Неолит и энеолит — культура дзёмон и яёй
ПРОТОЯПОНСКАЯ КУЛЬТУРА
И СТАНОВЛЕНИЕ КУЛЬТУРЫ ЯПОНИИ
Неолит и энеолит — культура дзёмон и яёй
Освещение предыстории японской культуры представляет огромные трудности. И прежде всего это связано с тем, что недостаточная изученность и неполнота материалов сочетаются со множеством более или менее обоснованных теорий в области периодизации, происхождения палеолита и энеолита, существования палеолита в Японии, а также теорией так называемой «докерамической» эпохи и пр. Учитывая состояние современной науки, предысторию Японии серьезно можно начинать с неолита1 и энеолита, т. е. с периодов, называемых в японской историографии Дзёмон и Яёй.
Хорошо известно, насколько сложны и подчас малодоступны представления первобытного человека об окружающем его мире. Любые попытки проникнуть во внутренний мир созидателя древней культуры неизбежно вызывают интерпретации этого мировоззрения на основании главным образом изучения памятников первобытного искусства. Более того, общеизвестно, что культура, и особенно искусство
1 Находки палеолитического человека, так называемого кудзуу (проф. Тотиги), устава (г. Тоёхаси) и миккаби (в Сидзукоа), жившего, как утверждают, примерно 100 тыс. лет назад и относящегося к типу неандертальца, представляются весьма сомнительными как с точки зрения их датировки, так и их антропологической и археологической характеристики.
Эти находки позволили японским ученым выступить с сенсационной теорией о существовании в Японии так называемой '«докерамической» (палеолитической) культуры — при раскопках керамика не была обнаружена.
Однако до сих пор еще трудно отделить действительно научные гипотезы от псевдонаучной спекуляции. Как известно, все последние данные о раскопках на территории Советского Дальнего Востока не дают оснований начинать предысторию этого ареала с эпохи палеолита докерамиче-ского времени.
палеолита принципиально отличаются от культуры и искусства неолита и энеолита. И если палеолитические памятники демонстрируют глубокую общность и единство человеческой культуры, то памятники неолита, и тем более энеолита, свидетельствуют уже одновременно о том, что в этот период закладываются также и основы того нового, которое спустя, быть может, тысячелетия проявит себя в ином качестве, станет специфической особенностью культуры определенного народа. В связи с этим при изучении культуры японского неолита и энеолита возникают дополнительные трудности, а именно обязательное привлечение данных о неолитической культуре Дальнего Востока, Юго-Восточной Азии и островов Океании.
Сведения о происхождении японской неолитической культуры и ее носителях — учитывая, что на эти сведения опираются наиболее серьезные теории,— очень кратко и схематично можно свести к следующему. На рубеже мезолита и неолита на Японские острова началась миграция племен, одна часть которых принадлежала к так называемой протоайнской, или палеоайнской, группе, а другая — к близкой ей, по-видимому также аустронезийской, группе племен индонезийского или полинезийского происхождения (племена кумасо и хаято японских источников VIII в.— скорее всего, потомки этих племен).
Ведущую роль в создании неолитической культуры дзёмон сыграли, как полагают специалисты, протоайнокие племена [18, 303], которые, вероятно, и были самыми древними жителями Японских островов. Но наряду с ними в этом процессе участвовали и племена южномонголоидного происхождения, проникавшие на Японские острова через Филиппины или непосредственно из района Юго-Восточного Китая, населенного предками племени юэ2.
Лингвистические данные позволяют предположить, что подавляющая часть населения мигрировала в Японию через Филиппины и Рюкю с островов Полинезии, а не прямо с материка — древнеяпонский язык обнаруживает близость к аустронезийским языкам полинезийского типа, а не к чамскому языку, на котором говорит материковый народ юэ.
:' Об этом свидетельствует и обособленное место японского языка в системе языков, и антропологическое сходство айнов с человеком из ран-ненеолитических погребений так называемого типа Аосима (проф. Мияги), Миято (преф. Мияги) и Цукума (преф. Окаяма).
