Последние дни жизни Грановского, Красницкого и Введенского

Начнем мы с Антонина (Грановского), как человека, наименее одиозного среди них. Он, как вы помните, разорвал отношения и с Синодом, и с "живой церковью", был запрещен в священнослужении как п. Тихоном, так и обновленческим Синодом в октябре 1923 года. Жил он в своем Заиконоспасском монастыре, служил свои странные литургии, тяжело болел, и, видимо, тяжелая болезнь заставила его подумать о душе.

В 1926 году, чувствуя приближение смерти, он решил вступить в контакт с м. Сергием, являвшимся заместителем патриаршего престола, с тем, чтобы начать переговоры о возвращении своей небольшой группы сторонников в Православную Церковь.

Но это был конце 1926 года, м. Сергия арестовали, он находился в тюрьме, и, не дождавшись его возвращения, Антонин скончался 1(14) января 1927 года, так и не примирившись с Церковью. Его небольшая группа сторонников распалась.

Судьба Красницкого была несколько иной. Он, как видите, тоже противостоял Синоду, но после неудачи переговоров с патриархом число его сторонников стало редеть. Кто-то возвращался через покаяние в патриаршью Церковь, кто-то переходил под эгиду обновленческого Синода.

Сам Красницкий оставался в Петрограде (затем Ленинграде). Сначала у него было три храма (Князь - Владимирский Собор, часовня у Гостиного Двора и Серафимовская церковь). Затем Князь - Владимирский Собор был передан Православной Церкви, часовня у Гостиного Двора закрыта, и он с 1931 года служил в единственном храме в живоцерковническом городе в Серафимовской церкви.

Постепенно он лишился сторонников и в других городах. Все обновленцы либо переходили в Православную Церковь через покаяние, либо в синодальную обновленческую церковь.

На склоне лет он пережил очень большие испытания, потому что его сын был арестован НКВД, и сам он, будучи активным сотрудником НКВД, ничего не мог сделать. Так он и коротал остаток своих дней на Серафимовском кладбище, а затем, в марте 1936 года скончался, кажется от гриппа, в кругу своей семьи, так и не примирившись с Православной Церковью.

Более длительным оказался жизненный путь Введенского. Он, как вы понимаете, был ключевой фигурой в синодальной обновленческой церкви, хотя и не возглавлял обновленческого Синода.

С 1930 года обновленческий синод стал возглавлять вместо м. Вениамина (Муратовского) м. Виталий (Введенский), однофамилец Александра Введенского, но Александр Введенский был его реальным руководителем.

Но с 30-х годов меняется отношение ко всем, в том числе и к обновленцам. Закрываются обновленческие духовные учебные заведения, которые у них были в Москве, Ленинграде и Киеве.

В 1935 году власти упраздняют обновленческий синод. А 1937 и 1938 год несут массовые репрессии обновленческому духовенству везде, и прежде всего в тех немногих крупных городах, где они были многочисленны.

Он смог пережить репрессии 1937-38 годов. После начала войны руководители религиозных конфессий Москвы были собраны все в один вагон и отправлены в эвакуацию в Ульяновск. Он, кстати, ехал с м. Сергием.

А затем, после 1943 года, когда Введенский находился еще в Ульяновске, после того, как состоялся разговор Сталина с руководителями Московской Патриархии, и произошло изменение в политике властей, остававшиеся на свободе обновленцы стали активно переходить в Московскую патриархию.

И когда Введенский в конце войны вернулся в Москву, в его распоряжении оставался только один обновленческий храм, где он и стал служить. Правда, в 1945 году он обратился к п. Алексию с предложением вернуться в лоно Церкви, но при этом настаивал, чтобы его приняли в архиерейском сане, на что ему было указано, что его принять в общение через покаяние могут только как мирянина, учитывая, что Введенский вступил во второй брак (т.е. его дореволюционный пресвитерский сан уже не может быть за ним признан). А раз он такой большой интеллектуал, то ему предложили место в редакции ЖМП.

Его это не устроило, и он отказался от дальнейших переговоров с п. Алексием.

В 1946 году Введенский скончался. Отпевали его в Пименовской церкви 2 находившихся на покое обновленческих архиерея и, по моему, 12 заштатных обновленческих священников.

