Декрет о свободе совести. 11 страница

И тут Ленин пишет: «Верно, тысячу раз верно, долой дребедень. Ленин".

То есть, Ленин принимает, в конечном итоге, позицию Троцкого, а Троцкий требует от советской прессы, которая привыкла всех попов поносить, в данный момент поддерживать действия этих самых обновленческих священников. Речь идет именно о том воззвании, которое я вам только что назвал.

И уже 2(15) мая 1922 года происходит визит обновленцев к Калинину. Патриарх под арестом, а эта группа священников вдруг принимается председателем ВЦИКа, чего и патриарх никогда не удостаивался.

Вы уже, наверное, чувствуете несколько неадекватное отношение властей с одной стороны к патриарху Тихону, а, с другой стороны, к обновленцам: патриарх Тихон в заточении, к нему никого не допускают, кроме обновленцев, которые одновременно удостаиваются и высочайших аудиенций у Калинина. Затем обновленцы ~вйовь посещают патриарха и опять разговор развивается в том же направлении - патриарх ответственен за конфликт с государственной властью, для разрешения этого церковно - государственного кризиса необходим скорейший уход патриарха с патриаршего престола и созыв Поместного Собора, на котором будут решены все вопросы. А та группа духовенства, которая приходит к нему, как бы уже отчасти уполномоченная государственной властью управлять временно церковными делами, готова взять на себя это временное управление Церковью. И опять патриарх настаивает на том, что он передаст власть свою лишь местоблюстителю, как его уполномочил Собор. Это второе посещение имело место 3(16) мая 1922 года.

4(17) мая появляется обращение лидеров "живой церкви" (так возникает новая обновленческая организация, о которой я скажу чуть дальше) к Калинину, в котором "живоцерковники" просят отменить смертный приговор, вынесенный на московском процессе.

А обновленцы, со своей стороны, в общении с патриархом добиваются лишь одного (уже во время третьего своего посещения) - патриарх подтверждает еще раз то, что он власть передает в качестве местоблюстителя либо митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому), либо митрополиту Петроградскому Вениамину (Казанскому), что же касается приходящих к нему священнослужителей, то патриарх на их прошение налагает следующую резолюцию: "Поручается поименованным ниже священникам (а именно имеется ввиду протоирей Введенский, священники Белков и Калиновский) принять и передать высокопреосвященнейшему митрополиту Агафангелу по приезде в Москву синодские дела при участии секретаря Нумерова, а по Московской епархии преосвященному Иннокентию, епискому Климскому, а до его прибытия преосвященному Леониду, епискому Вернинскому при участии столоначальника Невского. Патриарх Тихон".

5(18) мая такого рода патриаршья резолюция появляется у обновленцев. Что все это означает? Это означает, всего лишь, то, что патриарх не отступил от своего принципиального решения, никакой Собор он созывать не собирается, уходить от патриаршего престола не намерен, а, лишь, исполняя пору

чение Поместного Собора, назначает себе местоблюстителя. Единственное, что удалось получить обновленцам от него, это очень ограниченное право передать дела патриаршей канцелярии м. Агафангелу, когда тот приедет в Москву. Что же касается дел по управлению Московской епархией, то и тут был назначен еп. Иннокентий, с обновленцами не связанный. И единственно какого архиерея удалось обновленцам подключить к своей деятельности, это епископ Вернинский Леонид, викарий Московской епархии, который и был упомянут, но, опять таки, как лицо, призванное лишь передать дела по Московской епархии еп. Иннокентию. Их план захватить, хотя бы временно, высшее церковное управление в свои руки, не удался.

Поэтому, перед ними стояла задача двоякого плана. Либо договориться с м. Агафангелом или м. Вениамином о том, что они, будучи местоблюстителями, будут исполнять указания этой группы обновленческого духовенства, либо, если это нс удастся сделать, не допустить (и власть им тут могла помочь) появления митрополитов Агафангела и Вениамина в Москве и скрыть от Церкви это решение патриарха. Для решения этих вопросов сразу же в Ярославль отправился священник Владимир Красницкии для того, чтобы вступить в переговоры с м. .Агафангелом.