Однако имеют хождение и другие теории, которые во многом противоречат вышеприведенным. К ним можно отнести, например, весьма популярную одно время теорию о близости айнов к европеоидной расе3 и совершенно противоположную ей гипотезу о том, что предками древних японцев были родственные эскимосам племена коропокгуру, т. е. мифический карликовый народ, обитавший в землянках, откуда происходит и другое его название — тойсёкуру. Правда, в свете последних археологических, антропологических и лингвистических исследований упомянутые здесь гипотезы были отвергнуты большинством ученых.
Таким образом, проблема происхождения айнов, как и вообще проблема японского неолита, еще очень далека от окончательного решения.
Однако как бы то ни было, а для истории культуры в конечном счете проблемы этногенеза сами по себе -не так важны, как те культурные традиции, которые японцы унаследовали от своих предков и воплотили в своих мифологии и религии, искусстве и архитектуре. Какие-то важные основы этого заложены были на заре человеческой истории в эпоху неолита.
Для эпохи неолита и энеолита в Японии в настоящее время принята следующая периодизация:
Протодзёмон 4—3,5 тыс. лет до н. э.
Ранний Дзёмон 3,5—2,5 тыс. лет до н. э.
Средний Дзёмон 2,5—1,5 тыс. лет до н. э.
Поздний Дзёмон 1500—500 лет до н. э.
(к этому же времени
относится появление в
Корее керамики яёй).
Позднейший Дзёмон 500 г.—400 г. до н. э.
(к этому периоду отно
сятся также весь энео
лит — Ранний Яёй и на
ступление бронзы —
Средний Яёй, за кото
рым почти сразу же на
ступает ранний желез
ный век—Поздний Яёй).
2 Начиная с Ж. Ф. Лаперуза [82], на протяжении всего XIX в, и почти до середины XX в. теория о европеоидном происхождении айнов была распространена весьма широко. Она встречается и в сочинении В. М. Головкина [7], и в работах А. А. Бикмора [63], и Л. Шренка [27]. Наряду с этим существовала также версия о палеоазиатской принадлежности айнов (Л. Шренк).
Культуру и искусство дзёмон еще никак нельзя назвать японскими. Об эпохе неолита и энеолита можно говорить только как о времени формирования и вычленения отдельных элементов японской протокультуры. Но японские ученые совершенно правомерно начинают историю культуры своей страны с эпохи Дзёмон и справедливо гордятся ее искусством— сосудами (рис. 1 и 2) и глиняными фигурками — догу, изображающими людей и животных (рис. 3).
Так называемая керамика дзёмон может быть с полным правом отнесена к шедеврам неолитического и энеолитиче-ского искусства вообще. Несмотря на то что культурный комплекс дзёмон очень близок культуре племен огромного географического ареала (от Юго-Восточной Азии и Приморья до Центральной Америки), керамику дзёмон отличает ряд черт, позволяющих уже признать ее принадлежность к протояпонской культуре.
Опуская здесь специальную, чисто археологическую характеристику культуры дзёмон, обратим внимание на то, как воплощаются в керамике дзёмон представления о форме и пространстве, которые складываются в эту эпоху, т. е. представления о вселенной и ее свойствах.
Прежде всего важно отметить, что, хотя культура дзёмон представляет собой некий «сплав» неолитических культур различных народов, причем своеобразие этого «сплава» заключается в непрекращающемся притоке всех новых элементов, придающем культуре дзёмон несомненно транзитный характер, ее керамика демонстрирует непрерывную преемственность традиционного стиля от более раннего периода к позднему. Керамика свидетельствует о детальной разработке и развитости стиля и тем самым о наличии длинной цепи поколений творцов. Способность к активному усвоению привнесенных элементов и обновлению своего культурного комплекса присуща японской культуре на всем протяжении истории, так же как и противоположная этому на первый взгляд способность к сохранению определенных черт, консерватизму. На самом деле первая тенденция в значительной степени укрепляет вторую, а их взаимодействие ведет, как правило, к большей точности отбора, а значит, и к жизнеспособности и устойчивости культурного фонда народа4.
Из множества локальных археологических памятников
4 Проблемы заселения Японии, этногенеза сами по себе представляют сложный, запутанный и противоречивый клубок чисто археологических и историко-культурных проблем, даже если они рассматриваются в одном лишь аспекте формирования специфических особенностей японской неолитической культуры. И здесь с особенной остротой встает вопрос о создателях и носителях этой культуры. Что заставляло их мигрировать на такие огромные расстояния? Ни археологи, ни историческая наука в целом не дали пока сколько-нибудь исчерпывающего ответа.