Его отпели, похоронили, потом все, в основном, попросились в Московскую Патриархию, а Пименовская церковь тоже была передана Московской патриархии.

Год его смерти - 1946 - это уже окончательная точка в истории обновленчества.

Что касается идей обновленчества, то мы с вами их рассматривали, вы, наверное, сами почувствовали, что эти идеи, несмотря на такую историю обновленчества, сейчас имеют определенного рода популярность, так что проблема обновленчества, как идеологии, не была исчерпана событиями 20-х -40-х годов, проблема обновления Церкви остается нерешенной. Но само обновленчество, безусловно, уже сошло на нет.

Другое дело, что многие обновленцы, вернувшиеся в Московскую Патриархию, безусловно, принесли с собой элемент не только обновленческих представлений, но и элемент готовности идти на сотрудничество с властью. Конечно, среди них были люди, которые являлись секретными осведомителями органов госбезопасности. Все это было не очень хорошо для поддержания подобающего уровня церковной жизни, но, во всяком случае, обновленчество исчезло.

Положение и состояние Русской Православной Церкви в 1923-25 гг.

А теперь мы переходим к рассмотрению периода, который мы уже упоминали в связи с событиями, связанными с обновленцами - период 1923-25 годов. Мы рассмотрим те аспекты нашей церковной жизни, которые не были нами затронуты, когда мы говорили об обновленчестве, чтобы картина церковной жизни этого временя для вас была достаточно полной.

Памятуя второе послание св. Тихона, написанное Илларионом (Троицким), можно представить то, что это был еще один шаг, вроде бы, к смягчению противостояния между Православной Церковью и властью. И один из вопросов, который был поставлен архиеп. Илларионом на переговорах с Тучковым при подготовке этого послания, был решен. А именно 18 июня (1 июля) 1923 года появилась новая инструкция Наркомата Юстиции и НКВД всем Губисполкомам, где говорилось:

"Запрещается всем государственным учреждениям путем административного вмешательства поддерживать какой-либо культ в ущерб другим культам".

Это был пересмотр инструкции от 1 июня 1923 года, которая вводила трехмесячный срок для перерегистрации приходов и, по сути дела, загоняла все православные приходы в обновленчество, если они хотели существовать легально. Здесь речь шла о своеобразной косвенной легализации Православной Церкви. Но все это, опять таки, на уровне подзаконного акта и могло быть в любой момент пересмотрено. А самое главное -здесь опять давалась весьма обтекаемая формула: "не поддерживать какой-либо культ в ущерб другим культам", хотя всем было очевидно, что практика советской власти такова, что они будут поддерживать в Церкви своих сторонников.

Архиеп. Феодор по-прежнему считал неверной политику п. Тихона в отношении власти, требовал большей жесткости, но ни о каком расколе речи не было, хотя есть данные о том, что уже в это время, впрочем с ведения п. Тихона, архиеп. Феодор (Поздеевский) начинает совершать тайные рукоположения священников исходя из того, что они будут свою деятельность осуществлять нелегально.

Они не пытаются регистрировать себя, свои общины перец властями, но в ожидании гонений начинают свою деятельность сразу в "подполье".

О том, как власти стремились склонить святейшего п. Тихона к переговорам с обновленцами, на компромиссы с обновленцами, мы уже говорили. И показательно, что в процессе этого давления власти, опять таки, были склонны шантажировать патриарха возможностью его нового ареста.

25 ноября (8 декабря) появляется циркуляр Наркомюста, который подтверждает запрещение поминать на церковных богослужении лиц, находящихся под судом, в частности, гражданина Беллавина. Ему напоминают о том, что дело против него не прекращено, а лишь изменена мера пресечения.

Абсурдность этого требования очевидна. Патриарх находится в Москве, а его нельзя поминать в храмах.

Все это время идет давление на Церковь и в связи с тем, что власти очень заинтересованы в том, чтобы п. Тихон запретил в священнослужении карловацкий епископат и вообще заграничный епископат, который активно подвергает критике политику Сов. власти. Но п. Тихон на это не идет, критикуя карловчан лишь в той мере, в какой считает необходимым.

Об этом вопросе мы будем с вами говорить в дальнейшем, когда речь пойдет о зарубежной Церкви.