М. Агафангел, узнав о происходящем, заявил, что он не будет выполнять указания обновленцев, а приедет в Москву. Им не удалось договориться. В результате, власти запретили м. Агафангелу покидать Ярославль. Начинается нечто новое в нашей церковной жизни: какая-то группа духовенства получает безусловную поддержку власти, которая всю Церковь гонит.

А в Петрограде ситуация сложилась для обновленцев еще более неудачно. После того, как протоиерей Александр Введенский 12(25) мая 1922 года явился к м. Вениамину и, предъявив ему некое удостоверение за подписью еп. Леонида (Скобеева) (викария Московской епархии, который никакой власти не имел) о том, что он, согласно резолюции святейшего патриарха Тихона, является полномочным представителем высшего церковного управления и командируется по делам Церкви в Москву и другие местности Российской Республики, м. Вениамин сразу же заявил ему о том, что он не признает этого удостоверения, ибо там отсутствует подпись патриарха, считает для себя невозможным вести какие-то переговоры с этим самым высшим церковным управлением, состоящим, в основном, из группы петроградских священников, и далее подтвердил то, что он, как митрополит Петроградской епархии, считает над собой высшей инстанцией лишь патриарха Тихона и Святейший Синод. Таким образом, всякая возможность переговоров с м. Вениамином отпала.

А через три дня произошло и еще нечто, для обновленцев совсем уже неприемлемое. 15(28) мая 1922 года м. Вениамин выпустил послание петроградской пастве, в котором опровергал распускаемые обновленцами слухи об отречении патриарха, требовал продолжать возносить имя патриарха за богослужением и подчиняться только его власти, м. Вениамина, епархиального архиерея, поставленного патриархом, и, самое главное, в послании содержалось запрещение в священнослу-жении священников Введенского, Красницкого и Белкова, то есть, лидеров обновленческого движения. Почему м. Вениамин предпринял такой шаг? Прежде всего потому, что он был епархиальным архиереем этих священников, а именно они оказались лидерами обновленческого движения. Таким образом, члены этого самозванного высшего церковного управления, как они себя называли, оказались лишенными каких бы то ни было церковных полномочий. Это произошло 15(28) мая. А стоит отметить, что в Москве к этому времени патриарх Тихон был уже переведен из Троицкого подворья в Донской монастырь 6(19) мая 1922 года и уже находился в полной изоляции от внешнего мира под настоящим арестом, хотя и домашним.

М. Агафангел задержан властями в Ярославле, и только м. Вениамин теперь единственный находящийся на свободе преемник патриарха по высшему церковному управлению и он бросает такого рода вызов обновленцам. Вся обновленческая авантюра была поставлена под вопрос. А, между тем, у обновленцев к тому времени, к моменту их запрещения, уже было определенного рода достижение, а именно 6(19) мая, как раз в день перевода патриарха Тихона в Донской монастырь, обновленцы сформировали на Троицком подворье высшее церковное управление и поручили возглавлять его епископу Антонину 67

(Грановскому), которого вообще никак патриарх не упоминал и который был запрещен в священнослужении.

Чтобы лучше понять замыслы обновленцев, я вам приведу один очень интересный документ, который еще весной 1922 года был составлен священником Калиновским. Тогда вам станет понятно, к чему стремились обновленцы, почему в тот момент нужно было радикально противостоять им, противостоять так, как противостоял м. Вениамин. Так вот, Кали-новский в мае месяце составил проект докладной записки во ВЦИК, обратите внимание, что проект этой записки составляет священник, один из руководителей обновленческого движения. В этой записке содержались следующие предложения ВЦИКу.

"Желая по мере своего разумения и сил способствовать государственной советской власти в деле возрождения Родины, мы, нижеподписавшиеся, считаем необходимым учреждение при ВЦИКе особого всероссийского комитета по делам Православной Церкви, духовенства и мирян во главе с главным уполномоченным под делам Православной Церкви в сане православного епископа".