Не исключено, что ключом для разгадки этого чрезвычайно интересного явления древности могут послужить новейшие открытия в области генетики и психофизиологии. Опыты советских и зарубежных ученых показали, что при определенных формах существования отдельным представителям как человечества, так и других высших млекопитающих присуще стремление к новому, неизвестному. Ради этого они готовы на любые жертвы. Таким образом, теория гомеостаза, считающая стабильность состояния наиболее благоприятным условием для успешной эволюции вида, оказалась оттесненной в системе теории естественного отбора со своего главенствующего места. Как было установлено при помощи серии специальных опытов, наследование «рефлекса свободы», т. е. потребности, непреодолимого стремления проникнуть в неизведанное, могло привести уже в очень глубокой древности к появлению целых групп людей, обладающих такой врожденной тягой в неизведанное. Возможно, что племена, заселившие Японию, и принадлежали к потомкам таких «генетических первооткрывателей», что наложило свой отпечаток на характер всей культуры.
Разумеется, пока это еще заманчивая гипотеза, которая нуждается в серьезной и детальной разработке, в результате чего могли бы быть намечены пути исследования механизмов, управляющих импульсами переселения племен в эпоху палеолита и неолита, и, в частности, носителей транзитной культуры —• конгломерата племен, создавших в Японии культуру дзёмон.
Накопление длинным рядом поколений «рефлекса свободы» — вкуса к новизне — несомненно, сообщало их культуре особую динамичность и гибкость, которые так ярко себя проявили в керамике дзёмон — блестящем феномене транзитной неолитической культуры.
эпохи Дзёмон наиболее характерной с точки зрения стилистических особенностей является керамика археологических комплексов Кацудзака и Атамадай (Средний Дзёмон) и Ка-мэгаока, Сёнохата и Ангё (конец эпохи Дзёмон). Керамика всех прочих комплексов — а их теперь насчитывается несколько десятков — в принципе подтверждает закономерности, выявленные при анализе керамики названных комплексов.
Керамика кацудзака была распространена в горных районах (преф. Яманаси, Нагано, Гифу, Сидзуока) и, как правило, сопутствовала охотничьему инвентарю (рис. 4 и 5). Керамика атамадай встречается только на равнинах морского побережья и сочетается с рыболовным инвентарем (рис. 6 и 7). В общем, керамика этих двух типов обнаруживает большое сходство, но, как правило, мастерство изделий типа кацудзака выше. Керамика кацудзака — наиболее совершенный образец стиля Среднего Дзёмон. Она отличается большим разнообразием форм сосудов, орнаментов, их украшающих, и размерами. Сосуды в форме блюд и кубков, чаш и котлов, сосуды для хранения пищи украшены разнообразным резным или накладным орнаментом вокруг венчика и по всему тулову. Встречаются рельефные украшения в виде ручек с зооморфными и антропоморфными головами. У некоторых сосудов лощеная поверхность окрашена в красный цвет.
Керамика кацудзака наследует стилистические признаки более ранних памятников, таких, как, например, сосуды сэ-кияма, относящиеся к периоду Ранний Дзёмон (среди сосудов сзкияма встречаются экземпляры, также украшенные накладным орнаментом или фигурными ручками). Но, конечно, орнамент сэкияма менее сложен, сосуды еще довольно однообразны по форме, и им еще далеко до мастерской изощренности керамики кацудзака. Создатели сосудов кацудзака достигают необыкновенно высокого для неолитической керамики уровня мастерства, который позволяет сравнивать ее в некотором отношении с непревзойденной по силе выражения и символической наполненности стадиально более поздней и зрелой минойской керамикой острова Крита. Возможно, такая зрелость протояпонской керамики объясняется влиянием гораздо более развитой культуры (в частности, китайской бронзы). Но здесь важно, прежде всего, сколь сведущими и подготовленными оказались творцы сосудов дзёмон, заложившие уже в столь глубокой древности основы того высокого керамического мастерства, которым искони славилось японское искусство. От своих далеких предков японские керамисты унаследовали поразительную свободу обращения с материалом, глубокое проникновение в него, умение вдохнуть живую душу в свои изделия.