Так проходит 1923 год. Арестован архиеп. Илларион (Троицкий). Главным советником п. Тихона становится м. Петр (Полянский). Начинается 1924 год. Помните, мы говорили о том, что весной 1924 года активизируются переговоры с Красницким? Власти со своей стороны хотят стимулировать не только кнутом, но и пряником руководство Московской Патриархии.

8(21) марта 1924 года принимается постановление президиума ВЦИКа о прекращении дела гражданина Беллавина.

А когда переговоры с Красницким заходят в очередной тупик, 28 марта (10 апреля) 1924 года появляется циркуляр Наркомюста, который напоминает о сохранении силы за циркуляром от 1923 года, где запрещается поминовение п. Тихона. Причем, обратите внимание на формулировку: "постановление ВЦИКа СССР по делу Беллавина основано на праве частной амнистии, а не на отсутствии состава преступления в действиях Беллавина вообще. А потому нет никакого основания считать, что циркуляр номер 254 от 1923 года утратил силу".

Т.е. дело патриарха прекратили, но подчеркнули, что это только амнистия, а на самом деле патриарх считается преступником по отношению к Сов. власти, и поминать его опять таки нельзя.

Я эти частные факты привожу вам для того, чтобы вы почувствовали, как и с этой стороны власти пытались оказывать давление на руководство Московской Патриархии.

После того, как переговоры с Красницким были прерваны в июне 1924 года, естественно, отношения между Православной Церковью и властями вновь стали ухудшаться.

Продолжались репрессии, продолжались закрытия храмов, монастырей, это все понятно. Но здесь опять начали усиливать давление на патриарха. И когда вся вторая половина 1924 года прошла достаточно сдержанно со стороны патриарха, он не шел на обострения с властями, но и не соглашался на уступки, произошло событие, которое говорило о том, насколько же велико неприятие властями личности Святейшего.

29 ноября (9 декабря) 1924 года произошло покушение на жизнь патриарха, когда вечером в его покои в Донском монастыре ворвались двое, выстрелили в него, но попали в его келейника Полозова, с которым многие годы был связан патриарх Тихон. И когда патриарх бросился вслед за этими людьми, они схватили шубу в прихожей и убежали, видимо, имитируя налет с целью грабежа.

Полозов был убит, и здесь патриарх очень жестко настоял, вопреки позиции властей, на том, чтобы его келейника похоронили на кладбище Донского монастыря. Он там и похоронен до сего времени.

Это покушение говорило о том, что власти неожиданно для патриарха готовы были перейти к методам борьбы с ним на уровне гражданской войны. И, наверное, это событие ускорило то, что патриарх 25 декабря (7 января) 1924 года (обратите внимание - Рождество Христово) подписал распоряжение о передаче своей власти местоблюстителю в случае сво

ей кончины. И, как мы увидим дальше, это распоряжение патриарха было оглашено после его кончины.

Все это время состояние здоровья патриарха было не лучшего характера, потому что у него был уже солидный возраст, он пережил много испытаний, было у него несколько болезней (пиелонефрит, грудная жаба). Он, действительно, постоянно был болен. И уже в силу всех новых потрясений состояние его здоровья настолько ухудшилось, что встал вопрос о его госпитализации. И показательно, что эта мысль у многих вызвала ужас, потому что пока патриарх жил в Донском монастыре, конечно, никакой защиты у него не было, и покушение на его жизнь это продемонстрировало, но, во всяком случае, он был хотя бы на виду у церковных людей. А если бы его пришлось госпитализировать, то условия больничного содержания делали его, как казалось в его ближайшем окружении, еще более беззащитным в отношении каких бы то ни было террористических действий властей.

Кончина п. Тихона

Тем не менее, 31 декабря (13 января) 1924-25 года патриарх решил лечь в больницу, и была избрана клиника Бакунина (тогда у нас еще оставались и частные клиники, НЭП еще продолжался). Есть упоминание о таком факте, что когда патриарх приехал в эту клинику, главный врач клиники чуть ли не на колени встал перед ним при входе, умоляя его не ложиться в клинику, имея ввиду то, что он, может быть, не сможет ему гарантировать полной безопасности.