Как видите, должность, воспроизводящая практически дословно ту, которая появится у нас после 1943 года - председатель совета по делам РПЦ. Но это был государственный чиновник, вы знаете, все наши уполномоченные являлись государственными чиновниками, здесь же говорится о том, что этот комитет должен возглавляться главным уполномоченным по делам Православной Церкви в сане православного епископа. То есть, предлагается на государственную должность при ВЦИКе назначить епископа, который, соответственно, будет, подобно всем остальным большевистским функционерам, осуществлять свою "церковную работу" в полном согласии с антицерковной политикой власти. И далее несколько пунктов, раскрывающих полномочия этого комитета.

"Выделение из общей массы православного духовенства и мирян тех лиц, которые признают справедливость Российской Социалистической Революции и лояльны по отношению к советской власти".

То есть, предполагается некое собирание данных об умонастроениях духовенства и выявление тех, кто готов сотрудничать с властью до конца. И далее:

"Ограждение их от церковных прощений и судебных кар со стороны патриаршего управления".

Значит, предполагается, что это духовенство должно находиться в конфликте с законной каноничной церковной властью, но государство должно их, при этом, защищать. Как может государство защитить какую-то часть духовенства от мер прошения со стороны каноничной церковной власти? Только одним образом - ликвидировав эту каноничную церковную власть в той или иной форме, что, как вы видите, уже стало происходить в это время.

"Объединение означенных лиц в общегосударственном масштабе путем выработки общей программы в делах церковных и в отношениях государственных".

То есть, создание этим духовенством некоей группы, организации в общероссийском масштабе, которая будет существовать, как бы, внутри Церкви.

"...наблюдение за деятельностью патриаршего управления..."

То есть, они берут на себя эту функцию государственных органов, руководить церковным управлением. Такой план, как мы увидим, был реализован лишь отчасти. А сам Калинов-ский уже в августе 1922 года снимет с себя сан и будет пропагандистом атеизма. Но вот, видите, насколько радикальны были обновленцы в своем сотрудничестве с властью.

А теперь, что же происходило в Петрограде. Тогда, казалось, вопрос о судьбе высшего церковного управления должен быть решен именно в Петрограде. Уже на следующий день после появления послания м. Вениамина, 16(29) мая м. Вениамин был арестован. Когда 16(29) мая пришли арестовывать м. Вениамина в Александре - Невскую Лавру, с группой гэпэуш-ников пришел Введенский, запрещенный в священнослужении в этот момент. Он подошел к м. Вениамину брать у него благословение. М. Вениамин, который когда-то относился к нему с большим уважением, сказал ему: "Мы с вами не в Гефсиман-ском саду", - и не дал благословения. То есть, для него в этот момент уже стали ясны намерения обновленцев. Но обратите внимание, что Введенский присутствует при обыске в митро

поличьих покоях, то есть, он выступает как один из сотрудников (или как это впоследствии будет называться "помощников") этого учреждения.

Обвинение было выдвинуто то же, что и против патриарха - сопротивление изъятию церковных ценностей. Но на самом деле причина была иной, и мы в этом убедимся очень скоро. Как только м. Вениамин был арестован, а его арест по этому обвинению удивил даже петроградские местные власти, настолько здесь спокойно происходило изъятие ценностей, его викарий епископ Ямбургский Алексий (Симанский) был вызван в ГПУ на Гороховую, где ему был предъявлен ультиматум:

либо он, став управляющим делами Петроградской епархии, снимет прещение с обновленческих священников, либо м. Вениамин будет расстрелян. Ему дали на размышление несколько дней.

. Как видите, власти более всего были возмущены не тем, что м. Вениамин как-то сопротивляется изъятию ценностей, чего и не было, и не в связи с этим арестовали митрополита. Они устранили м. Вениамина именно потому, что он был законный местоблюститель, да к тому же еще поставивший обновленческое духовенство вне церковных канонов, и добивались, прежде всего, того, чтобы у обновленцев были восстановлены их церковные полномочия.

Еп. Алексий (Симанский) довольно долго размышлял на эту тему, собрал епархиальный совет. Строго говоря, по канонам викарный епископ не может отменить постановления правящего архиерея. Это может сделать либо сам правящий архиерей, либо вышестоящие церковные инстанции. Но здесь же вопрос касался жизни м. Вениамина. И, в общем, все тогда уже понимали, что м. Вениамина могут взять и расстрелять только за то, что он сделал нечто, для властей неприемлемое. Исходя из этого, уже имевшегося у Церкви опыта, епархиальный совет принял решение о том, чтобы еп. Алексий снял прещение с обновленческих священников. Предполагалось, что если это будет сделано, епархиальный совет обратится к властям с просьбой выдать м. Вениамина на поруки (существовала такая форма), и его жизнь будет спасена.