В керамике кацудзака, принадлежащей, как уже отмечалось, к середине эпохи Дзёмон, свобода в обращении с формой сосуда и его декором сочетается с напряженной наполненностью типично неолитической символики, исполненной глубокого смысла. Характер этих сосудов свидетельствует о существовании системы ритуалов, в которых воплотились достаточно сложные космогонические представления. Отделить чисто ритуальные сосуды от не ритуальных почти невозможно (правда, в отдельных случаях ритуальная принадлежность несомненна), и это не случайно: ведь каждый сосуд того времени мог оказаться ритуальным, т. е. мог быть употреблен при совершении обрядов. Не удивительно поэтому, что все сосуды непременно несут конкретную для своих владельцев смысловую нагрузку. Выполненные от руки, без гончарного круга, и украшенные сложным декором, сочетающим в себе часто и растительный и геометрический орнаменты, сосуды кацудзака — отличная иллюстрация роли неолитической керамики в жизни первобытного человека. Изготовление сосудов было еще не просто ремеслом, а одновременно и священным актом. Пластическое начало, доминирующее в сосудах дзёмон, и большое разнообразие их орнаментов способствуют достижению «проявленности», т. е. выражению космогонической символики, олицетворяющей земное и небесное начало.
Как известно, в эпоху неолита орнамент служит одним из способов познания окружающего мира, а также воздействия на него. Таким образом, орнамент выступает своего рода кодом космогонической символики.
Чаще всего встречаются орнаменты, символизирующие водную стихию и небесные светила. Они передаются странными перекрестиями или спиралями, которые в то же время означают и морского или небесного змея. Рядом с ними даются упругие ростки, напоминающие магатама синтоизма (яшмовые подвески — символ плодородия) или причудливые стебли, подобно змеям оплетающие тулово сосуда. Огромные, метровой высоты торжественные и пышные сосуды представляют собой модель мироздания в представлении человека эпохи Дзёмон. В орнаментах керамики типа кацудзака воплотились представления о двух сторонах мироздания — земной и небесной. Человеческая мысль выходит за пределы земного существования и вторгается в космос — вступает в эру мифотворчества. В это время возникает понятие вечности и одновременно созревают идеи необходимости упорядочения, приведения в соответствие явлений земного и небесного мира, создаются астральные культы.
На существование культа солнца в середине эпохи Дзёмон указывает открытие археологами в Северной Японии довольно многочисленных сооружений, типичных для эпохи неолита вообще (концентрических колец, сложенных из дикого камня подобно каменным лабиринтам Северной Европы), внутри которых в центре возвышается вертикально стоящий камень — менгир. В местечке Ою (преф. Акита) раскопано самое большое в Японии сооружение такого рода. Диаметр его наружного кольца — 46,5, а внутреннего — 14,57 м. В археологической литературе эти сооружения названы солнечными часами. Внешне они напоминают колесо, спицы которого составлены из, длинных речных камней, а на месте оси расположен высокий менгир. Это сооружение позволяло отмечать положение солнца в разное время дня и было предназначено отображать движение светила. Олицетворяя собой вечность, оно служило одним из главных центров поклонения солнцу. Вероятно, к этому же времени относится и возникновение космогонического мифа о творцах японской земли — супружеской паре Идзанаги и Идзанами, в VIII в. н. э. включенного в «Кодзики».
Сюжет трех основных моментов первой части мифа восходит непосредственно к периоду Дзёмон. В мифе рассказывается, что сотворение мира земного началось с воздвижения Небесного Столпа, вокруг которого и должен был свершаться брачный обряд. Первый раз божественную чету постигла неудача, так как, свершая ритуал хождения вокруг Столпа, они допустили ошибку в направлении движения. Божественные супруги поспешили исправить ее, и тогда великий акт творения восьми островов и сонма богов (в том числе и богини солнца Аматэрасу) свершился, как то и надлежало.
Аналогия с менгиром эпохи Дзёмон и его ролью в системе верований бесспорна — обход божественной четой Небесного Столпа воспроизводит движение солнца по небосклону. Естественно, что только точное следование его движению могло привести к достижению цели, т. е. оплодотворить вселенную. Так зародившиеся в эпоху неолита идеи о вечности миропорядка, воплощенные в обожествленном камне менгира, были восприняты отдаленными потомками неолитических племен и положены в основу синтоистской космогонии.