Может быть, этого и не было, а был какой-то разговор, но все это свидетельствует о той атмосфере, которая окружала патриарха и сопровождала его приезд в больницу.

Он оказался в больнице. И еще один очень интересный эпизод. Когда он оказался в палате, выяснилось, что нет иконы, и патриарх распорядился, чтобы его келейник принес икону из ближайшего Зачатьевского женского монастыря. Тот отправился в монастырь и принес икону Благовещения Пресвятой Богородицы, которая и стояла все время пребывания патриарха в больнице.

Патриарх лег в клинику, началось интенсивное лечение, и состояние его здоровья стало улучшаться. Нужно сказать, что м. Петр посещал его в больнице каждый день, приходили и другие его ближайшие советники. Патриарх был в курсе всех дел, которые имели место в Церкви, активно участвовал в решении вопросов высшего церковного управления. А когда его состояние улучшилось, он, даже, стал выезжать на богослужения. Причем, вы должны отдавать себе отчет в том, что богослужения вызывали большое стечение народа. Для патриарха это была большая нагрузка, и, тем не менее, он отправлялся на эти богослужения.

Так постепенно наступила весна 1925 года, и казалось, что все закончится хорошо.

Я не буду пытаться вам обрисовать клиническую сторону пребывания патриарха в больнице. Действительно, болезней было много, его лечили добросовестно, и это было видно из того, что он активно занимался церковными делами, посещал богослужения.

Конечно же, в это время он находился под очень пристальным надзором ГПУ, как и все советское время. И уже весной, когда переговоры с властями о нормализации отношений между Церковью и государством вел преимущественно м. Петр (Полянский), власти стали требовать подписания нового патриаршего послания, в котором бы в еще более приемлемой для властей форме заявлялось о лояльности Церкви, в которой бы критиковались все те, кто, с точки зрения властей, подлежал критике. При этом патриарху давали понять, что в послании можно высказать и свои пожелания властям, которые, возможно, будут удовлетворены.

Требовалось написание послания, которое бы, давая приемлемую для властей характеристику отношений между Церковью и государством, подтверждала то, что у нас нет гонения на Церковь, как об этом говорили на Западе. Кроме того, вы помните желание властей дискредитировать патриарха перед лицом тех православных христиан, которые были настроены непримиримо в отношении большевистского режима.

Ведутся переговоры между м. Петром и властями не одну неделю. М. Петр приносит варианты послания патриарху, они их обсуждают. Все это требует, конечно, очень большого

напряжения от патриарха. К этому времени уже близится праздник Благовещения. И буквально в канун праздника Благовещения окончательно святейший п. Тихон и м. Петр согласовывают вариант послания патриарха.

Патриарх отправляется на Благовещенскую службу. Естественно, напряжение было довольно большое, тем более, что патриарху накануне удалили несколько зубных корней из десны. Видимо, напряжение, которое было оказано на горло, привело к тому, что у него начался отек в горле, к вечеру 7 апреля повысилась температура. Повторяю, я не могу вдаваться в клинические детали, потому что во всей полноте они неизвестны, но состояние его стало резко ухудшаться.

Быстрое ухудшение состояния здоровья, что могло происходить и по естественным причинам (грудная жаба - это очень серьезная болезнь), привело к тому, что патриарху стало совсем плохо, и он 7 апреля в 23. 30, трижды перекрестившись на икону Благовещения со словами "Слава Тебе, Боже", отошел ко Господу.

Когда м. Петр прибыл в клинику, там уже находились представители властей. Телефоны патриарха прослушивались. Естественно, узнав из разговора его келейника с м. Петром о кончине патриарха, власти не преминули там появиться.

Патриарх скоропостижно скончался, подписав накануне приемлемое для властей и для него послание. Это косвенно говорит о том, что в тот момент власти не были, может быть, заинтересованы в смерти патриарха, тем более, что в послании никаких качественно новых уступок властям не делалось. А власти на самом деле требовали одного - они готовы были согласиться с непримиримостью патриарха в отношении к обновленцам, готовы были, может быть даже, подождать, если бы патриарх продолжал отказываться запрещать в священнослужении карловчан - главное жесткое требование в переговорах между властями и патриархом сводилось к тому, чтобы патриарх взял на себя обязательства не рукополагать епископов и священников без предварительного согласования с властями. Т.е. властям нужно было заполучить право контролировать кадровую политику Церкви.