Итак, 23 мая (5 июня) 1922 года еп. Алексий (Симанский) снял прещение с обновленцев, и последовало обращение к властям о выдаче на поруки м. Вениамина. И здесь следует сказать, что хотя опыт у Церкви уже был большой, знали, что архиерея могли расстрелять, но не ожидали того, что власти могут так открыто, по существу перед лицом всей Церкви, солгать, а власти солгали. И м. Вениамина не только не освободили, но следствие по его делу шло весьма интенсивно с перспективой вынесения ему смертного приговора, если сам м. Вениамин не пойдет на еще ряд очень значительных уступок. Так что, процесс над м. Вениамином, хотя он был связан, вроде бы, с изъятием церковных ценностей, имел, прежде всего, иную подоплеку. Не изъятие ценностей, а именно эта его принципиальная позиция в отношении обновленцев, его нежелание передавать им свои полномочия стало главной причиной его ареста, а затем и расстрела.

Таким образом, обновленцы были восстановлены, а высшая церковная власть у нас была, по-прежнему, обезглавлена. Нужно вам сказать, что 16(29) мая 1922 года организационно оформилась эта новая общероссийская обновленческая организация "Живая церковь". Она действовала по принципам политической организации, у нее была своя программа, был свой устав, членские взносы, центральный комитет, избранный из соответствующих клириков. Во главе же этой организации находился священник Владимир Красницкий. Не Введенский, не Антонин (Грановский), а именно Красницкий, как человек, безусловно исполняющий особую миссию в Церкви, на которую уполномочило его ГПУ.

Процесс над м. Вениамином в Петрограде начался 29 мая (11 июня). На этом процессе от м. Вениамина требовали признание своей несуществующей вины за сопротивление изъятию церковных ценностей, осуждение патриарха, отречение от патриарха. Естественно, что м. Вениамин на это не пошел.

Приговор был достаточно жесткий, десять человек было приговорено к расстрелу, правда затем ВЦИК шести людям отменил смертный приговор. Но, тем не менее, есть сведения, что прот. Михаил (Чельцов), один из этих шести, кому смертный приговор был отменен, 40 дней провел в камере смертников и 40 раз читал про себя отходную молитву. Каждый день он начинал с того, что служил обедницу и читал отходную мо-68

литву по себе. А потом он был приговорен к нескольким годам тюрьмы и потом освобожден.

Расстрел же произошел в ночь с 12 на 13 июля, видимо где-то в районе Ржевки, это было одно из известных в то время мест расстрела, но никаких точных сведений как о месте расстрела, так и, в особенности, о месте захоронения м. Вениамина до сих пор нет. Их расстреливали тайно, предварительно побрив, чтобы в них не узнали священнослужителей.

Но общая церковная ситуация вам понятна: патриарх арестован, его ожидает судебный процесс, один из его местоблюстителей расстрелян, другой по-прежнему находится в Ярославле, ему запрещено властями выезжать.

В конце мая 1922 года в Ярославль направляется Евгений Александрович Тучков, начальник шестого отделения секретного отдела ГПУ, с которым мы будем теперь часто сталкиваться в процессе рассмотрения истории Церкви XX века. Как видите, вместо Красницкого теперь появляется непосредственно высокопоставленный чиновник госбезопасности, который предлагает ему возможность взять на себя церковное правление при условии, если он осудит деятельность патриарха и выскажется за его отречение от власти. М. Агафангел отказывается и остается в Ярославле. Возникает ситуация очень тяжелая для нашей Церкви, причем, не только для высшего церковного управления, но и для епархиального управления. Уже почти целый месяц у нас нет высшей церковной власти. А вместо нее существует так называемое ВЦУ во главе с запрещенным в священнослужении епископом Антонием (Грановским) с участием группы священников, очень тесно соприкасающихся с властью.