Если в культе камней и астральном культе, тесно связанных между собой, отразилась одна сторона культуры неолита — стремление к упорядоченности явлений, цельности бытия, которые осознаются через священные ритуалы и мифотворчество, то в керамике, в творении рук человеческих, с особенной яркостью проявилась другая, не менее важная сторона — тяга к обобщению как средству достижения цельности и упорядоченности в изображении явлений мира. Сосуды середины эпохи Дзёмон достигают поразительной силы обобщения, характерного для искусства неолита, а символика орнаментов этих сосудов продолжает жить в последующие эпохи в круге представлений синтоизма.
Типичный для Среднего Дзёмон морской характер культуры племен, живущих не только на побережье, но и в горных районах, продолжает господствовать и в дальнейшем, о чем свидетельствуют археологические памятники Позднего Дзёмон — Хориноути, Касори. И только в самом конце Дзёмон, когда новый поток иммиграции в Японию уже непосредственно с азиатского континента (из Кореи, Китая) приводит к почти полному совмещению культур энеолита, бронзы, раннего железа, господство морских элементов несколько ослабевает.
Стиль хориноути (памятники в преф. Тиба), который японские археологи считают универсальным стилем неолитн-.ческих сосудов Позднего Дзёмон всех четырех главных островов Японии, в принципе продолжает традиции предшествующего периода. Только теперь уже отсутствуют величественность и пышность, свойственные сосудам кацудзака, и характер расположения декора уже более согласован с формой сосуда. Прогрессирует техника обжига, черепок становится тоньше.
Но после сосудов кацудзака самодовлеющий характер символического орнамента меняется—напряженность орнаментальных форм сменяется их большей умеренностью и строгостью.
Энеолитическая керамика заключительного этапа Дзёмон, который, как уже отмечалось, совпадает на японской почве с периодом культуры бронзы и началом раннего железного века, наследуя стилистические традиции среднего периода, в то же время испытывает (особенно на юго-западе) сильное воздействие корейской культуры яёй и непосредственно китайской культуры. Только в археологических памятниках Ангё наблюдается возрождение стилистических традиций Кацудзака.
Наиболее показательная, можно сказать классическая, для японского энеолита керамика камэгаока сохранила большое разнообразие форм и орнаментов. Сосуды камэгаока отличаются еще большим совершенством в технике обжига, лощения и окраски. Довольно часто, стремясь подражать китайским и корейским бронзовым зеркалам или изделиям из лака, мастера керамики камэгаока имитируют их декор и цвет. Наряду с орнаментом на тулове сосудов появляются фигуративные изображения. Определенно фигуративной становится иногда также и сама форма (известны сосуды в ф'орме птиц, драконов и пр.). Вместе с тем типично неолитический орнамент дзёмон становится все более рафинированным и даже стилизованным. При этом, несмотря на некоторую потерю четкости стиля, символика сосудов, динамика и живость декора и формы сохраняются.
Вследствие сосуществования энеолитической культуры камэгаока (распространенной на территории всего острова Хонсю) и медно-железного культурного комплекса происходит ускорение процесса развития культуры, которое приводит к быстрому совмещению (или, вернее, наложению) характерных особенностей культур эпохи бронзы и ранней же- лезной с энеолитической. Совмещение символики искусства стадиально и этнически различных культур, взаимодействие их элементов приводит, быть может, с одной стороны, к консервации (не только декоративных, но и семантических) традиций энеолита, а с другой — к созданию на основе традиций обеих взаимодействующих культур новых, объединяющих их традиций. Таков очень распространенный в японском древнем и средневековом искусстве орнамент рюсуймон (бегущая вода). Возникновение его прослеживается в керамике камэгаока и сосудов яёй, а в дальнейшем, в последующем периоде, он играет заметную роль в декоре бронзовых колоколов дотаку.
Характерные особенности развития японского неолита и энеолита, наблюдаемые на примере сосудов дзёмон5, свойственны и культуре последующих периодов, особенно культуре эпохи бронзы.
Дата добавления: 2015-12-22; просмотров: 1343;