И в случае, если бы патриарх на это согласился, власти готовы были предоставить ему регистрацию, легализовать ВЦУ. Вдумайтесь в то, что происходило все эти годы. Приходы у нас как-то регистрировались. С трудом, со всякого рода препонами, но появлялась "двадцатка", и приходы регистрировались. А епархиальное управление, ВЦУ пребывало все эти 8 лет в "безвоздушном пространстве" с правовой точки зрения. Юридически их не было, поэтому любой местный орган власти мог конфисковать здание епархиального управления или патриаршего управления, мог игнорировать их во всех своих документах.

Это было очень серьезно, потому что Церковь стремилась легально существовать, а государство ее легально не признавало - не признавало ни ВЦУ, ни епархиального управления. Поэтому представители Церкви были очень заинтересованы в легализации.

Однако, они не хотели платить за это страшную цену, которой являлся контроль властями над кадровой политикой Церкви. И последнее послание патриарха Тихона опять таки, хотя там содержалось масса лояльных заявлений в отношении власти, отнюдь не означало, что патриарх согласился на это главное требование власти. Большевиков не допускали к тому, чтобы они могли своим согласием или несогласием определять кандидатов в епископы и священники Православной Церкви. Это был главный вопрос, так и не решенный к этому времени.

Возвращаемся к событиям 7 апреля 1925 года. М. Петр прибыл в больницу, он уже, конечно, понимал, что теперь ему, скорее всего, придется взять на себя бремя высшего церковного управления, почему, мы увидим дальше. Власти же, со своей стороны, тоже решили отнестись очень внимательно к происшедшему, и я вам приведу документ - постановление Политбюро ЦК РКПБ, т.е. самого высокого партийно - государственного органа власти. Там говорится следующее:

Строго секретно. Прилагается записка начальника секретного отдела ОПТУ Дерибаса в ЦК РКПБ Мехлису.

"Товарищам Стеклову ("Известия ВЦИК"), Ульяновой М. И. ("Правда"), Далецкому ("Рост"), Крумину ("Экономическая жизнь"), Смирнову ("Рабочая газета"), Яковлеву ("Крестьянская газета" и "Беднота"), Верхотурскому ("Московский рабочий"), Меньжинскому.

Слушали опросом членов Политбюро ЦК сообщение ОПТУ о смерти Тихона..." ОПТУ докладывает Политбюро о смерти патриарха.

"Постановили от 8 апреля 1925 года. Не печатать в сегодняшних вечерних газетах сообщение о смерти п. Тихона. В обычном газетном порядке поместить на видном месте сообщение в газетах за 9 апреля, ограничившись извещениями: где и в чьем присутствии умер, от какой болезни, кто лечил.

Секретарь ЦК"

И здесь же секретная записка Дерибаса Мехлису, которая обсуждалась на заседании Политбюро.

"7 апреля 1925 года в 23 часа 45 минут умер в больнице Бакунина по Остоженке 19 патриарх Тихон в присутствии постоянно лечивших его врачей Е. Н. Бакуниной, Н. С. Щелкан и послушника Тихона Пашкевича.

Смерть произошла от очередного приступа грудной жабы.

Кроме перечисленных врачей Тихона консультировали профессора Кончаловский, Шервинский, Плетнев, ассистент Кончаловского доктор Покровский, бывавший у Тихона ежедневно.

В день смерти у Тихона, кроме того, была консультация специалистов по ухо, горло и носу из профессоров Свержевского и докторов Енкина и Мещерского".

Это в связи с отеком, который возник у него в горле.

"Утром 8 апреля Тихон был после предварительного обряда доставлен архиереями в свою квартиру в Донском монастыре, где и предположены его похороны. Желательно, чтобы пресса сообщением такого порядка и ограничилась.

Начальник секретного отдела ПТУ Дерибас".

И, действительно, 9 числа появилось в газетах именно это сообщение.

Что можно сказать о версии убийства патриарха властями. Конечно, если бы властям убийство патриарха было выгодно, они бы его совершили, у них в последствии был очень большой опыт устранения своих оппонентов именно в больницах, причем, самых разных оппонентов от Михаила Васильевича Фрунзе до м. Николая (Ярушевича).