Епархиальные же архиереи находятся в полном неведении относительно того, какая же власть существует в Москве. Что, по-вашему, надлежало бы сделать епархиальным архиереям в этот момент? Может быть, многие из вас плохо помнят этот документ, я его сознательно не упоминал, потому что мы его подробно будем рассматривать и разбирать дальше в связи с вопросом о Зарубежной Церкви. В 1920 году было принято определение. Определение это предполагало, что в случае невозможности связи той или иной епархии с каноническим центром в Москве, епархиальный архиерей имеет право в своей епархии осуществлять самостоятельно управление на основе тех широчайших канонических полномочий, которые ему даны, с тем, чтобы впоследствии, когда восстановится связь с каноническим центром, те решения, которые выходят за компетенцию епархиального архиерея по существующим в Церкви определениям и входят в компетенцию высшего церковного управления, были утверждены высшей церковной властью. Пока связи нет, епархиальный архиерей управляет епархией самостоятельно. Можно было пойти по этому пути? Вполне возможно, но здесь, опять таки, был необходим какой-то толчок, необходимо было распоряжение либо патриарха, либо его местоблюстителя, которое бы призывало епархиальных архиереев управлять своими епархиями на основании этого определения 1920 года. А так получался вакуум высшей церковной власти при наличии неканоничного ВЦУ, при том, что государство все это время продолжало свою политику репрессий против Церкви. Помните о том, что в провинции, в глубинке, везде продолжались аресты, судебные процессы, расстрелы активных священнослужителей и активных мирян.

И в этот самый момент, когда наше епархиальное духовенство подвергалось еще большему террору, чем раньше, в момент, когда обновленческое ВЦУ начинает направлять своих представителей в епархии, и один приход за другим начинает признавать их власть прежде всего потому, что священников, сопротивляющихся обновленцам, арестовывает ГПУ, при том, что епископат наш безмолвствует, действительно дезорганизованный разрушением канонического центра в Москве, 3(16) июня 1922 года появляется воззвание трех иерархов: митрополита Владимирского Сергия (Страгородского), архиепископа Нижегородского Евдокима (Мещерского), архиепископа Костромского Серафима (Мещерякова). Вот его текст.

"Мы, Сергий, митрополит Владимирский, Евдоким, архиепископ Нижегородский и Серафим, архиепископ Костромской, рассмотрев платформу временного церковного управления и каноническую законность управления, заявляем, что целиком разделяем мероприятия церковного управления, считаем его единственно канонически законной верховной церковной

властью, и все распоряжения, исходящие от него, считаем вполне законными и обязательными.

Мы призываем последовать нашему примеру всех истинных пастырей и верующих сынов Церкви, как вверенных нам, так и других епархий".

Неожиданно три правящих епископа, один из которых был одним из авторитетнейших иерархов РПЦ, вдруг заявили о своем признании обновленческого ВЦУ, и это заставило многих задуматься.

Трудно сказать, насколько быстро узнал м. Агафангел об этом воззвании. Возможно, он и не узнал о нем в течение, по крайней мере, двух - трех дней с момента его появления, но, во всяком случае, 5(18) июня 1922 года появляется его послание к архипастырям, пастырям и чадам Православной Церкви, в котором он, как патриарший местоблюститель, не имеющий возможности приступить к своим обязанностям, предлагает всему епископату другой путь церковной жизни, не путь подчинения обновленческому ВЦУ. Я приведу вам с небольшими сокращениями это очень обстоятельное послание м. Агафангела, которое вопреки стремлению властей не дать ему распространиться в массах верующих, все таки, достаточно быстро попало в различные епархии.

"Святейшему патриарху и отцу нашему Тихону угодно было от 3(16) мая 1922 года обратиться ко мне со следующей грамотой: "Вследствие крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе церковного управления до созыва Собора. На это имеется согласие гражданской власти. Потому благоволите прибыть в Москву без промедления. Патриарх Тихон".

