвергается изоляции, поскольку он коварен да­же по отношению к своим друзьям.

Есть также определенные ограничение на восприятие вербальной информации. Так, в рамках нейролингвистичес-кого программирования сформулировано требование отно­ситься с осторожностью к отрицательным высказываниям.