Было ли выгодно властям устранение патриарха в это время? Трудно сказать. На первый взгляд кажется, что невыгодно, коль скоро с патриархом был достигнут определенного рода компромисс, хотя бы относительно его послания.

С другой стороны, возможно, характер переговоров свидетельствовал о том, что патриарх категорически отказывался впредь на какие-то компромиссы, и, возможно, было удобно его устранить тогда, когда удалось достичь максимум уступок, как казалось властям.

Здесь остается только гадать. Для нас этот вопрос, может быть, никогда и не будет разрешен, ибо, как вы понимаете, чаще всего распоряжения о ликвидации тех или иных лиц отдавались устно, а не письменно, и в архивах ничего, может быть, не удастся найти.

Но для нас важнее другое: как поминать патриарха? Карловчане с самого начала безусловно приняли версию его убийства и канонизовали его как священномученика. У нас его канонизовали как святителя, учитывая еще сложность политической ситуации в это время, но ничто не возбраняет поминать его как исповедника, каковым он безусловно являлся: и аресты, и покушения, все это было.

Вопрос же о его насильственной или естественной смерти пока остается открытым.

Итак, как вы уже услышали из сообщения тов. Дерибаса, архиереи перенесли патриарха Тихона в Донской монастырь, и уже 10-12 апреля (н. с. ) у гроба служились панихиды, и началось прощание народа со святейшим патриархом.

12 апреля произошло его торжественное погребение в Донском монастыре. Нужно сказать, что в это время в Москву съехалось почти 60 архиереев. Это было нечто, совершенно уникальное. После разгона Собора 1917-18 годов никогда еще в Москве не собиралось еще такое количество православных архиереев. Обновленческие то "соборы" были, но православных архиереев в таком количестве не собиралось.

И хотя 60 архиереев не составляли тогда и половины православных архиереев, ибо многие архиереи находились в ссылках, лагерях, обратите внимание, что п. Тихон уже в годы гражданской войны взял очень своеобразный курс. Когда арестовывался правящий епископ той или иной епархии, он на-89

значал на его место викарного епископа, поэтому у нас в это время появляются епископы с самыми фантастическими титулами (Ковровский, например), т.е. действительно бывало так, что в одной епархии было по несколько епископов именно потому, что епископы в любой момент могли быть арестованы, и нужна была замена, но правящий был один.

Некоторые видят в этом даже своеобразный знак того, что патриарх в этих условиях попытался значительно расширить у нас количество епископов, что нам жизненно необходимо и по сей день.

В Москву же съехалось 60 архиереев, и это было очень много.

После похорон патриарха, а нужно вам сказать, что похороны патриарха вызвали очень большое стечение народа в Москву, и власти, возложив всю ответственность на церковную иерархию, не пытались этот приток народа ограничить, многие тысячи прощались с патриархом. Вроде бы, нужно этому эпизоду умилиться, но умиляться как-то не получается, потому что если бы такое стечение народа в Донской монастырь имело место тогда, когда патриарх почти целый год пребывал там в заключении в 1923 году, возможно, ему удалось бы избежать годичного заключения, возможно, давление бы на него не было бы столь сильным, возможно не пришлось бы ему покаянно обращаться в Верховный Суд РСФСР, но эта наша замечательная черта - любить по-настоящему только покойников и проявлять в отношении их какое-то глубокое чувство. А пока п. Тихон был жив, где были все его почитатели?

Но важно было то, что власти, конечно, были поражены стечением народа, не пытались употреблять никаких провокаций, хотя это было в духе большевиков в отношении православных людей к этому времени, и все прошло довольно мирно.

А после погребения патриарха, 12 апреля 1925 года, все, съехавшиеся в Москву, архиереи, собрались для того, чтобы огласить завещание п. Тихона. Оно было оглашено м. Петром, и на основе его было принято следующее постановление своеобразного архиерейского Собора, стихийно возникшего, которого власти старались не допускать все эти годы, и который, все таки, состоялся практически, как Собор архиереев, пусть неполный, в связи с кончиной патриарха. Итак, постановление этого архиерейского совещания.

"Убедившись в подлинности документа (завещания п. Тихона о передаче власти) и учитывая:

1. то обстоятельство, что почивший патриарх при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Русской Церкви преемства власти,

2. что ни м. Кирилл, ни м. Агафангел, ни находящиеся теперь в Москве не могут принять на себя возлагаемых на них выше приведенным документом обязанностей (один из них был в ссылке, другой в тюрьме), мы, архипастыри, признаем, что Высокопреосвященный м. Петр не может уклониться от данного ему послушания, и во исполнение воли почившего патриарха должен вступить в обязанности патриаршего местоблюстителя".

Тут же был принят и циркуляр о поминовении м. Петра, как местоблюстителя патриаршего престола. Причем, как вы понимаете, здесь имелась ввиду такая форма местоблюстительства, о которой говорил Собор зимой 1918 года. К М. Петру переходила вся полнота прав патриарха, хотя он был третьим в завещании патриарха после м. Кирилла (Смирнова) и м. Агафангела (Преображенского).

Это произошло 12 апреля. 13 апреля м. Петр подписал акт о восприятии власти местоблюстителя и на следующий день в сопровождении епископа Тихона отправился в редакцию газеты "Известия", куда передал последнее послание патриарха, то самое послание, которое много недель они обсуждали, и которое стало последним посланием п. Тихона.

С этим посланием нам следует ознакомиться, ибо вокруг него с момента его появления возникли очень серьезные дебаты.

Постараемся внимательно познакомиться с этим посланием, текст которого появился в центральных газетах после того, как был передан 14 апреля м. Петром в редакцию газеты "Известия". Сравнивайте это послание с посланиями 1923 года, но одновременно попытайтесь понять, что обусловило версию о его подложности, и что, самое главное, предопределило внутреннюю борьбу у патриарха прежде, чем он его подписал.

Ну и, разумеется, попытайтесь предположить, где же здесь может быть если не подделка, то переделка.

"В годы великой гражданской разрухи по воле Божией, без которой в мире ничего не совершается, во главе русского государства встала советская власть, принявшая на себя тяжелую обязанность устранения жутких последствий кровопролитной войны и страшнейшего голода.

Вступая в управление русским государством, представители советской власти еще в январе 1918 года издали декрет о полной свободе граждан веровать во что угодно и по этой вере жить. Таким образом, принцип свободы совести, провозглашенный конституцией СССР, обеспечивает всякому религиозному обществу, в том числе и нашей Православной Церкви, права и возможность жить и вести свои религиозные дела согласно требованиям своей веры, поскольку это не нарушает общественного порядка и прав других граждан".

Вы помните отношение Собора 1918 года к декрету о свободе совести. Он был признан актом гонения на Церковь. Прошли годы, и практическая ситуация оказалась настолько безысходной и страшной, что Церковь стала желать хотя бы выполнение этого декрета, потому что то, что творили власти в стране, по сравнению даже с этим декретом представлялось как явное беззаконие.

И здесь впервые очень четко п. Тихон заявляет, что декрет о свободе совести может быть положен в основе отношений Церкви и государства как документ, приемлемый как для государства, так и для Церкви.

С одной стороны, это уступка, но уступка не столько давлению властей, сколько уступка историческим обстоятельствам, ведь вы помните, что Поместный Собор принял в своем определении относительно декрета о свободе совести пункт о том, что любой клирик или мирянин, участвующий в реализации тех положений декрета, которые ограничивают церковную жизнь, подлежит соответственно либо извержению из сана, либо отлучению от Церкви. Была надежда на то, что люди не допустят таких изменений в государственно - церковных отношениях, которые поставят Церковь в уязвимое положение. Но народ, увы, безмолвствовал, поэтому приходилось теперь полагаться на этот декрет, ибо его выполнение реально могло хоть как-то облегчить положение Церкви.

А дальше, продолжая фразу о приемлемости декрета для церковно - государственных отношениях, патриарх пишет:

"А поэтому мы в свое время в посланиях к архипастырям, пастырям и пасомым всенародно признали новый порядок вещей и рабоче-крестьянскую власть народов, правительство коей искренне приветствовали".

Тут явная фактическая несообразность. В каком послании патриарх признает новую систему отношений и приветствует рабоче-крестьянскую власть народа? Мы не знаем ни одного такого послания. Зачем же писать столь явную неправду.