Во имя святого послушания по долгу моей архипастырской присяги я предполагал немедленно, вступив в управление возложенного на меня служения Церкви, поспешить в Москву. Но вопреки моей воле, по обстоятельствам, от меня не зависящим, я лишен доныне возможности отправиться в Москву на место служения. Между тем, меня официально известили, что явились в Москве иные люди и встали у кормила правления Русской Церкви. От кого и какие на то полномочия получили они, мне совершенно неизвестно. А потому я считаю принятую ими на себя власть и деяния их незакономерными. Они объявили о своем намерении пересмотреть догматы и нравоучения нашей Православной веры, священные каноны святых Вселенских Соборов, православные богослужебные уставы, данные великими молитвенниками христианского благочестия, и организовать таким образом новую, именуемую ими "живой", церковь.

Мы не отрицаем необходимости некоторых видоизменений, преобразований в богослужебной практике и обрядах. Некоторые вопросы этого рода были предложены к рассмотрению Всероссийским Собором в 1918 году, но не получили решения вследствие преждевременного прекращения его деятельности по обстоятельствам тогдашнего времени. Но, во всяком случае, возможные изменения и церковные реформы могут быть проведены только соборной властью. А по сему я почитаю своим долгом по вступлении в управление делами Церкви созвать Всероссийский Поместный Собор, который правомерно, согласно со Словом Божиим в мере правил Святых Вселенских Соборов, рассмотрит все то, что необходимо и полезно для нашей церковной жизни".

Здесь м. Агафангел, как вы понимаете, имеет ввиду это самое обновленческое ВЦУ, которое состояло из людей, уже тогда сразу же приступивших к определенного рода изменениям в нашей жизни, в том числе и богослужебной в первую очередь. А далее его конкретное указание на то, что же делать:

"Возлюбленные о Господе преосвященные архипастыри! Лишенные на время высшего руководства вы управляете теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, церковными канонами, обычным церковным правом по совести архиерейской присяги впредь до восстановления высшей церковной власти. Окончательно вершите дела, по которым прежде испрашивали решение Священного Синода, а в сомнительных случаях обращайтесь к нашему смирению".

Как видите, м. Агафангел предлагает путь реализации определения 1920 года, о котором мы будем говорить подробно в дальнейшем. Как следовало поступить иерархам в этой ситуации? По какому пути идти из двух указанных? По пути 69

ли м. Сергия, который всегда был чужд обновленчеству, но который, принимая власть ВЦУ, рассчитывал изменить его политику, или же путь самоуправления епархиями, полного игнорирования обновленческого высшего церковного управления с опорой на церковные традиции?

К сожалению, расчеты м. Агафангела не оправдались, и мы сейчас в этом убедимся. И это было самое страшное в тех условиях. Приученные веками синодального управления, гасившего их епархиальную инициативу, все свои шаги соизмерять с решениями Синода, архиереи чувствовали себя чрезвычайно неуютно в этой ситуации. И после того, как м. Сергий с двумя своими единомышленниками признал обновленческое ВЦУ, один за другим епархиальные епископы стали признавать обновленческое ВЦУ, и этот процесс продолжался вплоть до 1923 года.

Нельзя сказать, что все они вдруг стали идейными обновленцами, отнюдь нет. В обновленческом ВЦУ их привлекало только одно: обновленцы обещали созвать Поместный Собор, они, действительно, добились от власти того, чтобы их признали официально, и возникала надежда, что, признав ВЦУ в данный момент, можно будет сохранить свою епархию, свое духовенство от репрессий, а затем на Соборе попытаться вернуть это ВЦУ в православное русло, просто восстановить каноничное церковное управление, тем более, что обновленцы проводили очень активную политику на местах.

Уже в начале июня 1922 года 56 уполномоченных "живой церкви" были направлены в епархии, и действовали они весьма сурово. Они приезжали в епархию, шли к епархиальному архиерею и, по существу, предъявляли ультиматум:

либо он признает ВЦУ, либо на епархию начинают обрушиваться репрессии. Далее, они созывали съезды духовенства и предлагали духовенству со своими приходами переходить в обновленческое ВЦУ, обещая за это признание властями этих приходов со всеми правами, а тем, кто не перейдет, наоборот, репрессии. И люди видели, что, действительно, нередко так бывает. Тот, кто признавал обновленцев, оставался на свободе, приход получал права, формальную регистрацию от местных органов власти, а те, кто сопротивлялся обновленцам, подвергались высылкам, приходы их закрывались.

Обновленцам этого было мало. Они чувствовали, что епископат неохотно идет на признание этого неканоничного органа, и уже 22 мая (4 июня) 1922 года произошла первая епископская обновленческая "хиротония", (То есть, правильнее сказать лжехиротония. ) когда священник Ченцов двумя епископами - Леонидом (Скобеевым) и запрещенным епископом Антонием (Грановским) - был возведен в епископы. К маю 1923 года было "рукоположено" уже 53 обновленческих лжеепископа, причем, как правило, их рукополагали даже без пострижения в рясофор, нередко из среды женатого белого духовенства, и некоторые сохраняли своих жен после епископских "хиротоний". То есть, по всем канонам это был неканоничный епископат, и у нас он появился, а это для Церкви самое страшное - двойная иерархия, причем, одна из которых заведомо оказывается безблагодатной.

Террор продолжался весьма активно, и уже к августу 1922 года 37 из 73-х епархиальных епископов присоединились к ВЦУ и только 36 продолжали поминать патриарха и управляться автокефально, то есть, управляться так, как предложил им управляться м. Агафангел, к тому времени уже арестованный и высланный в Нарымский край. Власти не простили ему обращения с призывом к самоуправлению епархиями, потому что он, действительно, этим обращением выбивал у ВЦУ почву из под ног. Если бы епархиальные архиереи в основной своей массе пошли по этому пути, но увы. К 1923 году большая часть наших правящих епископов (епископов еще синодального поставления) предпочла признать власть обновленческого ВЦУ, нежели управляться самостоятельно, и это было очень серьезно, тем более, что приходское духовенство нередко отстаивало православие достаточно последовательно.

Почему это произошло? Именно потому, что синодальный период, действительно, отучил наших епархиальных архиереев от инициативы, именно потому, что они разделяли мысль о том, что с помощью церковно - политических интриг с обновленческим ВЦУ удастся изменить его характер, многие епископы шли с ним на компромисс, они хотели церковно -политически переиграть обновленцев и поставивших их у церковного руля представителей власти. Насколько это был ус

пешный путь, мы увидим в дальнейшем, но я хочу подчеркнуть, что хотя большинство епархиальных епископов признало ВЦУ, большинство из них были, конечно же, противниками всех тех преобразований церковной жизни, о которых мы подробнее будем говорить с вами дальше.

А обновленцы, тем временем, чувствовали себя все более и более упрочившими свое положение. В июле 1922 года окончательно оформилась структура обновленческого высшего церковного управления. Председатель его - еп. Антонин (запрещенный в священнослужении), заместитель председателя - священник Владимир Красницкий, и несколько членов этого управления (шесть человек), в том числе Александр Введенский, Белков и еп. Леонид.

23 июля (6 августа) 1922 года Антонин (Грановский) был объявлен сначала архиепископом Крутицким, а в августе митрополитом Московским и всея Руси. Его обновленцы выдвигали на первый план, но реально власть все более концентрировалась в руках Красницкого и Введенского. Антонин (Грановский), будучи человеком, хотя и заблуждающимся, но лично более честным, чем другие, понимал, что им начинают манипулировать, что властям нужно даже не столько обновление Церкви, сколько создание раскола внутри Церкви, сколько превращения Церкви в свою марионетку. И у него все чаще возникали колебания. Это был человек, вы помните какого неукротимого нрава, и был трудноуправляем, власти это понимали. Вообще, личность этого человека особенно ярко представится тогда, когда я вам зачитаю программу той организации, которую впоследствии создал Антонин (Грановский) в рядах обновленчества. Но приведу вам вкратце одну выдержку из его полемики, которую он вел уже с властью. Дело в том, что Церковь в то время была обложена колоссальным подоходным налогом, и обновленцы рассчитывали, что их просоветская политика, их готовность передать все ценности властям приведет к тому, что власти хотя бы с них то налог снимут или сократят. Но власти несклонны были этого делать. Тогда Антонин (Грановский) обратился с письмом во ВЦИК, которое было написано в достаточно резких тонах. Там, в частности, была такая фраза: